Слово «рабство» говорит нам о многом; с ним связаны самые мрачные и страшные воспоминания нашего общества. Тем не менее мы убеждены, что рабство в мире уничтожено, и это самое великое социальное достижение XIX в. Однако в течение многих столетий великие мыслители Западной цивилизации размышляли о моральной проблеме рабства, а также о видах рабства. Существовало личное вещное рабство, когда человек был собственностью, имуществом другого человека. Но это только один из видов рабства, самый плохой его вид. Далее, существовало рабство крепостного типа, так называемое рабство недвижимости, когда человек приписывался к земле. Кто владел землей, тот получал и рабов, хотели они того или нет; а во многих случаях они этого не хотели. Исследование стоимости земли в Белой Руси показывает, что земля без крепостных ценилась выше, чем земля с крепостными.

Существовали и другие виды рабства, — например, так называемое политическое рабство, когда человек считался собственностью правителя и имел лишь те права, которые предоставлял ему правитель. В наши дни такими странами являются Куба и Ирак. Если человек и не является там просто «вещью», то его жизнь в большинстве аспектов контролируется, регулируется и ограничивается всемогущим государством. Любой тип тоталитаризма будет политическим рабством, которое, конечно, все еще существует в мире.

В Европе вещное рабство и крепостная зависимость были упразднены в первую очередь благодаря моральному авторитету христианства, но это упразднение произошло только в Западной Европе. В России рабство всех видов сохранялось до начала 1860-х годов, почти до того самого времени, когда американцы занимались ликвидацией рабства на Юге. Португалия и Испания дольше всех сохраняли рабство в своих заморских колониях, но к 1900 г. последние остатки рабовладельческой практики европейских стран исчезли.

Мы знаем, что крепостная зависимость, тысячу лет царившая в мире, явилась результатом практики налогообложения в поздней Римской империи. В то время она казалась наилучшим способом надзора за римскими налогоплательщиками. Когда римский император ввел крепостную зависимость, он просто защищал свой источник налогов. По уверениям нашей налоговой службы, она занимается тем же самым, а потому совершенно необходимо, чтобы Конгресс наделил ее немыслимой властью над налогоплательщиками.

Следует напомнить читателю и о безуспешном восстании, которое подняла в I в. н.э. королева Боудика. Она хотели избавить бриттов от римского владычества и особенно от римских налогов. Ее речь перед воинами — это классическое суждение о сути рабства. За 5 тысяч лет писаной истории никто не сказал о рабстве точнее, чем Боудика: «Разве мы не платим ежегодных податей и за наши собственные тела? Насколько лучше было бы быть проданным хозяевам сразу и полностью, чем, имея пустое звание свободы, ежегодно выкупать себя». Иными словами, лучше находиться в рабстве у человека, чем быть рабом налогов.

Налоговый фонд в Вашингтоне более всего известен вычислениями «Дня налоговой свободы», того дня каждого года, после которого доходы американцев остаются полностью в их распоряжении. (Правда, если взять среднестатистических работающих мужа и жену, в принципе возможна ситуация, когда кто-то из них работает полный рабочий день в течение всего года только на налоговое ведомство.) День налоговой свободы пришелся

Все указывает на то, День налоговой свободы будет постоянно откладываться до тех пор, пока мы не станем полусвободной и полурабской страной. Ведь рабство — это принудительный труд без вознаграждения. Толстой определял его так: «Суть рабства состоит в насильственном изъятии продукта чужого труда. И неважно, заключена ли эта сила в праве собственности на раба или во владении деньгами, которые раб должен получать, чтобы жить» («Так что же нам делать?», 1891).

Те, кто ратует за высокие налоги и большие государственные расходы, будут, конечно, возражать против сравнения с рабством. Но если даже так, говорят они, мы, налоговые рабы, получаем пользу от всего этого рабского труда. Но разве это не то же самое, что забота плантатора о рабе с рождения до смерти, как было при рабской экономике на Юге? Совсем нет, скажут нам; у нас ведь теперь есть социальные службы, которые этим занимаются. Опять мимо кассы. Когда налоги уплачены, не налогоплательщик, а государство решает, кто что получит. Во всех рабских экономиках господин решает, кто из порабощенных больше заслуживает его милости. То обстоятельство, что о некоторых рабах хорошо заботились (как утверждали южные плантаторы в 1860 г.), никак не изменяет их рабского статуса.

И не стоит удивляться, что мы быстро движемся к тому дню, когда станем полурабами и полусвободными, причем движемся с нашего согласия. Если нам, возможно, не нравятся высокие налоги, то нашим представителям они определенно нравятся. Мы в такой же степени, как и они, виноваты в том, что требуем и ожидаем от правительств всех тех действий, которые требуют денег, — а деньги поступают за счет налогов. Мы уже говорили, что в Риме и средневековой России крестьяне отказывались от свободы и становились крепостными, чтобы избежать налогов. Они предпочитали быть рабами или крепостными в чистом виде, чем оставаться в налоговом рабстве у могущественной бюрократии с ее карательными мерами, конфискациями и жестокостью. Монтескье со ссылкой на другого автора отмечает, что многие московиты предпочитали быть рабами, — только бы не иметь дела с царскими налоговыми чиновниками. Перед нами, надо надеяться, такой выбор все же не встанет. Но история содержит много подобных примеров, и не только в России. Выбор состоял в том, какой вид рабства предпочесть — рабство налоговое или рабство личное? Тот факт, что столь многие предпочитали личное рабство налоговому, свидетельствует: налоговое рабство может быть крайне тяжелым и даже невыносимым.

Налоговое рабство очень беспокоило американцев в ранние времена. Английские авторы насмехались над американцами, которые считали любой налог Короны «ярлыком рабства». Понятно, что речь идет не о ярлыке личного рабства. Главная подпольная организация, которая руководила восстаниями против английских налогов в 1760-1770-х годах, называлась «Сыны свободы». Ее члены мазали дегтем и вываливали в перьях английских налоговых агентов, а когда они маршировали по улицам крупных городов, то распевали песню с таким припевом:

Слово «рабство» тут специально выделено и, несомненно, означает налоговое рабство.

Когда Монтескье в своем классическом сочинении «О духе законов» писал, что чрезмерные налоги ведут к рабству, а прямые налоги свойственны рабству, он имел в виду не личное, а налоговое рабство. Американцы почитали Монтескье как великого мыслителя Просвещения и быстро осознали всю важность проблемы налогового рабства в отношениях с Великобританией и Конституционным конвентом.

Линкольн использовал слова «полурабство» и «полусвобода» в полемике со Стивеном Дугласом в 1858 г., заявив, что страна не может существовать при таком положении дел. При замене личного рабства на налоговое встает тот же самый вопрос: можем ли мы сохранить нашу свободу у если перед налоговым чиновником мы полусвободные-полурабы?

Налогоплательщики, сытые по горло этой системой, могут, конечно, собрать пожитки и уехать из страны; так поступали многие римляне, которые бежали к варварам, «чтобы жить свободными». Однако в отличие от римлян им не удастся жить совершенно спокойно: агенты налоговой службы будут доставать их и за границей повестками и угрозами финансовых поверок. Десятки тысяч людей, от «Rolling Stones» до Шона Коннери и великих спортсменов, уехали из родных стран с их высокими налогами туда, где налоговый климат мягче. Это распространенная и традиционно узаконенная практика.

Прямые налоги — это личные обязательства людей перед страной, в которой они живут. Данная страна предоставляет своим жителям защиту и услуги. Если вы в ней не живете и не получаете от нее услуг и защиты, нет никакого морального основания брать с вас налоги. Но для американцев все обстоит не так. Чтобы законным образом избежать налогов, они должны отказываться от гражданства. Если они это делают, им может быть навсегда запрещено возвращение в Соединенные Штаты. В подобном положении оказывались диссиденты, высланные из СССР: они считались преступниками за «клевету на государство». Таким преступником был Солженицын. Американцы, покидающие страну из-за налогов, считаются преступниками иного вида — изменниками и предателями. Бенедикты Арнольды — вот как их сейчас называют. Но если американцы — это Бенедикты Арнольды, почему не объявить такими же предателями «Rolling Stones» и Уильяма Джойса? (Уильяма Джойса, который бежал в Германию в 1939 г. и принял немецкое гражданство, Англия считала злостным изменником. Главный вопрос на нашумевшем процессе в 1945 г. состоял в том, можно ли судить Джойса как английского подданного.)

По счастью, администрация Клинтона выступила против нового закона о Бенедикте Арнольде (принят в 1996 г.), как его громко назвал Конгресс. И впрямь, разве можно оправдать закон, столь чуждый Западной цивилизации? Разве он не свидетельствует, что американцы порабощены налоговым ведомством сильнее, чем любой другой народ в мире?

Сейчас те американцы, которые не хотят спасаться от налогов бегством, могут уйти в современное подполье XX в. — в теневую экономику. Если они попадаются, как беглые рабы с Юга, их наказывают и возвращают в рабство у налоговиков.

Какую налоговую систему следует считать рабской? Какие здесь критерии? Если мы хотим иметь цивилизованное общество, налоги, разумеется, необходимы; поэтому любой налог не является рабством по определению. Однако вспомним урок истории: в древние времена, пока на историческую сцену не вступили греки, вся цивилизация основывалась на деспотизме. Греки пришли к выводу, что до них цивилизация была несовместима со свободой. И главной причиной греки и римляне считали прямое налогообложение.

Главное в том, какая часть нашей свободы принесена в жертву налоговым чиновникам ради выполнения налоговых требований. Вот что принципиально важно. Если мы отдали слишком много наших свобод — т.е. если налоговое ведомство бесцеремонно вмешивается в нашу жизнь (подобно писцам фараона), если оно слишком сурово наказывает нас за налоговое неповиновение, забирает слишком большую часть плодов нашего труда и нашей собственности, лишает нас гражданских свобод, нашего Билля о правах и мы, таким образом, находимся в состоянии полусвободы-полурабства, — не являемся ли мы тогда подданными государства, которое (как провозгласили 200 лет назад Сыны свободы) «обрекло нас по закону на рабство»?