Один из самых популярных мифов американской истории гласит, что гражданская война началась из-за рабства и что Великий освободитель Линкольн вверг страну в кровавую войну, чтобы разбить цепи неволи, которые сковывали три с половиной миллиона американцев. Это сказка для детей, полная небылица.

Перед самым началом войны рабовладельцы-южане не имели никаких причин ее вести. Они уже выиграли все сражения без единого выстрела. Поскольку Верховный суд был на их стороне, а Линкольн и Конгресс одобрили поправку, навсегда узаконившую рабство, стремление южан сохранить в Америке систему рабства безоговорочно восторжествовало. Чтобы заставить их сделать первый выстрел, нужна была другая причина.

Во время президентской кампании 1860 г. Линкольн постоянно повторял, что не намерен покушаться на южное рабство. В инаугурационной речи он подтвердил это еще раз. Он подчеркнул антиаболиционистский настрой своей администрации, который нашел выражение «почти во всех публичных заявления того, кто сейчас выступает перед вами. Я всего лишь цитирую одну из этих речей, когда заявляю, что “у меня нет намерения прямо или косвенно посягать на институт рабства в тех штатах, где он существует. У меня, — в чем я убежден, — нет законных оснований это делать и нет ни малейшего намерения это делать”».

В той же инаугурационной речи Линкольн заверил южан, что беглые рабы будут возвращаться владельцам. В качестве дополнительной гарантии Конгресс с одобрения Линкольна предложил и принял новую поправку к конституции, гласившую, что федеральное правительство не имеет права отменять институт рабства ни в каком штате. Даже Верховный суд благословил рабство в решении по нашумевшему делу Дреда Скотта (1857). Все три ветви федеральных властей изо всех сил старались угодить южанам по вопросу рабства.

Когда война все же началась, южане были убеждены, что правда на их стороне. Они желали иметь самоуправление, и это желание было вполне законным. Почему за половиной штатов Союза не признается право на самоопределение? Разве оно не является основополагающим человеческим и общественным правом?

Прокламацию об освобождении Линкольн издал, когда гражданская война шла уже два года, и только после целого ряда военных неудач. Прокламация была последним средством сплотить Север вокруг достойного дела. Вот что сказал Линкольн по этому поводу: «Дела шли все хуже и хуже, пока я не почувствовал, что выполнение нашего плана стало почти невозможным, что мы разыграли предпоследнюю карту и должны изменить тактику, — иначе проиграем. Теперь я твердо решил принять политику освобождения».

Американскую гражданскую войну называли по-разному: «Война между штатами», «Война с мятежниками» (официальное название на Севере), «Война против северной агрессии» (название на Юге), «Война богача, борьба бедняка». Конфликт назревал в течение десятилетий. Разногласия между богатыми плантаторами Юга и богатыми промышленниками Севера нарастали уже давно, — но не из-за рабства.

В 1860 г. противостояние оборачивалось против южан. Новые территории становились штатами и в большинстве своем были связаны с Севером. Центр экономической жизни и население все сильнее смещались на Север, который в политике руководствовался собственными коммерческими интересами. Южане считали, что непременно станут вассалами бизнесменов-северян, — это лишь вопрос времени. По-видимому, они были правы. Поражение в гражданской войне лишь приблизило день неизбежного северного господства.

Мало кто знает, что до 1860 г. южане преобладали на федеральных должностях Соединенных Штатов. На ключевые федеральные посты с Юга приходило больше людей, чем с Севера. Нижеследующая таблица демонстрирует преобладание южан в высшем руководстве вплоть до гражданской войны.

Таково было положение вещей в 1860 г. Если проанализировать ту же статистику за 1860-1960 гг., то количество южан окажется ничтожным. Президент Никсон в конце концов отказался от попыток ввести южанина в Верховный суд, где южан не было сто лет. За те же сто лет у нас было четыре президента-южанина, причем два из них перешли на этот пост с должности вице-президента после смерти президента. Президентство Линкольна ознаменовало новую эпоху в национальной политике; ее особенностью стало недопущение южан на все главные посты в национальном правительстве. Такова была неизменная плата Юга за поражение в Гражданской войне. Слово «южанин» перестало вызывать у большинства нации негативные политические ассоциации только после того, как президентом стал Джимми Картер.

Каковы же были причины южного движения за независимость в 1860 г.? Что такого навязывали северяне южанам, чтобы те пожелали отделиться? Если в 1861 г., к началу войны, освобождение рабов не входило в планы Линкольна, то что же именно склонило Юг к отделению и восстанию, когда Линкольн только вступил в должность?

Ответ на эти вопросы мы найдем в сочинениях того времени, особенно в речах вождей Юга. Самым выдающимся представителем интересов Юга был Джон Кэлхун. Он не имел мятежных настроений и не поддерживал идею отделения. В 1850 г. Кэлхун находился при смерти. Дэниел Уэбстер произнес в Сенате пламенную речь о необходимости сохранить Союз. Кэлхун по болезни не мог выступить с ответной речью. Он послал письменный ответ с просьбой зачитать его; там говорилось о трех причинах недовольства Юга, которые могли привести к отделению.

Первые две жалобы были скорее общими опасениями за будущее и не содержали конкретных требований, нуждающихся в удовлетворении. В первую очередь речь шла о том, что Юг отрезан от большинства новых территорий. Существовало опасение, что эти новые штаты объединятся с Севером против Юга, и баланс сил будет нарушен. Далее, южане опасались усиления федеральных властей сверх пределов, установленных конституцией. Кэлхун различал на горизонте абрис всемогущего национального правительства, которое сведет на нет суверенитет штатов. Он оказался на редкость прозорливым, и его опасение оправдалось. Сегодня полномочия федеральных властей мало чем ограничены, но в 1850 г. всемогущее национальное государство оставалось еще очень отдаленным будущим.

Единственная конкретная проблема, которую поставил Кэлхун, заключалась в налогах. Именно эта проблема уже 30 лет осложняла отношения Севера и Юга. Коммерческие и промышленные интересы Севера побуждали Конгресс вводить налоги, которые разоряли южных плантаторов и обогащали северных промышленников. Вот почему гражданскую войну иногда называют «Войной богача, борьбой бедняка». Кэлхун писал: «Север создал систему государственных доходов и расходов, при которой на Юг приходится непропорционально большая доля налогов, а Север получает непропорционально большую долю поступлений. <…> Юг, дающий значительную часть экспорта Союза, на самом деле платит гораздо больше, чем с него причитается по справедливости».

Федеральные налоги на импорт были, по мнению Кэлхуна, классовыми налогами против Юга. Взимаемые с южан большие суммы тратятся на Севере, а это явно несправедливо. Высокие налоги на импорт, продолжал он, вынуждают южан либо сильно переплачивать за товары с Севера, либо платить чрезмерные налоги. Европейская конкуренция побеждена, и северяне тем самым получили монополию на южные рынки. В экономическом плане федеральное налогообложение привело к перетеканию богатства с Юга на Север; примерно такую же политику с 1973 г. проводили страны ОПЕК по отношению к странам, потребляющим нефть.

Первое восстание на Юге против высоких ввозных пошлин произошло в 1832 г. В Южной Каролине был созван съезд для отмены новых федеральных пошлин. Пошлины объявили антиконституционными, а губернатор получил полномочия сопротивляться любым попыткам федерального правительства ввести их принудительно. Эндрю Джексон отреагировал резко, и казалось, что гражданская война уже на пороге. Однако холодные головы возобладали, и удалось найти компромисс. В следующие несколько лет тариф (ввозные пошлины) подлежал снижению до уровня, терпимого для Южной Каролины. Это был великий Компромисс 1833 г.

Принцип, в соответствии с которым штаты могли отменять федеральный закон, который считали антиконституционным, имел почтенную историю. Впервые его выдвинули Джефферсон и Мэдисон в 1798 г. Он использовался для отмены федеральных законов в Пенсильвании, в штатах Новой Англии, в Джорджии и Алабаме. Данное право представляло собой мирную альтернативу гражданской войне и отделению. Штаты делегировали полномочия федеральному правительству, а потому имели право отозвать их, если федеральное правительство злоупотребляет властью. В современной Канаде похожий принцип предложили ввести Альберта и другие антифедералистские провинции.

Таможенный тариф 1828 г. прозвали «мерзостным тарифом» («мерзостный» — библейское выражение [Лев 20, 13], означающее крайнюю степень богопротивности). До этого времени тариф был необходим для выплаты государственного долга, образовавшегося в результате войны 1812 г. и самой революции. К 1832 г. государственный долг был погашен, и для высоких ввозных пошлин не оставалось причин, если не считать желания северных промышлен-ников-монополистов навязывать высокие цены потребителям-южанам. Юг экспортировал примерно 75% своей продукции, а на вырученные деньги покупал европейские товары, облагавшиеся высокими пошлинами. Это означало, что Юг платил примерно три четверти всех федеральных налогов, бóльшая часть которых тратилась в виде государственных расходов на Севере. Если бы южане перестали покупать иностранные товары и платить высокие налоги, им пришлось бы покупать фабричные изделия у северян по очень высоким ценам. Деньги южан в любом случае шли на Север. По словам одного историка, «весь Юг негодовал против тарифа, считая его налогом несправедливым и губительным для своей экономики». Через год после окончания гражданской войны один южанин выразил это негодование в книге с очень подходящим названием «Проигранное дело»: «Всеми способами, какие только способна измыслить изобретательная алчность, Север взимал с Юга дань, которую тот мог платить только себе в убыток и на положении подчиненного в Союзе».

Война началась в 1861 г., когда в Южной Каролине южане атаковали федеральный форт Самтер, расположенный на острове в бухте Чарлстона. Первый выстрел был сделан по команде Эдмунда Раффина; он покончил с собой в 1865 г., когда узнал о капитуляции генерала Ли. Накануне войны Раффин написал популярную на Юге статью, в которой призывал к отделению и предсказывал южным штатам великое будущее: «Северные штаты не приобрели бы и половины своего нынешнего величия и богатства, если бы в его основе не лежала подать, взимаемая с Юга законодательной политикой [высокими пошлинами на импорт]». Если бы не налоговая политика Севера, утверждал Раффин, Юг был бы вдвое богаче и сильнее. Всякий раз, как южане покупали товары у северян или платили пошлины, они чувствовали себя вассальными данниками Севера.

Что касается рабства, то большинство северян участь чернокожих рабов заботила не больше, чем судьба индейцев на Западе или положение неграмотных рабочих на фабриках. В общем и целом многие рабы на Юге жили в лучших условиях и встречали более сочувственное отношение, чем их собратья по несчастью на Севере.

Линкольн был самым могущественным президентом, которого только знали Соединенные Штаты. Нередко он проявлял жестокость. Гражданских лиц судили военные суды, так что человеку можно было отказать в праве на суд присяжных и соблюдении прочих юридических процедур. Людей, осуждавших политику Линкольна, сажали в тюрьму без суда. О том, какими методами действовал Линкольн, красноречиво свидетельствует дело Клемента Валландигэма. Валландигэм был «голубем»; он выступал против войны и призывал к миру. В марте 1863 г., будучи кандидатом в губернаторы штата Огайо, Валландигэм на политическом митинге осудил «порочность и жестокость» войны и заявил, что она ведется ради «воцарения в Америке деспотизма республиканцев». Линкольна он назвал диктатором и заклеймил его налоговую политику в следующих словах: «Посредством налогов, которые таковы, что ими может облагаться разве только побежденный народ, они [республиканцы] владеют… всей собственностью народа этой страны».

Линкольн пришел в ярость. Еще бы, ведь это был политический митинг в поддержку демократов. Президент США не в первый раз был назван тираном. В резких выпадах Валландигэма не было ничего такого, что выходило бы за рамки приемов, принятых в американской политике. Тем не менее его арестовали и доставили в военный суд Огайо, хотя гражданские суды работали и штат не был на военном положении. Военный суд нашел его виновным в распространении «изменнических настроений». Линкольн не рискнул посадить в тюрьму или расстрелять Валландигэма, а распорядился выслать его на Юг. Поскольку Валландигэм не сочувствовал южанам, он бежал в Канаду и оттуда сумел попасть на съезд демократов, где объявил войну фатальной ошибкой.

Осуждение по обвинению в распространении «изменнических настроений» напоминает практику, принятую в бывшем СССР. Александра Солженицына выслали из СССР по той же причине, по какой Линкольн выслал Валландигэма. Представьте только, Советы, высылая Солженицына и других русских диссидентов, вполне могли бы ссылаться на авторитет Авраама Линкольна!

В своей жесткой политике и суровых налоговых мерах Линкольн был не одинок. Президенту Южной Конфедерации Джефферсону Дэвису южане предъявляли столь же тяжкие упреки: «Тем не менее правительство в Ричмонде быстро впало в деспотизм и четыре года пользовалось неограниченной властью над послушными и безропотными людьми. Оно не терпело никаких вопросов, не допускало никакого сопротивления, не прислушивалось ни к каким возражениям. Оно обложило своего рода чрезвычайным налогом людей, которые и так уже настолько обнищали, что фактически голодали».

«Чрезвычайным» налогом был подоходный налог, который многие южане считали доказательством деспотизма Конфедерации. Кроме него взимался 10%-ный налог на прибыль и такой же налог на урожай всех культур. Это был такой «налог на валовой доход», который явно не учитывал затраты и издержки. Многие соотечественники ненавидели Дэвиса не меньше, чем северяне.

Восстание 1832 г. в Южной Каролине было только прелюдией к более масштабным и яростным мятежам; оно стало первой такой попыткой Юга, а 1861 г. оказался последней. В претензии на президентство Линкольна поддерживали богатые промышленники Севера. Он был их ставленником и давно служил их адвокатом. Базу его программы составлял возврат к высоким пошлинам на импорт, подобным «мерзостному тарифу» 1828 г. Как только Конгресс собрался в 1861 г., закон о высоком тарифе был тут же им принят и подписан президентом Бьюкененом до инаугурации Линкольна. Тариф Моррилла, как его называли, стал самым высоким в истории. Ставки тарифа 1857 г. возросли вдвое и в среднем достигли 47%; металлические изделия облагались пошлиной в 50%. Республиканцы одержали большую победу, и их сторонники ликовали. Они выполнили свои обязательства перед промышленниками и коммерсантами Севера. Однако непереносимые для Юга ставки закрыли дверь к примирению. В инаугурационной речи Линкольн пообещал собирать пошлины на Юге даже в случае его отделения. К рабству он отнесся очень снисходительно; когда речь зашла о пошлинах, он начал угрожать. Форт Самтер на входе в гавань Чарлстона был полон федеральных солдат, расположенных там для защиты таможенников. Разъяренным жителям Южной Каролины было нетрудно решиться на первый выстрел.

В то время, когда республиканцы проводили высокий тариф через Конгресс, южане занимались прямо противоположным делом. Принятая ими конституция была списана с Конституции США, но содержала новую специальную статью о запрете высоких налогов на импорт. Таким образом, Конгресс Конфедерации не мог вводить высокие пошлины, даже если бы захотел. В своей инаугурационной речи первый президент Конфедерации Джефферсон Дэвис обосновал отделение ссылкой на Декларацию независимости и особо остановился на вопросе пошлин. Пошлины и ограничения торговли, сказал он, будут сведены к минимуму. При низких пошлинах торговля Северной Америки переместится из Нью-Йорка, Бостона и Филадельфии в Саванну, Чарлстон и Новый Орлеан. Это вынудит Север создать цепь таможенных пунктов и постов пограничной охраны от Атлантического океана до реки Миссури, а потом многие северяне будут добиваться разрешения покупать беспошлинные товары на Юге. Это навлечет ужасные бедствия на северных промышленников. Отделение даст Югу не только свободу от Севера, но и возможность превратиться из угнетенного в угнетателя. Тогда янки несдобровать!

Выступая в 1862 г. в британской Палате общин, Уильям Форстер сказал, что, по его мнению, никто не сомневается в том, что причиной гражданской войны в Америке стало рабство. Палата ответила ему возгласами: «Нет, нет! Это тариф!» По всей видимости, представители британских коммерческих кругов, доминировавшие в Палате общин, хорошо понимали экономические причины гражданской войны в США, которые ускользали от внимания людей, склонных оперировать общими понятиями. На том, что именно рабство вызвало гражданскую войну в США, настаивал ведущий английский экономист того времени Джон Стюарт Милль. В феврале 1862 г. он со всей категоричностью изложил свою позицию в популярном английском периодическом издании «Frazer’s Magazine». Эта статья была потом перепечатана в американском «Harper’s Magazine»; она представляла собой опровержение взглядов старинного оппонента Милля Чарльза Диккенса, который писал, что конфликт возник не из-за рабства, а из-за налогов. Высказанное Миллем убеждение, что причиной стало рабство, вплоть до сего дня остается в Америке (за исключением, естественно, Юга) доминирующим взглядом на гражданскую войну. Такое видение событий придает нападению северян на Конфедерацию благородный ореол; это красивая ширма, прикрывающая подлинные экономические соображения.

Причины гражданской войны обсуждаются уже больше ста лет. Чаще всего в числе этих причин фигурируют рабство и крупные культурные конфликты. Культурные различия, конечно, были весьма существенными, но подобные различия, как правило, сами по себе не приводят к восстанию. Тема рабства была достаточно чувствительной для обеих сторон, особенно для Юга. Да только вот Линкольн и Конгресс приложили все усилия к сохранению рабства везде, где оно тогда существовало, а решение суда по делу Дреда Скотта удовлетворило рабовладельцев еще больше: право Конгресса запрещать рабство на территориях новых штатов было ограничено, а лица африканского происхождения не могли претендовать на американское гражданство. Институт рабства никогда не имел больше юридических гарантий, чем в 1860 г.

В 1832 г. южане могли защищаться от высоких пошлин с помощью права «аннулирования». В 1850 г. конституционные теоретики южан склонялись к отделению. В 1832 г. Кэлхун решительно поддерживал аннулирование; в 1850 г. он отвечал Уэбстеру угрозами отделения.

Поколение лидеров Севера и Юга 1850-х годов прозвали «заблуждавшимся поколением». Уэбстеры, Клеи и Кэлхуны, которые поддерживали единство Союза с помощью компромисса, покинули политическую сцену. Для того чтобы решать проблемы мирными средствами, нужны волевые и умные руководители. Развязать войну может любой идиот. Это было поколение идиотов.

Когда война закончилась, рабам не стало сильно лучше. В трудной президентской гонке наступил самый напряженный период, и республиканцы ради пары голосов выборщиков бросили чернокожих на произвол судьбы. Верховный суд последовал за ними и оказал полную поддержку сегрегации. «Самостоятельные и равные», — гласил его вердикт, хотя последний деревенский дурачок понимал, что социальные возможности чернокожих бесконечно далеки от равенства. Законодатели Юга навязали чернокожим экономическое рабство и неграмотность, вынудили их пресмыкаться перед белыми. Если рабство действительно представляло собой столь важную причину гражданской войны, унесшей жизни более 300 тыс. северян, почему всего через 10 лет борьбу чернокожих за свободу пресекли в зародыше?

На самом деле никто не станет воевать только ради освобождения какого-нибудь обездоленного меньшинства, которое к тому же непосредственно не участвует в конфликте. Люди, жаждущие свободы, должны сами сражаться за нее. Если на помощь приходит посторонний, у него обычно есть скрытые мотивы, особенно когда посторонний — это страна. Забота Севера о порабощенных чернокожих — всего лишь фасад, но никак не сердцевина. У Севера имелись экономические соображения, — гораздо более весомые. Они с полной откровенностью изложены в передовице одной бостонской газеты перед самым началом войны: «Не требуется никакой сверхъестественной проницательности, чтобы понять следующее: главным побудительным мотивом, который препятствует возвращению отделившихся штатов в покинутый ими Союз, является торговля. Поначалу хлопковые штаты объясняли свое отделение мнимыми посягательствами на традиционную для них систему рабства. Теперь маска сброшена, и стало ясно, что жители главных отделившихся штатов хотят коммерческой независимости. Они мечтают о том, чтобы центры торговли переместились из северных портов в южные. Торговцы Нового Орлеана, Чарлстона и Саванны одержимы навязчивой идеей: они хотят в будущем лишить Нью-Йорк, Бостон и Филадельфию коммерческого величия с помощью налоговой системы, основанной на свободе торговли. Если позволить Южной Конфедерации проводить политику чисто номинального обложения импорта, бизнесу главных городов Севера будет — в этом нет никаких сомнений — причинен очень серьезный ущерб. Разница между пошлинами Союза и Конфедеративных штатов столь велика, что весь Северо-Запад, безусловно, сочтет выгодным для себя покупать импортные товары не в Нью-Йорке, а в Новом Орлеане. Кроме того, от увеличения импорта, который непременно вырастет при низких пошлинах, пострадают производственные интересы страны. <…> Необходимо принять срочные меры против этих планов и грозящих последствий, — в противном случае правительство не сможет выполнить свои обязательства».

В этих словах трудно увидеть что-либо иное, чем призыв к войне. Север и Юг боролись за торговлю, и для всех северных дельцов крайне низкие южные пошлины представляли страшную угрозу, способную разрушить торговлю и коммерцию Севера. Юг собирался сделать с Севером то, что Рим в свое время сделал с Родосом (см. главу 8).

Налоговая подоплека Гражданской войны далеко не столь привлекательна, как борьба против рабства. Ни одна сторона не имела в этой войне возвышенных целей. Благородные соображения, приведенные обеими сторонами как причины их вступления в борьбу, напоминают одну из тех высокопарных отговорок, к которым нередко прибегают сверхдержавы, когда хотят прикрыть свои империалистические намерения. Суть же в том, что Север начал войну отнюдь не ради освобождения рабов, а Юг отделился вовсе не потому, что в Белом Доме сидел, готовясь спустить курок, бескорыстный борец с рабством.

Для всех южан во всех сферах деятельности республиканский тариф в 1861 г. означал высокие цены, высокую стоимость жизни, обильные прибыли для янки на Севере и деньги южан в государственных сундуках, из которых Линкольн мог черпать средства на поддержку Республиканской партии и ее сторонников. Отделение позволяло освободиться от республиканских уз. Кроме того, оно открывало для Юга возможности заменить Север в новой мировой торговле.

В примирительной, как принято считать, инаугурационной речи Линкольна было одно замечание, которое, несомненно, привлекло внимание южан. Линкольн пообещал, что не будет «ни кровопролития, ни насилия», не будет «применения военной силы» против отделившихся штатов; даже доставку почты можно отменить, если ее сочтут ненужной. Но налоги — совсем другое дело. Линкольн был твердо намерен «собирать пошлины и налоги, но сверх мер, необходимых для этих целей, не будет никаких вторжений, никакого применения силы против народа где бы то ни было». Иными словами, Юг может жить отдельно, сколько хочет, — лишь бы платил налоги Северу! Неудивительно, что южане напали на форт Самтер. Линкольн поставил им ультиматум: налоги или война.

Речь Линкольна привлекла также внимание английских журналистов. В популярном тогда (как сейчас популярны у нас «Time» и «Newsweek») «Frazer’s Magazine» Линкольна изображали респектабельным лидером, отнюдь не склонным к войне. Разумеется, он не планировал вторгаться на Юг — ну разве только для того, чтобы собирать налоги в портах южан, удерживать федеральные форты на южных территориях для сбора налогов и силой возвращать форты, захваченные южанами. Именно эта политика привела к Гражданской войне, и нет ни малейшего основания считать, что рабство создавало хоть какую-нибудь проблему. В действительности большинство южан и северян смотрели на рабство практически одинаково. Аболиционисты оставались крохотным и непопулярным меньшинством, которое в то время не имело никаких шансов на выборах.

Сбор налогов и удержание федеральных фортов были тесно связанными задачами. Уже 15 января 1861 г. самая авторитетная газета Пенсильвании «Philadelphia Press» разъяснила эти взаимосвязанные задачи, каждая из которых, по словам Линкольна, могла стать предлогом для вторжения на Юг. Вот что писала газета: «Форты имеют первостепенное значение для соблюдения налогового законодательства. Их пушки — это тот веский довод, который позволяет Соединенным Штатам принуждать к выполнению закона. <…> Соединенные Штаты должны удерживать эти форты. Речь идет не о подавлении Южной Каролины, а о принуждении к соблюдению налогового законодательства… В практическом плане речь идет о том, будет или не будет соблюдаться налоговое законодательство Соединенных Штатов в этих трех портах, — Чарлстоне, Бофорте и Джорджтауне, — о том, будут или не будут эти порты беспошлинными, открытыми для мировой торговли без каких-либо ограничений сверх тех, какие сочтет нужным установить Южная Каролина. <…> Форты следует удерживать не для покорения штата, а для того, чтобы обеспечить соблюдение налогового законодательства».

Через 5 лет после Гражданской войны свободомыслящий правовед из Массачусетса Лисандр Спунер, который прежде был убежденным, громогласным аболиционистом, написал памфлет в осуждение лицемерия тех, кто твердил, что Гражданская война велась за освобождение рабов: «Все эти вопли об “уничтожении рабства”, о “спасении страны”, о “сохранении союза”, о создании “правительства народного согласия” и “поддержании национальной чести”, все это — вопиющая, бесстыдная и очевидная ложь, настолько очевидная, что не способна обмануть никого».

В 1927 г. выдающиеся ученые Чарльз и Мэри Берд выпустили, вероятно, самое глубокое исследование по американской истории. Оно тут же покорило как специалистов, так и любителей. После тщательного анализа фактов, относящихся к рабству и Гражданской войне, авторы пришли к следующему выводу: «Поскольку ни одна крупная политическая партия никогда не включала в свою программу уничтожение рабства, поскольку единственный призыв такого рода, когда-либо обращенный к избирателям, был презрительно отвергнут, поскольку главный выразитель позиции республиканцев [Линкольн] недвусмысленно заявил, что его партия никогда не намеревалась в какой-либо форме покушаться на рабство, представляется разумным заключить, что накануне обстрела форта Самтер институт рабства не представлял собой существенную проблему».

Наконец, ответ на вопрос о том, что стало «причиной» Гражданской войны, зависит от того, как понимается понятие причины. В своей работе о падении Рима Монтескье писал, что в любом государстве действуют главные и второстепенные причины, и если страну губит проигранное сражение, значит, есть общие причины, которые привели ее к этому поражению.

Несомненно, что между Севером и Югом было много конфликтов; до 1860 г. они решались мирными средствами или же просто терпеливо сносились без всякого решения. Но в 1860 г. Юг изменил тактику и пришел к выводу, что отделение — наилучшее решение всех конфликтов и путь к процветанию. Можно, конечно, сказать, что к отделению привела жажда независимости, подобная той, которую недавно проявили советские республики. Но если бы налоговая политика Севера устраивала Юг, стали бы южане выходить из Союза? В отличие от рабства налоговые разногласия для обеих сторон не подлежали обсуждению. По вопросу рабства Север проводил политику умиротворения, а когда сталкивался с нежеланием платить высокие налоги, выбирал политику военной силы.

Непосредственной причиной гражданской войны, несомненно, было отделение. Главный тезис данной главы таков: налоги оказались самым значимым фактором для обеих сторон. Север был готов смириться с рабством на Юге, но свободные южные порты терпеть не желал. Непосредственной причиной войны стал обстрел федерального форта в гавани Чарлстона, на который решились горячие головы южан. Еще одна такая причина — решение Линкольна подавить мятеж военной силой. Однако за этими актами насилия и самим отделением стояла проблема налогов, в которой ни одна сторона не хотела идти на компромисс. Стремление освободиться от гнетущих налогов породило Американскую революцию, Французскую революцию и другие известные нам из истории мятежи и восстания, — слишком многочисленные, чтобы их перечислять. Истинную подоплеку войны с мятежниками, как ее официально называли, составляло то, что с самых ранних времен служило главной причиной большинства восстаний, — налоги.