В Келмскотте имелся «колодец желаний», которому издавна приписывали великое множество чудесных свойств, включая способность лечить все известные заболевания и содействие в разрешении всевозможных супружеских и бытовых проблем. Вера в чудотворную силу колодца подкреплялась одним уникальным и легко проверяемым свойством его воды: независимо от погоды и времени года эта вода всегда была холодна как лед.

Старая каменная кладка и деревянный навес над колодцем были по-своему живописны, и Донт трижды фотографировал эту достопримечательность. По весне хорошим фоном служили цветущие заросли боярышника. Летом столбы навеса украшали вьющиеся розы. На третьем снимке колодец выглядел просто сказочно под толстой шапкой свежевыпавшего снега. Для завершения цикла не хватало только осенней фотографии.

– Давайте сделаем здесь снимок, – предложил он при виде колодца, на котором селяне развесили венки из вечнозеленых веток, дополненные разноцветными ленточками и украшениями из соломы. – Света сейчас достаточно.

Установив в нужном месте треногу с камерой, он отправился на «Коллодион» готовить пластинку, а Рита тем временем подняла из колодца бадью с водой и на ощупь проверила ее температуру. В этом плане легенда не подкачала: вода была воистину ледяной.

Вернувшись, Донт вставил пластинку в камеру.

В последнее время он не фотографировал Риту, и она догадывалась почему. Их фотосессии предполагали определенную интимность в общении. Подправляя ее позу, чтобы свет ложился под нужным углом, он слегка наклонял или поворачивал голову Риты, а она во время этих прикосновений видела вблизи его лицо. Когда правильная позиция была выбрана, они безмолвно встречались глазами, после чего он отпускал руки и шел обратно к камере. И даже в моменты тишины и полной неподвижности, когда он находился под черным покрывалом, Рита все равно ощущала невидимую связь между ними, как будто все не сказанное вслух передавалось посредством взгляда. Потому он и перестал ее фотографировать. Это было необходимо.

Сегодняшнее предложение сделать снимок стало неожиданным отступлением от негласных правил, что поставило Риту в тупик. Означало ли это, что он сумел справиться со своим чувством и теперь мог общаться с ней, как с обычным клиентом? Поневоле она испытала смутное разочарование оттого, что Донт достиг своей цели так легко и быстро, в то время как ее чувство до сих пор нисколько не ослабло.

– Где мне встать? – спросила она рассеянно.

– За камерой, – ответил он, указывая на черное покрывало.

– Вы хотите, чтобы я сама фотографировала?!

– Вы много раз видели, как я открываю кассету и как снимаю крышку с объектива – в этом нет ничего сложного. Главное, не позволяйте дневному свету проникнуть под покрывало. А когда сосчитаете до пятнадцати, закройте объектив. Только не начинайте считать прежде, чем я окунусь.

– Окунетесь?

– По легенде, чтобы желание исполнилось, нужно опустить лицо в воду из этого колодца.

Накрывшись черной материей, Рита сквозь стекло наблюдала за тем, как Донт рукой пробует воду в бадье и, содрогнувшись, стряхивает с пальцев ледяные капли. Это напомнило ей тот день на реке, когда он разделся почти догола и ради ее эксперимента погрузился по шею в холодную воду, но результат оказался противоположным ожидаемому. Вспомнилось его бледное, окаменевшее лицо. Но при всем том он не жаловался и терпел, пока она не досчитала до шестидесяти.

– Какое желание вы хотите загадать? – спросила она.

– Если скажу заранее, не навредит ли это магии?

– Все может быть.

– Тогда я об этом умолчу.

У нее самой накопилось столько желаний, что она на месте Донта даже не знала бы, с чего начать. Хотелось увидеть, как будут наказаны похитители Амелии. Хотелось всегда заботиться о девочке и оберегать ее от любой беды. Хотелось найти выход из бесконечных метаний между любовью к Донту и боязнью беременности. Хотелось понять, что произошло с сердцебиением девочки в ту ночь зимнего солнцестояния.

– Я готов. – Донт сделал глубокий вдох и погрузил голову в ледяную воду.

На счет «раз» Рита открыла кассету и сняла крышку с объектива.

На счет «два» некая мысль начала формироваться в глубине ее сознания.

На счет «три» мысль оформилась, и в тот же миг она поняла, что это отнюдь не пустяк.

На счет «четыре», в попытке угнаться за дальнейшим ходом мысли, она откинула черное покрывало – даже не подумав, что тем самым засвечивает фотопластинку, – и устремилась к колодцу, на бегу доставая из кармана часы.

На счет «пять» она достигла колодца, раскрыла часы, взяла запястье Донта и начала считать его пульс.

«Шесть» уже было забыто – теперь она вела собственный отсчет.

Пульс Донта бился под пальцами Риты. Секундная стрелка описывала круг. Ее сознание не реагировало ни на что, кроме этих двух ритмов: ударов сердца и тиканья часов. Эти ритмы шли вровень, хоть и каждый по-своему, но вдруг – это было невероятно! Впрочем, даже испытав шок, она не отвлеклась ни на мгновение. Напротив, она целиком сосредоточилась на работе его сердца – настолько, что не могла бы увереннее отслеживать процесс, даже если бы держала это сердце в своих ладонях. В эти мгновения вся вселенная свелась для Риты к пульсации чужого сердца и к работе ее собственного мозга, продолжающего отсчет и уже осознающего важность события.

Через восемнадцать секунд Донт поднял из воды побелевшее от холода лицо. Черты его застыли, как маска, и в целом он больше походил на мертвеца, чем на живого человека, если не считать того, что он жадно глотнул воздуха, покачнулся и осел на траву.

Рита по-прежнему не отпускала его запястье и, даже не взглянув на Донта, следила за стрелкой.

Ровно через минуту она захлопнула крышку часов, достала из кармана блокнот и дрожащими от волнения пальцами начала делать в нем карандашные пометки. Потом издала короткий изумленный смешок и повернулась к Донту с широко распахнутыми глазами, словно только что стала свидетельницей чуда.

– Что такое? – спросил он. – Вы в порядке?

– Я?! Донт, скажите, в порядке ли вы?

– Лицо замерзло. Мне кажется, я сейчас…

Он вдруг наклонился вперед, как будто почувствовав тошноту, чем встревожил Риту, но чуть погодя уже снова смотрел на нее.

– Нет-нет. Все хорошо.

Она взяла Донта за обе руки, вглядываясь в его лицо.

– Да, но… Донт, как вы себя чувствуете?

На ее озабоченный взгляд он ответил аналогичным взглядом, разве что менее напряженным.

– Ощущения довольно странные. Переохладился, должно быть. А в остальном все более-менее.

Она помахала своим блокнотом.

– У вас была остановка сердца.

– Что?!

Она еще раз просмотрела свои записи.

– Я начала считать ваш пульс примерно через шесть секунд после погружения. В тот момент ваше сердце еще билось нормально – восемьдесят ударов в минуту. А на одиннадцатой секунде оно остановилось – на три секунды. Когда оно заработало вновь, пульс был тридцать ударов в минуту. И оставался таким еще в течение семи секунд после того, как вы вынули голову из воды. И только потом начал ускоряться.

Покачав головой, она снова взяла его за руку и проверила пульс.

– Сейчас в пределах нормы. Восемьдесят ударов в минуту.

– Вы сказали: остановка сердца?

– Да. На полных три секунды.

Донт прислушался к стуку своего сердца и понял, что никогда не делал этого раньше. Сунув ладонь под одежду, он ощутил размеренную работу сердечной мышцы.

– Вроде все в порядке, – сказал он. – Вы не ошиблись?

Он сразу понял нелепость вопроса. Это же была Рита. Она в таких вещах не ошибалась никогда.

– Но что навело вас на эту мысль? – задал он правильный вопрос.

– Холодная вода напомнила мне о нашем первом эксперименте на реке. И потом меня вдруг осенило: ведь вы тогда погружались не полностью, только по горло, а сегодня опустили в ледяную воду как раз ту часть тела, которая в прошлый раз была над поверхностью. Разом в памяти всплыли все травмы головы, с которыми я когда-либо имела дело, – ведь именно в голове сосредоточена большая часть того, что делает нас людьми… А когда все это – в один миг – связалось вместе, я бросила камеру и побежала к вам…

Это было настоящее открытие. Радость переполняла Риту. Инстинктивно она потянулась к руке Донта, но прервала этот жест, заметив, что он не разделяет ее ликования. Донт тяжело поднялся с травы; выглядел он неважно.

– Я разберусь с этой пересвеченной пластинкой, – пробормотал он, направляясь к фотокамере.

Больше не произнеся ни слова, они упаковали в ящики оборудование, а когда все уже было перенесено на яхту, Донт наконец прервал молчание.

– Я не загадывал никаких желаний, – сказал он. – Я не верю во все эти чудесные колодцы. Однако ваше желание, похоже, исполнилось. Будь у меня склонность к таким вещам, я бы прежде всего пожелал вас – и ребенка. Обоих. Вместе. Однако я не могу пожелать себе того, что идет вразрез с вашими желаниями. Я лишь попробовал это представить. Как мы с вами даем волю чувствам, а еще через какое время, подчиняясь закону природы, зарождается новая жизнь… Но чего стоит счастье, добытое ценой страданий другого человека?

«Коллодион» двигался вниз по течению, к дому Риты, рассекая форштевнем речные волны и оставляя позади турбулентный кильватерный след. Всю дорогу они молчали. Потом он проводил ее от пристани до дома, где оба пробормотали: «Спокойной ночи», после чего Донт взял курс на трактир «Лебедь».

А Рита у себя дома выложила на стол блокнот и открыла его на странице с последними записями. Вторичная волна приятного возбуждения заставила ее сердце забиться чуточку быстрее. Грандиозное открытие! Однако душевный подъем продлился недолго. Что это за колодец желаний, который даже без просьбы дарует то, чего в данный момент захочется больше всего, но притом вынуждает с горечью вспомнить о том, что тебе иметь не дано?