Глава 23
Джеймс

Джеймс и Марк вернулись в магазин игрушек и художественных принадлежностей, где купили масляные и акриловые краски, кисти, холсты и походные мольберты. Потом они вернулись в дом Наталии. Джеймс остановил машину на подъездной дорожке позади грузовичка, повидавшего немало соленой воды. В кузове были видны три доски для сёрфинга. Джулиан бросал мяч в кольцо вместе с пожилым мужчиной с длинными спортивными ногами и жилистой фигурой. Гейл Хейз, ушедший на покой сёрфер мирового класса и владелец «Хейз Боардс». Этот человек – дед его сына. Его тесть.

И именно его Карлос ударил в лицо на своей свадьбе.

Впервые Джеймс был благодарен провалу в памяти.

Гейл поймал отскочивший мяч Джулиана и отправил его в корзину, когда Джеймс заглушил мотор. Гейл прищурился, глядя на машину. Джеймс захлопнул дверцу, и Гейл целеустремленно направился к нему.

«Боже. Надеюсь, что все обойдется», – мрачно подумал Джеймс. Он расправил плечи и протянул руку. Ему, наверное, надо представиться еще раз, а потом извиниться за свое второе «я».

– Мистер Хейз, я…

– Джеймс, да, я знаю. – Гейл одной рукой пожал ладонь Джеймса, а другой вцепился в его руку выше локтя. Кожа у него была морщинистой, под соломенно-серыми усами открывались пожелтевшие от старости зубы. Джулиан провел мяч у него за спиной, прислушиваясь к разговору. Гейл подбоченился, пошире расставил ноги и опустил голову, чтобы видеть Джеймса, несмотря на слепящее солнце. – Нат сказала мне, что ты ничего не помнишь о последних семи годах.

Джеймс поднял на лоб солнцезащитные очки. Глаза мгновенно заслезились от яркого дневного света, отражавшегося от светлого асфальта.

– За исключением последних шести месяцев, я вообще ничего не помню.

Гейл усмехнулся:

– Тогда мы отлично поладим. Хотя обидно, – он несильно схватил Джеймса за руку, – что ты не помнишь Ракель.

Удары мяча Джулиана замедлились. Он отвернулся, как будто ему было все равно, но Джеймс знал, что мальчик внимательно слушает.

– Она – мать моих сыновей, и по одной этой причине я всегда буду ей благодарен.

Гейл кивнул и похлопал Джеймса по руке:

– Моя дочь была хорошей женщиной.

За спиной у Джеймса хлопнула дверца машины, и Гейл вытянул шею, чтобы увидеть, что там происходит. Зеленые глаза такого же оттенка, как у Наталии, расширились.

– А это что за очаровательная любительница пляжного отдыха?

Джеймс обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как покраснела его мать.

Марк повис на дверце джипа:

– Она папина мама.

Удары мяча прекратились. Джулиан вытаращил на брата глаза:

– Не глупи, Марк. Она была нашей соседкой.

– Это правда. Я слышал, как papá называл сеньору Карлу мамой.

Джулиан повернул голову к Джеймсу и свирепо уставился на него.

У Джеймса упало сердце. Он выругался сквозь зубы. Марк слышал его слова. И оказался достаточно большим, чтобы сложить один и один. Джеймс увидел, как у Джулиана кровь отлила от лица, как он нагнулся, чтобы поднять мяч. На его лице произошла быстрая смена эмоций – недоверие, страх, гнев и потом самое худшее. Предательство. Джеймс хорошо знал это чувство.

Тело Джулиана напряглось. Он кинул мяч в Джеймса, ударив его по ребрам.

Тот заворчал, предпочитая принять на себя удар гнева Джулиана. И прижал мяч к груди.

– Ты придурок! – выкрикнул Джулиан и со всех ног побежал на пляж.

– Ты не пойдешь за ним? – спросила Клэр. Ее голос стал тонким и высоким от страха.

– Через минуту. Он давно злится на меня. Ему надо немного выпустить пар.

Джеймс отдал мяч Гейлу, выпустив его из пальцев. Мать пристально посмотрела на сына.

– Возможно, это к лучшему, – вынесла она вердикт. – Рано или поздно они бы все равно узнали. Мне следовало бы самой сказать им…

Джеймс поднял руку, останавливая ее:

– Как случилось, так случилось. А теперь мне нужно пойти и поговорить со своим сыном.

Джеймс нашел Джулиана на пляже метрах в ста от дома. Тот сидел в тени пальмы, сгорбившись, положив руки на колени и спрятав голову в руках. С долгим вздохом Джеймс уселся рядом с сыном. Потом развязал шнурки на ботинках и вытряхнул песок. Сняв носки, сунул их в ботинки и зарылся пятками в песок в поисках прохладных гранул внизу.

Джулиан поднял голову. Вытер мокрое лицо ладонью и отвернулся. Дышал он прерывисто, плечи тряслись.

Джеймс подавил инстинктивное желание обнять сына. Ему скоро двенадцать, он становится подростком. Вместо этого Джеймс поднял и принялся рассматривать сухой лист.

– Почему… – прохрипел Джулиан, вытирая рукой под носом. – Почему ты не сказал нам, что она наша бабушка?

Джеймс покрутил лист.

– Потому что я не знал. Я не мог вспомнить, кто она, а она мне ничего не сказала. Не думаю, что она что-либо говорила Карлосу, потому что ни одно слово в его дневниках не дало мне понять, что сеньора Карла – это моя мать. – Джеймс тщательно подбирал слова. Ему хотелось, чтобы Джулиан воспринимал его и Карлоса как одного человека. Ему хотелось, чтобы мальчик видел в нем своего отца, поэтому и поступать он должен так же. Как Наталия сказала ему много лет назад и повторила прошлой ночью: «То же самое тело, то же самое сердце и та же самая душа». Подводил только поврежденный мозг, который он изо всех сил пытался отремонтировать.

– Я не знал, что сеньора Карла и моя мать – это одна и та же женщина, пока на прошлой неделе она не появилась в нашем доме.

Джулиан снова вытер нос, потом подобрал ветку и воткнул ее в песок.

– Могу поспорить, что ты на нее разозлился.

– Я до сих пор злюсь, – сказал Джеймс, глядя на океан. Солнце уже миновало зенит. На лбу Джеймса выступил пот, он почувствовал, как капля потекла по спине. – Я злюсь на всю свою семью. Но не на тебя и не на Марка, – уточнил он, когда Джулиан ахнул. – Только на свою мать и братьев. Но знаешь, на кого я злюсь сильнее всего?

Джулиан помотал склоненной головой. Он посильнее надавил на ветку, и та сломалась.

– На себя. – Джеймс много раз принимал неправильные решения, и каждое все дальше уводило его от того будущего, которое он и Эйми распланировали, как дорожную карту. Но с каждой ошибкой он становился все ближе к Джулиану и Марку. – Мне больше всего на свете хочется, чтобы я вспомнил те годы, которые забыл. – Грудь Джулиана сотрясали рыдания. – Мне бы очень хотелось, чтобы я помнил твою маму и все то, что мы с тобой делали вместе.

Слезы градом катились по лицу Джулиана, падали на песок, оставляя впадины. Джеймс осторожно постучал согнутым коленом по колену сына.

– Знаешь что?

– Что? – Джулиан шмыгнул носом.

– Я поступил умно. Я все записал и теперь помню все, что прочел о нашей жизни в Пуэрто-Эскондидо. А пока я читал, в моей голове появлялись картинки, словно настоящие воспоминания.

Джулиан кивнул, обдумывая его слова:

– Почему тебе пришлось измениться?

– Не знаю, Джулиан. Мой разум болен, и я пытаюсь выздороветь.

Джулиан нахмурился:

– Как ты заболел?

Джеймс пожал плечами:

– Не могу вспомнить. Не знаю, что заставило меня забыть о том, что я Джеймс, и не знаю, почему я забыл, что был Карлосом.

Джулиан моргнул, его нижняя губа задрожала.

– Тебе страшно?

– Очень страшно.

– Мне тоже.

Джеймс погладил сына по спине:

– Нам будет легче, обещаю. Я могу отзываться на любое имя, Карлос или Джеймс, но я все равно твой отец. Yo siempre voy a ser tu papá. Я всегда буду твоим папой.

Джулиан судорожно вздохнул. Новые слезы потекли, словно прозрачные ручейки по речным камням.

– Мне бы все равно хотелось, чтобы ты все помнил по-настоящему.

– Мне тоже. – И Джеймс говорил честно.

– А ты хотел бы помнить тетю Наталию?

Джеймс свесил руки между коленей.

– Да.

– Ей очень грустно от того, что ты не помнишь. Прошлой ночью я слышал, как она плакала.

Что-то такое дрогнуло в груди Джеймса, чего он не мог объяснить. Он так старался увеличить расстояние между детьми и своими братьями, что у него не было возможности подумать о том, насколько Наталии будет тяжело его присутствие в ее доме, то, что он спит под ее крышей.

– Она тебя любит.

– Я знаю, – негромко ответил Джеймс. И вспомнил то, как она на него смотрела, протягивала руку, желая прикоснуться, то, как ей приходилось спрашивать разрешения обнять его, а не просто обнимать. Она открыла свой дом, дала им убежище, ничего не попросив взамен.

Джулиан принялся чертить пальцем по песку:

– Я скучаю по нашему дому.

Джеймс не знал, как на это ответить. Они никогда не вернутся в Мексику. Его место не там. Но и в Калифорнию он не торопится возвращаться.

– Мы можем остаться здесь?

Джеймс поднял бровь:

– На Гавайях?

– Тетя Наталия хочет, чтобы мы остались.

– Тебе здесь нравится?

Джулиан раскинул руки, как будто обнимая пляж бухты Ханалеи. Он посмотрел на Джеймса так, словно тот сошел с ума. Джулиан вырос на берегу океана. Понятно, что его тянет сюда.

Джеймс взял в руку песок и пропустил сквозь пальцы.

– Здесь довольно мило.

Джулиан зарылся ногами в песок:

– Мне не понравилась Калифорния.

– Эй, я не сказал «нет». Но, прежде чем решить, мы должны узнать еще и мнение Марка.

На мокром лице Джулиана засияла улыбка. Потом он нахмурился, и улыбка исчезла. Он посмотрел на вереницу муравьев, которые поднимались по холмам и спускались в долины рядом с ним.

– Как настоящее имя сеньоры Карлы?

– Клэр Донато.

– Как мне ее называть?

– Почему бы тебе не спросить об этом у нее?

– Почему она нас обманула?

– Она боялась, что я заставлю ее уехать.

– А ты бы это сделал?

Джеймс открыл было рот, чтобы сказать «да», но остановил себя. Он мог сказать Джулиану правду, но тогда сын будет продолжать считать его «плохим парнем». Человеком, который разрывает их семью на части, тогда как в действительности он пытается собрать ее воедино. Потом Джеймс вспомнил, почему он вляпался во все это. Потому что скрывал правду.

– Да, – наконец признался он. – Я бы отослал ее.

Джулиан открыл рот и закрыл его. Джеймс чувствовал, как работает мозг сына.

– Ты отошлешь меня и Марка? – нерешительно спросил он, в его голосе слышался страх.

«Вот оно», – подумал Джеймс и вздохнул. Этого Джулиан боялся все последние шесть месяцев. В нескольких записях Карлос говорил о том, что боится, как бы Джеймс не бросил их. Карлос обсуждал свой страх с Джулианом. Не стоило ему говорить о тяжелом грузе ответственности с маленьким мальчишкой.

Джеймс повернулся к сыну.

– Посмотри на меня, – сказал он и подождал, пока Джулиан поднял голову и вытер глаза. – Я никогда не отошлю вас с Марком. И никогда вас не брошу.

Джулиан всхлипнул и кивнул.

– Я никогда не переставал любить тебя. Даже в прошлом декабре, когда поначалу не мог тебя вспомнить. Я снова полюбил тебя. Ты мой сын, Джулиан. Ты всегда будешь моим сыном.

Джулиан снова судорожно всхлипнул. Его тело дрожало, он плакал. Джеймс привлек сына к себе и просто обнял его.

Марк ел в кухне, а Наталия убирала продукты в холодильник, когда Джеймс и Джулиан вернулись в дом. Она выглянула из-за дверцы, услышав, что они пришли.

– Я приготовила ланч. – Она кивнула на тарелки.

Джеймс удивленно поднял бровь, посмотрев на Марка: тот за обе щеки уплетал сандвич с ананасом и колбасным фаршем.

– Muy bueno, – воскликнул малыш с набитым ртом.

– Как скажешь, парень. – Джеймс с сомнением посмотрел на сандвичи.

– Gracias, Tía Natalya. – Джулиан выбрал тарелку и отнес ее на стол.

– Спасибо, – поблагодарил с порога Джеймс. – Я приготовлю ужин.

Она кивнула.

– Я разложила продукты по местам. – Наталия закрутила пакет с хлебом и убрала буханку. – А твоя мама, – она понизила голос, оглядываясь на мальчиков, – вернулась к себе в гостиницу.

Джеймс этому не удивился. Мать была следующей в очереди на разговор по душам и знала об этом.

– Она уехала с моим отцом.

Он сунул руки в карманы.

– В самом деле?

– Он любитель женщин, помнишь? Не беспокойся. – Наталия махнула рукой. – Это платоническое, я уверена. Клэр захотела освежиться, и папа предложил отвезти ее. Сейчас они наверняка уже пообедали, выпили по коктейлю и успели нырнуть в бассейн.

– По-моему, это не платоническое. – Джеймс не знал, что думать о таком развитии событий. Да, его родители никогда не были близки, в последнее время они даже спали в разных концах дома. Но он никогда не думал о том, что его мать могла бы быть с кем-то еще, кроме его отца или дяди – так, вот об этом не надо. Джеймс вошел в кухню и заглянул в свой сандвич. Он не ел консервированный фарш фирмы «Спэм» со времен колледжа, да и тогда съел только потому, что сосед по комнате взял его на «слабо».

– Художественные принадлежности я положила в комнате Марка. Я тебе покажу. – Наталия положила грязные столовые приборы в раковину.

Джеймс пошел за ней по коридору. Она только что приняла душ. Мокрые волосы она собрала в небрежный пучок. Россыпь веснушек на ее плечах казалась каплями краски. Наталия надела свободный топ с открытыми плечами и белые обрезанные шорты. Загорелые, мускулистые и стройные ноги казались бесконечными. Джеймс не мог отвести от них глаз. Его пальцы сжались, как бывало всегда, когда ему нужно было писать. Он хотел написать ее ноги. Он хотел…

– Джеймс!

Он резко поднял голову.

Наталия нахмурилась, и он поежился. В груди стало жарко.

– Что?

– Ты много всего купил. – Она вошла в комнату Марка и открыла шкафчик. Материалы занимали две широкие полки, их было достаточно для того, чтобы занять Марка на несколько недель.

– Да, это точно. – Джеймс смущенно посмотрел на нее.

– Можно подумать, что ты планируешь задержаться. – Наталия закрыла шкафчик, развернулась к нему, прижалась лопатками к дверце и скрестила руки на груди. – Или собираешься сам начать писать.

Джеймс услышал надежду в ее голосе. Он потер затылок и рухнул на край кровати Марка.

– Я хочу проводить время с Марком, когда он будет заниматься тем, что ему нравится. Посмотрим, куда уведет меня живопись.

Наталия посмотрела в окно, убрала завиток за ухо. Ее взгляд сфокусировался вдали, и она медленно моргнула один раз, два. Потом оттолкнулась от шкафчика и подошла к окну.

– В моей комнате наилучшее естественное освещение. Можешь писать там, – предложила она, не глядя на Джеймса.

Он залюбовался ее профилем. Высокий лоб и женственный изгиб носа. Веснушки украшали переносицу, они рассыпались по щекам, словно осенние листья. Пальцы Джеймса снова согнулись. На этот раз он хотел не только написать ее. Ему хотелось прикоснуться к ней. Прошло больше года с того момента, как он прикасался к женщине. Для мужчины скорее страстного, чем сдержанного, который больше чувствует, чем думает, и умеет сопереживать другим, это очень долго. Просто ад.

– Тебе не понравится запах, ты ведь там спишь.

– Верно. Я забыла.

– Я подумал, что мы могли бы писать на веранде. Это не серьезная живопись, просто способ для меня и Марка провести время вместе.

– И для твоей мамы тоже? Ты купил три мольберта.

– Это хороший вопрос. Я никогда не писал вместе с ней.

– Но в Пуэрто-Эскондидо…

– До этого. Ты знала, что она ненавидела мои занятия живописью?

Наталия нахмурилась:

– Разве такое возможно? Она невероятная художница.

– Я узнал об этом только из дневников Карлоса. – Джеймс вспомнил записи о сеньоре Карле и о том времени, когда она писала вместе с Карлосом. Гнев и печаль смешались, словно краски, когда он сообразил, что некоторые из тех картин, которые он упаковал и отправил в Калифорнию, были написаны ею. Будучи Карлосом, он развесил их на стенах своего дома. А его мать ни разу не повесила ни одну из картин сына.

– У нее были свои причины, которые я теперь понимаю лучше, так как она рассказала об этом Карлосу. Но она сделала все, чтобы я подготовился к карьере в «Донато Энтерпрайзес».

– Тогда как же ты писал? Я видела твои работы. Понятно, что ты писал много лет.

– Родители Эйми оборудовали для меня мастерскую в их доме. Я самоучка.

При упоминании Тирни Наталия тревожно поежилась:

– Я с ними встречалась.

Он заглянул ей в глаза:

– Я знаю.

Они смотрели друг на друга какое-то время, пока внимание Наталии не привлекло пятно на полу. Она распустила пучок, мокрые волосы упали ей на плечо. Джеймс тихонько ахнул от ее естественной красоты.

– Ты скучаешь по ней? – Наталия произнесла это с запинкой.

– Да.

– Ты все еще любишь ее?

Он кивнул.

Наталия втянула губы и уставилась на ногти на ногах, покрытые блестящим коралловым лаком.

– Как прошел твой разговор с Джулианом?

Джеймс моргнул из-за перемены темы. Он хотел сказать Наталии, что Эйми отпустила его. Она смогла это сделать, и каждый день, каждую минуту он старается сделать то же самое. Построить новую жизнь на булыжниках предыдущей. Но сейчас момент был неподходящий. Он все еще работал со своими эмоциями.

– Мы хорошо поговорили. Он облегчил душу. Вернее, мы оба.

Наталия снова закрутила волосы. Руки у нее дрожали, губы искривились в улыбке.

– Тогда ладно… гм… Я полагаю, что в твоих отношениях с мальчиками теперь все под контролем. – Наталия повернула голову к двери. – Извини, у меня есть дела. – Наталия повернулась, чтобы уйти.

Джеймс нахмурился, ему не понравилась перемена в ее настроении.

– О! – Остановившись на пороге, Наталия щелкнула пальцами. – Я видела стейки, которые ты купил. Могу помочь тебе с ужином или ты и это взял под контроль?

– Я буду рад твоей помощи, – ответил Джеймс, вставая. Он сделал несколько шагов по направлению к ней. – Наталия, что не так?

Нижняя губа у нее задрожала, и она подняла руку, останавливая его.

– Мне нужно поработать, – прошептала Наталия и ушла.

Джеймс услышал быстрые шаги ее босых ног по коридору, потом шум раздвижной двери, ведущей на веранду. Наталия не пошла в кабинет, где он спал прошлой ночью. Вместо этого она выскочила на улицу и убежала от него.