Русские летописцы на рубеже 1000 г. признали, что княгиня Ольга была «мудрее всех мужей». Через 600 лет то же самое можно было сказать о другой женщине. Действительно ли женщины могут быть более умелыми правителями, чем мужчины? Примеры Елизаветы и княгини Ольги позволяют ответить на этот вопрос утвердительно.

Если бы английским монархам присваивались официальные эпитеты, «добрую королеву Бесс» непременно нарекли бы «Елизаветой Великой». Многие историки именно так ее и называют. Англия досталась ей в лучшем случае в посредственном состоянии; к концу ее правления страна быстро превращалась в сверхдержаву, которая будет доминировать в мире на протяжении четырех веков. К концу XX в. английское право и политические институты стали образцом для сотни новых государств, родившихся в этом столетии. Эти новые страны выбрали не американскую президентскую систему, а английское правление парламентского типа. Как показывает история, президенты склонны становиться диктаторами; премьер-министрам это не свойственно. Поэтому большинство новых стран предпочли иметь премьер-министров.

Величие Елизаветы признавал даже ее преемник Яков I, одаривший нас «Библией короля Якова». Но прославлять ее у него не было причин; его мать, королева Мария Шотландская — тетка Елизаветы и ее соперница в притязаниях на английский трон — была казнена с согласия Елизаветы. Тем не менее когда Яков после смерти Елизаветы стал королем, он сказал, что «она была человеком, который мудростью и благополучием своего правления превзошел всех монарших особ со времен Августа». Почему он все же произнес такие слова, невзирая на то, что случилось с его матерью? Вряд ли его можно обвинить в странной предвзятости. Причина в том, что это было правдой тогда и остается правдой сейчас. А в отношении фискальной и налоговой политики Елизаветы это тем более (a fortiori, если использовать латинское выражение) верно.

Елизавета была более сильным игроком, чем любой правитель в тогдашней Европе, и более умелым, чем большинство влиятельных людей в Англии. Она подбирала безупречно верных и при этом способных министров и помощников, но сами эти министры и помощники никогда не могли точно предсказать, каков будет очередной ее шаг. Они были пленены гением ее изобретательности. Даже налоговая политика Елизаветы не имела и до сих пор не имеет аналогов. Ни до Елизаветы, ни после нее ни один правитель не вел себя в области налогообложения так, как она: Елизавета решила заслужить любовь подданных и постоянно повторяла это на протяжении всего своего царствования.

По ее словам, она была готова принять то, что подданные захотят ей дать. Именно Елизавета произнесла слова, которые не повторил никто другой после нее: «Невозможно требовать от людей налоги и при этом вызывать у них любовь». Это замечание остается в полной силе и сейчас; оно означает, что если правительства увеличивают налоговое бремя, им не стоит ожидать любви со стороны людей. Таким образом, правительства сами готовят себе печальную участь. Елизавета хотела, чтобы ее любили; следовательно, она не должна обременять людей налогами. Она решила удовлетвориться тем, что ей предложат по доброй воле, и править сообразно полученным средствам. Когда в конце царствования Елизаветы были предложены новые налоги, она отклонила их со словами: «Пусть лучше деньги [налоги] будут в карманах моего народа, чем в моей казне». Насколько мне известно, ни один правитель в истории цивилизации не говорил ничего подобного. Правительства, и в первую очередь американское правительство, обладают ненасытным аппетитом на деньги. В стремлении получить их они готовы пойти на что угодно — вплоть до нарушения Билля о правах или Конституции, если нужно пополнить казну.

В конце правления, когда запасы наличности оскудели, Елизавета сказала: «Я закончу тем же, с чего начинала, — любовью моих подданных». Ее налоги были невероятно низкими для того времени, и, по некоторым сведениям, на момент смерти королева была неплатежеспособной. Однако более тщательное изучение фискальных данных показывает, что хотя Корона действительно была должна около 400 тыс. ф.ст., она имела долговые обязательства Нидерландов и короля Франции более чем на 1 млн ф.ст. плюс несобранные недоимки по существовавшим налогам. Таким образом, если свести баланс в целом, бюджет королевы был в хорошем состоянии. Елизавета приняла от отца страну-банкрота, а ее преемник Яков I почти сразу оказался в отличном финансовом положении. Однако проблема была в том, что он много тратил и вскоре ощутил финансовые затруднения. Отличительная черта правления Елизаветы — бережливость; о ее преемнике этого сказать нельзя.

Одним из первых нововведений Елизаветы стала отмена присяги при декларировании доходов. В наши дни почти в каждом налоговом документе содержится пункт о «наказании за лжесвидетельство». Политика Елизаветы имела продолжение в течение некоторого времени, и сама идея дожила до XIX в. Даже наш Верховный суд одно время проявлял уважение к этому принципу. Однако, по мере того как потребности в расходах росли и необходимость соблюдения правовых норм перевешивала все прочие соображения, мы и большинство других стран не только ввели присягу, но и предусмотрели меры принуждения. По словам одного из первых биографов Елизаветы, «Ее Величество в свое время отменила обычную процедуру, при которой использовались присяжные оценщики, и оценка денежных возможностей человека стала актом совершенно добровольным, свободным от всякого дознания под присягой и иного понуждения».

Упоминание об «ином понуждении» свидетельствует, что Елизавета не стремилась во что бы то ни стало получить налоги и субсидии, предусмотренные Парламентом. При ней в Англии были самые низкие налоги среди стран Европы. Сэр Фрэнсис Бэкон охарактеризовал счастливую судьбу английских налогоплательщиков так: «Тот, кто окинет взором другие страны и оценит налоги, подати, пошлины, акцизы и все прочее, что имеется повсюду, обнаружит, что англичанин ведает оценкой своих средств совершенно самостоятельно и живет богаче, чем житель любой страны в Европе».

Когда Елизавета взошла на трон, она обнаружила огромные долги отца; ей понадобилось 15 лет, чтобы их выплатить, причем для этого понадобились крупные займы. Елизавете пришлось искать кредиторов и просить город Лондон выступить финансовым поручителем ее обязательств. Со временем она сбалансировала бюджет, выплатила долги Короны и обеспечила платежеспособность государства. При ее экономном правлении страна вскоре стала кредитором: крупные займы были предоставлены голландцам, боровшимся за независимость от испанского владычества; немало было выдано и французскому королю, который тоже враждовал с испанцами. Чтобы еще более досадить испанцам, Елизавета разрешила нападать на испанские суда частным каперам; самым известным из них стал сэр Фрэнсис Дрейк. В действительности ее люди занимали лишь четвертое место среди прочих европейских рейдеров, которые имели гораздо больше добычи при гораздо меньших международных осложнениях. Голландцы и французы вредили испанскому судоходству значительно сильнее англичан, но испанский король жаловался именно на англичан, а Елизавету называл пиратом.

Елизавета не просто досаждала испанскому императору, который, несомненно, был самым могущественным европейским монархом всех времен. Помимо того что Елизавета поддерживала врагов Испании, она имела дерзость захватить испанский галеон с серебром. Один из кораблей Филиппа с жалованьем для голодавших солдат герцога Альбы направлялся в Испанские Нидерланды, где уже назревало восстание. За кораблем погнались голландские рейдеры, он в поисках спасения зашел в английский порт и был задержан. Когда испанский император потребовал отпустить корабль, Елизавета, к негодованию испанцев, заявила, что, по ее сведениям, серебро на самом деле принадлежало итальянским банкирам, а потому она оставит деньги у себя на хранение вплоть до завершения расследования; возможно, она даже воспользуется этим серебром и будет считать это ссудой со стороны законных собственников. Можно представить, в какую ярость пришел император: женщина стянула его серебро под смехотворным предлогом, что деньги якобы принадлежат итальянцам.

Вскоре император решил, что достаточно натерпелся от этой дерзкой английской дамы. Он снарядил самый большой флот в истории, Великую Армаду, который должен был покорить Англию и навсегда избавить императора и империю от этой английской «занозы». Елизавета обратилась за помощью к Парламенту. «Главная сила и опора, — сказала она, — это верные сердца и добрая воля наших подданных». Когда королева внесла в Парламент заявки на корабли, моряков и пушки, они были удовлетворены с лихвой. Ей ассигновали «пятнадцатые и десятые» в четырехкратном размере и двукратную субсидию, причем основные суммы надлежало собрать не за два года (как обычно), а за два месяца. В английской истории это был неслыханный случай. Не забудем, что все было сделано в то время, когда Елизавета уже отменила принуждение и присягу в налогообложении. При содействии погоды, прозванной «протестантским ветром», Армада была рассеяна и поползла обратно в Испанию. Англия была спасена, и с тех пор англичане почти всегда на один ход опережали испанцев. Поражение Армады стало началом конца эпохи испанского мирового владычества.

Если бы не эта выдающаяся женщина, мир, возможно, никогда не услышал бы о Шекспире. Преодолевая сопротивление лондонских властей, Елизавета покровительствовала искусствам, особенно драматургии, а взамен получала славословия и знаки признательности от поэтов, писателей, композиторов, художников и ученых. Своими возможностями для творчества они были обязаны триумфу ее правления. Произнося незадолго до смерти последнюю речь в Парламенте, Елизавета сказала стране: «Корона моя, полагаю, прославлена тем, что я правила, опираясь на вашу любовь».

Свою любовь она демонстрировала не только в сфере налогов. В эпоху, когда войны не прекращались, она всеми способами избегала войны, понимая, что в отличие от правителей простым людям война не сулила имперской славы. Война означала могилы солдат на чужбине, холодную морскую пучину для моряков и горе для людей, оплакивающих своих сыновей, мужей, братьев и друзей. Елизавета прислушивалась к чаяниям простого народа, который обычно, как и сегодня, не слишком ценит национальное величие и господство над чужими землями. Люди хотят жить в безопасности, иметь достаточное пропитание и жилье, образование и мир. Елизавета считалась с этими желаниями и за это заслужила любовь. Современным американским президентам стоило бы у нее поучиться. Все они были слишком готовы жертвовать человеческими жизнями ради национального престижа и государственного величия. По словам одного современного историка, Елизавете «очень повезло в том, что она была женщиной; военная слава ее не соблазняла».

Можно удивляться тому, как выживала Англия на скудные ассигнования Парламента. Однако при Елизавете Англия не просто выживала, а была на пути к превращению в сверхдержаву. Другой современный историк с удивлением отметил «платежеспособность английского государства, которая считалась "чудом своего века"». Конечно, никакого чуда не было; были разумные налоги и контроль над расходами. Елизавета была единственным европейским правителем, которому не грозило банкротство.

Но не только налоговая и бюджетная политика Елизаветы способствовала подъему английской коммерции. Важную роль играла валютная политика, т.е. регулирование ценности английских денег. Неосмотрительный отец Елизаветы обесценил фунт — снизил его ценность вдвое (как и Рузвельт в 1932 г., — но это уже другая история). Генрих VIII постановил, что в фунте будет вдвое меньше шиллингов. Шиллинг был серебряной монетой, базовой денежной единицей государства. Уменьшив стоимость фунта, Генрих крупно заработал на своих бесчисленных кредиторах, которые получали теперь вдвое меньше на каждый фунт, который он был им должен. Но и это еще не все. Генрих приказал переплавить шиллинги, добавив 40% неблагородных металлов, после чего в шиллинге осталось всего около 60% серебра. Это валютное безумие побудило одного из советников Елизаветы сэра Томаса Грэшема предложить королеве делать упор на хорошие деньги, поскольку, согласно закону Грэшема, «плохие деньги вытесняют хорошие». Елизавета собрала все испорченные монеты и заменила их полноценными серебряными. Для этого ей пришлось опустошить свою казну и еще взять крупную ссуду у города Антверпена. Затем она восстановила количество шиллингов в фунте, существовавшее до Генриха.

Политика твердых денег сделала английский шиллинг на многие столетия самой желанной монетой. Деловые люди могли с доверием относиться к деньгам Елизаветы, и это стало большим благом для торговли и коммерции. Надежные деньги и хорошие законы всегда служили необходимой предпосылкой процветания коммерческой системы. Впервые такой пример подали миру греки за две тысячи лет до Елизаветы.

Прекращение фальсификации монеты стало, возможно, самым важным из всех фискальных достижений Елизаветы и имело самые продолжительные последствия. В совокупности эти меры заложили основу долгосрочной экономической стабильности, развития промышленности, торговли и коммерции, позволили эффективно использовать природные ресурсы, создать заморскую торговлю и колонии в Новом Свете; они стали отличительной чертой ее благополучного правления, Елизаветинской эпохи. Во всех положительных мероприятиях, особенно в налоговой и бюджетной политике, Елизавета проявляла сильную личную заинтересованность. Она была настолько же мудра, насколько легкомыслен был ее отец. Заложенная Елизаветой политика стабильной валюты продолжалась четыреста лет — до тех пор, пока английские лидеры в этом столетии не решили пойти по стопам ее отца (как, впрочем, поступили и все прочие страны, включая США). Сейчас мы даже перещеголяли Генриха VIII. Мы не добавляем в монеты 40% неблагородного металла; мы делаем их целиком из таких металлов, не добавляя ни капли серебра. Сейчас в мире существуют только такие псевдомонеты и бумажные деньги, не имеющие никакой действительной самостоятельной ценности. Лишь время покажет, сколько еще продержится такое положение. Если история чему-нибудь учит, то ничего не стоящие деньги, фальсифицированные деньги в конце концов навлекут фискальные бедствия на те страны, которые позволили себе такое безрассудство.