Глава 21
Джеймс

Привыкший к другому часовому поясу, Джеймс проснулся еще до восхода солнца. Снаружи барабанил дождь, на протяжении всей ночи он то прекращался, то начинался снова. Джеймс переоделся в шорты для бега и рубашку, зашнуровал кроссовки. Он уже очень давно не оставлял мальчиков одних. Прошлой зимой ему было все равно. Он убегал на девяностоминутную пробежку и не думал о том, что оставляет малыша-пятилетку с одиннадцатилетним парнишкой, который каждый день угрожал автостопом добраться до аэропорта. Мозг Джеймса был поврежден, и знакомый ему мир продолжал жить без него. Ему надо было выбраться на улицу и бежать, долго и быстро, пока не начнут гореть легкие и болеть икры. Это он и делал.

Но этим утром он знал, что побежит ради чистого удовольствия, ради прилива адреналина, прибывавшего по мере того, как накапливались мили. Потому что в этот раз мальчики были в безопасности и спокойно спали под крышей тетушкиного дома.

Джеймс надел свои «умные часы», стер сообщение от Томаса, не потрудившись его прочесть, и выставил параметры для пробежки. Пробежка обещала быть приятной, и он планировал растянуть удовольствие.

Он побежал по направлению к автостраде Кухио, выдерживая ровный ритм и пробегая мимо насупившихся под серой облачностью домов. Джеймс знал, что деревья над головой и лужайки, уходившие в сторону от дороги, были такие же зеленые и яркие, как акриловая краска. Он видел их накануне, пока они ехали к дому Наталии. Карлосу нравились жара и деревенская прелесть Пуэрто-Эскондидо, его сухой воздух, насыщенный солью и пылью. А Джеймс предпочитал атмосферу этой местности на берегу океана. Ханалеи напоминал почтовую открытку 1950-х годов, и, когда Джеймс пробегал мимо витрин магазинов, начальной школы и маленькой зеленой церкви, ему казалось, что он вернулся в прошлое. Он пробегал милю за милей, кроссовки топали по мокрому от дождя асфальту, и Джеймс позволил своему мозгу перенестись в те времена, когда он занимался футболом, бегал на короткие дистанции, оказываясь впереди остальных. Потом его мозг еще больше углубился в прошлое, в то время, когда они жили в штате Нью-Йорк.

Джеймсу было девять в тот День благодарения, когда он, Фил и друг Фила Тайлер наткнулись на мать и дядю Гранта, папу Фила, в сарае для дров. Их руки и ноги сплелись, одежда была в беспорядке. После минутного замешательства Тайлер схватил Фила за воротник и потащил прочь. Грант побежал за ними, умоляя сына подождать.

Мать расправила юбку и вцепилась в плечи Джеймса.

– Забудь то, что ты видел, – взмолилась она. – Твой отец не должен ничего узнать, и ты ничего не расскажешь Томасу. Пообещай мне.

Но мог ли он забыть такое? Мать тряхнула его, когда он не ответил.

– Обещай.

Джеймс пообещал, и не от него отец, в конце концов, услышал о матери и ее брате в дровяном сарае.

Филу еще в раннем детстве сказали, что мать бросила его, предоставив отцу в одиночку воспитывать сына. После того случая в сарае для дров Фил разыскал свое свидетельство о рождении. Он всегда думал, что у его матери и тети одинаковые имена. Но после того, как он увидел отца и тетку вместе, правда о родителях предстала перед ним в виде четкого почерка тети, который он мгновенно узнал, так как стал старше. Клэр Энн Мария Донато. К несчастью для Фила и всей семьи Джеймса, Тайлер снова находился рядом с Филом, когда тот нашел свое свидетельство о рождении. Прошло совсем немного времени, и правду узнали одноклассники Фила, вся их маленькая община и прихожане местной церкви. Вскоре в коридорах и кабинетах «Донато Энтерпрайзес», штаб-квартира которой находилась в то время в штате Нью-Йорк, заговорили о том, что произошло в День благодарения. Потому что новость о Гранте Донато и его сестре была слишком шокирующей, чтобы ее не распространять.

Опозоренный Эдгар, отец Джеймса, собрал вещи и перевез семью на другой конец страны, но только после того, как совершил сделку с Грантом и стал вторым крупным держателем акций после него. Отец открыл западный филиал «Донато», который после смерти дяди Гранта превратился в головной офис фирмы. Достаточно странно: Эдгар любил свою жену, но бизнес он любил больше.

Хотя Фил в то время этого не понял, но именно из-за этой сделки и того, что он увидел в сарае для дров, он потерял возможность унаследовать «Донато Энтерпрайзес».

Задыхаясь и от воспоминаний, и от физической нагрузки, Джеймс добежал до парка развлечений на пляже Хаена быстрее, чем изначально рассчитывал. Шесть миль от дома Наталии он пронесся, как на соревнованиях. Джеймс нагнулся, уперся руками в колени и постарался отдышаться. Пот капал с кончиков волос, с носа и подбородка и падал на траву. Фил изменился, когда узнал о своих родителях. Черт, они все изменились. И, в конце концов, Филу удалось выполнить то, что он задумал. Федералы забрали большую часть активов «Донато Энтерпрайзес», а Джеймс потерял Эйми. Было бы слишком легко свалить всю вину на Фила, но они все втроем – Фил, Томас и Джеймс – подожгли запал, который разметал всю их семью.

Джеймса спрятали в Мексике. Фила посадили за решетку, а Томас восстанавливал «Донато». Оставалось только гадать, были ли последние несколько лет «оком шторма». Что хочет от Джеймса Фил? Перегорело ли его желание отомстить или он все еще жаждет крови брата? Или произойдет что-то совершенно другое? Проклятье, Джеймсу просто необходимо вспомнить, что произошло в баре и на лодке.

Как бы ему ни хотелось остаться на острове Кауаи, Джеймс знал, что он должен вернуться в Калифорнию и встретиться с Филом. Выяснить правду о том дне, когда его мозг дал сбой. Если Фил действительно пытался его убить, то Джеймс согласен с Томасом: они должны сделать все возможное, чтобы снова отправить Фила в тюрьму.

Когда он бегом возвращался обратно в Ханалеи, лучи утреннего солнца пробрались сквозь низкие облака, заискрились в кронах деревьев, окрашивая их в золотой цвет. Пальцы Джеймса согнулись, как будто держали невидимую кисть. На мгновение, может быть, на несколько мгновений он задумался о том, чтобы с помощью Google узнать, где на острове продаются материалы для живописи. Но вскоре вспомнил картины Карлоса, написанные акриловыми красками, такие же яркие, как и палитра цветов на заднем дворе у Наталии. Полотна были написаны с таким мастерством, которое Джеймс даже не надеялся повторить.

Наталии нравились работы Карлоса. Три из них висели в ее доме. Пейзажи Пуэрто-Эскондидо, и ни на одном из них не было заката.

В Ханалеи Джеймс остановился, чтобы заказать кофе, один – для себя, другой – для Наталии, потом вернулся в дом. Он оставил кроссовки на веранде и открыл стеклянную раздвижную дверь. Громкий хохот и грохот кастрюль наполняли комнаты. Джеймс двинулся в кухню, привлеченный шумом и ароматом оладий и сиропа. Наталия стояла возле плиты и наливала тесто на железную сковородку. Джулиан разливал в пластиковые чашки ярко-розовый сок, а Марк, накрывавший на стол, размахивал ножом, словно воображаемым мечом. Клэр с ловкостью шеф-повара резала фрукты.

Джеймс моргнул, и, если бы его руки не были заняты стаканчиками с кофе, он бы точно потер кулаками глаза, потому что решил, что это обман зрения. Сначала сандвичи с яйцами в Лос-Гатос, а теперь это. С каких это пор его матери нравится работать на кухне? Он вообще не помнил, чтобы она хоть что-то готовила. Их экономка на столе в кухне оставляла ему и Томасу еду, чтобы перекусить после школы. Именно она готовила на всю семью. И, боже мой, что это за цветастая палатка, в которую облачилась его мать? Рисунок настолько яркий, что искрится.

Клэр разрезала спелую папайю и поймала взгляд сына. Она одарила его улыбкой, такой же ослепительной, как и ее наряд.

– Доброе утро, Джеймс.

– Э…

Джеймс не мог оторвать от нее глаз. В своем наряде, который он счел чем-то вроде пляжного халата, она выглядела молодой, экстравагантной и забавной. Она хотела быть веселой бабушкой.

Клэр надула губы, морщинки вокруг них стали глубже.

Ну да, это же его мать.

– В самом деле, Джеймс. Закрой рот. Гекконы, которых я видела поблизости, решат, что это новый дом.

Да, это определенно она.

Марк хихикнул, потом фыркнул от смеха.

– Тебе это кажется забавным? – сухо спросил Джеймс.

Марк кивнул.

– Угу.

– Уморительно, – оценил Джулиан.

– Джулиан! – одернула его Наталия.

Джеймс посмотрел на нее. От горячего кофе у него вспотели руки. Наталия улыбнулась. Доброе утро. Она произнесла эти слова одними губами. Эластичная лента свободно удерживала ее волосы в небрежном пучке на затылке, фиолетовые полукружья подчеркивали зеленые глаза. Среди этой веселой компании только она выглядела невыспавшейся. Было не позже восьми, но все, кроме нее, жили по тихоокеанскому времени.

Наталия положила еще несколько оладий в стопку уже готовых и выключила плиту. Потом жестом пригласила Джеймса пройти в гостиную.

– Ты не обязана для нас готовить, – сказал Джеймс, когда Наталия принялась собирать журналы с кофейного столика.

– Я не против. – Она переложила их на полку под телевизором. – Мальчикам нравится помогать на кухне.

Это оказалось для Джеймса новостью. Впрочем, он и не готовил. Чаще всего они ели вне дома. Джеймс поставил стаканы с кофе и подумал, что сегодня надо обязательно купить продукты. Он скучал по барбекю и с удовольствием помогал с ужином накануне.

– Твоя мама приехала около часа назад. Она знала, что мальчики встанут рано. – Наталия сложила рисунки, которые Марк оставил разбросанными на диване. Джеймс решил ей помочь и собрал цветные карандаши сына. – Не переживай, – улыбнувшись, продолжала Наталия, – они не знают, кто она такая на самом деле. Лучше ты сам им обо всем расскажешь.

– Спасибо, – сморщился Джеймс, складывая карандаши. Один упал на пол и покатился к босой ступне Наталии. Нат передала ему карандаш, Джеймс положил его к остальным и сел рядом с ней на диван. – Я и не думал, что ты им скажешь.

– Клэр не жалуется. Боже, как странно ее так называть. – Она опустилась на колени, заглянула под диван в поисках укатившихся карандашей и нашла две штуки. – Марк привез с собой краски?

Джеймс покачал головой.

– Я не хотел, чтобы он тут у тебя пачкал.

– У меня есть виниловая скатерть. Он может рисовать в кухне или за столом на веранде. В магазине игрушек в Принсвилле продаются материалы для живописи. – Наталия поскребла голову карандашом. – Утром звонил мой отец. – На ее лице снова появилась смущенная улыбка. – Кстати, если тебе интересно, это он меня разбудил, а не твои дети.

– Неинтересно, но… все в порядке?

– Да, он здоров. Прилетает раньше, чем я ожидала. Сегодня во второй половине дня.

– Ага. Ты мне сообщаешь или предупреждаешь?

Наталия нервно хохотнула и села рядом с ним. Она не отводила взгляда от карандашей, которые катала по столу.

– Я надеялась, что он появится через несколько дней, что мы сможем побыть одни какое-то время. Кстати, как долго ты останешься у меня?

Бесконечно.

Слово едва не сорвалось с языка. Джеймс сжал губы, чтобы не произнести его. Жизнь в Калифорнии уже не была прежней, и единственный человек, с которым он хотел быть рядом, больше ему не принадлежал.

Но Джеймс знал, что он не может задерживаться здесь надолго.

– Думаю, пару недель, если ты не против.

– Совсем даже не против. Ты можешь оставаться дольше. Честно говоря, я была бы рада, если бы ты и дети остались на все лето. Я давно их не видела. Ведь в школу они пойдут только в августе, верно? – Джеймс кивнул, и Наталия положила руку ему на плечо. – Вы останетесь?

– Думаю, мальчики будут рады.

– А как насчет тебя? – Наталия искала его взгляда. – Ты хочешь остаться?

Джеймс подумал о помолвочном кольце Эйми, лежавшем в его чемодане. Он подумал о своих сыновьях, завтракавших в кухне, и о том, как женщина, сидевшая с ним рядом, предложила помочь им снова стать семьей.

– Да, я хочу остаться.

– Замечательно, – улыбнулась Наталия. – Хотя ты, возможно, передумаешь после того, как приедет мой папа.

– Мы уже встречались?

– Один раз. На вашей свадьбе.

У Джеймса свело желудок, и мозг сразу напомнил о несостоявшейся свадьбе с Эйми. Тот особенный день, который они за год обозначили в календаре, Эйми провела на его поминальной службе и похоронах. Потом он вспомнил, что Карлос женился на Ракели.

– Что случилось на свадьбе? – В дневниках почти не было информации об этом. В то время Карлос не вел записи так, как будто они спасали ему жизнь.

– Ну… – Наталия потерла руки и встала. Она взяла рюкзак Марка и вытащила его книги. – Папа – ловелас, и он приставал к Имельде, женщине, которую ты считал своей сестрой, – добавила она, нахмурившись. – Он не был слишком непристоен, но ей это не понравилось, и ты дал ему по физиономии.

Брови Джеймса взлетели к самым волосам.

Наталия открыла «молнию» на всех карманах рюкзака, сунула в каждый руку и добавила все найденное к растущей куче вещей Марка на кофейном столике.

– Когда ты был Карлосом, ты очень легко выходил из себя. Ты любил драться.

Она наклонила голову, и небрежный пучок рассыпался. Волосы упали вперед, закрывая лицо, но недостаточно быстро. Джеймс успел заметить румянец, выступивший на ее щеках. Наталии было неловко, она нервничала, если судить по тому, что она проверила каждый карман несколько раз.

Джеймс встал и взял рюкзак. Ему хотелось сказать Наталии, чтобы она не нервничала в его присутствии, но ей явно было до такой степени неловко, что Джеймс побоялся напугать ее, чтобы она снова не скрылась за холодным фронтом.

Он отложил рюкзак в сторону.

– Из этого я делаю вывод, что твой папа не слишком меня любит.

– Не слишком.

По какой-то причине это признание рассмешило его.

Джеймс засмеялся громче, вытер уголки глаз.

– О, боже. Не могу передать, насколько я рад слышать, что не только у меня ненормальная семья. До этого момента я думал, что ты идеальная. – Его голос звучал легко и дразнящее.

– Ну… он твой тесть.

Джеймс округлил глаза:

– В самую точку. Но ты не беспокойся из-за него. Я постараюсь с ним помириться. Одному богу известно, что из этого выйдет.

– Просто будь собой. Ты ему понравишься.

Он спрятал улыбку, глядя на нее. Джеймс уловил аромат ее лосьона, о котором Карлос не раз писал.

– И еще, Джеймс…

– Гм-м? – Джеймс не мог отвести глаза от ее ключицы, уходившей под вырез блузки. Ему захотелось поцеловать впадинку между ключицей и плечом.

– От тебя воняет.

– Черт! Я пробежал сегодня двенадцать миль. – К его щекам прилила кровь. Джеймс крякнул и отодвинулся от Наталии к противоположному концу стола.

– Это для меня? – Она жестом указала на кофе.

– Да. Я купил его по дороге в двух кварталах отсюда. – Джеймс протянул ей стакан.

Наталия сняла крышку, подула на кофе и осторожно сделала глоток. А потом округлила глаза:

– Откуда ты узнал, какой кофе я люблю?

– Это твой любимый, верно? С капелькой кокосового молока и сиропом из макадамии.

– Да, но… – Наталия провела пальцем по губам, ей явно было не по себе. Джеймс понял, что она думает о дневниках Карлоса. Возможно, ему не следовало так откровенно демонстрировать, сколько он о ней знает. Ситуация между ними и без того была странная.

– Мне кажется, это нечестно: ты так много обо мне знаешь, а мне приходится заново узнавать тебя, – сказала Наталия. Она думала так же, как и он. Но в ее словах было приглашение.

– А ты этого хочешь?

Она постучала по краешку стакана и кивнула.

Джеймс улыбнулся, довольный ее ответом. Он взял свой стакан, поднял его в приветственном жесте и сделал глоток.

– Не беспокойся о своем отце. Я буду рад встретиться с ним. – Джеймс широко улыбнулся. – Снова.

Пока Джулиан катался на сёрфе с тетей, Джеймс взял машину Наталии и отправился с Марком и Клэр за продуктами. Они не успели дойти до конца продуктового отдела, как Марк начал жаловаться. Ему скучно. Он хочет строить замки из песка на пляже с тетей Наталией. И еще хочет раскрашивать.

– Помоги мне выбрать цукини, – предложил Джеймс, кладя в тележку баклажаны, которые он собирался поджарить на гриле.

Марк ссутулился, руки повисли вдоль тела.

– Это ску-у-учно.

Джеймс подкатил тележку к корзине с тропическими фруктами. Марк неохотно последовал за ним, его шлепанцы скользили по покрытому линолеумом полу. Джеймс выбрал два ананаса и сравнил их вес.

– Не могу понять, какой из них спелый. – Он всегда умел выбирать мясо. Все остальное покупала Эйми. В их паре еду готовила она.

– Понюхай их, – посоветовала Клэр, кидая в тележку пакет колючих коричневых плодов. Джеймс по очереди понюхал выбранные ананасы. – Пахнет или нет? – спросила мать.

– Вот у этого сладкий запах. – Он покачал ананас в левой руке. – А этот совсем не пахнет.

Клэр указала на ананас без запаха, и Джеймс вернул в ящик сладкий перезревший плод.

Марк заглянул в тележку и указал на колючие фрукты.

– Что это такое?

– Питайя, или драконий фрукт, – ответила Клэр.

– Вау! – Малыш ткнул в него пальцем. – Их едят драконы?

– Возможно. – Подыграла ему Клэр. – Мы попробуем один из них, когда вернемся в дом твоей тети. – Она принялась выбирать яблочные бананы, более мелкую и душистую разновидность бананов, как Джеймс прочел на табличке рядом с ценой. Он добавил ананас к остальным продуктам.

Марк повис на тележке.

– Мы уже закончили?

– Почти. Потом пойдем в магазин игрушек.

– Может быть, мне отвести его туда сейчас?

– Что? – Джеймс крепче вцепился в ручку тележки.

– Sí, sí, sí! – Марк потянул Клэр за руку. – То есть, да, да! Идем. – Он попытался потащить Клэр к выходу.

– Я с ним не сбегу. У меня нет машины.

Джеймс нахмурился, и не потому, что подозревал свою мать в желании сбежать с внуком. Он сам хотел провести время с Марком.

– Ты не хочешь помочь мне с покупками? – спросил он сына.

Тот энергично замотал головой и потянул Клэр за руку:

– Идемте, сеньора Карла.

Мать Джеймса поморщилась, услышав это имя, и Джеймс не удержался от смешка на ее счет.

Карла смущенно посмотрела на сына:

– Я ничего не скажу. Вы с Наталией ясно дали мне понять, чтобы я этого не делала. Но, Джеймс, – добавила она, позволяя внуку потянуть ее прочь, – поход за продуктами – это не лучшее времяпрепровождение с отцом.

Джеймс опустил голову и вздохнул. Нестерпимо было соглашаться с этим, но мать была права.

– Дай мне двадцать минут. Я найду вас там.

Клэр помахала ему на прощание.

– До скорого.

Джеймс смотрел, как они уходят, как взялись за руки и раскачивают ими, и гадал, когда его сын по своей воле проделает то же самое с ним. Как только они скрылись из виду, Джеймс проверил время на своем телефоне. Экран заполнили оповещения о сообщениях на голосовой почте, одно было от Ника и несколько штук – от Томаса. Джеймс сунул телефон обратно в карман, мысленно отметив, что нужно будет позвонить Нику позже. Брат мог подождать. Хотя Джеймсу было любопытно, знает ли Томас о том, что их мать гуляет по Кауаи. Вероятно, нет. Томас мог сообщать матери о местонахождении младшего сына, но едва ли она платила ему той же монетой.

Джеймс пожал плечами. Это не его проблема, подумал он, толкая тележку к мясному отделу.

Спустя полчаса Джеймс стоял на пороге «Пятнистой лягушки», странного сельского магазина игрушек и художественных принадлежностей. На полках теснились пазлы, игры, книги и краски. Джеймс обежал взглядом магазин, и его охватила паника. Матери и Марка нигде не было. Он опоздал на десять минут, они уже ушли. Но куда?

Джеймс оглядел торговую площадь. Мать пообещала держаться поблизости, поэтому она скорее всего ходит из магазина в магазин, чтобы развлечь внука. Взгляд Джеймса метнулся к парковке, рука скользнула в карман в поисках ключей от машины.

Ему хотелось верить матери, но она лгала ему и его сыновьям в течение пяти лет. Джеймс неохотно отошел от красок, кистей и холстов и отправился на поиски Клэр и Марка. Проверив бутики с женской одеждой, где он ожидал увидеть свою мать и невероятно заскучавшего Марка, он нашел их в пустующем торговом помещении, и то только потому, что услышал смех сына.

Джеймс вздохнул с облегчением, загнал панику поглубже и с порога посмотрел на малыша. Марк перебегал от стены к стене, отвечая на вопросы Клэр. Сколько картин? Какие будут картины? Оставит ли он те же светильники на потолке или установит новые? Сколько служащих? Где он будет писать? Как он назовет свою галерею?

– «Эль-Студио дель Пинтор», – ответил Марк. – Точно, как у papá.

И тут он увидел своего отца, стоявшего в дверях. Возбуждение Марка исчезло, словно крошки от стертого рисунка, которые он смахивал с бумаги. Сердце у Джеймса упало вместе с этим крошками. Ему хотелось, чтобы Марк улыбнулся в ответ. Ему хотелось, чтобы сын посмотрел на него с тем же радостным возбуждением, с каким он говорил о Карлосе. Ему хотелось, чтобы сын назвал его papá.

Джеймс вошел в помещение, и Клэр развернулась к нему.

– Ты пришел. Хорошо.

– Чем вы занимаетесь? – спросил он ее.

Марк отошел в дальний угол и взял пакет. Джеймс заметил логотип магазина игрушек.

– Марк рассказывал мне о картинной галерее, которую он хочет открыть, когда вырастет. Правда, Маркус?

– Sí, Señora Carla. – Марк нервно посмотрел на Джеймса и откашлялся. – То есть да, миссис Карла.

Клэр издала странный звук.

– Что ж, джентльмены, здесь убийственно жарко. Я жду вас у машины. – Она скользнула к двери и замедлила шаг, проходя мимо Джеймса. – Из этого места получится замечательная галерея. Освещение идеальное.

Больше половины жизни слыша от матери слова о том, что живопись – это пустое занятие, Джеймс еле сдержался, чтобы не открыть рот. Почему она сменила пластинку после всех этих лет?

Возможно, они все меняются.

– Мама!

Клэр развернулась и выгнула аккуратную бровь.

– Спасибо, что присмотрела за Марком.

«И за то, что поощряешь его желание рисовать», – хотелось добавить Джеймсу, но эмоции слишком сильно сдавили ему горло. Чересчур мощное напоминание о том, что она не сделала для него.

Клэр опустила подбородок и вышла. Она обошла здание и направилась к машине.

У Джеймса за спиной зашелестел пластиковый пакет. Он оглянулся и увидел широко распахнутые глаза и приоткрытый рот Марка.

– Готов идти на пляж?

– Sí, то есть да.

– Я тоже. И знаешь что, Марк? – Джеймс протянул ему руку. – Так как ты понимаешь и говоришь по-английски очень хорошо, со мной ты можешь говорить на том языке, на котором хочешь.

Марк просиял.

– Gracias, papá. – Сын схватил его за руку, и Джеймс отвернулся, когда они выходили из воображаемой художественной галереи Марка. У него щипало глаза, как будто он долго смотрел на солнце.