Глава 17
Джеймс

Вечером они пожарили на гриле курицу, которую Наталия купила на местном базаре. Солнце садилось в ярких оттенках лаванды и золота. Потрясающий вид. Джеймс написал бы его, если бы у него было хоть малейшее желание это сделать. Желания не было.

Наталия смотрела, как солнце опускается за горизонт, и Джеймс почувствовал разочарование в себе. Она хотела, чтобы он написал этот закат.

Он бросал на нее взгляды со своего места за столом на веранде, вертя вилку так, как делал это с кистями. Разговор между ними буксовал, и временами Джеймс не сомневался, что Наталия болтает с племянниками, только чтобы не обращаться к нему.

– Сегодня был замечательный день, тетя Нат. – Джулиан зевнул, Марк тоже. Он потер глаза. – Можно нам завтра посмотреть на волны? – спросил Джулиан.

– Я хочу построить еще замки из песка. – Марк снова зевнул.

Джеймс прикрыл собственный зевок. Они привыкли к другому часовому поясу. В Пуэрто-Эскондидо была уже поздняя ночь. Он встал и собрал тарелки. Наталия потянулась к ним.

– Я этим займусь, – сказал Джеймс. – Почему бы тебе не помочь им приготовиться ко сну? – Он вспомнил ритуал чтения на ночь, в котором Наталия с радостью принимала участие во время ее приездов в Мексику. Джеймс унес посуду в дом.

Убирать было особенно нечего. Если не считать салата, который помогли нарезать мальчики, еду готовили на гриле. Джеймс быстро закончил с посудой. Наталия все еще была с его сыновьями, поэтому он вернулся на веранду, чтобы побыть немного в одиночестве, но не остановился там, а спустился по лестнице, прошел через двор и вышел в парк. Он сел там, где длинные лезвия травы встречались с холодным песком, и сидел, слушая океан. Джеймс подстроил ритм дыхания под ритм волн и стал думать о тех годах, которые он потерял, о своем внезапном отцовстве, о том, что он не будет чувствовать себя спокойно, пока не уладит дела со своими братьями, после чего Фил может снова оказаться за решеткой. У Джеймса был шрам на щеке, рубец на бедре, но памяти у него не было. Пока. Ему нужны были доказательства того, что Фил пытался его убить, а не просто убежденность в этом Томаса.

Мать едва ли будет рада очередному семейному скандалу. Судя по всему, после его смерти у нее был нервный срыв. Если ее старший сын отправится обратно в тюрьму, то, возможно, она снова окажется в том «убежище», куда Томас перевез ее в то лето, когда Джеймс «пропал в море». Но в эту минуту ему было на это наплевать. Безопасность его сыновей превыше всего, и он не думал, что Фил причинит им вред, только бы добраться до брата. Потому что Фил потерял столько же, сколько и Джеймс. Место в семье, право на «Донато Энтерпрайзес» и пять лет свободы.

Океан пел свою песню, возвращая его мысли к Пуэрто-Эскондидо и его опасному прибою, манившему опытных сёрферов. Они мчались на его волнах до самого берега, пока не оказывались на песке.

Джеймс почувствовал, как сам уходит на дно, кружится, его мир становится темнее. В конце концов он оказался у столика в баре. Тусклый солнечный свет, воздух плотный от сигарного дыма.

– Ты наступил на осиное гнездо, Джим.

Он посмотрел на Фила, одетого в черную рубашку и зеленовато-голубые шорты. Старший брат в большей степени, чем Джеймс и Томас, пошел в материнскую родню, и это понятно, ведь оба его родителя были из одной семьи. Фил поднял к Джеймсу лицо с ястребиными чертами, губы скривились в циничной усмешке. Брат медленно покачал головой. Темные очки «Рэй Бэн» скрывали его глаза, но Джеймс знал, что они предупреждающе прищурены. Фил говорил, чтобы он не ходил за ним в этот бар. Брат медленно покачал головой, опустив подбородок, казалось, его больше интересует крышка от бутылки, которую он гонял по столешнице. У Джеймса засосало под ложечкой. Он понял: что бы ни случилось дальше, все это только по его собственной вине. Он обругал свое нетерпение. Пришел в ярость от собственного гнева и желания отомстить.

– Это тот парень, о котором ты нам говорил?

Джеймс перевел взгляд на двух других мужчин. Говоривший сидел рядом с Филом, держал руку поперек толстого живота, прикрывая ее другой рукой. Джеймс скрестил руки, пряча повлажневшие кисти. Ему не хотелось думать о том, что этот парень прятал от него и других посетителей бара.

– Нет, Сал, – твердо ответил Фил. – Это мой второй брат. Джим уже уходит.

Другой мужчина с татуировками на предплечьях, одетый в шелковую рубашку и льняные брюки, ногой выдвинул свободное кресло. Оно ударило Джеймса по ногам.

– Почему бы тебе не сесть?

– Не возражаешь, если я сяду?

Джеймс моргнул и поднял голову, сбитый с толку. В поле его зрения попала бутылка с пивом. На ней выступили капли конденсата, и Джеймса прошиб пот. Он взял пиво, сел поудобнее. Наталия устроилась рядом.

– Как дети? – спросил он.

– Маркус заснул на середине истории, а Джулиан уже отключился к тому моменту, когда я зашла к нему в комнату.

Джеймс глотнул пива, и вкус взорвался у него во рту. Его глаза расширились от нот цитрусов и манго. Он посмотрел на этикетку.

– Пиво в гавайском стиле. – Наталия выпила свое.

– Оно… совсем другое. – Джеймс предпочитал более темные напитки, но в такой вечер, как этот, когда влажный пассат приятнее обжигающей жары Пуэрто-Эскондидо, он был рад переменам.

– О чем ты думал?

Джеймс нахмурился:

– Когда?

– Минуту назад я окликнула тебя по имени, а ты меня не услышал. Или просто проигнорировал. – Наталия нервно рассмеялась.

– Нет, я не стал бы этого делать. – Он дернул за уголок этикетки. – Я думал о своем брате. Ничего особенного. – Джеймс снова попытался ухватить воспоминание, но это было все равно что ловить дым. Детали отступали все дальше с каждой проходящей секундой.

Он чувствовал, что Наталия смотрит на него, поэтому развернулся к ней. Ночное небо придало ее коже голубой оттенок. На лице Джеймса появилось вопросительное выражение, приглашавшее Наталию спросить его о чем-нибудь. У нее, должно быть, много вопросов.

Ее глаза пробежались по его лицу, грудь поднялась в глубоком вдохе:

– Я скажу тебе прямо. Мне очень тяжело смотреть на тебя и не видеть Карлоса.

– Консервативного стиля в одежде и более коротких волос недостаточно, чтобы различать нас? – попытался пошутить Джеймс в надежде снять напряжение, которое он чувствовал вокруг нее с самого приезда.

– Мне бы хотелось, чтобы все было так просто, но нет. Долгое время Карлос относился к своей ситуации иначе, чем я. Он отделял себя от тебя. Он говорил о тебе так, как будто ты был братом или кузеном.

– А как ты меня видишь?

– Ты тот же человек. Почти. – Это прозвучало как запоздалая мысль. – В твоих жилах течет та же кровь. У тебя то же сердце и та же душа. Поэтому скажи мне, Джеймс Чарльз Донато, кто ты?

Он не знал. От его старой жизни практически ничего не осталось. Он отпил глоток пива.

– Давай, – подбодрила Наталия. – Ты должен дать мне хоть какие-то подсказки. В чем ты не такой, как Карлос?

– Я не собираю газеты? – предложил он.

Она кивнула, обдумывая.

– Это кое-что. А ты знаешь, что он делал это для тебя?

Джеймс взял в ладони песок и высыпал его сквозь пальцы. Там, в Мексике, было множество стопок газет, сложенных в картонные коробки в гараже. Карлос оставил их для Джеймса, чтобы он не пропустил ни одну стоящую новость. Джеймс выбросил эти коробки, не вскрывая. Беспорядок его подавлял. Газеты только увеличивали количество тем, которыми он вынужден был заниматься.

– Между вами мало сходства. Вы оба любите бег, бог знает, почему.

Джеймс хохотнул вопреки своему мрачному настроению. И допил свое пиво.

– Вы оба пишете картины.

– Я уже не пишу.

– Почему?

Он дернул плечом.

– Не чувствую.

Наталия изучала его какое-то время. У него кололо кожу от того, как она на него смотрела. Он не ее Карлос, и он устал от того, что его сравнивают с мужчиной, который больше не существовал. Он уже достаточно насравнивал себя с Карлосом. Джеймс воткнул бутылку в песок рядом с собой и подумал, не вернуться ли в дом. Пожалуй, им лучше поговорить завтра. Его настроение мрачнело вместе с ночным небом.

Наталия зарылась ступнями в песок и пошевелила пальцами.

– Мне было четыре года, когда умерла моя мама. Отец перестал заниматься сёрфингом. На вершине своей профессиональной карьеры он оставил соревнования. Сёрфинг как любой спорт. Все идет от головы. – Она постучала себя по лбу. – Мысли отца были далеки от сёрфинга, поэтому он решил взять паузу и погоревать. Потом он взял еще один год отпуска, чтобы основать собственную компанию. Но океан позвал его, и отец вернулся на воду и стал побеждать, потому что к этому времени он был готов вернуться. Теперь у него процветающий бизнес, он путешествует по миру, спонсируя турниры, и у него девушка в каждом порту.

– Вы с Ракелью были сестрами, верно?

– Сводными. Папа – это свободный дух. Его всегда тяготили серьезные отношения.

– Сколько у тебя братьев и сестер? – Джеймс вспомнил, что читал что-то о ее семье, но детали память не сохранила. Это будут тети и дяди его сыновей. Их семья.

– Моя сестра Тесс живет в Сиднее, в Австралии, мой брат Келвин – в Южной Африке. Он еще маленький. Я самая старшая.

– Сколько тебе лет?

– Тридцати три.

– Ты, вероятно, уже знаешь, что мне тридцать шесть. Но я чувствую себя на тридцать.

– Гм-м, интересно, почему?

Джеймс постучал себя по виску:

– Все идет от головы. Вот сейчас мне кажется, что я пью пиво с женщиной, которая старше меня.

Наталия посмотрела на него с удивлением. Потом из ее груди вырвался смех. Джеймс улыбнулся:

– Я не смог удержаться.

– Как бы там ни было, в моей истории есть смысл.

– Какой именно?

– Ты не готов писать красками.

– Ну… – сказал он, вставая и отряхивая шорты. – Сообщи мне, как только поймешь, что я уже готов. – Джеймс хотел, чтобы это прозвучало как шутка, но получилось грубо.

– О, я уже знаю. – Ее тон соответствовал его тону. Она встала и взяла его пустую бутылку. – Ты снова начнешь писать, когда перестанешь ненавидеть себя и свою жизнь.

Джеймс напрягся. Карлос ничего не писал о резкости Наталии. Правда, в декабре он сказал, что не нуждается в ее помощи, но больше не сделал ничего такого, чтобы заслужить ее холодность.

– Ты все поняла про меня. – Джеймс скрестил руки. – А какая история у тебя? Кто ты, черт побери?

– Разве Карлос не написал о моих темных интимных секретах?

Джеймс прищелкнул языком.

– Ах, вот как… Значит, ты знаешь, что он писал в дневниках.

Ее лицо заалело в бледном свете.

– Я читала некоторые отрывки.

Она жадно глотнула из бутылки, и Джеймсу незачем было гадать, о каких отрывках идет речь. Как и его картины, дневники Карлоса были очень подробными.

– Неудобно получилось. – Слово эхом отозвалось в ее бутылке. Она выглядела печальной, и Джеймс не мог не чувствовать себя придурком.

– Я не помню ничего… гм… о нас. – Джеймс помахал рукой между ними.

Наталия плотно сжала губы и кивнула, ее глаза заблестели.

– Возможно, это к лучшему. Завтрашний день будет легче.

– А что будет завтра?

– Я позвоню адвокату, чтобы он начал составлять документы об усыновлении.