Книга: Влияние налогов на становление цивилизации
Назад: 38. Для чего предназначены конституции
Дальше: 40. Укрощение чудища
39. Уроки прошлого
История умудряет людей.Фрэнсис Бэкон
Полибий, которого считают величайшим историком Древнего мира, писал, что лучшей подготовкой к политике служит изучение истории с целью избежать чужих ошибок. Ему вторил современный философ, покойный Джордж Сантаяна: те, сказал он, кто не способен извлечь уроки из истории, обречены вновь пережить ее. Как ни часто повторяется эта истина, мы не применяем ее к налогообложению, — по крайней мере сейчас, в XX в. Однако из моей книги, как мне представляется, неопровержимо следует, что плохое налогообложение приносило цивилизации огромные бедствия. Государство, взимающее чрезмерные налоги, подобно человеку, который совершает супружескую измену. Деструктивность такого поведения обычно обнаруживается лишь тогда, когда уже слишком поздно.
Знаменитого тренера по американскому футболу из Университета штата Огайо, покойного Вуди Хейса, однажды спросили, почему его могучие футбольные команды не делают пасы чаще. Он ответил: когда команда занимается перепасовкой, могут случиться три вещи, и две из них плохие. Это замечание вполне применимо к налогообложению. Когда государство требует слишком много налогов, возможны четыре вещи, и три из них плохие: бунт, бегство и уклонение от налогов. С обществом может приключиться даже кое-что похуже: низкая производительность, медленный экономический рост, ущемление свободы государственной бюрократией, ослабление свободы и самостоятельности в результате действий патерналистского государства, карательная и конфискационная налоговая система.
Большинство налогоплательщиков думают только о повседневных тяготах, для них достаточно чувствительных. До 1980-х годов ставки налогов не контролировались. Правительства были не в силах остановить все ускорявшийся рост ставок и прекратить усложнение налогового законодательства. В конце концов мы начали снижать ставки, но законодательство стало еще сложнее. Налогообложение можно назвать таким же бедствием всего XX в., как мировые войны, загрязнение окружающей среды и перенаселенность. В наших поисках здравого смысла налоговая история позволяет сделать немало неожиданных выводов.
Мы попытались прояснить воздействие налогообложения на историю в целом и на жизнь частных лиц. Многие историки и другие авторы высказывали предположение, что великие империи губили себя налогами; это предположение подтверждено историей и стало модной темой. Многие великие исторические события — во всяком случае большинство революций — берут начало в налогообложении. Налоги часто становились тем запалом, который поджигает порох людского недовольства; но когда происходит взрыв, люди редко вспоминают о запале. Даже если взять погибшие цивилизации, о которых мы так мало знаем, — если бы их немые храмы и руины могли говорить, какие налоговые истории они поведали бы нам? Существует мнение, что древняя цивилизация майя погибла, когда налогоплательщики перестали платить налоги и просто исчезли в джунглях.
В наше время должно быть уже ясно, что налогообложение — хороший барометр общественного устройства. Ничто не характеризует страну точнее, чем ее налоговая система. О состоянии общества лучше всего судить по тому, кто платит налоги, что облагается налогом, как налоги начисляются, собираются и расходуются. Те, кто контролирует политические процессы, неизменно несут более легкое налоговое бремя, чем те, кто не имеет доступа к контролю. Поэтому налоговая оптимизация — привилегия тех, кто контролирует систему; на долю прочих остается уклонение.
Мы обратили внимание на то, каким образом с самых ранних времен цивилизации, о которых дошли сведения, история человеческой свободы переплеталась с историей налогообложения. Налоговое законодательство отнимало свободу чаще, чем иноземные захватчики. Это главное слепое пятно в нашем представлении об истории. Мы давно и пристально следим за русскими и коммунистами, — настолько пристально, что рискуем разорить страну непомерными военными расходами, — но при этом не замечаем внутреннего злодея, который каждый год все больше вторгается в нашу частную жизнь и отнимает у нас гражданские свободы, чтобы сохранить источник поступлений.
Мы убедились также, что налоги разъедают патриотизм, причем коррозия происходит очень быстро. Одной из главных причин эмиграции было стремление спастись от налогов. Чтобы лучше понять это явление, воспользуемся еще одним сравнением с супружеской неверностью. С библейских времен при заключении брака условие «в счастье и несчастье» не включало в себя супружескую измену. Развод считался дозволительным; более того, бывали времена, когда неверную жену предавали смерти. Подобно браку, политические отношения человека и государства тоже основаны на контракте, и в этих отношениях фигурирует так же понимаемое условие «в счастье и несчастье». Как и в браке, здесь тоже есть определенные грехи, которые не допускают снисхождения. Именно к этой категории относится налогообложение. В Декларации независимости американцы оправдали свою государственную измену, поскольку Англия «облагала нас налогами без нашего согласия». Это древний принцип.
В XV в., после смерти Карла Смелого, владевшего обширными землями в Бургундии, Лотарингии и Фландрии, его дочь, Мария Бургундская, оказалась лицом к лицу с озлобленными подданными, готовыми восстать из-за непомерных налогов. Ради сохранения мира она снизила налоги и издала подобную Великой хартии вольностей свою известную хартию под названием «Великая привилегия». В ней получили дальнейшее развитие принципы Великой хартии: если правитель нарушает права и свободы народа, народ освобождается от своих гражданских обязанностей перед государством. Иными словами, народ получает право на развод, и тогда государство теряет право управлять им. Как мы отмечали в главе 5, на весьма похожем принципе основывался китайский Мандат Неба.
Неверность в налоговых отношениях породила длинную историю всевозможных бедствий. Американская революция не была исключением. Подобно виновным супругам, виновные правительства предавались смерти. Чаще всего оскорбленная сторона разводится с неверной половиной и без сожаления покидает землю предков. Если это неосуществимо, невозможность уклонения часто приводит к насилию. Жестокости, совершенные нашими предками по отношению к ненавистным налоговикам, напоминают насилие, которое может вспыхнуть в случае супружеской измены. За десятилетие юридической практики у меня были два клиента, совершившие убийство и самоубийство; в обоих случаях причиной стала супружеская неверность. В конфликте с налоговыми чиновниками человеческое поведение может быть взрывоопасным. Человек, задавленный ненавистными налоговыми задолженностями, часто ведет себя как попавший в капкан дикий зверь. От наших предков мы отличаемся только тем, что иначе снимаем стресс, вызванный налогами. Мы принимаем транквилизаторы или напиваемся, как шведы. Наши предки срывали гнев на первом попавшемся сборщике налогов и приканчивали даже невиновных.
Наша федеральная Конституция, как мы убедились, ничем нам не поможет, хотя и была нацелена на защиту налогоплательщиков. В наши дни Верховный суд, сталкиваясь с конституционными налоговыми проблемами, ведет себя как Понтий Пилат, который «взял воды и умыл руки перед народом». Налогоплательщики не найдут союзников в высшем суде, а рассмотрение налоговых дел редко бывает честной игрой. Кое-какую защиту против безжалостного произвола налоговой администрации мы получаем разве что от прессы и общественного мнения. Нас не защищает закон, а наши конгрессмены больше думают о том, как ублажить налоговиков, которые дают им масло на хлеб, чем о том, как облегчить положение налогоплательщиков, которые это масло производят.
«…ОСТАВЬ НАДЕЖДЫ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ». Как сообщают древнеримский поэт Вергилий и Данте, эти слова начертаны на вратах ада. Американские налогоплательщики, предстающие перед Верховным судом, оказываются в аналогичной безнадежной ситуации, если дело касается Конституции.
К сожалению, мы не можем поступить так, как предлагал Нерон, — отменить налоги и сделать этим прекрасный подарок роду человеческому. Мы не можем выжить без ответственного государства, а для него нужны налоги. Добровольные взносы на государственные нужды, подобные греческой и римской литургии, не свойственны нашему общественному устройству.
Налоги — это принудительное изъятие. Потеря денег в результате налогообложения нередко приводит людей в ярость и толкает к бунту. Поэтому государства должны подходить к организации налогообложения максимально благоразумно и осмотрительно. Люди стерпят многие законы, даже неприятные и неудобные в соблюдении, но плохое налоговое законодательство спокойно терпеть не будут. Когда граждане выходят из себя по поводу налогов, следует ожидать, что рано или поздно что-нибудь произойдет. Это могут быть акты насилия, подобные Американской революции, или просто уклонение и бегство от налогов. Разгневанные налогоплательщики во многих случаях не ограничиваются словесными протестами; они склонны снимать свое раздражение действием и, если необходимо, прибегать к насилию. Это, вне всяких сомнений, самый важный урок налоговой истории.
В конечном счете моральные аспекты налогообложения должны быть равно значимы как для государства, так и для налогоплательщиков. Однако власти всегда и везде игнорируют это требование. Государство, которое навязывает гражданам явно несправедливые налоговые законы и деспотически требует их соблюдать, теряет моральное право ожидать повиновения от граждан. Такая власть не должна жаловаться, если налогоплательщики, пытаясь защитить себя, используют любые способы уклонения, в том числе и незаконные. Более того, согласно принципу «Великой привилегии» или Мандата Неба, такие правители утрачивают право управлять подданными и переходят, как мы это назвали, на положение неверного супруга.
Таким образом, этика налоговой политики общества должна строиться на двух моральных максимах. Максима первая: любое государство обязано — причем это первейшая его обязанность — создать справедливую и здравую налоговую систему. Она должна быть справедливой в плане исчисления и сбора налогов и здравой в плане перераспределения и расходования собранных налогов. Максима вторая: каждый человек обязан оплачивать надлежащую часть расходов на содержание государства, которое служит гражданам и защищает их. Вторая максима утрачивает силу, если государство оказывается не способным выполнить свою обязанность по политическому контракту. Налогоплательщик не может платить свою долю, если законы не обязывают его к этому.
Наконец, мое исследование выявило целый ряд других уроков и принципов. Эти уроки и принципы, может быть, и не столь важны, как приведенные выше, но все же достаточно ценны, и их не следует упускать из виду. Для удобства читателя я приведу сводку самых существенных.
1. Многие великие страны погубили себя налогами; и наоборот, многие страны стали великими благодаря разумному налогообложению, такому налогообложению, которое способствовало экономическому росту и предпринимательству.2. То, что облагается налогом, должно находиться под наблюдением; если налоговая система распространяется на все, свобода должна отступить.3. Всеобъемлющее налогообложение дает налоговому ведомству огромную власть, которая со временем может подчинить себе не только налогоплательщика, но и другие ветви государственной власти. Даже короли и императоры вынуждены были идти на уступки своим налоговым ведомствам.4. Древние греки создали первую цивилизацию без деспотизма и добились этого постольку, поскольку поняли, что тирания — продукт порочного налогообложения, особенно прямого.5. Когда войны или иные критические ситуации требуют больших государственных расходов, все граждане должны облагаться налогом сообразно их имущественному положению, на основе справедливых принципов, а не на основе одиозного произвола.6. Природа не распределяет богатство равномерно. Некоторые граждане неизбежно приобретут большое богатство, которым по естественной справедливости должны поделиться с обществом. Однако это должно осуществляться не с помощью силы и конфискации, а из нравственного убеждения и желания заслужить одобрение общества.7. Все граждане, от новобранцев в армии до главных лидеров общества, должны служить государству бескорыстно и если возможно, даже бесплатно, руководствуясь любовью к своей стране и обязанностью служить ей. Главным вознаграждением для них должна быть похвала со стороны соотечественников за хорошую работу.8. Недовольство налогоплательщиков угрожает миру и стабильности общественного порядка больше, чем уловки со стороны налогоплательщиков; соответственно, карающая рука налоговой системы должна обращаться не против недовольных налогоплательщиков, а против слишком агрессивных налоговых агентов.9. Для всякого законного налогообложения необходимо согласие, достигаемое либо на основе давно сложившегося обычая, либо на основе общего одобрения со стороны налогоплательщиков. Если государство взимает налоги, не заручившись добросовестным одобрением, тогда, вне зависимости от того, насколько эти налоги справедливы и целесообразны, есть все оправдания для восстания и гражданского неповиновения.10. Освобождение от налогов по сути своей несправедливо, если не распространяется на всех. Если применить конституционный принцип равенства перед законом к налогообложению, тогда те, от кого зависит налоговое законодательство, должны платить столько же, сколько те, от кого оно не зависит. Это значит, что при аристократическом или олигархическом режиме меньшинству пришлось бы платить столько же, сколько платит большинство, а при демократии большинство должно платить столько же, сколько платит меньшинство.11. Чтобы успешно защищать свободу от посягательств государства, необходимо обеспечить неприкосновенность частной финансовой жизни. Тайна частных банковских операций — один из краеугольных камней свободы, принцип, восходящий к положению раннего английского права, согласно которому дом человека, его «крепость» (и в первую очередь его деньги) не подлежат даже королевскому надзору.12. В большей части случаев причиной революций были налоги. Люди редко восстают и совершают революцию, если их налоговое бремя приемлемо.13. Благоразумный правитель не станет менять эффективную налоговую систему. Лучше уж, если необходимо, разрушить социальную систему (как сделал Кортес в Мехико), чем разрушать исправно работающую налоговую систему.14. Война приносит новые налоги и высокие налоговые ставки, но когда кризисная ситуация заканчивается, государство всегда старается сохранить новоприобретенные добавочные налоговые полномочия.15. По мере роста налогов растет и уклонение от них.16. Если уклонение становится устойчивой тенденцией, искоренить его практически невозможно.17. Уклонение — не всегда зло; иногда оно служило предохранительным клапаном, защищавшим от насилия и восстаний.18. Когда государство использует налоги, чтобы «выкачать деньги из богатых», крупные состояния, словно по волшебству, исчезают из виду. У богатых всегда были способы избежать тяжких налогов.19. Подоходный налог — ухудшенная форма налога на имущество; чем богаче налогоплательщик, тем легче ему скрыть облагаемый доход. Богатство человека и его возможности платить отнюдь не обязательно находятся в прямом отношении с его облагаемым доходом.20. Обычно люди противятся тяжелым налогам следующими способами. Первый — законное избежание налогов; второй (если первый вариант не удался) — уклонение или бегство от налогов; третий — восстание. Если все эти возможности были исчерпаны, люди соглашались на рабскую зависимость, если она оставалась единственным способом спастись от грабительского налогообложения.21. Ставки прогрессивного налога не основаны на каких-либо принципах или стандартах и быстро вырождаются в откровенный произвол, когда обращены против состоятельных, но политически слабых меньшинств.22. Тяжелое налогообложение, грабительские налоговые ставки, деспотические методы исчисления и сбора налогов губительны для патриотизма.23. По традиции совесть тех, кто создавал налоговые законы, часто напоминала швейцарский сыр — полный дырок; когда такое бывает, совесть налогоплательщиков тоже подобна швейцарскому сыру.24. Если налоги не распределяются среди налогоплательщиков с полной беспристрастностью и справедливостью, их уплата перестает быть моральной обязанностью.25. «Налоги — это плата за цивилизованное общество»; однако насколько хорошим или плохим является наше общество, зависит от того, как мы собираем налоги и как их тратим.26. Свобода несет в себе семена собственного уничтожения; свободные люди часто наделяют свои правительства широкими налоговыми полномочиями, не сознавая, что если эти полномочия перейдут определенную грань, они разрушат ту свободу, которую призваны защищать.27. Война — это огромные расходы. Огромные расходы — это тяжелое налогообложение. Тяжелое налогообложение душит коммерцию, вызывает экономическую стагнацию и экономический упадок.
В конце 1990-х годов мы заметили, что характерное для 1880-х годов снижение налоговых ставок прекратилось; прекратилось и освобождение от налогов. Также мы заметили активизацию движений за налоговые реформы и избавление от нашей нездоровой системы подоходного налога: ее предлагается заменить единой ставкой, так называемой плоской шкалой или, в качестве более революционной меры, национальным налогом на потребление той или иной формы. В то время как опросы свидетельствуют о желании большинства людей избавиться от подоходного налога, их представители в Конгрессе и федеральная налоговая бюрократия предпочитают существующую систему «в том виде, как она есть»; к сожалению, право решения принадлежит им. Мы напоминаем имперскую Испанию четырехвековой давности: тогда многие благоразумные граждане тоже хотели изменить налоговую систему, но не могли воздействовать на правительство. Разве мы находимся не в таком же положении? Как сказал в 1600 г. Гонсалес де Селлориго, «те, кто может, не захотят; те, кто захочет, не смогут». В наши дни представительное правление выглядит ничуть не более внимательным к пожеланиям людей, чем испанская абсолютная монархия.
Самая важна проблема, которую налоговые реформаторы почти не замечают, — это отнюдь не ставки налогов; невозможно судить о налоговой системе только по ставкам. Проблема в опасностях, связанных с расширением права на шпионаж и суровыми уголовными законами, призванными обеспечить выполнение налоговых требований. Именно эти меры, а вовсе не ставки налогов, вероятно, являются в наши дни самым главным объектом противостояния государства и граждан. Его исход определит, какие гражданские свободы унаследуют наши потомки в следующем столетии. В отличие от швейцарцев они, возможно, не скажут, что «хотят быть столь же свободными, как отцы». По всей видимости, они захотят быть более свободными, гораздо более свободными.
Наша цивилизация идет к тому же, к чему под конец своего существования пришел античный мир: в поздней Римской империи выполнение налоговых требований обеспечивалось за счет крепостной зависимости от сборщика налогов. Эта зависимость была введена для того, чтобы гарантировать покорность римских налогоплательщиков, искоренить уклонение, бегство и воинственные настроения. Гиббон охарактеризовал этот период как время «непрестанной борьбы между силами угнетения и искусством обмана». Но Гиббон ошибался. Для рядового римского налогоплательщика борьба не была непрестанной. Для большинства римлян она закончилась вскоре после реформ Диоклетиана: они сами, их дети и внуки были прикованы к налоговой системе. Для подавляющего большинства римское гражданство — некогда предмет гордости каждого римлянина и предмет зависти всех остальных — оказалось рабством, избежать которого могли лишь те, кто получал освобождение от налогов. Рабская зависимость некогда свободных римских граждан стала окончательной победой налоговых чиновников над уклонением и бегством — главной угрозой для императорских доходов.
Похожая ситуация существует в наши дни, и тенденции к ее смягчению не наблюдается. За очень малым исключением налогоплательщики не могут рассчитывать на победу над налоговыми органами современного государства, которые располагают огромными полномочиями. Если налоговое ведомство окончательно победит, нас, конечно, не прикрепят к рабочим местам, как поздних римлян, но есть все основания полагать, что всеми нашими трудовыми и прочими доходами будет ведать государство. Могут даже исчезнуть деньги, поскольку бездушные компьютеры регистрируют каждую операцию на основании идентификационного номера налогоплательщика. Однако более вероятно и страшнее всего то, что наша карта социального страхования станет такой же, как наша Visa или Mastercard. При каждой покупке миниатюрный компьютер (они сейчас есть почти в каждом магазине) считывает нашу кредитную карту и мгновенно сообщает, действительна ли она. А по нашей пластиковой карте социального страхования налоговое ведомство сможет мгновенно регистрировать все, что мы делаем, и эти сведения больше не будут конфиденциальными, как раньше. Болезненно подозрительный президент или шеф ФБР сможет мгновенно узнать о нас все: каковы наши убеждения, поступки и даже, возможно, что мы собираемся делать и где находимся в данный момент.
У вездесущих писцов фараона, которые вынюхивали, шпионили и записывали, существует современный аналог. Идентификационный номер налогоплательщика и компьютер тихо и незаметно превращают свободу и неприкосновенность частной жизни в фарс. Даже жители бывшего СССР не находились под столь всеобъемлющим наблюдением. Сегодня они завидуют нам; завтра, возможно, мы будем завидовать им. В Древнем Египте ничто не ускользало от бдительного надзора писцов; нечто подобное легко может произойти с нами.
Неужели мы придем к тому, что, подобно поздним римлянам, станем крепостными гражданами-налогоплателыциками? Текущая направленность карательных законов нашей налоговой системы и средства шпионажа делают такой исход возможным. Мы можем оказаться в своего рода неорабстве у современного фискального ведомства. Если это произойдет, борьба между демократиями и диктатурами вступит в новую фазу, и тогда выбор будет уже не между свободой и неволей, а между видами бюрократической неволи.
Назад: 38. Для чего предназначены конституции
Дальше: 40. Укрощение чудища
