Глава VI
— Потом увидишь змей…
1
Когда наступил рассвет, сэр Рудри собрал всю компанию, заходя в каждую «спальню» и поднимая тех, кто не успел проснуться.
Завтракали в машинах, поскольку при этом с провизией меньше хлопот. Чай на керосинках сделали Миган и Кэтлин (с припухшими глазами после почти бессонной ночи в Нафплионе). Открыли виноградный и апельсиновый сок для тех, кто предпочел их разливаемому девушками из чайников настою.
Мальчики уже восстановили бодрость духа и, держа в руках еду, гонялись друг за другом по театру и выкрикивали со сцены примитивные рифмы, время от времени возвращаясь попить или ухватить еще кусок.
Гелерт был мрачен и не ел ничего, а только лишь выпил две чашки чаю, угрюмо отказавшись от третьей. Окружающие подозревали, что это от угрызений совести. Ведь он не сделал никаких попыток добыть медицинскую помощь для раненого Армстронга, а просто сидел всю ночь рядом с ним, понятия не имея, жив он или мертв. Когда трапеза была окончена, Гелерт пошел за миссис Брэдли, чьему профессиональному попечению сэр Рудри вверил пострадавшего, и спросил ее по дороге к музею:
— Полагаю, ничего серьезного?
— Ничего серьезного, — подтвердила миссис Брэдли.
— Вы, наверное, интересуетесь, почему я не пошел за вами, когда это случилось?
— Абсолютно не интересуюсь, дитя мое. Я это знаю.
— Как?
— Вы думали, что убили его.
— Я не знал, что делать, — сказал с несчастным видом Гелерт. — Я и без того в беде. И понятия не имел, что же мне делать, если я его убил.
— Что произошло?
Гелерт рассказал.
— Понимаю. А какова была настоящая причина, дитя мое, что вы затеяли с ним ссору?
— Я вам сказал. Я был не согласен, чтобы он так вел себя по отношению к моему младшему брату и другим детям.
Миссис Брэдли несколько раз кивнула — не так, будто приняла это благое утверждение на веру, а так, будто пришла по этому поводу к определенным выводам. Или по поводу самого Гелерта. Тот взглянул на нее, но ничего к сказанному добавлять не стал.
Они вошли в музей, куда перенесли Армстронга. Он был в сознании, но смотрел мутным взглядом и был бледен. Голова его была забинтована.
— Меня нельзя передвигать, — сказал он резко, когда увидел ее. — И бинт нельзя снимать. Он присох.
Миссис Брэдли широко улыбнулась.
— Все будет хорошо, дитя мое, — сказала она.
Осмотрела бинт, дала больному воды, спросила, не клонит ли его в сон. Получив отрицательный ответ, удалилась, оставив с Армстронгом Гелерта.
— Извините, что так вышло, — сказал Гелерт.
— К чертям ваше «извините».
— Ну, тогда ладно. — Гелерт вышел и догнал миссис Брэдли еще до машин. — Джентльменские извинения не приняты, — заметил он, приноравливаясь к ее шагу.
— Гелерт, — начала миссис Брэдли, сбавив шаг, — ваш отец когда-нибудь был под наблюдением, вы не знаете?
— Вы же не имеете в виду, что он псих?
— В строгом смысле слова — нет, дитя мое. Но у меня такое чувство, что наблюдение ему бы не повредило.
— У меня тоже. И я думаю, что этой ночью за ним наблюдали.
— Мальчики?
— Мальчики? Нет, я имею в виду Дмитрия. Мне этот парень не нравится.
— Сегодня утром мальчики мне сообщили по секрету, что видели ночью привидение.
— Где?
— Среди развалин. Сегодня они собираются на него поохотиться.
— Вы полагаете, что мы проведем здесь еще одну ночь? Я думал, отец намеревается двинуться в Микены.
— Он собирался, но…
— Да, конечно. Армстронг. Его нельзя трогать.
— Можно. У него здоровенная шишка и рана волосистой части головы, но двигаться он может. Вы напрасно себя терзаете.
Она улыбнулась. Гелерт шел, пиная ногами камешки.
— Ну-ну, — добродушно сказал сэр Рудри, когда они вернулись в общий круг, — как там наш фотограф с пробитым черепом?
— Тетя Адела думает, что он может ехать, если хочет, — ответил Гелерт прежде, чем ответ успела дать миссис Брэдли.
— Чушь! — тут же возразил сэр Рудри. — Я не могу рисковать здоровьем этого парня. Чушь, Беатрис! Чушь!
— Хорошо, дитя мое, — с широкой улыбкой ответила миссис Брэдли. — Мне очень нравится это место. Как насчет поехать в Нафплион искупаться?
Началась суматоха, и меньше чем за две минуты машина была набита. Поехали трое мальчишек, Миган, Гелерт и Дик. Миссис Брэдли, жестом велев шоферу выйти, села за руль. Гелерт разместился рядом с ней, остальные сумели втиснуться на сиденья, рассчитанные на четверых.
Сэр Рудри, который, казалось бы, должен был инстинктивно протестовать против этого внезапного исхода большей части экспедиции, смотрел вслед машине, идущей по дефиле к большой дороге на Нафплион. Вскоре пыль осела, и оказалось, что его оставили одного, если не считать висящего высоко над долиной орла, Кэтлин Карри и ее отца, которые сидели в театре, отдыхая до наступления дневной жары.
Он огляделся, будто ища, чем заняться, и потом решил пойти в музей. Осмотрев планы и изображения реконструкции Толоса, пошел навестить Армстронга.
Снаружи, на пятнадцатом ярусе театра, Кэтлин сказала отцу:
— Кеннет говорит, Айвор не признает, будто это был сэр Рудри.
— Однако Кеннет, ты говоришь, видел эту фигуру?
— Нет. Они испугались и убежали. Но Кеннет потом вернулся посмотреть. Хотя ничего видно не было. Утром, на рассвете, он снова пошел и взял с собой лупу. И говорит, что это были следы сэра Рудри.
— Они не могли быть оставлены в эту ночь.
— Я знаю, об этом и говорю. Тебе не кажется, что происходит что-то интересное?
— Не знаю, что и думать. Кеннет — отличный парень. Я ему дам… сколько сейчас стоит драхма?
— Не знаю, чуть меньше полпенни, наверное. Отец, я не хочу оставаться здесь еще на одну ночь. Я боюсь этих змей. Он наверняка будет их использовать. Так или иначе.
— Ну нет. Он не мог бы. Они же ядовитые, понимаешь?
— Да, но… ты знаешь, отец, что-то ужасное случится до нашего возвращения в Афины. Я боюсь. Я ужасно боюсь. Куда сильнее, чем ты думаешь.
— Я вижу, что ты напугана, — ответил Александр. — Взбодрись, девушка! Никто пока не умер, и уж не змеи бедного Рудри нас убьют.
2
Купальщики вернулись к вечеру. Они пообедали в Нафплионе и отлично провели время. Музей снова превратился в место сиесты, и после чая, когда солнце стало убавлять свирепую жару, экспедиция разбилась на двойки и тройки и пошла исследовать долину и ее окрестности.
Кэтлин шла одна и, согласно предварительной договоренности, в деревне Лигурии, до которой от Асклепиона Эпидавра не больше четырех миль, встретилась со своим мужем Иэном. Они сели там в сельской лавчонке, где им подали пахнущее смолой вино. Потом пара вышла посмотреть на колодец и пошла обратно к театру.
Вокруг деревни расположились поля и виноградники, но вскоре проселочная дорога ушла в сторону. Вокруг долины святилища сомкнулись голые печальные горы. Вечерело, солнце зашло. Там, где дорога уходила направо, Иэн и Кэтлин остановились. Он сказал:
— Хороший вечер, верно?
— Хороший вечер, Иэн.
— Может быть, я плохо поступил, женившись на тебе — такой юной и такой невероятно красивой.
— А за кого бы я еще вышла? Ты невероятный дурак, дорогой мой муж.
— Может быть.
Он посмотрел на нее задумчиво, потом они порознь вернулись в долину. Когда Иэн неспешно вернулся к машине, Кэтлин увела миссис Брэдли к верхним ярусам театра полюбоваться видом и спросить, разрешит ли она провести ей эту ночь в своем и Миган обществе. Рональд Дик, густо покраснев, прямо предложил себя в компанию четвертым. Он почти лишился дара речи от радости, так как Миган была его единственной спутницей на прогулке.
— Разнополые группы не допускаются, — сказала ему миссис Брэдли сурово. — Таковы инструкции сэра Рудри, дитя мое. Кто я такая, чтобы им перечить?
— Не понимаю, почему это важно. Этой ночью ничего не случилось, а отец — упрямый тупица, — решительно возразила Миган. — Вы остаетесь. Если тетя Адела вас не любит, может расположиться где угодно одна, потому что втроем мы будем чувствовать себя в полной безопасности, и я в этом уверена.
— Очень невежливое замечание, и я думаю, что поймаю вас на слове, — ответила миссис Брэдли.
— Пожалуйста, оставайтесь с нами, — попросила Кэтлин. — Рональд знает про Иэна, я ему сказала. Когда отец завершит свой обход, Рональд тоже может прийти. Другие водители не будут знать, а если и будут, то по-английски они не говорят, так что это все равно не важно.
— Но сэр Рудри говорит по-гречески, — напомнила миссис Брэдли.
— А отец нет, — возразила Кэтлин и улыбнулась Рональду Дику. — Лучше бы нам еще и Гелерта позвать и быть всем вместе.
— А Армстронг? — спросил Дик.
— И еще Дмитрий, — напомнила миссис Брэдли.
— Этих мы позвать не можем, — сказала Миган. — К тому же Дмитрий спит в машине. Этой ночью спал. А Армстронг, наверное, сегодня будет спать в музее. Кстати, насколько он серьезно ранен?
— Почему вас это интересует, дитя мое?
— Мне кажется, он задумал какую-то пакость.
Черные глаза миссис Брэдли внимательно всмотрелись в глаза говорящей. Миган отвела взгляд, не выдержав немого вопроса. Миссис Брэдли приподняла брови и сложила тонкие губы трубочкой.
— Вы меня заинтриговали, дитя мое, — сказала она, но Миган не приняла это замечание за приглашение высказать, что она думает или подозревает.
Спустились сумерки, и участники экспедиции разошлись. Но постепенно они собрались снова, и перед полночью все, кроме сэра Рудри, Александра Карри, Армстронга, Дмитрия, Диша и шоферов, собрались возле миссис Брэдли и шепотом переговорили друг с другом, после чего один за другим легли спать. Кэтлин и Иэн спали бок о бок, Рональд Дик, напряженный и в то же время радостный, лежал между Миган и миссис Брэдли. Лицо его было повернуто к предмету его любви. Дерзнув превыше своих самых диких надежд, он положил на нее руку. Миган прижала его тощую руку своей, более сильной, и придвинула свою крупную фигуру на шесть дюймов ближе к нему. Гелерт лежал один, мрачно размышляя о своей зря потраченной жизни и упущенных возможностях. В два часа ночи или около того между спящими скользнула большая змея, привлеченная теплом и тишиной, и незаметно для всех свернулась между миссис Брэдли и Диком. Миссис Брэдли, проснувшись на рассвете, положила на нее руку и удивилась, но, так как змея не сделала попытки шевельнуться, руку убирать не стала и едва-едва приподняла голову, чтобы на нее взглянуть. Это не была гадюка — ясно было с первого взгляда. Змея была намного длиннее и совсем другой расцветки.
— Радуйся, Асклепий! — вежливо сказала миссис Брэдли, сочтя за лучшее приветствовать божество, которое, насколько ей было известно, по-прежнему правило каменистой долиной.
Она потянулась за своим кожаным баулом (который всегда держала при себе ночью, поскольку в нем, кроме одежды, были еще блокнот для записей, чековая книжка и литература для чтения), аккуратно вынула все содержимое и осторожно положила пустой баул поверх рептилии. Потом опустила голову на баул, подложив под шею свернутую запасную одежду, и устроилась поудобнее в ожидании призыва на завтрак.
3
Александр Карри ожидал беспокойной и бессонной ночи. Он был из тех людей, для которых чужое присутствие в комнате есть прямой источник раздражения, а нахождение в музее в эту ночь не только мальчиков, но и Армстронга вызывало в нем отчаянное беспокойство. Будь он ребенком, он начал бы сучить ножками и орать. Будь он девушкой-подростком, впал бы в приступ истерии. Будучи самим собой, он всего лишь метался, дергался, вертелся, бормотал, ругался, садился, ложился снова и наконец встал и вышел, таща с собой постель. Он предпочел иметь дело со змеями Асклепия тому, чтобы остаться в музее с невидимой, но действующей на нервы компанией.
Александр не стал уходить далеко, а лег под какими-то деревьями между музеем и театром, где вскоре и заснул. Мальчишки, снова строя планы, подталкивали друг друга в бок и жестами выражали заметную радость, избавившись от его присутствия. Как только они решили, что уже можно, тут же вышли вслед за ним в двери и, ведомые Кеннетом (поскольку Айвор в качестве предводителя накануне полностью себя скомпрометировал), направились прямо в лабиринтное основание Толоса, где сын сэра Рудри, как считалось, увидел таинственную фигуру, которую они сейчас и искали.
Айвор же, надо сказать, решительно держался своей версии, будто его очевидный страх был деланым с целью обмануть остальных, но это его отступничество от прошлых своих слов не приняли ни Кеннет, ни Стюарт.
По мере приближения к цели Айвор стал отставать, но энергичный пинок Стюарта выдвинул его вперед. Кеннет подобрался к краю развалин и заглянул через стенку. И тут же попятился обратно.
— Он там! — шепнул он. — Во всяком случае, что-то белое я там видел.
— Давайте глянем, — предложил Стюарт.
Белая фигура с достоинством и осанкой, создающая впечатление мужественной силы, двинулась к нему.
Одно дело — научное любопытство, совсем иное — привидение. Мальчики снова побежали, и на этот раз, в панической спешке, прочь от лагеря, и потому не были услышаны паломниками.
Вскоре они споткнулись и полетели на землю — первым Кеннет, потом Айвор и последним Стюарт. Поднявшись, они обнаружили болезненные синяки, но паники уже не было, и они медленно захромали к музею. В безлунную ночь здания на фоне неба видно не было, однако оно вдруг перед ними выросло. Снова они присели в его тени, посмотрели на себя и разозлились.
— Ну, вы совсем ку-ку, — сказал Айвор. — Позволили бы мне снова вести, уж я бы точно так не драпанул. Мы едва не увидели, кто это, и тут вы вдвоем пускаетесь бежать. Уж я-то точно не стал бы. Я бы…
— Ты бы, ты бы! — Кеннет стукнул его в грудь. — Уж если ты такой разэтакий, можешь пойти обратно один. Давай! Слабо?
— Это нечестное «слабо», — сказал Стюарт. — Но если ты пойдешь, Айвор, я с тобой.
— Тогда все идем, — заключил Кеннет. — Не может быть, чтобы это было что-то совсем ужасное. Чем бы оно ни было, за нами не погналось.
— Это мог быть Асклепий, — сказал Айвор.
— Он нам плохого не сделает, — сказал Стюарт. — Давай, Айвор. Идешь?
— Все идем, — сказал Кеннет, не услышав ни от кого возражений.
Они пошли за ним к развалинам, но на этот раз ничего там не увидели.
— Значит, нас дважды разыграли, — сказал Айвор неискренне и с тайным облегчением. — Утром скажу отцу.
— Я все равно могу поспорить, что это был твой отец, — заметил Стюарт.
— Зачем бы он стал шнырять по норам?
— Именно так, — с надеждой сказал Кеннет. — Наверное, он что-то там искал. Ну, клад или что-то такое, и не хочет, чтобы про это кто-нибудь знал. Завтра утром посмотрим еще раз. А сейчас я спать.
Они прокрались обратно в музей. Сторож тяжело дышал во сне. На постели Кеннета спала большая змея, но он ее не увидел до утра, когда Стюарт, заметив ее голову рядом с головой Кеннета, сказал тихо:
— Слушайте, люди, это же Асклепий.
Потом, как разумный ребенок, подполз к Кеннету, разбудил и оттащил от змеи прочь. Кеннет, тоже придя в ужас, внешне остался спокойным, только лицом покраснел, как кирпич.
— Надо ее убить, — сказал он.
Ребята стали шепотом держать совет. Стюарт защищал змею, остальные требовали ее уничтожения. Змея, ощутив отсутствие тепла от Кеннета, проснулась, приподняла на шесть дюймов голову на толстоватой пятнистой шее и посмотрела на них недвижным взором. Они уставились на нее.
— Бежать не стоит, — сказал Стюарт со свойственной ему серьезностью. Зеленые глаза на веснушчатом лице изучали змею с интересом, взявшим верх над вульгарным страхом. — Знаете, я думаю, она к людям привыкла. Предлагаю дать ей молока и посмотреть, что она будет делать.
— Она вопьется тебе клыками в руку, — ответил Кеннет. — Но если хочешь, пойду поищу молока.
Айвор, твердо заверив, что змеи не боится, пошел с ним. Стюарт тоже собрался идти, но, заметив, что змея опустила голову и всем своим видом показывает желание вернуться к прерванной дремоте, решил остаться на месте. Он пять минут неподвижно ждал после ухода друзей, не желая двигаться, чтобы не беспокоить рептилию. Потом все же осмелел и подошел к ней с намерением осмотреть внимательнее. Змея, как будто желая пообщаться с человеком, следила за ним. Потом она будто потянулась, совершила прицельный бросок к его ноге и преданно обвилась вокруг нее. Стюарт испугался до ужаса и все же остался стоять как каменный. Змея же уронила голову на его ногу в сандалии и устроилась на подъеме стопы. Тут до него стало доходить, что это может быть не просто змея, но одна из тех ручных змей заклинателя, что исчезли из ящика сэра Рудри, замененные гадюками.
Вскоре пришли остальные с козьим молоком и с сэром Рудри.
— Ага, — сказал сэр Рудри. — Вот это очень приятно.
— И что это? — спросил голос миссис Брэдли с порога. Вокруг ее руки, положив голову на ладонь и будто бы слегка улыбаясь (невероятно похоже на улыбку самой миссис Брэдли), обвилась другая змея. — Третья с Гелертом, который кичится прежним с ней знакомством, а четвертая… — Она исчезла в дверях и пошла туда, где спал Александр Карри. Голова его, как и голова Иакова, лежала на каменном изголовье. Четвертая змея с нежностью, достойной аспида Клеопатры, покоилась у него на груди. Его левая рука была небрежно брошена поперек чешуйчатых колец. Его дыхание, как и дыхание утра, с разной температурой, но с одинаковой нежностью овевало шею змеи.
Раненого Армстронга, как заметила миссис Брэдли, нигде не было видно, ни в музее, ни снаружи. Люди осторожно разбудили всех змей и покормили их, в неведении, что змеи заклинателя все как одна были куда опаснее гадюк, обладая смертельным ядом. Но незнание есть благословение, и следует отметить к чести змей, что во все время завтрака они себя вели как ручные зверюшки.
4
Кажется, все молча согласились не информировать Александра Карри, что выбранное им самим ложе он разделял со змеей, пусть даже самой дружественной и безобидной. За отсутствием жестяного ящика четырех змей поместили в багажник машины, которую вел Иэн, и инцидент, хотя и не был забыт, вскоре был вытеснен из памяти вторжением в долину зевак с круизного лайнера, пришедшего утром в Нафплион.
Хорошо одетые, громогласные, невежественные и восторженные туристы высыпали из нескольких десятков автомобилей и наводнили музей. За ними шли не менее громогласные, но плохо обученные экскурсоводы, распинавшиеся по поводу этих развалин. Туристы надевали солнечные очки, мазались лосьонами от мух, потели, визжали, курили, хохотали и наконец убрались к себе на корабль.
Сэр Рудри, в буквальном смысле пританцовывая от ярости, сообщил после их отбытия, что они любое существующее в долине проявление божества уничтожили навсегда и что ситуация должна «устаканиться». Возможно, только через несколько недель можно будет продолжать исследования результативно.
Армстронга обнаружили под деревьями недалеко от театра. Он несколько туманно объяснил, что, наверное, ходил во сне. Мальчишки, осмотрев друг друга в поисках синяков, таковых не обнаружили.
— А я же пришел совершенно избитый, — сказал изумленный Кеннет.
Ни у кого ни следа не осталось после всех серьезных падений, полученных на бегу прочь от Толоса.
— Если эти туристы помешали нам провести здесь еще одну ночь, я выпью за их здоровье, — сказал Гелерт миссис Брэдли, когда на дороге осела пыль.
Сэр Рудри, все еще пылающий огнем и экипированный теперь солнечными очками и тропическим шлемом, писал свои записки. Он решил просто зарегистрировать факт появления змей, а выводы сделать потом. Так как ни к какому заключению пока не пришел, о чем и сообщил окружающим. Миссис Брэдли созналась в желании попасть в Микены. Трое шоферов оставались при автомобилях, а Кэтлин, когда об этом узнала, разрывалась между тревогой и радостью.
— Я все еще не могу понять, почему отец тебя не узнаёт, — повторяла она Иэну.
— Он не ожидает меня здесь увидеть. Он думает, что я в Шотландии, — ответил Иэн. — Было бы очень странно, если бы он меня и вправду узнал.
Так что полдень опять застал паломников в Нафплионе, и пока старшие оставались в гостинице, в тени и относительной прохладе, мальчики, побратавшиеся с туристами, были приглашены на лайнер на ланч и получили разрешение осмотреть корабль от носа до кормы и от верхней палубы до машинного отделения. Корабль снова отошел в шесть, а в половине седьмого паломники сели в машины для поездки в Микены по дороге Аргос — Коринф.
Поездка была непродолжительной. Аргоса достигли, проехав семь миль по северо-западному склону, где с запада вдоль всего шоссе идет железная дорога, пересекаясь с ним за три четверти мили от Аргоса. Мальчики приветствовали поезда громкими возгласами.
Шоферы не повели машины через город, а объехали его по окраине. Ехали по безводной равнине, через поля кукурузы, плантации табака и орошаемые из скважин фруктовые сады. Через шесть миль путешественники достигли деревни Фихтия, ближайшей к разрушенной крепости. Дорога дошла до низшей точки равнины Арголиды, вела между плантациями хлопка и табака, потом колонна свернула на дорогу поменьше, и через милю и три четверти показалась цель поездки.
Акрополь города Агамемнона гордо высился в изголовье своей дикой долины. Равнина Арголиды уходила к югу, дорога была дикой и пустынной. Голые вершины, мертвые, как лунные горы, вздымались одна к северу, другая к югу от Микен, и в конце восходящей тропы расположились Львиные Врата цитадели. Сама тропа была заключена между стенами из больших серых камней.
— Златые Микены, — сказал сэр Рудри.
Он манерно поцеловал циклопическую каменную кладку и отсалютовал львам, вставшим на дыбы по обе стороны надвратной колонны. Вложив пальцы в дверной проем, он погладил края арки.
— Златые Микены, — повторил он.
Остальные пошли за ним в арку, где когда-то висели огромные деревянные створки ворот, а сейчас их охраняла невысокая железная изгородь с калиткой, и направились вверх по крутой неровной тропе рядом с разбитой стеной. Каменистая, увитая дикими растениями тропинка круто уходила от дороги вверх. Стена становилась выше, тропа еще круче, и вскоре показался могильный круг, опоясанный узкой дорожкой, обложенной вертикально размещенными и плотно пригнанными друг к другу широкими глыбами камня. Трудно было себе представить, что эти камни установлены три тысячи лет назад, если не раньше.
— Здесь найдено семнадцать тел — одиннадцать мужчин и шесть женщин, — сообщил сэр Рудри мальчикам, которые рвались исследовать столь заманчивое место собственными силами, но волей предводителя экспедиции должны были идти рядом с ним.
— Их хоронили вот здесь? — спросил Стюарт, показывая на глубокие, сложенные из камня ямы круга.
— Шахтные гробницы. Агамемнон. Про Троянскую войну слышал? — спросил Александр Карри.
— Но он ведь вернулся живой? — спросил Кеннет, знавший, как достать собственного отца.
— Где он был убит, сэр? — спросил Айвор, тоже знавший эту игру.
Александр глянул сердито на обоих и догнал Гелерта, который шел впереди отца и сейчас остановился, глядя на раскопки, будто что-то высматривая.
— А почему их называют Златые Микены, сэр? — спросил Стюарт, невинно обращаясь к сэру Рудри.
— Потому что они играли колоссальную роль во времена упадка Кносса на Крите, мальчик мой, и из-за золота, которое здесь использовалось и было впоследствии найдено.
— Найдено? — Мальчики сгрудились около него. — Вы хотите сказать, что если бы мы пришли сюда искать, то нашли бы золото, сэр?
— Ну, — ответил сэр Рудри, — могли бы. Я бы не сказал, что здесь что-то осталось, но, конечно, никогда нельзя сказать наверняка.
— Я знаю, какие вещи здесь надо искать, — вдруг заявил Айвор. — Я такое видел в музее в Афинах. Клинья, клинья, клинья, и все под стеклом!
— Нет-нет, ты будешь при мне! А то еще упадешь в раскоп, — сказал сэр Рудри, взволновавшись и озаботившись. — Беатрис, я не думаю, что мальчикам следует бродить здесь самостоятельно.
— Они будут бродить со мной, дитя мое, — покладисто ответила миссис Брэдли. Она, без всякого желания, была всей компанией назначена небом посланным ментором, наставником и надзирателем над мальчишками, и никто другой не пытался справиться с их воодушевлением, страстью к приключениям, странностями характера или открытым неповиновением.
— Класс! — сказал Кеннет. — Чур лезем в Аверно!
Он подошел к обломку стены и заглянул прямо в глубину.
— Спорим, могу туда прыгнуть?
И прыгнул. Покачнулся и пошел по дну раскопа. Ничего там интересного не было, но мальчику доставило удовольствие то, что он претворил свое желание в действие, причем вызывающе непреемлемое, судя по сердитым укорам сэра Рудри. Кеннет ответил на них ангельским выражением лица.
— Чур я, — сказал Айвор и прыгнул вслед за Кеннетом, но упал и оцарапал оба колена. Стюарт подошел к яме на другой стороне тропы, возле стены крепости, и заглянул в нее с серьезным видом.
— Интересное место, — сказал он. — А когда мы увидим ульевые гробницы?
— Мне кажется, сейчас, — ответила миссис Брэдли.
Но сэр Рудри, собравший вокруг себя свое племя и направивший стопы к воротам, в нерешительности замедлил шаг и остановился.
Кеннет и Айвор, которым надоели шахтовые гробницы, вылезли из них на крутой каменистый склон и подошли к Стюарту и миссис Брэдли.
— А что бы вы сделали, — вдруг спросил Айвор, — если бы мы ноги сломали?
— Лечила бы. Это было бы больно, — ответила миссис Брэдли.
Мальчики радостно засмеялись, радуясь, что не поломали ноги. Сэр Рудри спросил:
— Свечи есть?
— Чушь, — ответил Александр Карри, забравшийся наверх, чтобы увидеть равнину Аргоса, и теперь ею разочарованный. — К сумеркам мы только-только подойдем к ульевым гробницам. Солнце уже клонится к закату.
Армстронг, снявший с головы бинт, но надевший под шляпу большой цветной платок, достал из кармана полотняного пиджака с полдюжины свечек и отдал своему нанимателю.
— Ага, хорошо, — сказал сэр Рудри, не обращая внимания на Александра Карри, который так и остался стоять посреди тропы, взывая к здравому смыслу. — Мальчики, потом ваша очередь. Сейчас стойте, где стоите.
Он повернулся и повел остальных к почти невидимым развалинам дворца на холме. Мальчики посмотрели на миссис Брэдли, она покачала головой.
— Есть потайная лестница. Можем потом спуститься. Давайте перехватим сэра Рудри у сокровищницы Атрея, — сказала она.
Идея быть в авангарде и выйти первыми мальчикам понравилась. Они прошли за миссис Брэдли под Львиными Вратами, вниз в широкий вход, обратно к дороге и через нее вверх по барьеру на дальней стороне сводчатой гробницы, прибежища бесчисленных пчел.
Ко входу в гробницу или сокровищницу вела широкая тропа, обрамленная огромными стенами, и над этим входом был прилажен запорный камень весом сто тринадцать тонн. Внутри было темно, как в погребе, пока миссис Брэдли не включила электрический фонарь. Его свет позволил рассмотреть стены. Потом мальчики и миссис Брэдли проникли в меньшую внутреннюю камеру, где чернота была такой густой, что, казалось, имела вес и плотность. Айвор вдруг вцепился в руку миссис Брэдли.
Вернувшись в сводчатую камеру, они затопали по твердой земле, и звук стал распространяться по полу и вокруг всего основания гробницы, как круги по воде от брошенного в нее камешка.
— Мне тут нравится, — сказал Стюарт, когда они вышли обратно на тропу. — Надеюсь, мы здесь останемся на недельку.
— Я бы не стал думать, что мы здесь проведем более одной ночи, — возразил Кеннет. — Тут все пока что полный швах.
— Что ты имеешь в виду? — повинуясь импульсу, спросил Айвор на обратном пути к гробнице, когда они остановились у входа в ожидании остальных.
— Понимаешь, — сочувственно сказал Кеннет, — может быть, все будет хорошо, если твоему отцу простят эту проделку со змеями, но все знают, что это был подлог.
— Да? А что тогда этого гада Армстронга вылечило? Он ведь чуть не помер?
— Нет. Это твой брат струсил.
— Мой брат не струсил!
— Все-таки струсил, — сказала миссис Брэдли ласково. — Как струсил бы каждый из нас, случайно убив своего собрата ночью, в непонятном месте, без свидетелей и оправдания.
Это суждение, показавшееся разумным, мальчики приняли в молчании и вскоре занялись игрой в догонялки вдоль входной тропы и на окружавшей ее неровной местности.
Сэр Рудри и остальной отряд, измазанный каплями стеарина, явился со смотрителем, который до этого открыл сокровищницу для миссис Брэдли и мальчиков. Они ему понравились, и он взял их обратно в гробницу — показать при свете своего фонаря стены, когда-то утыканные бронзовыми розетками, и чтобы снова осветить им внутреннюю камеру.
Армстронг в сокровищницу не входил. Он остался в дверях, и когда Кэтлин, которой тяжело было переносить темноту, снова вышла, неспешно направившись к машинам, пошел за ней и сказал:
— Значит, с шоферами по ночам разгуливаем?
Кэтлин резко обернулась и посмотрела на него. Увиденное ей не понравилось, она повернулась и пошла прочь. Армстронг ускорил шаги и догнал ее.
— Подите вон! — воскликнула Кэтлин, прочитав его намерение поцеловать ее.
Услышав, что она повысила голос, Иэн взметнулся вверх с дороги, где стояли машины.
— Не распускайте руки, — сказал он и двинул Армстронга в зубы, но не слишком сильно, помня, что у того травма головы. — Не следует докучать дамам, сэр.
Армстронг, у которого на лице показалась кровь, схватился за рот и повернул обратно к гробнице.
— Если позволите, я провожу вас, мадам, — добавил Иэн так, чтобы ему было слышно.
— Вас всех, — крикнул Армстронг, — наняли, потому что вы по-английски не говорите! Я добьюсь, что тебя уволят, ты слышишь, ты, помесь, полукровка? Ты понял?
Иэн не обратил внимания, почтительно шагая рядом с женой.
— Нехорошо было бы, если бы он узнал, кто я, — сказал он безмятежно.
— Я тебя люблю, — ответила Кэтлин. Слова эти потребовали усилия, потому что никогда раньше она их не говорила, и они для нее звучали странно и нескромно. — Он недавно пытался поцеловать Миган, — быстро добавила она, — но она дала ему пощечину и отдавила ногу.
— Хорошая большая девочка, — одобрительно сказал Иэн. — Я хочу видеть гробницу Клитемнестры и гробницу Эгисфа. Они прямо наверху. Как ты на это смотришь?
— Подождите меня, — сказала миссис Брэдли. — Я тоже хочу посетить гробницу Клитемнестры. Иэн, возвращайтесь к машине. Сэр Рудри и Александр Карри идут прямо за мной.
Иэн улыбнулся, отсалютовал и пошел прочь.
— Армстронг становится докучливым, — сказала Кэтлин, когда они остановились перед меньшей, развалившейся ульевой гробницей за Львиными Вратами.
— Я это предполагала. Мы должны его отослать домой, он здесь совершенно не в своей стихии, мне кажется. Интересно, из-за чего Гелерт с ним поссорился?
— Вы не думаете, что это правда из-за мальчишек?
— О нет, — ответила миссис Брэдли. — Мальчишки эти несносны для любого нормального молодого человека. И Гелерт должен был бы помочь Армстронгу их воспитывать, а не останавливать его.
— Понимаю. И вас они тоже раздражают?
— Нет. Я вижу их как через стекло, в тумане — это все издержки возраста. А молодые люди видят их лицом к лицу, причем исключительно ясно. Гелерт не хочет видеть в Айворе своих недостатков, а Кеннет, конечно, должен быть очень трудным мальчиком. Он просто образец мальчишества. Остальные двое куда более индивидуальны.
— А мистер Армстронг очень хороший фотограф?
— Я думаю, в этом нет сомнений.
— Мы его возьмем с собой в Эфес? Если да, то вряд ли я поеду. Иэн не поедет. Его работа на сэра Рудри кончается в Афинах. Я думаю, что вернусь с ним в Шотландию, а отцу напишу с парохода.
— Блестящая идея, — сказала миссис Брэдли, понявшая, что в данный момент ни одна сторона ничего не выиграет, если Кэтлин прямо скажет отцу, что она замужем за Иэном и намеревается вернуться с ним на родину.
— Я полагаю, вы ничего для нас не могли бы сделать?
— Конечно, могла бы. Для начала я могу дать Иэну работу, когда он закончит колледж. Я полагаю, он оканчивает с отличием?
— Никак иначе. Он очень умен и очень усердно работает. Но я же ничего такого не имела в виду, — сказала она огорченно.
— Меня в нем восхищают оба эти качества, дитя мое, — сказала твердо миссис Брэдли. — Вы желаете зайти в эту гробницу?
— Нет, я и без того достаточно знаю о Клитемнестре. Вот не могу понять, почему вы мне сперва не понравились?
— Эти взаимные антипатии — очень интересная вещь, — тихо засмеялась миссис Брэдли.
Кэтлин посмотрела на нее удивленно.
— Я… я надеюсь, что мы обе переменили свое мнение, — сказала она нерешительно и с подкупающей простотой.
— Не сомневаюсь, дитя мое.
Они вернулись к остальным, которые под руководством, как всегда, сэра Рудри и в сопровождении трех прыгающих мальчишек уже искали их, чтобы разместиться на ночь.
— Мы принесем гомеровские жертвы как у дворца, так и у сокровищницы Атрея, — говорил сэр Рудри. — Трудность представляют быки. Однако этот добрый человек, — он показал на хранителя ключей, — думает, что мы сумеем повлиять на кого-нибудь из крестьян и получить двух коз. Несомненно, того результата, что с быками, ждать не стоит, но, при наличии в нашем распоряжении крови и внутренностей, что-то может получиться.
— Ага, едкая вонь, — сказал Кеннет тихо за спиной своего отца. Александр Карри обернулся к нему и улыбнулся.
— Мне не кажется, что козы — это удачное решение, отец, — сказал Гелерт. — Они определенно связаны с черным искусством. Мне кажется, что следует хорошо подумать, прежде чем решиться.
Он прервался и провел оживленный разговор со смотрителем на современном греческом.
— Он говорит, что козы черные, — сообщил он, когда они с греком приспособились к произношению друг друга. — По мне, приносить в таком месте в жертву черных коз — значит накликать беду.
