Большинство из тех, кто посещает Швейцарию, чувствуют зависть к жителям этой страны. Швейцарцы обладают самой продуманной и стабильной демократией в мире, а также замечательным умением не участвовать в войнах. История налогов была бы неполной без экскурса об этой замечательной стране. Подобно древним грекам, швейцарцы усматривают прямую связь между демократией, свободой и налогами. Американцы и англичане, изучающие швейцарское общество, вскоре осознают, что швейцарцы придерживаются того представления о свободе, которое было у англичан и американцев в XVIII в., а именно: свобода сосредоточена в личном кошельке. Мы уже очень далеко отошли от этого представления, а швейцарцы твердо придерживаются убеждения, что подлинная свобода требует невмешательства в частную жизнь, особенно в жизнь финансовую.

Исполнительная власть в Швейцарии очень непохожа на то, что существует в других странах. В пример часто приводят рассказ одного американца, который приехал в Берн и узнал из путеводителя, что существует президент Швейцарии, но вместе с тем, к своему удивлению, обнаружил, что почти никто из местных жителей не помнит, как зовут этого президента. Образ жизни президента еще более удивителен: на работу он ездит на трамвае!

Швейцарская демократия имеет древние корни. Мы в точности не знаем, с каких времен у этих людей, населявших леса и горы, появилось самоуправление. В Средние века, когда швейцарцы считались подданными Великой Римской империи германской нации, они платили необременительные налоги императору. Фактически же швейцарскими селениями управляли демократические собрания, которые продолжают существовать по сей день. Должностных лиц выбирал народ, а в кантонах действовало германское право.

В 1240 г. император освободил от налогов кантоны Швиц и Ури. Через несколько лет могущественное семейство Габсбургов, имевшее владения в Швейцарии и с конца XIII в. правившее в Австрии, не пожелало признать независимость швейцарцев. В 1273 г. Габсбурги послали сборщиков налогов и фогтов собирать положенные феодальные подати. Швейцарцы отказались подчиниться полному налогообложению Габсбургов и восстали. В период этой борьбы родилась легенда о Вильгельме Телле. Вильгельм Телль отказался признавать австрийских Габсбургов и их шайку сборщиков налогов. За неповиновение ему приказали выстрелить из арбалета в яблоко, поставленное на голову сына.

Швейцарцы восхищаются легендарным Вильгельмом Теллем и почитают его не за искусное владение арбалетом, а за то, что разжег пламя успешного восстания против тиранической налоговой политики короля Рудольфа Габсбурга и его преемников. Ключевое политическое событие произошло в 1291 г., когда три лесных кантона заключили договор о взаимопомощи против австрийской налоговой агрессии. Вскоре к ним присоединились другие кантоны, и возник Швейцарский союз. Важнейшее военное событие произошло в 1315 г., когда австрийцы вторглись в Швейцарию, чтобы добиться выполнения требований Габсбургов. Швейцарская пехота, численно уступавшая противнику почти в десять раз, нанесла австрийцам сокрушительное поражение в битве на перевале Мортгартен в предгорьях швейцарских Альп.

Семьдесят лет спустя австрийцы еще дважды попытались покорить швейцарцев, но оба раза неудачно. С тех пор иностранцы не посягали на Швейцарию, и швейцарцы сохранили независимость (если не считать кратковременного владычества Наполеона). В самой же Швейцарии обстановка порой была далеко не мирной. В эпоху Реформации страну охватили религиозные конфликты; войны между кантонами продолжались два с лишним столетия.

Ныне существующая Швейцарская конфедерация берет начало в 1815 г., после окончательного поражения Наполеона. На Венском конгрессе европейские державы признали швейцарский нейтралитет и закрепили в следующей формулировке: «Нейтралитет и целостность Швейцарии, а также ее независимость от всякого иностранного влияния отвечают подлинным интересам общеевропейской политики». Тем самым было заложено международное правовое основание швейцарского нейтралитета. В 1848 г. Швейцария приняла конституцию, согласно которой учреждалась конфедерация кантонов и федеральное правительство с очень ограниченными полномочиями. Особенно необычно отсутствие многочисленной федеральной бюрократии. Кантоны самостоятельно контролируют соблюдение большинства федеральных законов.

В 1820 г. фискальный здравый смысл швейцарцев привлек внимание Джона Тейлора, сенатора от штата Виргиния и одного из ведущих политиков того времени. Сравнив швейцарцев с французами и итальянцами, Тейлор пришел к выводу, что когда государство бедно, люди богаты, а когда государство богато, люди бедны. Итальянские государства и Франция объективно были богатыми странами, но основная масса населения жила не слишком богато. А в бедной природными ресурсами Швейцарии жили самые счастливые и свободные люди в Европе; швейцарское государство крайне экономно расходовало деньги и не имело долгов.

Когда швейцарцы принимали конституцию 1848 г., они отвергли американскую концепцию президентства, поскольку в ней заложен «диктаторский потенциал»; кроме того, их «демократические убеждения восставали против любых персональных прерогатив». Для эпохи, когда властные полномочия американских президентов только начинали формироваться, это были на удивление прозорливые замечания. Диктаторский потенциал, который швейцарцы подметили более 150 лет назад, с тех пор раскрылся полностью. Вряд ли кто будет спорить с тем, что американский президент располагает не меньшей (если не большей) властью, чем высшие должностные лица в свободном мире и даже в бывшем СССР. Войну во Вьетнаме инициировали и вели президенты США. Самая серьезная проблема, стоящая сегодня перед американской формой правления, — это именно «диктаторский потенциал» президентской должности. Если бы президент США приучился каждое утро ездить на службу на трамвае, как швейцарский президент, проблема, возможно, стала бы не такой трудной.

Часто можно слышать, что Швейцария — единственная подлинная демократия в мире. В англоязычных странах принято так называемое представительное правление: последнее слово почти по всем самым важным общественным вопросам принадлежит членам законодательного органа. Если вводятся новые налоги или повышаются ставки налогов, это дело рук законодателей. Налоги в очень значительной мере являются результатом лоббирования, классовой политики и «влияния». Когда один сегмент общества обременяется новыми налогами, другой, как правило, получает выгоду от снижения налогов. Налоговое бремя и налоговые послабления переходят от одного класса к другому сообразно тому, в какой мере тот или иной класс способен повлиять на законодателей.

В Швейцарии окончательное решение по налогам принимают избиратели. В отличие от канадских или американских законодателей, член швейцарского законодательного органа не может сам голосовать за повышение заработной платы; повышать ее или нет, решает народ Швейцарии. Если предлагается повысить ставки налогов, это должны одобрить избиратели. Швейцарцы располагают исключительно широкими возможностями контролировать налоговые инициативы правительства. В 1975 г. правительство вынесло на референдум предложение о повышении ставок подоходного налога. Избиратели решительно отвергли этот проект. Когда одного видного швейцарского гражданина спросили, в чем причина, он ответил: «Правительство должно жить на то, что имеет, — как и все мы». В 1991 г. швейцарцы отклонили предложение правительства о введении НДС; в конце концов правительство добилось своего, но для этого пришлось трижды выносить вопрос на рассмотрение. Да, швейцарцы одобрили новый налог и своим выбором в очередной раз подтвердили, что в Швейцарии вопросы налогообложения решают избиратели.

Швейцарская практика вынесения всех вопросов налогообложения на суд народа — это олицетворение мудрого отделения права вводить налоги от права их тратить. Если все полномочия сосредоточены в руках одного государственного органа, стремление тратить неизменно будет преодолевать любые аргументы против повышения налогов. Мы уже говорили о том, как раньше распределялись властные полномочия в Англии с целью не допустить объединения двух вышеупомянутых прав: король, будучи первым и главным распорядителем собранных налогов, никогда не располагал властью повышать налоги или вводить новые.

Конфиденциальность банковских операций в Швейцарии приводит в недоумение налоговые власти США. Они не способны понять, в чем достоинство этого принципа, не говоря уже о том, как банковская тайна связана со свободой. Все, что их волнует, — это возможности американцев уклоняться от налогов. В конечном счете швейцарцы после длительного давления уступили американским властям и согласились предоставлять информацию по налоговому мошенничеству и даже экстрадировать Хашогги, фигуранта уголовного дела Имельды Маркос и одного из богатейших людей мира, на основании обвинения в преступлении, не предусмотренном швейцарскими законами. Министерство юстиции США добилось своего, — но, как оказалось, лишь для того, чтобы стать посмешищем для специалистов по международному праву, когда коллегия присяжных оправдала всех обвиняемых. Швейцария, уступившая американскому давлению, тоже выглядела не очень хорошо. Когда я изучал это дело, один швейцарский прокурор сказал мне в конфиденциальной беседе: «Беда в том, что вы, американцы, из всего делаете преступление».

Нас с детства учили любить свободу. Наши родственники и соседи отдали за нее свои жизни. Нам внушали, что и мы должны отдать за свободу наши жизни, если потребуется. Свобода — священная основа национального достояния почти всех стран Запада, во всяком случае англо- и франкоязычных. Наши флаги, билли о правах и конституции — это символы и оплоты свободного общества.

Однако нам никогда не говорили, что наша банковская система имеет какое-то отношение к свободе. И наши суды тоже молчат. Наши банковские счета совершенно открыты для налоговых инспекторов, которые могут следить за ними без нашего ведома, если власти считают это оправданным. Вот один недавний пример. Сотрудник банка спросил клиента, юриста по профессии, как у того обстоят дела с налоговыми проблемами. (Банки всегда хотят убедиться, что финансовые дела клиентов в порядке.) Юрист сказал, что понятия не имеет ни о каких налоговых проблемах, и полюбопытствовал, почему ему задают такой вопрос. Сотрудник банка рассказал, что полгода назад приходили налоговые инспекторы и проверяли платежи по счетам юриста за последние два года. Нечего и говорить, что в Швейцарии такое не могло бы произойти без ведома налогоплательщика и постановления суда.

Банковская тайна — старинная норма германского права. Она существует многие столетия в силу обычая и традиции. В 1930-х годах швейцарцы включили эту норму в свой свод законов и установили тяжкие уголовные наказания за ее нарушение, чтобы отбить у нацистов желание совать нос в чужие дела. Когда нацистов не стало, обойти швейцарскую банковскую конфиденциальность попытались другие страны с высокими налогами или строгим валютным контролем. Нам говорят, что швейцарские правила служат прикрытием для нарушителей закона и мешают всему миру. Да, говорят, соблюдение банковской тайны ради защиты интересов граждан Германии от Гитлера было, конечно, достойным делом, но времена-то изменились. К тому же страны Запада не имеют ничего общего с гитлеровским режимом.

Швейцарцы встречали нападки на свои банковские правила с полным спокойствием. Разумеется, швейцарцы не хотят, чтобы их законы покрывали обычных уголовных преступников, но при этом не считают уголовными преступлениями попытки найти лазейки в несовершенном (а в большинстве стран оно таково) налоговом законодательстве. Валютные ограничения обычно возникают в результате финансовых злоупотреблений со стороны государства. Государство имеет право печатать деньги и когда делает это без надежного обеспечения, грабит своих граждан точно так же, как грабитель, который ставит перед вами выбор «кошелек или жизнь». Налоговое и валютное законодательство нацистской Германии никак не было связано с ее военной агрессией. Кроме того, жесткий валютный контроль Гитлера сейчас копируют многие страны.

По мнению швейцарцев, англичане и американцы недостаточно дальновидны и не способны осознать, что вездесущий надзор и шпионаж со стороны государства подрывает свободу личности. Интенсивная неослабевающая слежка и постоянное вмешательство в частную жизнь граждан — отличительная черта всех тоталитарных государств, коммунистических и фашистских. В свободном обществе возможности государства шпионить за гражданами строго ограничены и находятся под контролем. Все прочие различия между свободным обществом и деспотизмом или тоталитаризмом второстепенны.

Швейцарцы стоят на том, что свободам личности ничего не угрожает только тогда, когда свободы каждого человека защищены. Соответственно, банковская конфиденциальность — это благо, которое предоставляется и самим швейцарцам, и иностранцам, поскольку швейцарцы гарантируют ее всем, кто пользуется услугами их банковской системы. Драма сегодняшнего мира в том, что мы не способны осознать последствия незащищенности наших банковских операций. По словам видного швейцарского идеолога неолиберализма, «банковская конфиденциальность — важный компонент того ограничительного барьера, который должен обеспечивать неприкосновенность частной жизни, если мы хотим успешно защищать свободу от посягательств государства. Вот что, и никак не меньше, поставлено на карту. И сильно настораживает уже само то обстоятельство, что приходится об этом напоминать».

Банковская конфиденциальность в Швейцарии не является абсолютной. Она может быть приостановлена швейцарскими судами и будет приостановлена, если для того есть достаточные основания. В истории с фабрикацией автобиографии Говарда Хьюза Клиффордом Ирвингом банковская конфиденциальность г-жи Ирвинг была приостановлена в считаные часы, когда выяснилось, что г-н Хьюз оспорил предъявленный ему чек, по которому она получила деньги. При наличии веских оснований отменить швейцарскую конфиденциальность нетрудно. Однако суть ее в том, что государство не имеет права предпринимать расследование по своему усмотрению и интересоваться финансовыми делами граждан вне судебного дела, имеющего веские основания.

Этот принцип не чужд и английскому общему праву. Фундаментальное положение английского права заключается в том, что дом человека — это его крепость, и даже монарх не имеет права входить в частный дом без разрешения. В каждой такой крепости имелась частная казна, которую было важнее всего предохранить от королевского любопытства. Вот в чем вся суть дела. Как только король узнавал, сколько у человека денег, возникала вероятность, что он попытается найти способ завладеть ими. Когда сложилась современная банковская система, англичане забыли, что частная казна переместилась из крепости в частный банк по коммерческим соображениям и ради безопасности, но отнюдь не для того, чтобы стать легкой добычей короля. Если в доме-крепости казна была недоступна надзору короля, то и в банке она должна быть защищена точно так же.

На слушаниях, которые проводил Комитет Ирвина по Уотергейту, Джона Эрличмена, главного советника Никсона по внутренним делам, спросили, правомерно ли со стороны государства тайно выведывать у психиатра информацию об умственном состоянии человека, который стоял за утечкой документов Пентагона. Эрличмен счел это вполне правомерным. Сенатор Ирвин напомнил ему о старинной норме права, запрещавшей даже королю входить в чужой дом без разрешения. Эрличмен ответил, что времена изменились, и надо сказать, ошибся он только наполовину. Если бы государство захотело тайно проверить не психическое состояние, а финансовые дела этого человека, не возникло бы решительно никаких препятствий. Имея на руках предписание своего ведомства, налоговые агенты получили бы возможность вынюхивать сколько душе угодно. В отношении финансовых дел Эрличмен оказался прав: времена изменились.

В Швейцарии говорят: люди хотят быть столь же свободными, как их отцы. Швейцарцы принадлежат к числу считаных народов, которые близки к осуществлению этого желания. Бóльшей частью личной конфиденциальности и свободы, унаследованных нами от наших отцов, почти все мы поступились в пользу вездесущих налоговых ведомств наших всепроникающих государств. В большинстве стран со старинными традициями свободы люди всматриваются в историю с завистью к своим предкам — к тем временам, когда крепости были недоступны надзору короля.