Глава 2
1878–1884

В возрасте от 37 до 43 лет Ренуар создал величайшие свои произведения, в том числе «Завтрак гребцов» и три панно на «танцевальные» сюжеты: «Танец в Буживале», «Танец в деревне» и «Танец в городе». Во многих отношениях эти семь лет стали самыми счастливыми в его жизни – творческая энергия била ключом. Однако в этот же период (в конце января 1880 года) Ренуар сломал правую руку. Можно считать почти чудом, что, несмотря на это, он продолжал активно писать. Маргарита и Жорж Шарпантье щедро помогали ему бороться с бедностью, неприятием, плохими рецензиями, отсутствием продаж и заказов.

Внешность Ренуара в этот период известна нам по нескольким автопортретам, а также по гравюре его друга Марселена Дебутена. К 1878 году Ренуар попытался, в надежде поправить свое финансовое положение, поменять творческий стиль. Он понял, что портретами в импрессионистическом духе много не заработаешь, и постепенно выработал особую разновидность этого стиля – реалистический импрессионизм, отличавшийся большей «фотографической» верностью натуре. Фотографии тогда были невероятно популярны и продавались едва не по тем же ценам, что и портреты Ренуара. В этой связи он видоизменил манеру письма: мазок сделал менее фактурным, а цветовые контрасты – более выраженными, чтобы фигуры выглядели природоподобнее. В этом ключе написаны большинство его фигур примерно с 1878 года по 1883-й. В 1878 году он начал активно искать заказы на портреты у тех, кто, как он надеялся, потом станет покупать и его жанровые картины. Друг и покровитель Ренуара Дюре попытался помочь ему и написал в своей брошюре 1878 года «Художники-импрессионисты»: «Ренуар – прекрасный портретист… вряд ли еще кто из художников изображает женщин такими соблазнительными». С 1864 по 1885 год Ренуар написал около 400 фигур. Из них примерно 164 являются портретами. Становиться модным портретистом ему было не по душе, ведь ради гонорара пришлось бы угождать заказчикам. Это ограничивало творческую свободу – иногда приходилось писать не так, как хотел он сам.

После двойного провала – выставки и аукциона работ импрессионистов 1877 года – было решено на следующий год выставку не устраивать. Шарпантье уговорили Ренуара снова поучаствовать в Салоне, который должен был пройти с 26 мая по 8 июля 1878 года. Подтверждение тому мы находим в письме Писсарро к Кайботту от марта месяца: «Супруги Шарпантье давят на Ренуара». Ренуар с готовностью последовал советам Шарпантье и подал на выставку жанровую картину «Чашка шоколада», написанную в начале того же года: ее выставили на Салоне 1878-го, однако симпатий критиков она не завоевала.

Одной из первых крупных работ Ренуара в новом стиле реалистического импрессионизма стал большеформатный портрет мадам Шарпантье с детьми, который он закончил в середине октября 1878 года. Тогда же была сделана фотография запечатленных на этом портрете детей Шарпантье, Жоржетты и Поля. И на фотографии, и на картине Поль одет в платьице, у него длинные волосы, как и у сестры. Поступив в школу, он сменил бы прическу и стал носить брюки. Ренуар писал портрет около месяца, ему заплатили 1500 франков. Портрет повесили в доме у Шарпантье, и Ренуар спросил у мадам Шарпантье в письме, может ли он привести друзей и показать им работу: «Месье Шарль Эфрусси и месье Дедон… попросили меня спросить Вашего разрешения показать им Ваш портрет», а также «мадам Мане (Моризо, рю Вильжюст, 40) просила… разрешения видеть Ваш портрет». Шарпантье были рады гостям. Шарль Дедон был наследником богатого шахтовладельца. В начале того же года (в мае 1878-го) он приобрел «Танцовщицу» Ренуара у Дюран-Рюэля за 1000 франков. Эфрусси был родом из Одессы, но в 1873 году перебрался в Париж; он происходил из состоятельной еврейской семьи торговцев зерном и банкиров.

Марселен Дебутен. Ренуар. Ок. 1876–877. Офорт. 16×11 см. Национальная библиотека, Париж

Прекрасный портрет мадам Шарпантье и ее детей был повешен на видном месте, и посетители пятничных ужинов могли оценить работу Ренуара, после чего спешили заказать ему свои портреты. Заказов было так много, что в феврале 1879 года Сезанн написал своему патрону Шоке: «Очень рад слышать про успех Ренуара».

В 1879 году совместная выставка импрессионистов состоялась 10 апреля – 11 мая, до Салона, который открылся 12 мая. В 1878 году выставки не было, а в 1879-м Ренуару пришлось выбирать: выставляться с друзьями или на Салоне. Он хотел, чтобы друзья числили его в пассивных участниках группы, но на самом деле он таковым не был. Когда речь шла о чем-то важном для его карьеры, Ренуар решительно действовал в собственных интересах, не проявляя ни малейшей пассивности. В 1879-м он отказался участвовать с друзьями в четвертой выставке импрессионистов, несмотря на то что его друг Моне присоединился к товарищам и представил 29 работ. Среди участников были также Кайботт, Кассатт, Дега и Писсарро. Сезанн и Сислей, вслед за Ренуаром, отказались от участия и вместо этого, как и он, подали свои работы на Салон. К сожалению, работы Сезанна и Сислея не приняли, зато все заявки Ренуара подтвердили благодаря посредничеству мадам Шарпантье. У нее были знакомые в выставочной комиссии, среди них – художник-академист Эннер, поэтому в экспозицию попали все четыре представленных Ренуаром портрета: два маслом («Мадам Шарпантье с детьми» и портрет актрисы Жанны Самари) и два пастелью (мужской, а также сына Шарпантье Поля). При этом на удачном месте повесили только портрет мадам Шарпантье с детьми. Двадцать пять лет спустя Ренуар заметил в интервью: «Да, там было только одно мое полотно, но оно очень хорошо висело. Да, верно, это был портрет мадам Шарпантье. Мадам Шарпантье хотела висеть на хорошем месте, у нее были знакомства в комиссии – и она на нее повлияла».

Ренуар понимал, что многим обязан мадам Шарпантье. Он пишет ей об этом напрямую, завершая послания оборотами: «Искренне преданный Вам Ренуар», «Ваш смиренный художник О. Ренуар». После майского Салона 1879 года он просит ее мужа в письме «поблагодарить мадам Шарпантье от имени искренне преданного ей художника; если я когда-нибудь преуспею, то только благодаря ей, потому что сам бы я никогда ничего такого не добился». Пользуясь своей дружбой с мадам Шарпантье, Ренуар попытался заинтересовать ее судьбами бедных детей с Монмартра; он посоветовал ей создать лечебницу для младенцев. Возможно, подтолкнула его к этому утрата первенца, Пьера Трео. На тот момент у мадам Шарпантье были другие заботы, однако в 1891 году она все-таки создала благотворительную организацию помощи младенцам из бедных семей.

Жоржетта и Поль Шарпантье. Ок. 1878. Фотограф неизвестен

Во время работы Салона 1879 года Ренуар написал Кайботту: «Лично мне здесь ужасно нравится. Портрет мадам Шарпантье висит на уровне глаз, выглядит в десять раз лучше, чем у нее дома. Что до портрета мадам Самари, он повешен очень высоко. Но он, видимо, хорош, потому что все со мной о нем говорят. Я стал гораздо привлекательнее для широких масс».

Кроме того, на портрет мадам Шарпантье появилось множество благожелательных отзывов. Один критик описывает его как «прелестную работу Ренуара, который вошел в моду». За Ренуаром закрепилась репутация портретиста. С 1879 по 1881 год он написал 21 детский портрет, 15 женских и 11 мужских. Он делился с мадам Шарпантье: «Сегодня утром начал портрет. Вечером буду работать над другим, а потом, возможно, начну еще и третий». Писсарро же тем временем писал Мюре: «Ренуар… пользуется на Салоне большим успехом. Мне кажется, он достиг того, чего достоин. Прекрасно! Так тяжело жить в бедности!»

Во время Салона 1879 года Ренуар начал планировать персональную выставку портретов пастелью, которая должна была пройти 19 июня – 3 июля в редакции издательства Шарпантье по адресу: бульвар де Итальен, 7. В мае Ренуар пишет мадам Шарпантье: «Я собираюсь выставить [портрет мадам Самари] в вашей галерее, потому что мне хотелось бы, если господа [ответственные за проведение выставки] согласятся, устроить выставку только моих портретов, которая, полагаю, привлечет много посетителей. У меня много известных портретов». Хотя Ренуар собирался подавать только портреты, на выставке также были представлены две картины с изображением молодых циркачек и наброски к панно на тему времен года.

Примерно в то же время, когда проходил Салон 1879 года, супруги Шарпантье начали издавать журнал La vie moderne. В апреле одним из сотрудников стал брат Ренуара Эдмон; в 1884–1885 годах он занимал должность главного редактора. Пока шла выставка пастелей Ренуара, где было вывешено 30 работ, Эдмон опубликовал в номере за июнь 1879 года статью о брате: «Обещаю вам портрет из двадцати линий: можно было видеть, как он, задумчивый, мечтательный, томный, с отрешенным взглядом двадцать раз перебегает через бульвар; забывчивый и рассеянный, он десять раз возвращается за одним и тем же – и постоянно забывает; на улице он перемещается только бегом, попав в помещение, делается неподвижен; он может не шевелиться и не говорить часами: о чем он думает? О картине, которую пишет, или о той, которую собирается написать; о живописи он старается говорить как можно меньше. Но если хотите, чтобы лицо его осветилось, хотите его услышать – о чудо! – напойте какой-нибудь веселый припев, не ищите его за обеденным столом или в тех местах, куда ходят развлекаться, – попробуйте застать его за работой». Помимо этого описания, Эдмон также рассказывает о манере письма своего брата: «Портрет мадам Шарпантье и ее детей написан у нее дома, мебель не перемещали с обычных мест, ничего не меняли ради более выигрышной композиции». Возможно, именно с подачи Ренуара Шарпантье устроили в своей галерее «Ви модерн» выставку Моне в июне 1880-го и Сислея – в мае 1881-го.

Ренуар тоже иногда давал материалы в La vie moderne. Однажды он пересказал мадам Шарпантье предложение мадам Поль Берар: «Идея в том, чтобы на последней странице журнала помещать моды недели. Я готов представлять очень точные зарисовки… Можем договориться со шляпниками и портными. Одну неделю – шляпы, другую – платья… Я могу ездить к ним в мастерские и делать зарисовки с разных ракурсов». Нам неизвестно, воплотилась ли эта идея в жизнь, однако женские шляпы и платья, нарисованные Ренуаром, появлялись в журнале весь 1884 год. Кроме того, Ренуар поставлял в журнал и другие иллюстрации, например Эдмона за чтением.

В этот период Ренуар продолжал подавать свои работы на Салон. В 1880-м к нему присоединился Моне, отказавшись участвовать в выставке импрессионистов. После первого своего большого успеха на предыдущем Салоне Ренуар на сей раз предложил две жанровые картины: «Сборщики мидий в Берневале» (1879) и «Спящая девушка с кошкой» (1880), а также два портрета пастелью (Люсьена Доде и мадемуазель М. Б. – Марты Берар). Поскольку на этой выставке не было портретов родичей мадам Шарпантье, она не стала помогать Ренуару с тем, чтобы работы удачно повесили. Без ее помощи Ренуар почти не получил внимания критиков, однако его популярности хватило на то, чтобы ему продолжали регулярно поступать заказы на портреты. После Салона 1880 года Сезанн написал Золя: «Мне сказали, что Ренуару поступают хорошие заказы на портреты». Одним из заказчиков стал Виктор Шоке, который попросил сделать для него портрет Сезанна пастелью на бумаге, – там отчетливо видна подпись: «Ренуар. 80». Шоке на время отдал портрет Сезанну, который сделал копию маслом по дереву; размеры копии совпадают с размерами оригинала.

Ренуар понимал, что на Салоне полезнее рекламировать свой талант портретиста, чем выставлять жанровые картины; на протяжении нескольких последующих лет он в основном подавал на Салон портреты и каждый год получал множество заказов. Заказы поступали от самых разных людей. Помимо большинства – католиков, среди заказчиков попадались и евреи: Бернстайны, Каэн д’Анверы, Эфрусси, Фульды, Гримпрели, Альфены и Нуньесы. Были и протестанты, например его новый патрон Поль Берар, ставший заодно и близким другом.

С Бераром, богатым атташе по международным делам со связями в банковской сфере, Ренуар познакомился зимой 1878 года, на вечере у Шарпантье. Их представил друг другу приятель и патрон Ренуара Дедон, который, как было указано выше, в мае 1878 года приобрел у Дюран-Рюэля «Танцовщицу» Ренуара за 1000 франков. Дедон убедил мадам Берар заказать Ренуару ростовой портрет своей дочери Марты. За одно это изображение Берары заплатили столько же, сколько мадам Шарпантье за большой портрет вместе с детьми, а именно 1500 франков. Берарам понравился портрет Марты, и они пригласили Ренуара на летние этюды в свой замок в Нормандии – он находился в Варжемоне, неподалеку от Дьеппа. Ренуар объяснил Кайботту, почему уезжает из Парижа: «Я собираюсь провести месяц у Бераров». В летние сезоны 1879–1885 годов Ренуар проводил месяц-два в замке – там его принимали как члена семьи.

За эти семь летних поездок в Варжемон Ренуар написал для семьи около сорока картин. В основном это были портреты Берара, его жены Маргариты и четверых их детей (Андре, Люси, Марты и Маргариты), а также племянника и племянницы (Альфреда и Терезы Берар). Ренуар даже написал портрет их консьержки. Кроме того, он создавал жанровые сцены, пейзажи, натюрморты, а также аллегорическую картину «Пир Пана». В довершение ко всему Берары поощряли пристрастие Ренуара к интерьерным росписям – его попросили расписать в замке некоторые деревянные поверхности. В первое лето он написал маслом цветы на дверях в библиотеку и в спальню. Во время пребывания в Варжемоне Ренуар работал не только на Берара, но и на других состоятельных парижан, проводивших лето под Дьеппом. Кроме того, он писал картины, которые отсылал своему агенту Дюран-Рюэлю.

Дьепп был популярен среди богатых парижан – они покупали там просторные дома и проводили в них три летних месяца. Среди них были Бланши, друзья Бераров, Дюран-Рюэля и Эдмона Мэтра. Доктор Эмиль Бланш был известным парижским психиатром, директором психиатрической клиники в Пасси, в Шестнадцатом округе, а также коллекционером предметов искусства. У них с женой Фелиси был сын Жак-Эмиль, на тот момент ему исполнилось девятнадцать – он мечтал стать художником. В первый год пребывания Ренуара у Бераров Бланши пригласили его в гости, чтобы показать работы своего сына. Доктор Бланш был в тот день на работе в Париже, и мадам Бланш так описала ему в письме этот визит: «Милый друг, я вижу, что Жак проявил излишнюю скромность, рассказывая о визите месье Ренуарда [sic]… Они долго беседовали во дворе. Я попросила месье Ренуарда зайти в дом и посмотреть на картинки, которые Жак написал для своей мастерской, а также другие его работы. Жак противился, говорил, что никогда этого не позволит, что мазня его просто ужасна. По счастью, молодой человек [Ренуар] его не послушал и после долгих наших с Жаком препирательств в конце концов посмотрел почти все. Визит оказался крайне благоприятным для нашего сыночка, который часто теряет веру в себя, особенно когда рисует лица с натуры; дитя хочет преуспеть с первой же попытки, как какой-нибудь Мастер. Но вернусь к тому, что сказал Ренуард. Уверяю тебя, что он сказал это очень серьезно, перемежая хвалу упоминанием недостатков: „Я ошарашен; есть совершенно великолепные вещи; будет печально, если Вы не станете художником; Вы прекрасно работаете с цветом и композицией; по части рисунка тоже есть удачные вещи; я с удовольствием дам Вам в Париже необходимые советы“… Жак был совершенно счастлив. [Ренуар] сказал ему, что иногда месяца на четыре совершенно разуверяется в своих способностях, а потом вдруг начинает писать лучше прежнего. Жака это очень воодушевило. Он много работает над рисунком. А кроме того, должна Вам сказать, милый друг, я всегда придерживалась мнения, что ему нужен преподаватель, который оценит его большие способности; он ничего не достигнет, если будет видеть только свои недостатки и постоянно о них говорить».

Доброта Ренуара к юному начинающему художнику и его воодушевляющие слова были восприняты с искренней благодарностью, и скоро мадам Бланш научилась правильно писать его фамилию. В том же 1879 году Бланши заказали Ренуару три картины маслом – иллюстрации к «Тангейзеру» Вагнера. Одна из них, «Явление Венеры Тангейзеру», предназначалась для их парижской столовой. Две другие, «Тангейзер, отдыхающий в объятиях Венеры» и «Вольфрам, удерживающий Тангейзера от прикосновения к Венере» – их сюжеты заимствованы из первого и третьего действия оперы, – стали десюдепортами в замке в Дьеппе. Ренуар написал эти панно в Париже, но, к сожалению, ошибся размером. Когда это выяснилось, он переделал картины, а первый вариант отдал на продажу.

Через несколько лет после знакомства Жак-Эмиль описал, каким в первый раз увидел Ренуара: «Лицо у него было уже в крупных и мелких морщинах, с жидкой всклокоченной бородой, яркими слезящимися глазами под густыми свирепыми бровями, однако выглядел он все равно кротко. Говорил он как рабочий-трудяга, с отрывистым горловым парижским акцентом». Про летнее пребывание Ренуара в Нормандии Бланш писал: «В базарные дни он всегда приезжал из замка Поля Берара в Варжемоне на сиденье замкового омнибуса – в смешной остроконечной шляпе, с трубкой во рту, болтая с дворецким… Я всегда ждал этих субботних дней – мне нравилось показывать Ренуару то, что я написал за неделю».

Хотя Ренуар и приобрел известность как автор заказных портретов богатых людей, он по-прежнему предпочитал изображать повседневную жизнь своих современников. Для этих работ он, как и прежде, использовал самую разную натуру – актрис, профессиональных моделей, друзей. Единственная натурщица этого периода, имя которой можно назвать с точностью, – это Марго Легран. Ренуар упоминает о ней в нескольких письмах, датированных началом 1879 года. То, с каким пылом он о ней пишет, свидетельствует и о личной приязни. В январе и феврале 1879 года (Ренуару было тогда 38 лет, а Марго – 23) она серьезно заболела. Ренуар отправил двум друзьям, врачам-гомеопатам, несколько встревоженных писем. Доктору Полю Гаше он пишет: «Дорогой доктор, прошу Вас о любезности: сходите в дом мадемуазель Л… 47 по рю Лафайет… Появились пятна. Она их расчесывает, возникает белый волдырь… Она пишет, что очень страдает… Возможно, это оспа. В общем, мне просто необходимо узнать правду, настолько необходимо, что за сегодняшний день, в ожидании Вас, я ничего не сделал… Ваш РЕНУАР, рю Сен-Жорж, 35». Не получив ответа, он продолжает уже в полном отчаянии: «Дорогой доктор, несчастное дитя пишет, что ей очень плохо, она не знает, что делать. Прошу Вас, окажите любезность, сходите к ней или дайте знать, что Вы заболели или с Вами случилось что-то еще. Я страшно волнуюсь и не нахожу себе места. Ваш друг РЕНУАР».

Доктор Гаше не ответил, потому что 17 января 1879 года пострадал при крушении поезда и был не в состоянии посетить Марго. Узнав об этом, Ренуар тут же обратился к другому другу-гомеопату, доктору Жоржу де Беллио – одному из первых коллекционеров работ импрессионистов. Доктору Гаше он пишет: «Сегодня утром месье де Беллио посетил мою больную. Он и раньше несколько раз видел ее у меня в мастерской, – кажется, у него есть ее портрет». Потом он пишет: «Я покорился оспе, – наверное, человечнее будет позволить бедному дитяти умереть спокойно. Если бы была хоть малейшая надежда, я сделал бы все, что в моих силах. Но дело очень серьезно». Впоследствии он написал доктору де Беллио: «Дорогой доктор, девушка, которую Вы любезно согласились лечить – увы, уже было слишком поздно, – скончалась [1 февраля 1879 года]. Тем не менее я Вам бесконечно признателен за то, что Вы облегчили ее страдания, хотя оба мы знали, что дело безнадежно. Ваш преданный друг, РЕНУАР».

Из этих писем видно, что Ренуар сильно переживает из-за состояния Марго, то есть она ему совсем не безразлична. Он употребляет ласковые слова – «несчастное дитя», «моя больная», которые сегодня можно назвать несколько снисходительными, однако Марго ведь было двадцать три, а он был на пятнадцать лет старше, более того, в то время это были обычные формулы выражения приязни к женщине со стороны мужчины.

В сентябре 1878 года, за пять месяцев до смерти Марго, Ренуар, которому исполнилось 37 лет и у которого, благодаря поддержке мадам Шарпантье, были все шансы стать известным портретистом, познакомился с девятнадцатилетней Алиной Шариго – она была его моложе на 18 лет. Следующие 37 лет ей предстояло оставаться главной женщиной в жизни художника. После смерти Марго Легран Алина стала главной его натурщицей – ни одной женщине не довелось позировать для стольких шедевров. В их числе самые животрепещущие, красочные и романтические из созданных Ренуаром произведений. В них отражается счастье, которое Ренуар нашел с женщиной, ставшей сперва его натурщицей, потом – любовницей, а потом – супругой. В 1879–1884 годах Ренуар поначалу ухаживал за Алиной, а потом они жили и путешествовали вместе. Любовь к ней дарила художнику радость, которая отчетливо звучит в его письмах, а также выражается в совершенстве и разнообразии вдохновленных ею произведений. Этот период совпал с периодом его успехов как портретиста – во многом благодаря мадам Шарпантье и благожелательному приему на Салоне 1879 года.

У Алины и Ренуара было много общего: оба родились вдали от рафинированной культуры Парижа, оба происходили из рабочих семей. Она была родом из деревни Эссуа, населенной ревностными католиками, на реке Урс в Шампани, неподалеку от Бургундии. За восемь лет до ее рождения в Эссуа, по данным переписи, проживало всего 1806 жителей. Но если Ренуар переехал в Париж из маленького Лиможа в возрасте четырех лет, то Алина оказалась в столице в пятнадцать, а детство провела в Эссуа. Оба выросли в бедных семьях из низкого сословия, матери обоих были швеями, а отцы – портным и пекарем соответственно. В предыдущем поколении тоже занимались ручным трудом: дед Ренуара, как мы уже знаем, делал деревянную обувь, а дед Алины выращивал виноград.

Впрочем, при всем сходстве их биографий Алине в детстве пришлось тяжелее: она выросла в полной нищете – родители ее бросили, а родственники невзлюбили. Да, Ренуар был беден, но родные его всегда поддерживали. Ренуар привык идти на компромиссы ради того, чтобы не бросать занятий искусством, Алина же выработала в себе железную волю и всегда добивалась задуманного. Несмотря на все невзгоды, она прекрасно училась в школе и твердо решила, что сумеет устроиться в этой жизни. Возможно, именно железная воля и привлекла к ней Ренуара. Волевой характер Алины помогал ей самой и поддерживал Ренуара в тяжелые времена, особенно когда он, будучи сильно старше Алины, боролся с болезнями, которые впервые дали о себе знать еще до того, как она достигла тридцатилетия.

Мать Алины, Тереза-Эмили (ее называли Эмили) Мэр, родилась в Эссуа 19 января 1841 года, за месяц до того, как в Лиможе появился на свет Ренуар. Все трое всегда испытывали неловкость оттого, что художник с тещей, по сути, были ровесниками. При этом Алину, наверное, утешало, что Ренуар принадлежит к одному поколению с ее бросившим семью отцом, – она выросла, не зная отцовской заботы. Рождение Алины стало несчастливым событием. Эмили забеременела в семнадцать, в то время она работала портнихой. Аборты были под запретом в католической Франции, поэтому Эмили пришлось выйти замуж за пекаря – ее новоиспеченному мужу было 22 года. Шесть месяцев спустя родилась Алина. В свидетельстве о ее рождении записано: «23 мая 1859 года, в 6 часов утра, у Клода [Виктора] Шариго, пекаря, и Терезы-Эмили Мэр, домохозяйки, в городе Эссуа, кантон Эссуа, округ Труа, департамент Об, родилось дитя женского пола, Алина-Викторина Шариго».

Когда Алине исполнился год и три месяца, Виктор бросил жену и дочь ради любовницы, которая жила в Селонже, департамент Кот-д’Ор, в ста километрах от Эссуа. Сбежав, он оставил жене долг в 1031 франк за муку и зерно. Обремененная долгами, Эмили не могла платить за жилье, их с Алиной выгнали на улицу. Продав мебель и все свои вещи, Эмили по-прежнему осталась должна домохозяину 66 франков. Она подала иск о разделении имущества супругов, однако прошло два года, прежде чем было официально установлено, что Виктор «покинул свой дом… бросив жену», – и Эмили освободили от уплаты остатков долга.

Эмили попросила о разделе имущества, а не о разводе, поскольку с 1817 по 1884 год официальной процедуры расторжения брака во Франции не существовало. Впрочем, Виктору это не слишком мешало. Он бросил и любовницу и 17 августа 1872 года отплыл через Атлантику в Квебек, а там добрался до Виннипега в провинции Манитоба. Поскольку французские документы о семейном положении в Канаде проверить было невозможно, он обвенчался в церкви с вдовой-американкой Луизой Луазо. Технически он стал двоеженцем. Что удивительно, когда одиннадцать лет спустя, в марте 1884 года, Луиза умерла, Виктор написал Эмили письмо и пригласил приехать к нему в Виннипег. Эмили, воспользовавшись этим письмом, подала на развод и получила его в 1888 году. После того как она отклонила предложение Виктора в 1884-м, он вскоре женился снова. С новой женой Армелиной (или Эмелиной) Реопель (или Риопель) он перебрался в США и обосновался в Северной Дакоте; там в 1886-м у них родилась дочь Виктория Шариго. Несмотря на вопиющую неверность жене, он иногда вспоминал о своей дочери Алине и присылал ей письма или небольшие подарки.

Вскоре после бегства Виктора девятнадцатилетняя Эмили и Алина, года и трех месяцев от роду, перебрались жить к родственникам. Эмили зарабатывала шитьем, но очень мало. Когда Алине исполнилось восемь лет, Эмили поняла, что, работая портнихой в Эссуа, не сможет обеспечивать себя и дочь. Она оставила Алину у родственников и нашла лучше оплачиваемую работу экономки довольно далеко от Эссуа, в Ножан-сюр-Сен (Сарсель, Дрё). Следующие семь лет Эмили почти не виделась с Алиной, хотя присылала ей денег на одежду и оплату школы. Впоследствии она поменяла работу – нашла место экономки в Париже, у некой вдовы, жившей в доме 42 на рю Сен-Жорж: случайным образом совсем рядом с Ренуаром (дом 35). После смерти вдовы Эмили переехала с рю Сен-Жорж в квартиру неподалеку, в доме 35 по рю Мартир, в парижском «квартале красных фонарей» Пигаль, где она работала портнихой.

Все годы, которые Алина жила в разлуке с матерью, родственники обходились с ней довольно сурово. По большей части она жила у бездетных дяди и тети, Клода Шариго, старшего из десяти братьев и сестер отца, и его жены [Мари]-Викторины Рюот, которая помыкала девочкой. Клод имел собственный дом и виноградник; Викторина была портнихой и дочерью виноградаря. Несмотря на постоянные придирки к Алине, Викторина тем не менее сочувствовала Эмили и звала своего деверя «скотиной». Время от времени Алина гостила у матери отца или у родителей матери – они были попросту жестоки. Известен случай, когда дед по матери попытался отобрать у Алины половину денег на школу – он считал, что слишком потратился на девочку. А бабушка со стороны отца присвоила деньги, которые отец прислал Алине в подарок на Новый год.

Алина, выросшая без любви, так и не научилась доверять людям. Ее тетя жаловалась: «Ей не удается завести друзей». Безрадостное детство, возможно, стало причиной того, что Алина всю жизнь страдала от лишнего веса. Живя в окружении нелюбимых людей, она искала утешения в еде. Возможно, виной были и гены. Сестра ее отца Мари была невероятно тучной женщиной. В многочисленных письмах к Эмили Викторина больше всего говорит о внешности Алины, хотя порой описывает также ее школьные успехи и поведение. Когда Алине было 10 лет, Викторина писала: «Твоя Алина здорова. Только жирная». Алине исполнилось 11 – Викторина докладывала: «Ты бы видела, как она растолстела… прожила у меня полтора месяца и набрала восемь фунтов. Монахини отпускают ей комплименты – говорят, хорошо выглядит». В августе 1872-го, когда Алине было тринадцать, ее тетя писала Эмили: «Она рослая и толстая».

Тетя Викторина была строгой и часто жаловалась Эмили на своеволие и непослушание Алины. В письме без даты она пишет: «В этом году она слушается хуже, чем в прошлом… очень трудно держать ее в подчинении». Когда Алине было 11 лет, Викторина плакалась: «Просто не знаю, что делать. Представляешь, она каждый день ходит удить рыбу! В канун Вознесения залезла в воду [прямо в обуви]. Башмаки теперь никуда не годятся… Но ее это ничему не учит. Не знаю, что ты с ней будешь делать». Учителя Алины из приходской школы сталкивались с той же проблемой. Викторина пишет: «Монахини говорят, что изо всех сил пытаются заставить ее слушаться, но это непросто». Алина была своевольной и любила одиночество. Впрочем, у Викторины нашлись для нее и добрые слова: «Она становится все разумнее, слушается меня, хорошо работает; довязала пару чулок».

Училась Алина прекрасно. В Эссуа, помимо бесплатной школы, была частная католическая для девочек, где учились и пансионерки, и приходящие ученицы. Несмотря на стесненность в средствах, Эмили отправила Алину в приходскую школу: там ее обучили основам религии, а также чтению, письму, шитью и кулинарии. Когда Алине исполнилось девять лет, тетя сообщила матери, что девочка получила «первую награду за правописание, первую награду за арифметику и первую награду за Закон Божий», к чему неохотно прибавила: «Для ребенка ее возраста она довольно трудолюбива». Из этих писем создается впечатление, что Викторина воспринимала племянницу как обузу. Когда Алине исполнилось двенадцать, дяди со стороны матери попытались заставить ее бросить учебу. Алина написала матери: «Мои… дяди мне завидуют. Иногда говорят, что я должна идти на виноградник [собирать виноград]; иногда – что ты должна найти мне работу. Они посылают своих детей за вином, молоком – словом, за всем, что им нужно». Но Алина хотела учиться дальше, и мать согласилась за это платить.

Тетя Викторина одобрила решение племянницы остаться в школе, поскольку с осени 1871 года, когда ей исполнилось 12 лет, она стала пансионеркой и домой возвращалась только на выходные и праздники. То есть не путалась у тети под ногами. Через год после поступления Алины на пансион Викторина написала Эмили, что девочке стоит остаться в школе на зиму 1872/73 года, чтобы лучше освоить шитье, а потом, весной, она может поработать ученицей у хорошей портнихи в Эссуа. Так, благодаря собственному прилежанию и желанию тетки от нее избавиться, в четырнадцать лет Алина стала портнихой. Когда ей исполнилось пятнадцать, тетку начало тревожить ее поведение. Подруг у Алины не было, но уже в подростковые годы она начала общаться с местными молодыми людьми. Памятуя о беде Эмили, тетя написала, что Алина делает «глупости». Викторина сообщает: «Она мне соврала, зная, что я обязательно проверю… она бегает за молодым Огюстом. Можно, конечно, сделать вид, что это детские шалости, но не стоит себя обманывать. Она – маленькая развратница, о которой все судачат». Вскоре после отправки этого письма, когда Алине исполнилось пятнадцать, Викторина решила отлучить ее от местных мальчишек и отправила девочку в Париж, где та стала жить с матерью и работать швеей. Несколько месяцев спустя, 4 декабря 1874 года, Викторина умерла от эпидемии, которая унесла в Эссуа множество жизней, – ей было всего 46 лет. Алине повезло, что она вовремя уехала.

В Париже она зарабатывала как могла. Она обшивала и обстирывала и Ренуара, и Моне. Кроме того, она работала подавальщицей в молочном кафе на рю Сен-Жорж, напротив дома, где находились квартира и мастерская Ренуара. Владелицей кафе была мадемуазель Камиль, подруга матери Алины, тоже родом из Эссуа. Но лично Алина познакомилась с Ренуаром только через четыре года после переезда в Париж, в сентябре 1878 года. Через семнадцать лет после их знакомства дочь Берты Моризо, Жюли Мане, записала в дневнике, что, по воспоминаниям Алины, «когда она впервые увидела месье Ренуара, он был с месье Моне и месье Сислеем; у всех троих были длинные волосы, и они вызвали сильный переполох, когда шли по рю Сен-Жорж, где она жила». Хотя Алина работала на рю Сен-Жорж и жила с матерью неподалеку, она скрывала свой адрес, поскольку район этот пользовался дурной репутацией.

Первое письмо Ренуара к Алине, датированное сентябрем 1878 года, проникнуто вежливостью. Он называет ее «мадемуазель» и обращается на «вы», тогда как во всех последующих письмах говорит ей «ты». Письмо начинается с деловых вопросов, однако написано в духе ухаживания. Ренуар шутливым тоном дает Алине советы по поводу ее новой работы – помощницы в молочном кафе: «Не подавайте черную мыльную воду вместо кофе с молоком… Не спите до полудня – как Вы тогда будете подавать в 7 утра горячий шоколад?» Заканчивает он словами: «Передайте мадемуазель Камиль мои наилучшие пожелания, когда она вернется… А я за это привезу Вам морскую раковину. С искренним расположением, Ренуар». По этой игривости видно, что Ренуара заинтересовала пухленькая Алина. Он всегда высматривал натуру среди симпатичных женщин, а его отношения с натурщицами неизменно приобретали налет флирта – все это присутствует уже в первом его письме к Алине.

Что касается Алины, амбициозный холостяк с хорошими связями сулил ей ту самую обеспеченную жизнь, которой она была лишена в детстве. Они познакомились в сентябре 1878 года, через четыре месяца после того, как Ренуар вернулся на Салон и, стараниями мадам Шарпантье, начал приобретать репутацию модного портретиста. Однако дело было не только в деньгах. Ренуар действительно произвел на Алину сильнейшее впечатление, она даже сохранила все полученные от него письма.

Поначалу Ренуар, будучи ровесником Алининой матери, вел себя покровительственно и даже руководил девушкой. Видимо, выросшей без отца Алине это пришлось по душе. По крайней мере, она никогда не возражала. В первые годы их отношений Ренуар в целом ряде писем беззастенчиво дает ей советы о том, как себя вести: «Надеюсь, тебе хватит ума не оставаться долго на этой сковородке». И еще: «Не сочти это занудством. Кстати, я ведь слишком многое себе позволяю, да?» В том же духе: «Попытайся так устроить свою жизнь, чтобы в ней не было места скуке». Ренуара тревожат вспыльчивость и прямолинейность Алины, он предупреждает ее: «Попытайся ни на кого не сердиться». Кроме того, он считает своим долгом давать ей советы по поводу проблем со здоровьем. Пытаясь избежать сложностей в их отношениях, он пишет: «Обещаю, я больше не приду, пока у тебя сильная мигрень. Напиши, когда тебе станет лучше».

Как и в случае с Лизой, Ренуар настаивал на том, чтобы хранить их отношения в тайне. Он всегда тщательно оберегал свою личную жизнь. Другим было известно только, что в начале 1879 года Алина была одной из нескольких его натурщиц. Лишь немногочисленные друзья знали, что она еще и его любовница. Скрытность Ренуара сквозит в нескольких написанных к ней письмах. В одном говорится: «Хочу найти день, когда ты сможешь прийти ко мне в гости, не возбуждая лишних сплетен по соседству».

На тот момент главным в их отношениях был, безусловно, Ренуар. Однако с годами Алина сумела взять над ним верх. Но даже тогда ему часто удавалось за ее спиной сделать все так, как он считал нужным, при этом он притворялся более пассивным, чем был на самом деле. Письма позволяют отследить изменения «расстановки сил» в их союзе. Со временем их послания становились все менее официальными, а Ренуар постепенно ослаблял контроль. Он обращался к Алине «мой милый друг», а заканчивал письмо словами «с дружбой и поцелуями, О. Ренуар».

Кроме того, Алина и сама начала утверждать свою власть: она напрашивалась на комплименты и получала предсказуемый ответ. Однажды, в письме из Эссуа, она задала ему вопрос, считает ли он ее уродкой. Ренуар ответил: «Милая моя и любимая, только что прочел твое письмо, полное отчаяния и озорства, потому что ты хочешь, чтобы я ответил комплиментами. Знаешь что? Никакая ты не уродка. Напротив, ты невероятно красива… Не могу сказать, красавица ты или уродка, но знаю, что мне очень хочется снова шалить… Если скажешь, я приеду и поселюсь рядом с Эссуа, раз уж ты не хочешь возвращаться, и загляну к тебе на денек… потому что, хотя ты и уродка, мне хочется целовать тебя во все правильные места, и это безумное желание… Шлю тебе издалека свою любовь… Схожу по тебе с ума. Огюстен». Та самая любовь, которую Ренуар столь страстно выражает в письме, получила наглядное воплощение в его величайшем шедевре «Танец в Буживале» (1883).

Через несколько лет после начала их отношений Ренуар смирился с мыслью, что своенравная Алина всегда будет поступать по-своему, невзирая на все его советы. В 1881 году Алина спросила, разумно ли ей ехать в отпуск без него, на что он ответил: «Я не стану тебя останавливать, если ты решила провести несколько дней в Шату». Он продолжает: «Я буду рад, если ты поедешь. Там ты немножко придешь в форму. Впрочем, ты так долго пренебрегала своим внешним видом, что я не могу представить себе, как можно радикальным образом уменьшить объем твоей талии, хотя, конечно, это твое дело». Ренуар хотел, чтобы Алина следила за своей внешностью, и высказывал озабоченность по поводу ее фигуры, однако явно смирился с тем, что она все равно сделает так, как захочет.

Что бы там Ренуар ни думал по поводу форм Алины, когда он ее писал – а писал он ее все чаще, – он всякий раз преображал ее в соответствии со своей творческой задачей. То, что возникало в воображении, затмевало то, что видел его глаз. У нас нет никакой возможности определить, с какой натурщицы написана какая фигура, поскольку Ренуар не только представлял одну и ту же модель по-разному, но иногда использовал несколько моделей в работе над одной фигурой. Как и Лиза, Алина служила ему источником вдохновения, однако он не считал необходимым в точности передавать ее внешность. У Алины были рыжие волосы, однако в 1881 году он изобразил ее блондинкой на картине «Белокурая купальщица», рыжеволосой – в «Завтраке гребцов» и брюнеткой – в «На террасе». Кроме того, он вольно трактовал ее фигуру. Из трех работ 1881 года лишь в «Белокурой купальщице» Алина выглядит полной, а на двух других картинах – стройной.

Безусловно, любовь к Алине оказала благотворное влияние на творчество Ренуара. В годы ухаживания за ней, с 1879 по 1884 год, он создал величайшие свои полотна, воспевающие радость романтических отношений в Париже и его пригородах, такие как «Завтрак гребцов», «Танец в Буживале» и «Танец в деревне». Алина стала одной из нескольких женщин, которые позировали ему для жанровых картин. Кроме того, она позировала для одиночных женских фигур в интерьере и на природе, для нескольких портретов матерей с детьми, а также, все чаще, в качестве обнаженной натуры.

Первой картиной, где изображена Алина, стали «Гребцы в Шату» 1879 года. Вместе с нею позировал друг Ренуара Кайботт. Шату, куда Ренуар любил ездить на пленэр, – это городок на Сене в 14 километрах к северо-западу от центра Парижа. С вокзала Сен-Лазар, расположенного неподалеку от мастерской Ренуара, туда можно было доехать поездом за полчаса. За постой в тамошнем трактире «Мэзон Фурнэз» Ренуар расплачивался портретами членов семьи трактирщика. Он начал писать в Шату в середине 1870-х и примерно тогда же предлагал в письме доктору де Беллио: «Пожалуйста, выкройте денек, чтобы приехать сюда пообедать. Вы не пожалеете, неподалеку от Парижа нет другого такого же красивого места».

Остров в Шату стал местом действия одного из величайших шедевров Ренуара, «Завтрак гребцов», 1881. Эта работа начата через год после встречи с Алиной, и она позировала для главной женской фигуры. Она находится в левом нижнем углу, на ней соломенная шляпка, украшенная лентой и цветами. Алина нежно придерживает маленького терьера, сидящего на столе. Возможно, это та же собачка, которую Ренуар в 1880 году изобразил рядом с Алиной на траве. Не исключено, что это тот самый песик Алины, о котором Ренуар впоследствии упомянет в письме: «Мои наилучшие пожелания Кики, или Квикви».

На этом полотне Ренуар изобразил, вольно трактовав натуру, четырнадцать своих друзей, которые сидят или стоят у двух столов, закончив завтрак на террасе ресторана в «Мэзон Фурнэз». За террасой, в верхнем левом углу, видны яхты на Сене и часть железнодорожного моста. За спиной Алины стоит сын владельца ресторана, Альфонс Фурнэз-младший, который заведовал лодочным прокатом. В центре изображен, сидя спиной к зрителю, барон Рауль Барбье, офицер-кавалерист, бывший мэр Сайгона во Вьетнаме, вернувшийся во Францию в 1876 году. Барбье беседует с Альфонсиной Фурнэз, дочерью владельца ресторана, – она стоит, облокотившись на перила. Сидящая женщина с бокалом в руке – это Эллен Андре, актриса, которая также позировала Мане и Дега. Рядом с ней, в профиль к зрителю, неизвестный мужчина. За ним стоит спиной, в черном цилиндре, состоятельный банкир, издатель и художественный критик Шарль Эфрусси. Лицом к нему изображен его секретарь, поэт и критик Жюль Лафорг. В верхнем правом углу – трое близких друзей Ренуара, которые часто для него позировали: слева, в черном котелке, – Эжен-Пьер Лестринг, чиновник. Рядом с ним – Поль Лот, морской офицер и журналист, он обнимает знаменитую актрису Жанну Самари. Она заткнула уши, чтобы не слышать непристойную шутку мужчин. Справа сидит, глядя на Алину и куря сигарету, близкий друг Ренуара Кайботт, большой любитель ходить на веслах и под парусом. Рядом с ним – актриса Анжела и итальянский журналист месье Маджиоло. Группа друзей Ренуара, облаченных в модные наряды того времени, представляла его обычный мотив: радость жизни, наслаждение едой, вином и общением. Присутствует и романтическая нота: Кайботт смотрит на Алину, Барбье явно заинтересован Альфонсиной Фурнэз, двое мужчин флиртуют с Самари.

Не существует единого мнения о том, когда Ренуар начал работу над этим шедевром. Однако из трех его писем видно, что приступил к созданию «Завтрака» он в сентябре 1879-го, через год, в августе и сентябре 1880-го, все еще работал над ним, а закончил пять месяцев спустя, в феврале 1881 года, – тогда картину приобрел торговец. Всего на ее создание ушел год и четыре месяца. Из письма Ренуара к Берару в сентябре 1879 года понятно, что он только приступил к работе: «Надеюсь повидаться с тобой в Париже 1 октября, а сейчас я в Шату… Работаю над картиной с гребцами – давно уже мечтал к ней приступить. Я старею и не хочу больше отказывать себе в этом празднике… Впрочем, она уже дорого мне обходится. Не знаю, закончу ли, однако поделился своими сомнениями с Дедоном, и он согласился, что, даже если картина окажется слишком накладной и мне не удастся ее дописать, она все равно станет шагом вперед: время от времени надо ставить перед собой задачи, которые кажутся слишком сложными». Называя картину «накладной», Ренуар имеет в виду, что вместо большого полотна, 130 на 173 сантиметра, он мог бы писать портреты и зарабатывать. Поскольку позировали для картины друзья, вряд ли им пришлось платить. Тем не менее понадобилось купить полотно и краски, а также оплатить проживание в «Мэзон Фурнэз».

Второе связанное с этой картиной письмо, которое Ренуар в августе 1880 года написал Алине, подтверждает, что он продолжает работу и надеется закончить ее к концу года: «Милый друг, скажи мадам Альфонсине, что я собираюсь приехать в Шату примерно 8 сентября, если погода не испортится. Я хочу закончить завтрак гребцов, который лежит у барона». Барбье позволил хранить полотно в своем доме в Шату.

В третьем письме, от середины сентября 1880 года, Ренуар пишет Берару, что ему очень хочется поскорее закончить картину, и сетует, что внезапно получил заказ на портрет: «Дорогой друг, я все еще не закончил эту картину, потому что какая-то шлюшка из высшего общества посмела заявиться в Шату и потребовать, чтобы я ее изобразил. Это оторвало пятнадцать дней от основной работы… Я злюсь все сильнее… Проваландаюсь здесь еще неделю, потому что все уже сделал, а потом вернусь к портретам». Он продолжает: «Напишу тебе на следующей неделе. Надеюсь, что наконец-то закончил… Ах! Даю слово: это последнее большое полотно». Подтверждением того, что письмо к Берару написано в начале сентября 1880 года, служат последние строки: «Андре вернулся в школу?» Старшему сыну Берара Андре было тогда 11 лет, он учился в частной школе и должен был в начале сентября уехать из Варжемона.

Работа над «Завтраком» заняла целый год и четыре месяца из-за одного непредвиденного события. После четырех месяцев работы, в январе 1880 года, Ренуар упал с велосипеда и сломал правую руку; пришлось писать левой. Он отнесся к несчастному случаю с юмором и смирением. Своему патрону Дюре он пишет: «Мне нравится работать левой рукой: это забавно, а получается даже лучше, чем правой. Не дает мне стоять на месте». Он продолжает: «Не стану благодарить Вас за то, что Вы так сильно волновались в связи с моим падением, но очень этим польщен, очень ценю сочувствие, которое мне все выражают… Примерно через неделю я окончательно поправлюсь. За быстрое излечение я должен благодарить доктора Терье – он просто неподражаем». Судя по всему, Ренуар научился одинаково пользоваться обеими руками; почти двадцать лет спустя Писсарро писал сыну: «Помнишь, когда Ренуар сломал правую руку, он писал изумительные картины левой?» Несмотря на перелом, в этом году Ренуар поставил подпись «Ренуар. 80» на тринадцати работах, в их числе – «На концерте», «Девушка с кошкой», «Первый шаг» и «Девушка в шляпе», плюс на десяти заказных портретах. Сломанная рука художнику не мешала; он с решимостью преодолел препятствие и двинулся дальше.

Невероятная плодовитость Ренуара в этот период кажется еще более удивительной, если учесть, что, как уже было сказано, «Завтрак гребцов» – одна из самых больших его работ. Дюран-Рюэль приобрел ее 14 февраля 1881 года за 6 тысяч франков – в четыре раза дороже, чем заплатил Ренуару в 1878 году Шарпантье за картину примерно того же размера. Дюран-Рюэль признал ее шедевром и многократно выставлял: в Париже, сперва – на коллективной выставке на рю Вивьен, с конца апреля по конец мая 1881 года, потом – на седьмой выставке импрессионистов в марте 1882-го, а потом – на персональной выставке Ренуара в своей галерее в апреле 1883-го. Потом Дюран-Рюэль отправил картину в Америку: в Бостон на Иностранную выставку в мае – июле 1883 года и в Нью-Йорк на Выставку американских художественных галерей и Национальной академии дизайна с 18 апреля по 20 июня 1886-го.

В феврале 1881-го, впервые получив столь высокую цену за свою работу, сорокалетний Ренуар наконец-то счел возможным снять отдельную квартиру. Он сохранил за собой мастерскую на рю Сен-Жорж, где продолжал жить его брат Эдмон. Себе же Ренуар подыскал жилье в нескольких кварталах к северу, в доме 18 по рю Удон. Он предложил Алине переселиться к нему, но при условии, что их отношения останутся тайной для всех, кроме Эдмона, который дал клятву не разглашать их секрет. Поначалу они взяли у Эдмона на время матрас, и Ренуар примерно в марте 1881 года пишет Алине: «Отправь ему матрас обратно, чтобы он ничего не говорил». Поскольку Ренуар не имел намерений жениться на Алине, пока не устроит свои финансовые дела, он не считал нужным объявлять, что они живут вместе. Действительно, огласка добавила бы ему в чужих глазах богемности и могла повредить его репутации.

Хотя они и не были женаты, Алина исполняла обязанности хозяйки дома: надзирала за служанкой Сесиль, которая делала уборку и в доме 35 по рю Сен-Жорж, и в их новой квартире. Работа по хозяйству в те времена, в отсутствие холодильников, водопровода и канализации, доставляла немало труда, поэтому даже люди со скромным достатком, как правило, нанимали слуг. Со служанкой Алина расплачивалась деньгами, которые Ренуар присылал ей из поездок. Например, в том же письме он пишет: «Денег пришлю со следующим письмом». В другом просит: «Спроси у Сесиль, закрыты ли ставни на рю Сен-Жорж, – я не хочу, чтобы мое пианино выгорело на солнце… Пожалуйста, вели Сесиль ничего в мастерской не трогать. Там многое в беспорядке, но к моему приезду все должно быть так, как я оставил». В другом письме он задает вопрос: «Сесиль по-прежнему тебя устраивает?» И далее: «Я получил письмо, в котором ты пишешь, что служанка плохо работает. Тебе ничего не стоит от нее избавиться и нанять другую, ты ведь сама решаешь, как тебе поступать, главное – уложиться в средства, что тебе в любом случае не удается».

В 1881 году Ренуар хотел, чтобы Алина, помимо хозяйственных дел, посвящала время саморазвитию: он предложил ей брать уроки игры на фортепьяно. Сам он, как и большинство культурных людей того времени, владел инструментом. Он предложил ей перевезти его пианино с рю Сен-Жорж в их квартиру, а далее посоветовал: «Скажи, чтобы перевезли мое пианино. Можешь брать уроки. Будет чем заняться. Я напишу записку, чтобы консьерж позволил его забрать». Несколькими годами раньше Ренуар выполнил портрет мадам Жорж Хартман, жены издателя музыкальной литературы, – она стоит перед роялем. Вскоре после этого он написал «Девушку за фортепьяно». Кроме того, два года спустя он предложил Алине заняться изучением английского языка, который он сам в то время осваивал. После того как в 1883 году они вдвоем съездили на отдых на английский остров Гернси у побережья Нормандии, Ренуар писал подруге: «Очень советую тебе подналечь на английский, мы на следующий год туда вернемся».

В середине февраля 1881 года, когда Алина обосновалась в новой квартире, Ренуар уехал по делам в Алжир. Перед отъездом он закончил картины, которые собирался представить на Салон 1881 года, и договорился со своим другом Эфрусси, что тот передаст их на комиссию. Заказы на эти работы нашел именно Эфрусси: два портрета трех маленьких дочек любовницы Эфрусси – Луизы Морпурго, графини Каэн д’Анвер. Годом раньше Ренуар написал портрет их старшей сестры, Ирен Каэн д’Анвер. В начале 1881 года, перед отъездом в Алжир, Ренуар закончил портрет двух младших сестер, Алисы и Элизабет. По прибытии в Алжир он написал Дюре: «Я уехал сразу после того, как закончил портреты малышек Каэн, и так устал, что даже не могу сказать, удалась картина или нет». Ренуар надеялся, что, благодаря влиянию Эфрусси, эти портреты будут пользоваться на Салоне бо́льшим успехом, чем «мои несчастные работы прошлого года». Ренуар думал, что уезжает на месяц, но задержался на два. У Алины сохранилось десять его писем, написанных во время путешествия. Ни одного ее письма к нему за этот период пока не обнаружено. Впрочем, из писем Ренуара видно, что любовь их очень сильна.

Художник впервые поехал за границу. Поскольку Алжир являлся французской территорией, проблемы с языком не возникло. Он доехал поездом до Марселя, потом пароходом – до столицы страны, Алжира. В письмах он жалуется и заявляет, что плавание оказалось «очень неприятным». Его утомили «три скучных дня в пути». Уже проведя в путешествии целый месяц, он все еще не приспособился к новым обстоятельствам и пишет Алине: «Я – худший путешественник во всем мире и едва удерживаюсь, чтобы не вернуться домой». Кроме того, он страшно тоскует по Алине и в одном из первых же писем заявляет: «Собирался написать тебе и позвать в гости». Вместо этого он обещает: «Если придется вернуться сюда осенью, привезу тебя в Африку». То же обещание звучит и в другом письме: «Если придется ехать снова, я намерен взять тебя с собой».

Поездка, состоявшаяся в феврале, позволила Ренуару перебраться из холодного серого Парижа в теплый солнечный Алжир, где можно было работать на пленэре. Главной целью этого путешествия для Ренуара было желание усовершенствоваться в своем мастерстве. Впоследствии он говорил: «[Писать пейзажи] – единственный способ немного обучиться нашему ремеслу». В первом письме к Алине он сообщает: «Дорогая моя малышка, я добрался хорошо и послезавтра приступаю к работе. Начинаю осматриваться, пытаюсь решить, что написать в первую очередь». Впоследствии он пояснил: «Нужно научиться не транжирить время попусту, но на то, чтобы наладить работу, нужно какое-то время». И еще: «Я не имею права вернуться, не привезя с собой хоть несколько полотен». Агент Ренуара и его патроны очень хотели, чтобы он писал. В письме к Алине он язвительно шутит: «Попытайся еще раз написать мне что-нибудь очень злобное. Все, видишь ли, пишут мне только приятные вещи, чтобы я побольше работал, а тут хоть какое-то разнообразие». Кроме того, в конце февраля он сообщает: «Тут очень красиво, думаю, привезу домой очень симпатичные вещи. Есть из чего выбирать, все очень красиво». Ренуар работал с охотой, и впоследствии Дюран-Рюэль приобрел три алжирских пейзажа и картину с сидящей алжирской девушкой – все работы подписаны «Ренуар. 81».

Ренуар жил в Мустафе, пригороде Алжира в трех километрах от города, адрес его звучал так: «Кафе „Хелдер“, военная тренировочная база, Мустафа, Алжир»; кроме того, он сообщил Алине, что собирается путешествовать по стране: «Придется съездить на юг либо прямо сейчас, либо позднее, через 3 недели… Железных дорог нет. Поедем в конных повозках, это не очень быстро».

Дюре он сообщает: «Я в Алжире. Хотел посмотреть собственными глазами, как выглядит страна солнца… Она прекрасна, природа здесь необычайно богата… Не хочу возвращаться домой с пустыми руками, пусть даже привезу что-то маленькое, ведь у меня только месяц; это не так-то много». В письме к мадам Шарпантье он более красноречив: «Изумительная страна… какие красивые пейзажи… невероятно богатые, а зелень густая и пышная. Пришлю Вам рисунок». Эфрусси он объясняет: «На этот раз много не привезу, но собираюсь вернуться сюда – страна очень красивая». Мадам Поль Берар он пишет длинное письмо, призывая ее убедить мужа «приехать посмотреть эти восхитительные пейзажи… Вы обязательно должны увидеть равнину Метиджа рядом с Алжиром. Никогда не видел ничего более роскошного и плодородного… Тут на удивление приятно, ночи прохладные, комаров нет… Арабы – очаровательные люди… Должен признать, что вполне счастлив: увидев Алжир, его невозможно не полюбить». Другое письмо он отправил напрямую ее супругу: «Возможно, смогу тебе что-то привезти, пейзаж-другой».

Алине он рассказал о своей работе подробнее: «Завтра начинаю большую картину с арабами и большой пейзаж». На картине «Арабский праздник в Касбе» («Мечеть») изображены музыканты в окружении большой толпы людей, а на заднем плане – турецкие укрепления. Кроме того, он написал «Алжирскую бухту» – он надеялся, что экзотичность обстановки и персонажей, отличающая эту работу от более ранних, поможет ее продать. Помимо пейзажей, Ренуар собирался писать и фигуры, однако жаловался Берару, как трудно найти натуру. Впрочем, он сделал наброски с нескольких алжирских девушек. Возможно, натурщицы были француженками или еврейками – в то время мусульманки в Алжире обязательно закрывали лицо чадрой.

В первой части поездки Ренуара сопровождал его брат Эдмон. Об этом упомянуто в нескольких письмах к Алине: «Сижу с братом в кафе „Хелдер“». Позднее: «Сердит на брата, который внезапно уехал из Алжира, ничего мне не сказав, и теперь я наедине со своими мыслями». Эдмон тогда работал в ежедневной газете La France Méridionale в Ницце. Некоторое время Ренуару было очень одиноко, он даже засобирался домой. Скучая по Эдмону, он пишет Алине: «Попытайся прислать мне какие-нибудь новости про брата». Эдмон решил вернуться в Алжир, но всего за несколько дней до отъезда оттуда Ренуара. Художник пишет Алине: «Брат приедет завтра». Но и после отъезда Эдмона Ренуар не остался в полном одиночестве – в Алжире у него было несколько друзей. Впервые в жизни он оказался в ситуации, когда не он брал деньги в долг, а брали у него. Он пишет Алине: «Что до Лестринга, он – единственный из моих друзей, кто пока не занял у меня ни франка».

Какие-то подробности, касающиеся его времяпрепровождения с Лестрингом, видимо, вызвали у Алины подозрения в верности Ренуара. Сначала он написал Алине: «За его [Лестринга] поездку платит министерство, он живет в Алжире у друга, которого я не знаю; я его и двух раз не видел. Друг детства, у которого он остановился, женат, у него куча детей, я из чистой вежливости нанес ему визит». Возможно, Алина, которой тогда было 22 года, сообразила, что у друга детства Лестринга, в его 34 года, могут быть дочери-подростки, и ощутила в «куче детей» какую-то угрозу, а может, вся эта история показалась ей фальшивой. Памятуя, что ее отец бросил ее мать, она всегда с подозрительностью относилась к мужскому поведению – и прислала гневный ответ, упрекая Ренуара в том, что он не сообщил ей подробнее, у кого живет Лестринг.

В следующем письме Ренуар заверяет ее: «Я не стал тебе об этом писать, потому что голова была занята другими вещами, а кроме того, мне казалось, что тебе будет совсем не интересно знать, что у него есть друг, к которому он каждые три года приезжает на три месяца, тем самым лишаясь ежегодного месячного отпуска». В ответ на обвинения Алины Ренуар продолжает: «Уж ты могла бы знать, что мне хватает забот зарабатывать живописью и некогда тратить время на глупости. А еще это несправедливо по отношению к Лестрингу, который капризен и порой невыносим, но манеры у него безупречные, и он человек исключительно порядочный». После этих объяснений он добавляет: «Видишь, я, как могу, пытаюсь умерить твой гнев». В заключение Ренуар заверяет ее, что каждый день в восемь вечера ложится спать, а встает в шесть утра. Алина, хотя и была на восемнадцать лет моложе возлюбленного и оставалась простой девушкой из деревни, не боялась в открытую высказывать свои сомнения по поводу верности Ренуара.

Пока Ренуар работал в Алжире, Алина раздумывала, не принять ли предложение отца съездить в Канаду. Виктор Шариго, на тот момент проживавший в Виннипеге, написал ей несколькими месяцами раньше, уговаривая приехать в Канаду, где, как он утверждал, она больше заработает шитьем, чем в Париже. Алина, обычно такая решительная, никак не могла определиться, ехать ей или нет. Ренуар знал про письмо Виктора и про сомнения Алины и, полностью отказавшись от своего назидательного тона, предоставил ей решать самой. Предполагая, что она все-таки уедет, Ренуар наказал: «Напиши мне про день отъезда, чтобы я заранее вернулся в Париж. Пиши поскорее, постарайся сообщить, когда уезжаешь. Меня-то не будет всего месяц, а когда ты вернешься – бог ведает». Возможно, мысль об отъезде на неопределенный срок напугала Алину – в итоге она отказалась от мысли повидаться с отцом.

Но если Алина решила не разлучаться с Ренуаром надолго, сам он сильно задержался в Алжире. Запланированный месяц пошел к концу, он понял, что ему нужно еще время, чтобы закончить работы, и остался на несколько лишних недель. То, что вместо месяца Ренуар провел в Алжире два, для него типично – он не любил следовать жесткому графику. Все свои последующие поездки он, как правило, сильно затягивал, а маршрут менял по ходу дела. Алина, ожидавшая его назад в конце марта, часто задавала в письмах вопрос, когда же он вернется. Ренуар отвечал: «Милая моя подруженька, мне очень тяжело: я не могу бросить два очень важных пейзажа, жду еще двух-трех солнечных дней. Если бы не это, вернулся бы мигом. Подожди еще немножко. Как только погода наладится, а за этим дело не станет, я напишу, с каким судном возвращаюсь. В любом случае буду не позднее следующей недели». А вскоре любовно обещает: «Милочка моя милая, изо всех сил постараюсь отплыть в воскресенье. Идет дождь, надеюсь, что завтра смогу поработать. Я заказал ящики [для картин], их уже доставили, так что, если припозднюсь, мне только и останется, что их упаковать. В любом случае дольше вторника не останусь. Жалко, конечно, этюды». На обратном пути он опять принимает все предосторожности, чтобы их отношения остались в тайне: «Пожалуйста, предупреди месье Дешана, что он получит телеграмму, которую я отправлю тебе из Марселя, не упоминая в ней твоего имени. Ты поймешь, о чем речь. Я просто укажу время прибытия».