Книга: Влияние налогов на становление цивилизации
Назад: Часть VII. Тернистый путь американского налогообложения в ранний период
Дальше: 30. Налоговые баталии за «более совершенный союз»
29. Колониальное восстание против налогов
Я со всей решительностью отвергаю любые доводы в защиту как политики, так и права сбора внутренних налогов в Америке. Я не признаю эту систему как таковую. Она началась с несправедливости, она порождает негодование и не может завершиться ничем иным, кроме кровопролития.Маркиз Грэндби, речь в Палате общин 5 апреля 1775 г.
Легко доказать, что отцы-основатели Америки восстали против налогов, которые не были ни несправедливыми, ни тяжелыми. Американцы принадлежали к числу самых счастливых и удачливых людей на земле; они пользовались защитой английского народа, владели прекрасными богатыми землями. Дела у них шли хорошо, работы хватало для всех. Сословные барьеры Европы не стесняли американцев, их сыновей не забирали на войну в далеких краях. Если всякая революция является следствием угнетения, Американская революция вообще не должна была произойти.
Налоги, которые пытались собирать англичане, были умеренными; собранные деньги шли исключительно на нужды самих же колоний, на их развитие и защиту. Отправлять деньги в метрополию никогда не предполагалось. К чему тогда шум и крики о «тирании»? Или американцы были подобны капризным детям, которые не понимают, как хорошо они живут? Почему, собственно, они не должны были вносить свою долю средств на содержание войск, охранявших их границы? Американцы пользовались выгодами недавних побед, которые устранили угрозу французского империализма и обезопасили западную границу. Разве американцы не имели моральной обязанности оплачивать часть расходов на сохранение полученных выгод?
Американская революция коренилась в настроениях первых поселенцев, которые прибыли в Новый Свет в XVII в. Большинство из них так или иначе участвовали в английской гражданской войне и принесли с собой идеи лорда Кока и Петиции о правах. Полученные от Парламента колониальные хартии гарантировали им «все права, привилегии и неприкосновенность англичан». Это означало, что они получают право на суд присяжных, живут по нормам общего права, не могут быть заключены в тюрьму без суда и не могут облагаться налогом без их согласия. Теоретически Корона была стеснена в действиях по отношению к колонистам не меньше, чем по отношению к англичанам в самой Англии. Общий настрой колонистов описал в письме домой один английский чиновник. По его словам, если завести с колонистом разговор о том, что вообще-то правильно давать деньги на содержание английских войск, которые сражаются в Америке, тот отвечает «длинной лекцией о своих правах». Судя по всему, эти лекции не отличались логичностью.
Англичанин, живший в колониях, не имел своего представителя в Парламенте и поэтому не мог выразить «согласие» с налогами и системой налогообложения. Его английские права оказывались иллюзорными — особенно тогда, когда он попадал в когти надменных бюрократов, присланных из метрополии для вмешательства в его дела.
Никто не был виноват в том, что сложилась такая прискорбная ситуация. Тогда еще не существовало политических механизмов, которые могли бы в полной мере гарантировать права колониста. Конечно, местные суды решали какие-то проблемы, суды присяжных и нормы общего права действовали, но многого не хватало, и прежде всего не хватало представительских механизмов, посредством которых колонист мог обсудить налоги и дать на них согласие. Решения местных законодательных собраний легко отменялись властями метрополии. Возможно, подлинной причиной Американской революции послужило именно отсутствие политических механизмов защиты прав колонистов. Английский Парламент по своей организации не был приспособлен для учета интересов англичан, живущих в дальних краях. Как показали события, Американская революция стала радикальным решением этой проблемы. В последующие времена другие колониальные регионы — Канада, Австралия и даже члены Британского содружества в XX в. предпочитали более умеренные действия. Главная проблема Северной Америки XVIII в. состояла в том, что английские колониальные порядки были несовместимы с «правами англичан»; Американская революция была реакцией на эту несовместимость.
Основой британского колониализма XVIII в. был меркантилизм — экономическая практика, которая привязывала колонии к метрополии. Колонии поставляли в Англию продовольствие и сырье; там они потреблялись или использовались для переработки и торговли. Самое главное, колонии были обязаны покупать нужные им товары у метрополии. Меркантилизм давал английским купцам монополию на колониальную торговлю. Контрабанда причиняла больше вреда купцам, чем налоговому ведомству, поскольку торговые запреты и высокие пошлины вводились не для повышения сбора налогов, а для защиты от иностранной конкуренции. Один такой меркантилистский запрет, закон о патоке 1733 г., устанавливал высокую пошлину на патоку из французской Вест-Индии. Запрет этот никогда не достигал нужного результата, поскольку дешевая французская патока без труда проникала в колонии контрабандным путем. Английские торговцы сахаром выражали живейшее возмущение. «Американцы, — говорили они, — убеждены, что по примеру своих отцов и по праву природы могут уклоняться от налогов и лжесвидетельствовать; они и дальше будут жаловаться и заниматься контрабандой, заниматься контрабандой и жаловаться, пока не освободятся от всех запретов и не получат полную свободу покупать и продавать что угодно и где угодно. Все, что этому препятствует, они будут называть величайшим оскорблением и ярлыком рабства». На самом деле английские торговцы не имели никакого морального права осуждать американцев за контрабанду: на английском побережье ею занимались гораздо активнее, чем в Северной Америке.
При Кромвеле таможенные чиновники имели право производить обыск для выявления контрабандных товаров на основе общего ордера на обыск, выписываемого Судом казначейства. Для получения этого уникального ордера таможенный чиновник под присягой заявлял судье, что контрабандный товар находится в таком-то месте. При наличии правдоподобного обоснования судья выписывал постановление и таможенник при содействии местного полицейского производил обыск.
В 1755 г. эта практика была применена в колониях в новой форме, которая поначалу не привлекла внимания. Однако в 1761 г. дела приняли иной оборот. Джеймс Отис подал в отставку с поста генерального прокурора, чтобы представлять в суде интересы купцов Бостона, которые требовали не возобновлять Общий ордер (король умер, и судам требовалось подтверждение действенности постановления). За свои услуги Отис ничего не просил: «В таком деле я постыдился бы брать гонорар». Молодой юрист Джон Адамс (впоследствии он стал президентом) присутствовал в зале суда и делал заметки о заседании. Отис выступал пять часов и указал, в частности, что постановление «является худшим инструментом произвола, какой только встречался в английском своде законов, самым губительным для английской свободы и основополагающих принципов права. <…> В нашем своде законов можно найти только один похожий пример, да и он относится к периоду наивысшего расцвета произвола, а именно к правлению Карла I, когда полномочия Звездной палаты были почти безграничными».
Отис не возражал против использования постановления для обыска конкретного места, если обыск санкционирован судом на основании данных под присягой показаний таможенника. Он возражал против того, что обновленное постановление давало любому таможеннику право на обыск без судебного предписания. Даже Парламент не смог бы ввести столь безобразную практику. «Акт, противоречащий основному закону, ничтожен», — заявил Отис. Судьи вынесли решение против Отиса и выпустили постановление для таможенных чиновников Бостона. Однако хотя Отис и проиграл дело, оно привлекло всеобщее внимание; с тех пор судьи и юристы совместными усилиями старались помешать таможенникам, которые утверждали, что могут производить обыски по своему усмотрению. Вопреки распространенному мнению, общий ордер не причинял колонистам большого вреда. Он содержался в своде законов и возмущал американцев, но благодаря упорству и изобретательности адвокатуры и суда бóльшая часть ордеров пылились без подписи в кабинетах колониальных судей.
Общий ордер имеет важное значение в американской истории; угроза его применения побудила отцов-основателей внести в Билль о правах Четвертую поправку. Сегодня эта поправка используется для сдерживания слишком ретивых налоговых агентов; именно для этого она в свое время и была принята. Поправка запрещает «необоснованные обыски и изъятия имущества»; это в первую очередь значит, что налоговые агенты не имеют права вести разыскания без судебного ордера, который основан на предъявленном под присягой достаточном основании.
Еще за 50 с лишним лет до Американской революции английское правительство обсуждало вопрос о налогообложении колоний. Отставной губернатор Виргинии уверял сэра Роберта Уолпола, что эта задача вполне осуществима. Через несколько лет, в 1732 г., когда разразился акцизный кризис с вином и табаком, один министр предложил распространить новый акциз на колонии. «Нет, — сказал Уолпол. — Старая Англия выступила против меня. Не думаете ли Вы, что я буду подталкивать к тому же самому и Новую Англию?»
В середине столетия мирная эпоха Уолпола закончилась. Англия вступила в войну с Францией. К 1764 г. англичане вытеснили французов из Северной Америки, и было вполне логично, чтобы американцы в ответ на приобретенные выгоды взяли на себя часть финансовых расходов. Если бы они это сделали, можно было бы снизить земельный налог в Англии до уровня мирного времени и отменить некоторые акцизы. Между тем в Англии множились слухи о баснословных прибылях американских торговцев от обслуживания английских солдат, от военных контрактов и контрабанды. Многим англичанам Америка представлялась этакой молочной рекой с кисельными берегами, обетованной землей невиданного изобилия, которое почему-то оплачивают английские налогоплательщики.
В 1764 г. Парламент ответил принятием закона о сахаре; он стал самым первым и единственным действенным налоговым законом для колоний. В Новой Англии купцы-янки подняли протест, но остальные колонии не выразили сочувствия к их положению. В Новой Англии на контрабанду смотрели сквозь пальцы, и большинство остальных колонистов считали, что дельцы из Новой Англии получили то, что заслужили. Через многие годы после революции президент Джон Адамс, уроженец и патриот Массачусетса, сказал, что закон о сахаре ввел «непомерные, тяжкие налоги, налоги гнетущие, губительные и нестерпимые». Но в 1764 г. так думали только жители Новой Англии, и больше никто. Предусмотренные законом о сахаре налоги распространялись на довольно значительное количество товаров неанглийского происхождения, но ставки были крайне низкими.
Протесты против закона о сахаре были направлены не против самого закона, а против административных мер, препятствовавших уклонению от его исполнения. Закон этот был типичной «убойной» мерой, поскольку в каждом торговце подозревал мошенника. Сложный лабиринт ограничений осложнял жизнь всем импортерам, даже мелким прибрежным судам, и любое нарушение служило основанием для конфискации судна вместе с грузом. Даже личные средства моряков подлежали конфискации, если не были внесены в таможенные декларации. Закон о сахаре вредил невиновным больше, чем виновным.
Помимо презумпции виновности закон предусматривал передачу налоговых дел из местных судов и судов присяжных в Галифакс, Новая Шотландия, в ведение подконтрольного английским властям Морского суда. Тогда (в отличие от нынешних времен) в Новой Англии оправдательные приговоры были обычным делом, поскольку по нормам общего права коллегия присяжных могла вынести оправдательный приговор, если ее члены считали закон или наказание несправедливым. Оправдание позволяло подать гражданский иск за ущерб, причиненный королевскими налоговыми агентами, и за ложную информацию, предоставленную доносчиками. При сахарном законе такие гражданские иски были запрещены. Доносчиков награждали 1/3 любого конфискованного имущества.
Налоговые поступления от сахарного закона не принесли заметного облегчения налогоплательщикам в самой Англии, где в 1765 г. произошли серьезные волнения; разъяренные толпы нападали на сборщиков акцизов. После этого пришлось отменить акцизы на сидр. Правительство искало новые источники поступлений, и его взор обратился на богатые и не сильно обремененные налогами колонии. Премьер-министр спросил у Парламента, подвергает ли кто-нибудь из его членов сомнению право Короны взимать налоги с колонистов. Таковых не оказалось. Затем он спросил, как быть, если колонии откажутся «внести свою лепту и облегчить тяжкое бремя, которое мы несем?». (Для защиты Америки приходилось держать там английские войска численностью примерно 10 тыс. человек.) Премьер-министр предложил даже, чтобы колонисты в будущем сами выбирали приемлемую для них форму налогообложения, но в данный момент правительство решило ввести гербовые сборы.
Закон о гербовом сборе требовал с колонистов отнюдь не маленькую лепту. Местные законодательные собрания провели чрезвычайные заседания; в городах проходили митинги, произносились речи, выпускались памфлеты, осуждавшие закон, а иногда протест выливался в неистовство толпы. Губернаторы сообщали правительству, что восстания трудно избежать. Даже те из них, кто были решительными противниками закона, прилагали все силы, чтобы успокоить страсти и навести порядок. Самое же главное, закон о гербовом сборе объединил колонии; до 1765 г. нечто подобное было невозможно. Массачусетс призвал провести конгресс, и на него съехались делегаты от большинства колоний.
Британские солдаты грубо расчищают дорогу перед повозкой, везущей гербовую бумагу.
В то время гербовые сборы широко применялись по всей Европе. К 1750 г. колониальные правительства ввели их во всех колониях. Английский закон 1765 г. просто воспроизвел уже сложившуюся практику взимания гербового сбора с газет, юридических документов, лицензий на коммерческую деятельность, дипломов и так далее. Поступления от этих налогов должны были идти исключительно на содержание размещенных в Северной Америке английских войск. Чтобы налог стал более терпимым, американцы получили эксклюзивное право на продажу и выпуск гербовых марок. В отличие от таможенных пошлин, этот процесс бюрократы из метрополии не контролировали. Даже Бенджамин Франклин подал заявку на право торговать гербовыми марками.
Конгресс гербового сбора попросил Парламент отменить закон, поскольку эти налоги были внутренними и, следовательно, требовали согласия колонистов. Парламент не мог выступать от их имени, поскольку не имел их представительства. Когда в работе конгресса наступил перерыв, несколько видных американцев были посланы в Лондон с задачей добиться отмены закона.
Одним из них был Бенджамин Франклин, представлявший Нью-Джерси, Джорджию и, самое главное, Массачусетс — первейший рассадник недовольства. Он получил приглашение выступить в Палате общин. Вот некоторые вопросы, заданные Франклину Палатой Общин, и его ответы.
Вопрос: «Каково было отношение Америки к Великобритании до 1763 г.?»Ответ: «Лучшее в мире. Американцы охотно повиновались власти Короны и в своих судах проявляли полное послушание всем решениям Парламента…»Вопрос: «А каково их отношение сейчас?»Ответ: «О, сильно изменилось».Вопрос: «Известны ли Вам случаи до настоящего момента, когда право Парламента издавать законы для Америки подвергалось сомнению?»Ответ: «Прерогативы Парламента признавались в отношении всех законов, за исключением тех, которыми вводятся внутренние налоги. Право Парламента вводить пошлины для регулирования коммерции никто никогда не отрицал».
Когда Франклин давал показания в Парламенте (январь 1766 г.), он говорил от лица умеренных. Под внутренними налогами он имел в виду гербовый сбор и ясно дал понять, что против таможенных пошлин (внешних налогов) возражений нет.
Гербовый сбор был отменен, и колонии возликовали. Английские торговцы выступали против гербового сбора не менее решительно, чем колонисты. Его отмена означала победу для всех, кроме казначейства и кабинета.
Однако в постановлении об отмене содержалось приложение, которое постоянно раздражало колонистов в последующие годы. В нем значилось, что Парламент полномочен вводить, если сочтет нужным, любые налоги. Парламент хотел этим показать, что ни в коей мере не поступается своей властью над колониями, особенно в области налогообложения. В то время Франклин считал, что заявление Парламента не будет иметь негативных последствий, если Парламент не попробует воспользоваться своим правом. Впоследствии, накануне революции, Франклин так уже не думал, ибо говорил с горькой усмешкой: «Да, только еще позаботьтесь о том, чтобы ваши публичные заявления, подразумевающие, что у вас есть неограниченная власть вводить налоги без согласия провинций, сделали ваши произвольные налоги как можно более оскорбительными для них. Ведь из ваших заявлений следует, что когда вы без согласия берете у них шиллинг с каждого фунта, вы имеете полное право на остальные девятнадцать».
Когда страсти по поводу гербового сбора утихли, Парламент последовал рекомендации Франклина и ввел ряд новых таможенных пошлин на товары, ввозимые из Англии. Если американцы по простоте своей думают, что между внешним и внутренним налогообложением есть разница, — что же, Корона, несмотря на всю нелепость и смехотворность мнения американцев, готова дать им те налоги, какие они просят. Новые пошлины, сказал член английского кабинета, «в точности соответствуют собственным доводам доктора Франклина, которые он приводил, когда призывал отменить закон о гербовом сборе».
Новые пошлины, прозванные пошлинами Тауншенда, встретили некоторое сопротивление в Палате общин (180 голосов «за», 98 «против»). Эдмунд Бёрк, виднейший мыслитель того времени, утверждал, что пошлины Тауншенда ничем не лучше гербового сбора, и предсказывал, что американцы осознают свою глупость. Будут ли налоги внутренними или внешними, Англия в любом случае не получит от американцев ни шиллинга. Бёрк знал американцев лучше, чем они сами знали себя, и безусловно лучше, чем знал свой народ Франклин.
Согласно закону Тауншенда, пошлины взимались с нескольких видов английских товаров — бумаги, краски, стекла и чая. В законе была статья о постое; она обязывала колонистов оказывать содействие английским войскам в Америке и должна была косвенным образом добиться того, чего не смог сделать закон о гербовом сборе.
Колониальные торговцы взбунтовались первыми и объявили бойкот английским товарам. В Англии бизнес резко просел, многие компании, занимавшиеся поставками, разорились, возросла безработица. Правительству пришлось отменить пошлины; осталась только пошлина на чай, да и ту уменьшили с 12 до 3 пенсов за фунт.
Закон о постое встретил резко отрицательное отношение, но его все же терпели везде, кроме Нью-Йорка, где находилось наибольшее количество английских солдат. Закон был совершенно несправедливым и сильно обременял нью-йоркцев, которые отказывались удовлетворять потребности войск в полной мере. Разъяренный Парламент приостановил работу законодательного собрания Нью-Йорка и объявил любые его будущие постановления недействительными. Воинственные настроения набирали силу. Ведущий литературный критик того времени д-р Сэмюэл Джонсон заявил: «Все они — преступное отродье и должны быть благодарны нам уже за то, что мы их не вешаем».
Но самым плохим последствием закона Тауншенда было учреждение Комиссии таможенных уполномоченных. Она получила право проводить обыски, а беспринципность и бесцеремонность трех ее главных представителей в Бостоне сыграли немалую роль в назревании революции. Вот мнение известного американского историка: «Если бы не прискорбное поведение Робинсона, Пакстона и Халтона, возможно, никакой революции и не было бы. С 1768 по 1772 г. между этими уполномоченными и колонистами шла почти что открытая война».
Канада оставалась в стороне от конфликта во многом благодаря превосходному губернатору, который решительно пресекал на своей территории коррупцию и недостойное поведение таможенных агентов. Как показали дальнейшие события, причиной революции были не столько сами налоги, сколько агрессивные действия налоговой администрации (что бы ни говорилось о налогообложении и согласии).
Самый красноречивый рассказ о тирании английских налоговых агентов мы найдем в небольшой статье, которую Бенджамин Франклин написал в 1773 г.; по духу она сильно отличается от того, что Франклин говорил в Парламенте в 1766 г. Статья имела название «Правила, посредством которых великая империя может быть сильно уменьшена»; Франклин намеренно не упоминал Великобританию, но перечислил 20 претензий колонистов к англичанам. Это, вероятно, лучшая сводка прегрешений метрополии перед ее колониями. Статья посвящена не столько юридическим, сколько общественным проблемам и написана в то время, когда Франклин занимал высокий пост и пользовался большим авторитетом у англичан. Вот что он говорит об английских налоговых агентах: «XI. Чтобы ваши налоги стали еще более ненавистными и скорее вызывали сопротивление, пришлите из столицы для надзора за сбором налогов распорядителей самых опрометчивых, грубых и наглых, каких только сможете найти. <…> Если какие налоговые чиновники будут заподозрены хоть в малейшей мягкости по отношению к людям, увольняйте их. А тех, на кого поступают жалобы, защищайте и награждайте. Если кто из низших чиновников своим поведением вызывает у людей желание поносить его, такого повышайте по службе».
А вот совет по поводу флота: «V. Превратите ваших храбрых и честных флотских офицеров в прибрежных соглядатаев и в колониальных таможенников. <…> Пусть они привыкнут получать взятки от настоящих крупных контрабандистов, а для доказательства своего прилежания пусть прочесывают на вооруженных судах каждую бухту, гавань, реку, каждое укромное местечко на побережье ваших колоний, пусть останавливают и задерживают каждое каботажное судно, каждую лодку, каждого рыбака, пусть старательно копаются в грузе и даже в балласте, пусть переворачивают все вверх дном, и если найдут что-нибудь не объявленное на таможне хоть на пенс, пусть арестовывают и конфискуют весь груз вместе с судном».
Жалобы Франклина на английский флот полностью соответствовали действительности. Военные моряки получали приличную долю груза и денег, вырученных от продажи конфискованных судов. В прибрежных американских водах английские военные корабли фактически имели разрешение на пиратство. Для ареста и конфискации вполне хватало неаккуратно оформленных документов; никакая явная контрабанда не требовалась.
Пошлины Тауншенда помогли колонистам разобраться в проблеме налогообложения и согласия. Американцы не собирались в очередной раз предоставлять англичанам свободу действий. Они больше не хотели учитывать разницу между внешними и внутренними налогами. Любой налог может быть введен только с их согласия. Американская мысль стала намечать контуры такого политического устройства, которое ограничивало бы власть английского Парламента. К несчастью, началась война, и эта новая политическая идея так и не нашла подходящей почвы. Парламент до самого конца требовал абсолютной власти над колониями, и весьма сомнительно, что он добровольно отказался бы от нее. До недавнего времени английский Парламент формально обладал верховной конституционной властью над канадским народом, хотя и не дерзал навязывать канадцам свою волю. Лишь в 1981 г. канадские политики смогли договориться об условиях принятия собственной канадской конституции, которая до тех пор существовала в виде Акта о Британской Северной Америке, утвержденного английским Парламентом в 1867 г.
Многие английские политики выражали согласие с пожеланиями колоний. Бывший премьер-министр Питт-старший выступал против колониальных налогов. Самую правильную и последовательную позицию занимал Эдмунд Бёрк; когда в воздухе запахло войной, он заявил: «Людьми следует править так, чтобы это было совместимо с их настроениями и желаниями».
Американцы в конце концов осознали, что любые налоги без согласия не соответствуют их предпочтениям. Если бы они пришли к такому выводу в 1766 г., когда выступили против гербового сбора, вполне вероятно, можно было бы найти решение, позволявшее избежать войны. К сожалению, проблемы пришлось решать по голландскому рецепту XVI в. — путем войны с метрополией, желавшей взимать с колоний налоги в такой форме, которая была им не по нраву.
Поворотным пунктом в реакции колоний на английское правление стало так называемое Бостонское чаепитие. В 1773 г. собственно налоговые вопросы начали отходить на задний план. Обе стороны готовились к войне.
Бостонское чаепитие. На этой гравюре изображено, как ящики с чаем освобождаются от веревок, вскрываются и их содержимое вываливается в море. Бенджамин Франклин считал, что собственники чая заслуживают компенсации за этот акт беспричинного уничтожения частного имущества.
Сегодня на американских почтовых марках Бостонское чаепитие изображается как героический вызов английскому колониализму. Большинство американцев убеждены, что бостонцы протестовали против английских налогов на чай, но это неверно. К тому времени американские торговцы чаем уже 5 лет бойкотировали английский чай, а потребляли жители колоний контрабандный голландский. Видя такое дело, английское правительство решило отменить пошлины на прибывающий в Англию ост-индский чай; это позволило бы продавать его в Америку дешевле, чем стоил контрабандный голландский. Кроме того, монополию на торговлю самым дешевым чаем получали лояльные английские купцы в колониях. Таким образом, американская чайная контрабанда выводилась из игры. План этот был основан на предположении, что американские потребители не станут бойкотировать дешевый английский чай и предпочтут его более дорогой голландской контрабанде.
Реализация английского плана грозила американским торговцам страшными неприятностями. Если будет введена монополия на чай, ее можно распространить и на другие товары. Такого рода экономические санкции быстро подорвут американскую торговлю. Бостонские торговцы отважились на протест; они переоделись индейцами, высадились на корабли с чаем и выкинули груз в воду. В эпоху, когда частная собственность почиталась превыше всего, это было поистине вопиющим посягательством. Первая обязанность любого государства состоит в защите жизни и собственности его граждан.
Бостонское чаепитие — отрезвляющее событие; оно поднимает сложные юридические и моральные вопросы. Его можно считать чем угодно, но только не тем славным деянием, какое сделали из него американские историки. Вопиющее нарушение прав собственности не вызвало сочувствия в колониях. Массачусетс был известен горячностью и воинственными настроениями. Франклин пришел в ужас и предложил немедленно возместить собственникам чая все убытки. Большинство американцев думали так же, но, к несчастью, им вскоре пришлось испытать на себе ответные меры англичан. Принятые Короной многочисленные «репрессивные законы» спровоцировали революционную войну. Английские войска в буквальном смысле вторглись в колонии. Какими бы гнусными ни казались налоговые агенты, было куда приятнее иметь дело с ними, чем с эскадрами военных кораблей и батальонами «красных мундиров» в боевом строю. Ордера на обыск, конфискации и налоги уступили место пушкам, ружьям и штыкам.
Через шесть лет война закончилась победой американцев; англичане убедились, насколько трудно снабжать войска во враждебной стране, удаленной на три тысячи миль. Американских солдат тоже плохо снабжали, и они часто не получали жалованья. Когда эти толпы оборванцев разошлись по домам, они обнаружили разоренные фермы и обанкротившиеся правительства штатов. По сравнению с новыми финансовыми обязательствами американцев английские налоги оказались сущими грошами. За войну нужно было платить, и налоги, даже с представительством, обещали стать огромными.
Больше всех пострадали люди, сохранившие верность Англии. У них отнимали имущество, их мазали дегтем и вываливали в перьях. Длинный поток беженцев потек на север, в Канаду. Бенджамин Франклин лично отправился в Канаду и убеждал лоялистов вернуться в Соединенные Штаты, но шрамы войны были глубоки и заживали медленно. Все годы войны Франклин провел в Европе. Если бы он остался дома и смог видеть страдания лоялистов, он понял бы, что меньше всего на свете эти люди хотели иметь какие-либо отношения с американцами. Обе стороны испытывали чувство горечи, но до явных зверств дело не доходило. Лоялисты перенесли много невзгод, но вообще им крупно повезло. В другие времена и в других местах их перебили бы без всякой пощады.
Лоялистская газета изображает злобных Сыновей Свободы, вымаживающих в смоле и перьях британского налогового агента во время Бостонского чаепития. Двадцать лет спустя вновь появились «Сыны Свободы», которые стали вымазывать в смоле и перьях американских налоговых агентов. Как оказалось, они были не просто против налогообложения без представительства — они были против налогообложения вообще.
Американцы вели войну под номинальным руководством Континентального конгресса, который к концу войны стал всеобщим посмешищем; особенно ему доставалось от прессы. У него не было денег даже на то, чтобы выплатить солдатам задержанное жалованье или заплатить проценты по военным долгам. Несмотря на это, Конгресс смело принял ряд дорогостоящих программ по восстановлению страны. Конечно, ничего нельзя было сделать без денег; деньги поступали от налогов, а на введение налогов Конгресс полномочий не имел.
Англичане тоже вынесли из войны полезные уроки. В 1778 г., через два года после начала Американской революции, Парламент принял закон, одобренный королем Георгом III. Согласно закону «король и Парламент Великобритании не будут вводить ни в каких колониях, провинциях и плантациях пошлины и налоги с целью получения дохода». Это мудрое постановление, к сожалению, безнадежно запоздало. На протяжении следующих 150 лет Парламент продолжал отстаивать свою абсолютную власть над колониями, но как только речь заходила о налогах, непременным условием их введения становилось выраженное в той или иной форме согласие местных законодательных собраний. Даже в Канаде, где колониальные правительства оставались слабыми, подконтрольными английским губернаторам и чиновникам, налогообложение было передано в ведение законодательных собраний. Американцы выиграли войну не только для самих себя; они одержали победу, которая отвечала интересам всей Британской империи вплоть до ее окончательной ликвидации после Второй мировой войны.
Назад: Часть VII. Тернистый путь американского налогообложения в ранний период
Дальше: 30. Налоговые баталии за «более совершенный союз»
