Копыта Флит расплескивали воду. Тускло-серая гладь расстилалась вокруг, тревожимая только их движением. Армстронг думал о мелких зверушках, всяких полевых мышах и ласках, надеясь, что им удалось найти спасение на возвышенностях. Он думал о птицах, ночных охотниках, лишившихся привычных угодий. Он думал о рыбах, которые потеряли речное русло и очутились среди травы на глубине всего нескольких дюймов, в компании Армстронга и его лошади. Он надеялся, что Флит не наступит на какую-нибудь живую тварь, заблудившуюся на местности, которая сейчас не принадлежала в полной мере ни воде, ни суше. Он надеялся, что с ними все будет хорошо.

Но вот они достигли старого дуба, росшего на берегу напротив Сивушного острова.

Сквозь шум дождя Армстронг услышал новый звук. Когда он повернул голову в ту сторону, от ствола дерева отделился темный силуэт.

– Робин!

– Почему так долго?

Армстронг спешился и разглядел в полумраке своего сына, который зябко поводил плечами и дрожал от холода в своем тонком пиджаке. Первую фразу он произнес резко, с этакой мужской бравадой, но дребезжащие нотки в голосе свели на нет весь эффект.

Армстронг на миг инстинктивно почувствовал сострадание, но ему тотчас вспомнилась кровавая полоска на шее дочери.

– Напасть на свою родную сестру, – произнес он сурово, покачивая головой. – Уму непостижимо…

– Это мамина вина, – сказал Робин. – Если бы она сделала, как я просил, этого бы не случилось.

– Ты обвиняешь свою мать?

– Я обвиняю ее во многих вещах, включая и эту.

– И ты еще смеешь перекладывать свою вину на нее? Твоя мать – лучшая женщина на свете. Чья рука приставила нож к горлу Сьюзен? Чья рука держит этот же самый нож сейчас?

Молчание. А затем:

– Ты принес деньги?

– О деньгах поговорим позже. Сначала надо обсудить другие вещи.

– У меня на это нет времени. Дай мне деньги, и я уйду. Нельзя терять ни минуты.

– Что за спешка, Робин? Кто за тобой гонится? Что ты наделал?

– Долги.

– Так возьмись за дело и заработай деньги, чтобы рассчитаться с долгами. Возвращайся на ферму и трудись вместе со своими братьями.

– Трудиться на ферме? Это ты можешь вставать в пять утра каждый день и кормить свиней в темноте и холоде. А я создан для другой жизни.

– Тебе придется заключить соглашение со своим кредитором. Я не могу выплатить всю сумму сразу. Это слишком много для меня.

– С ним джентльменских соглашений не заключишь. Это не какой-нибудь банкир, готовый пересмотреть условия. – Он издал невнятный звук: то ли усмехнулся, то ли всхлипнул. – Дай мне деньги – или отправь меня на виселицу… Тсс!

Оба навострили слух. Ничего.

– Деньги, скорее! Если я не уберусь отсюда этой ночью, то…

– И куда ты отправишься?

– Да хоть куда. Главное, подальше. Туда, где меня никто не знает.

– И оставишь столько вопросов без ответа?

– На это у меня нет времени!

– Расскажи мне правду о твоей жене, Робин. Расскажи правду об Алисе.

– Разве это сейчас имеет значение? Они мертвы! Они трупы. Их нет.

– И ни слова сожаления? Или раскаяния?

– Я рассчитывал на солидное приданое! Она говорила, что ее родители немного поворчат, а потом простят нас обоих и завалят деньгами. Вместо этого она оказалась камнем на моей шее. И теперь она мертва, а девчонку она утопила – что ж, туда обеим и дорога.

– Как у тебя язык повернулся сказать такое?

Тонкий дрожащий силуэт внезапно замер.

– Ты это слышал? – спросил Роберт, понизив голос.

– Ничего не слышу.

Его сын еще несколько мгновений прислушивался, а потом вновь повернулся к Армстронгу:

– Если он еще не здесь, то скоро будет. Дай мне деньги, и разойдемся.

– А что с этой девочкой из «Лебедя»? Той, которую ты долго не объявлял своей, но и не отказывался от нее. А потом устроил целый спектакль на летней ярмарке. Расскажи мне об этом.

– Ну вот, опять ты за свое! Неужели ты до сих пор не понял, что меня интересует лишь одно – то, что сейчас лежит в толстом кошельке на твоем поясе.

– Значит, она нужна была тебе только ради денег?

– Да, я хотел вытянуть деньги из Воганов. Когда я встретился с ними в «Лебеде» тем вечером, мне с первой же минуты стало ясно, что Воган не считает ее своей дочерью. Она просто не могла ею быть. Я это знал, и он это знал. И я понял, что тут можно неплохо поживиться, только сперва надо прикинуть, что к чему. Тогда я хлопнулся в обморок – то есть это они так подумали – и тут же на полу обмозговал это дельце. Они хотели получить девчонку, и у них водились деньжата. А я хотел получить деньги и мог предъявить права на девчонку.

– Точнее, притвориться, будто имеешь на нее какие-то права, а потом продать ее?

– Воган уже был готов раскошелиться, но мама вдруг отослала девчонку обратно, и теперь ему не нужно ничего платить. А я влез в долги – все по ее милости.

– Не смей говорить плохо о своей матери! Она учила тебя правильным вещам. И если бы ты лучше слушал ее в детстве, то мог бы вырасти достойным человеком, а не тем, кто ты есть сейчас.

– Но сама-то она не всегда поступала правильно, разве не так? Она только болтала об этом! Может, я и стал бы более порядочным, будь сама она порядочной женщиной. Так что я возлагаю вину на нее.

– Думай что говоришь, Робин!

– Да ты только взгляни на нашу троицу! Она такая белая, а ты такой черный! И взгляни на меня! Я знаю, что ты мне не отец. Я с детства знал, что я не твой сын.

Армстронгу потребовалось несколько секунд, чтобы подобрать слова.

– Я любил тебя, как родного сына.

– Она тебя надула, не так ли? Понесла ребенка от другого мужчины и срочно искала, за кого бы выйти замуж, да только кому нужна хромая и кривая жена. Уж точно не отцу ребенка. И тут подвернулся ты. Чернокожий фермер. И она тебя околпачила, верно? Представляю, сколько было шуму! Белая невеста с черным женихом – а через восемь месяцев родился я.

– Ты ошибаешься.

– Ты не мой отец! Я всегда это знал. И я знаю, кто мой настоящий отец.

Армстронг вздрогнул:

– Ты это знаешь?

– Помнишь случай, когда я взломал ящик бюро и украл деньги?

– Очень хотел бы это забыть.

– Тогда я и увидел то самое письмо.

Армстронг был озадачен, но через миг понял, о чем речь.

– Письмо от лорда Эмсбери?

– Письмо от моего отца. Там было написано о деньгах, которые он передавал своему внебрачному сыну. О тех деньгах, которые вы с мамой у меня забрали и которые я вернул себе только путем кражи.

– Твой отец?!.

– Именно так. Я знаю, что мой отец – лорд Эмсбери. Я знал это с восьмилетнего возраста.

Армстронг покачал головой:

– Он не твой отец.

– Я прочел письмо.

Армстронг вновь покачал головой:

– Он не твой отец.

– У меня есть это письмо!

Армстронг покачал головой третий раз и открыл рот, чтобы повторить свою фразу. И эти слова – «Он не твой отец!» – прозвучали в насыщенном влагой воздухе, только произнес их не он, а другой, посторонний голос.

В этом голосе Роберт Армстронг уловил что-то смутно знакомое.

Лицо Робина перекосилось.

– Он здесь! – простонал он в отчаянии.

Армстронг огляделся, но было уже слишком темно. За каждым стволом или кустом мог скрываться человек, а в тумане над водой, казалось, витали целые сонмы призраков. Но потом, напрягая зрение, он сумел различить невысокую фигуру, как будто состоявшую отчасти из воды, отчасти из ночной тьмы. Эта фигура брела в их сторону; широкое и длинное одеяние задевало поверхность воды, а низко надвинутая шляпа скрывала лицо.

Шаг за шагом, плеск за плеском, фигура подступала к Робину.

Молодой человек попятился. Его испуганный взгляд был прикован к подступающей фигуре, в то время как ноги готовились пуститься в бегство.

Когда мужчина – ибо это был мужчина – остановился в пяти футах от Робина, лунный свет неожиданно упал на его лицо.

– Я твой отец.

Робин мотнул головой.

– Ты ведь знаешь меня, сынок?

– Я тебя знаю, – дрогнувшим голосом подтвердил Робин. – Я знаю тебя как худородного мерзавца, который промышляет грабежами и разбоем. Я знаю тебя как мошенника, вора, лжеца и… и еще кое-что похуже этого.

Лицо человека сморщилось в горделивой улыбке.

– Он меня знает! – обратился он к Армстронгу. – И ты, как я вижу, тоже меня узнал.

– Виктор Нэш, – произнес Армстронг тяжелым голосом. – Я надеялся больше с тобой не встретиться после того, как вышвырнул тебя со своей фермы. Но от тебя, похоже, отделаться непросто. Жаль, что ты не утонул у Сивушного острова.

Виктор насмешливо поклонился:

– Утонул? Мое время еще не пришло. Я вас всех переживу и в конечном счете урву свое. Должен поблагодарить тебя, Армстронг, за то, что вырастил моего сына и дал ему образование. Говорит-то как складно – сразу видать, что ученый. Иной раз такое завернет, что я его еле понимаю, особенно если подбавит латыни да греческого или еще каких длинных мудреных словечек. И пишет так красиво! Одно загляденье смотреть, как бойко парень управляется с пером: ты не успеешь договорить фразу, а он уже занес ее чернилами на бумагу и без единой помарочки! С этими изгибами и завитушками его писанина выглядит прямо как картинка, это факт. А его манеры! Никто не сможет его попрекнуть плохими манерами – ни дать ни взять высокородный лорд. Право слово, я горжусь моим сыном. В нем все лучшее от меня – мои хитрость и изворотливость – смешалось со всем лучшим от твоей женушки – ну разве он не красавчик, с такими мягкими кудрями и белой кожей? Но и ты приложил к этому свою руку, Армстронг. Ты обучил его многим полезным вещам.

Робин содрогнулся.

– Это неправда! – сказал он Виктору и затем повернулся к Армстронгу. – Это же не так, верно? Скажи ему! Скажи ему, кто мой отец!

Виктор хихикнул.

– Он говорит правду, – подтвердил Армстронг. – Этот человек – твой отец.

Робин остолбенел:

– Но как же лорд Эмсбери?!

– Лорд Эмсбери! – хохотнул Виктор. – Лорд Эмсбери! Он и впрямь чей-то отец, да, Армстронг? Почему ты ему не скажешь?

– Лорд Эмсбери – это мой отец, Робин. Он полюбил мою мать, простую служанку, когда они оба были еще очень юными. Вот о чем шла речь в том письме. Он хотел обеспечить мое финансовое будущее до того, как сойдет в могилу. Упоминаемый в письме Роберт Армстронг – это я.

Робин потрясенно уставился на Армстронга:

– Но тогда моя мать…

– Ее лишил невинности самым гнусным и грубым образом вот этот негодяй, а я сделал все от меня зависящее, чтобы ей помочь. И чтобы помочь тебе.

– Ну ладно, хватит уже болтовни. Я пришел сюда, чтобы забрать своего сына. Пришло время передать его мне. Ты провел с ним двадцать три года, но отныне он будет жить со своим настоящим отцом. Правильно я говорю, Роб?

– Жить с тобой?! Ты серьезно думаешь, что я буду жить с тобой? – Робин рассмеялся. – Да ты с ума сошел.

– Хочешь не хочешь, а ты должен, мой мальчик. Семья есть семья. Мы с тобой одной крови, ты и я. С моими хитрыми замыслами и твоим смазливым личиком, с моим опытом и твоими манерами аристократа – только представь, чего мы сможем добиться! Мы ведь с тобой едва начали! Так продолжим в том же духе – и развернемся на славу! Вместе, мой сын, мы сможем творить чудеса! После стольких лет ожиданий настало наше время!

– Мне до тебя нет никакого дела! – огрызнулся Робин. – Оставь меня в покое, говорю тебе! И не смей называть меня своим сыном! А если ты расскажешь об этом хоть одной душе, я… я…

– Что ты тогда сделаешь, мой мальчик? Что?

Робин дышал тяжело и часто.

– Что мне о тебе известно, Робин? Скажи. Что такого я о тебе знаю, чего не знает никто другой?

Робин застыл.

– Если проболтаешься, я утяну тебя за собой!

Виктор медленно кивнул:

– Пусть будет так.

– Ты не станешь подставлять самого себя.

Виктор посмотрел на воду.

– Кто знает, на что способен человек, отвергнутый собственным сыном? Все дело в семье, мой мальчик. Я потерял мать так рано, что совсем ее не помню. Всему, что я знаю, меня научил отец, но его вздернули на виселице еще до того, как я стал взрослым мужчиной. У меня когда-то была сестра – по крайней мере, я называл ее сестрой, – но и она меня предала. Ты – это все, что у меня осталось, мой Робин с мягкими волосами, гладкой речью и благородными манерами… Ты – это весь мой мир, и если я не получу тебя, в чем будет смысл моей жизни? Нет, у нас с тобой одно будущее, Робин, и только от тебя зависит, каким оно станет. Или мы будем совместно обстряпывать делишки, как уже бывало не раз, или же ты от меня отвернешься, а я тебя сдам, и нас обоих скуют одной цепью, чтобы потом отправить на эшафот, отца и сына вместе – вполне естественный финал.

Робин теперь уже плакал.

– Чем он тебя удерживает? – спросил Армстронг. – Какой заговор связывает тебя с ним?

– Рассказать ему? – спросил Виктор.

– Нет!

– А я вот думаю, что рассказать стоит. Так я закрою тебе путь назад, ведь тогда ты уже не сможешь вернуться на ферму, и я останусь твоей единственной надеждой на помощь. – Он повернулся к Армстронгу. – Когда я узнал, что этот изысканный юноша частенько пьянствует в одном притоне на окраине Оксфорда, я тоже начал там бывать и понемногу свел с ним знакомство. Я посеял в его голове один замысел так ловко, что он посчитал его своим собственным. Он думал, что я следую его задумкам, хотя на самом деле это я намечал его путь. Мы с ним украли твою свинью, Армстронг, – это было наше первое совместное дело! Как же я хохотал про себя той ночью, вспоминая, как двадцать три года назад ты велел мне убираться и не подходить к тебе или твоей Бесс ближе чем на двадцать миль. И вот пожалуйста, я был у тебя во дворе и крал твою любимую свинью, а мой сын помогал мне в этом – открывал ворота и выманивал ее малиной! Потом у нас с ним был небольшой, но прибыльный бизнес. Я знал, как обставить аферу со свиньей-предсказательницей. На ярмарках мы зашибали недурные денежки, и надувательство сходило нам с рук, да только Робин был все время недоволен. Он хотел чего-то большего. Поэтому свинья и ярмарки остались в прошлом, а мы занялись вещами посерьезнее. Не так ли, Роб, сын мой?

Робин вздрогнул.

– Дочь Воганов… – пробормотал Армстронг, осененный ужасной догадкой. – Похищение…

– В самую точку! Робин пустил в ход все свое краснобайство и убедил эту дурочку расстаться с шиллингом. Твоя рыжая свинка уставилась этак задумчиво в круглые и глупые глаза девчонки, а Робин из-за шторы сладким свинячьим голоском запудрил ей мозги: отправил высматривать своего суженого в ночной реке. Я все правильно рассказываю, сын мой?

Робин закрыл лицо ладонями, но Армстронг силой развел его руки и заглянул ему в глаза:

– Это правда?

Робин весь сжался, лицо его исказила жуткая гримаса.

– Но это еще не все, не так ли, мой мальчик?

– Не слушай его! – взвыл Робин.

– Да, это было только начало. А кому принадлежала идея, Роб? Кто подкинул тебе мысль насчет девчонки Воганов и того, как все это устроить?

– Это была твоя идея!

– Да, моя, но кого ты возомнил потом ее автором?

Робин опустил голову, пряча лицо.

– Кто похвалялся своим умом и смекалкой? Кто отдавал приказы гребцам в лодке, кто написал записку с требованием выкупа, кто назначил каждому его место в засаде? Кто уже ночью обходил всех с проверкой и последними наставлениями? Как я тобою гордился! Еще сопляк, а уже так уверен в себе и своем злодейском призвании. «Парнишка весь в меня, – думал я тогда. – В его жилах течет моя кровь, его сердце насквозь порочно, как и мое, и Армстронг никак не сможет это из него вытравить. Он мой, душой и телом».

– Отдай ему деньги, – прошептал Робин на ухо Армстронгу, но недостаточно тихо. Над водной поверхностью слова разносились дальше обычного, и они были услышаны Виктором.

– Деньги? Да, мы возьмем деньги, это само собой, не так ли, сынок? Поделим их по-честному. Я отдам тебе половину, Роб, мальчик мой!

Вода поднялась уже до уровня колен, дождь пропитал их шляпы и стекал по шее за воротник, так что вскоре верхняя половина тела промокла так же, как нижняя, словно они целиком окунулись в реку.

– А теперь остальное, Роб, – продолжил Виктор. – Рассказывать – так уж все до конца!

– Не надо… – простонал Робин, но его слабый голос потонул в очередном дождевом шквале, взбаламутившем поверхность воды.

– Итак, дальше… Мы заполучили малышку, верно, Роб? Она была у нас в руках. Вытащили ее через окно, потом вниз по лестнице и – бегом через сад к реке, где нас ждала лодка.

Он повернулся к Армстронгу.

– А он у нас тот еще хитрюга! Думаешь, он сам пошел в сад? Думаешь, это он забирался в дом по лестнице? Ничего подобного! Всю самую опасную работу выполняли другие. А он ждал в лодке. Слишком ценный организатор, видите ли, чтобы рисковать им в опасных ситуациях. Башковитый парень, ничего не скажешь… – Он вновь перевел взгляд на Робина. – Итак, рванули мы обратно через сад. Девчонку перед тем усыпили хлороформом и запихнули в мешок. Я лично ее нес, потому что хоть я с виду и неказист, но силы у меня немерено. А когда мы добрались до лодки, я перебросил ее, как тюк салата, на руки Робу.

Робин рыдал в голос.

– Я бросил ее прямо в руки моему сыну, ждавшему нас в лодке. И что случилось дальше, Роб?

Робин мотал головой, его плечи тряслись.

– Нет! – вскричал Армстронг.

– Да! – сказал Виктор. – Да! Лодка покачнулась, и он ее уронил. Было слышно, как она хряснулась о борт, а он попытался ее подхватить, но снова не удержал, и она свалилась за борт. Ушла на дно, как мешок с камнями. Роб крикнул гребцам, чтобы те пошарили веслами, и уж не знаю, как нам это удалось, но мы ее все-таки выудили. Сколько времени это заняло, Роб? Минут пять? Или десять?

Робин не ответил. Его лицо белым пятном маячило в темноте.

– Ну вот, значит, затащили мы ее обратно в лодку и отчалили. Вернулись на Сивушный остров. И только уже на берегу раскрыли мешок, а там покойница. Я ничего не путаю, Роб? Казалось, наши усилия пошли насмарку, – продолжил он мрачно. – Это могло стать концом всего. Но Роб, с его светлой головой, нашел-таки выход. «Не важно, живая она или мертвая, – сказал он. – Все равно Воганы этого не узнают, пока деньги не перейдут нам!» И он написал ту записку – я в жизни не видел почерка красивее! – и мы ее отправили. Пусть мы больше не имели на руках товара – в нужной кондиции, по крайней мере, – счет на оплату был выставлен в лучшем виде. «Почему бы и нет? – сказал Роб. – Не зря же мы старались и рисковали!» Так ведь, Роб? Тогда я еще раз убедился, что ты мой родной сын.

Пока он все это рассказывал, Армстронг понемногу пятился вверх по затопленному склону, подальше от потока, бурлившего в ныне уже невидимом русле реки. Робин, однако, стоял на месте, словно не замечая водоворота вокруг своих ног.

– Так мы получили выкуп, а Воган получил обратно свою девчонку, не так ли? Правда, он пустил слух, будто мы ее вернули. А тех денег нам хватило надолго. Роб обзавелся шикарным домом. Я его видел, правда лишь со стороны. Но до чего же я был этим горд! Шутка сказать: мой родной сын владеет настоящим дворцом в центре Оксфорда! Однако ты ни разу не пригласил меня внутрь. Ни разу. И это после всего, через что мы с тобой прошли. От кражи свиньи и ярмарочных фокусов до похищения и детоубийства – разве такое совместное прошлое не должно связывать двух людей крепкими партнерскими узами? Меня это ранило, Роб, и пребольно ранило. А когда он просадил свои денежки за карточным столом – он ведь заядлый картежник, этот наш сын, ты в курсе, Армстронг? Хоть я его и предупреждал, но он не желал меня слушать, – так вот, когда он вконец промотался, только я поддерживал его на плаву. Каждый добытый мною пенс шел ему в карман. Я вкалывал как каторжный, чтобы сын мог жить в свое удовольствие, и одно это уже дает мне право называть его своим. Теперь, зная, что я твой отец, ты ведь не станешь воротить от меня нос? К тому же, с учетом всех долговых расписок, твой белый дворец ныне принадлежит мне, но нет ничего такого, чем бы я не поделился с тобой, сынок.

Робин поднял на него потемневший, неожиданно спокойный взгляд. Дрожь его прекратилась.

– Вы только посмотрите на него! – произнес Виктор с восхищенным вздохом. – Какая осанка! Как ладно скроен мой парень! Впрочем, нам пора. Гони деньги, Армстронг, и мы сваливаем отсюда. Ты готов, Роб?

Он шагнул к нему, протягивая руку. Робин ответил резким взмахом, что-то со свистом рассекло воздух, и Виктор отшатнулся, едва не упав. Потом поднес руку ближе к лицу и с изумлением уставился на быстро текущую по рукаву темную жидкость.

– Сынок? – произнес он озадаченно.

Робин сделал шаг в его сторону, вновь поднял руку, и теперь Армстронг успел заметить слабый отблеск на лезвии своего мясницкого ножа.

– Нет! – взревел Армстронг, но рука Робина уже стремительно опустилась, и Виктор отпрянул снова.

Но на сей раз его ноги не нащупали надежной опоры. Теряя равновесие, он уцепился за пиджак Робина, а тот продолжал наносить удары ножом – один, второй, третий… Какое-то время они балансировали на самом краю скрытого паводком берегового обрыва, прежде чем упасть в реку – вместе.

– Отец! – уже в падении крикнул Робин и в последний момент перед тем, как его подхватило течение, отчаянно вытянул руку в сторону Армстронга. – Отец, помоги!

– Робин!

Армстронг добрел до того места, где только что стоял его сын. Здесь уже ощущалась сила течения. Он видел, как Робин исчез в глубине, и стал высматривать его следующее появление, а когда наконец заметил взметнувшиеся над водой руки, изумился тому, насколько далеко река успела унести его сына. Он уже был готов кинуться в бурный поток, но осознал свою беспомощность и остался на месте.

А в следующий миг из-за дождевой завесы показалась плоскодонка. Высокая фигура на корме методично поднимала шест к небесам, а затем вонзала его в речное дно, и длинная узкая посудина неслась с поразительной быстротой и легкостью. Паромщик опустил в воду тонкие голые руки, без видимых усилий извлек оттуда тело в насквозь промокшем долгополом пальто и уложил его на дно плоскодонки.

– Мой сын! – крикнул Армстронг. – Ради бога, где мой сын?

Паромщик вновь склонился над водой и так же легко переместил в лодку второе тело. На мгновение Армстронг увидел лицо Робина, безжизненно застывшее и сейчас такое похожее – как две капли воды похожее – на лицо того, другого.

Он издал пронзительный крик боли – отныне он точно знал, что чувствует человек, когда разрывается его сердце.

Паромщик высоко поднял шест и затем дал ему проскользнуть вниз между ладонями.

– Молчун! – крикнул Армстронг. – Верни его мне! Прошу тебя!

Но паромщик не среагировал на этот призыв, и плоскодонка быстро исчезла за дождевой завесой.

Армстронг не сел в седло, и они с Флит, человек и лошадь, побрели по воде в сторону «Лебедя» – ближайшего места, где можно было найти укрытие. Большую часть пути Армстронг проделал молча, неся тяжкое бремя своего горя. Но временами он обращался к Флит, и та отвечала ему тихим ржанием.

– Кто бы мог подумать? – бормотал он. – Я слышал истории о Молчуне, но никогда им не верил. Неужели человеческое сознание способно порождать такие иллюзии? Ведь в ту минуту мне казалось, что все это происходит на самом деле. А что ты об этом думаешь?

Позднее:

– Сдается мне, за этими историями стоит нечто большее, а не просто чьи-то выдумки.

И много позднее, уже на подходе к трактиру:

– Готов поклясться, что видел там кое-что еще… В той лодке, за спиной паромщика… Я что, схожу с ума? А ты что видела, Флит?

Ответное ржание Флит было каким-то нервным и неуверенным.

– Невозможно! – Армстронг встряхнул головой, прогоняя этот образ. – Воображение сыграло со мной дурную шутку. Чего только не привидится, когда ты в таком отчаянии.