Глава 33
– Наклони штандарт и прикрой его, – тихо приказал Катон, приблизившись к парадному кольцу перед лагерем.
Имагинифер замешкался, и приказ пришлось повторить более строго. На этот раз штандарт принял горизонтальное положение, а сам штандартоносец убрал лицо под ощеренную морду зверя. С наброшенной на шлем волчьей шкурой и древком в руке он был неотличим от равных ему по званию: штандартоносцев в преторианской гвардии насчитывались десятки, так что кто их меж собою различит. Солнцеликий образ императора был прикрыт плащом.
Три когорты уже выстроились на плацу, а толпа солдат все струилась на построение из-под свода центральных ворот. Большинство было уже экипировано, но многие еще возились с ремнями и пряжками, а товарищи рядом несли их оружие. Картина, знакомая во многих уголках империи.
– А зачем скрывать штандарт? – недоуменно спросил Макрон на пути через плац. – Мы ж здесь как раз для того, чтобы быть на виду, нет?
– Сначала разузнаем, какие здесь царят настроения, – пояснил Катон. – Покамест мы просто офицеры, прибывшие на общий сбор.
Они лавировали в заполняющей плац толпе, где шел обычный обмен приветствиями между солдатами и кивками между их командирами. У ворот Макрон боевито гаркнул:
– А ну, дать дорогу офицерам!
Преторианцы послушно расступились, и спустя минуту трое императорских посланцев находились уже в лагере. Катон жестом велел своим спутникам отойти в сторонку для получения указаний. Прежде всего он обратился к штандартоносцу, который в дороге выказывал признаки волнения:
– Как тебя звать?
– Герий Рутилий, господин префект.
– Прекрасно. Слушай меня, Рутилий. Ты – имагинифер императора. Столь великая честь кому попало не выпадает. Значит, ты в свое время отличился. И теперь твоему императору угодно, чтобы ты отличился вновь. А для этого делай в точности то, что я тебе приказываю. Еще раз подчеркиваю: в точности и без колебаний. И тогда все у нас пройдет благополучно. Если же в тебе будет заметна хоть тень сомнения, то все мы втроем считай что покойники. Ты понял меня?
– Да, господин префект.
– Тогда расправь плечи, грудь вперед и выше голову. А когда я отдам приказ, сделай так, чтобы императорский штандарт вознесся так, дабы его увидели все и отовсюду. Ты сделаешь это?
– Непременно, господин префект.
– Вот и хорошо. Теперь насчет тебя, Макрон. Надо, чтобы ты направился в нашу казарму. Убери с постов часовых и замени их своими людьми. Не дай никому остановить себя на входе в штаб претория. Надо, чтобы вся наша центурия под твоим началом была готова нас поддержать, если что-нибудь пойдет не так, как мы рассчитывали.
Центурион цокнул языком.
– Все шло не так, как мы рассчитывали, с самого нашего назначения в преторианскую гвардию. Почему же сейчас что-то должно идти иначе? Тем не менее я буду на месте, друг мой. Не беспокойся.
Он похлопал Катона по плечу и скорым шагом устремился к казарме Второй когорты.
Префект кивнул в направлении штаба:
– Ну что, пошли.
Держась сбоку, они двигались по главному проходу мимо текущего от казарм к главным воротам людского потока. Катон шел с легким наклоном головы, несколько скрывая таким образом лицо от встречных. Хотя солдаты, которых подгоняли младшие офицеры, и без того не имели ни времени, ни возможности приглядеться к этой паре. Так Катон с Рутилием беспрепятственно добрались до здания ставки.
По бокам входной арки там стояли двое часовых, которые при проходе Катона с имагинифером дружно застыли навытяжку. С внутренней стороны находился просторный, окруженный колоннадой двор, на дальнем краю которого возвышался длинный, в три этажа, прямоугольник штаба. Перед колоннадой здания дежурили еще четверо часовых, не замедливших отсалютовать старшему офицеру в сопровождении штандартоносца. По короткому пролету лестницы Катон и Рутилий поднялись в крытый атриум. Здесь из высоких сводчатых окон под куполом лились лучи дневного света. Видя стремительное приближение префекта, из-за стола при входе бойко вскочил дежурный опцион. Катон на ходу вынул у себя из-за пояса небольшой пергаментный свиток и протянул ему на ознакомление.
– Приказы из дворца, старшим офицерам. Они в совещательной?
– Да, господин префект. В соответствии с указанием претория Бурра.
С куцым кивком Катон повернул к коридору, что вел в офицерское собрание.
– Прошу задержаться! – взволнованно окликнул сзади опцион. – Это, случайно, не… префект Катон?
Нутро чутко напряглось, но Катон усилием воли сохранил в себе спокойствие и ледяным голосом обратился к опциону:
– Верно. Ты, видимо, еще не слышал известие, что убийца сенатора Граника найден и вина с меня снята?
– Э-э… н-нет.
– Так вот, теперь ты услышал. Здесь я по прямому указанию претория Бурра и нашего императора. Рутилий, предъяви наш штандарт.
Имагинифер, откинув складки плаща, поднял древко, с которого, осененный солнцем на лазоревом фоне, пустоглазо взирал золотой лик Нерона. Попав в луч света, штандарт взблестнул так, словно император и в самом деле был солнцелик и всемогущ. Не помешали даже крапинки порхающих в воздухе пылинок.
– Что смолк? Ты узнаешь штандарт императора?
– Так точно, узнаю, господин префект!
– Значит, и мои полномочия ты лицезришь воочию. Оставайся здесь, на своем посту, и чтобы меня никто не смел беспокоить.
– Слушаю, господин префект!
Отсалютовав, опцион почтительно склонил голову, а Катон подал Рутилию знак идти следом.
Пройдя через галерею, они приблизились к двери вестибулума. Прежде чем взяться за дверную ручку, Катон умерил шаг и унял дыхание. Постояв секунду-другую, он решительно толкнул дверь. Возвышение находилось на дальней стороне вестибулума, а перед возвышением ровными рядами размещались скамьи. Воздух сдержанно гудел рокотом разговоров. Сошедшиеся по приказу Бурра центурионы и трибуны дожидались своего начальника с известием о цели этого сбора. При появлении Катона ближние к двери офицеры, разом смолкнув, повернули в его сторону головы. Он же расстегнул ремешки шлема и снял его с головы.
– О Юпитер, – чуть приподнялся на скамье один из центурионов, – никак префект Катон? Точно, он…
По мере того как смолкал общий рокот, к вошедшему оборачивалось все больше голов. Катон уверенным шагом прошел меж скамей к возвышению и, поднявшись на две ступени, повернулся к собранию лицом. Рутилию он указал встать в двух шагах справа от себя. Лица смотрящих во все глаза офицеров были удивлены и растеряны. В них, впрочем, пока еще не было ни тревоги, ни враждебности. В переднем ряду префект заприметил знакомого младшего трибуна.
– Трибун Цезилий, подойди сюда, – распорядился он.
Трибун встал и замер, в нерешительности оглядывая вышестоящих начальников, но к возвышению не двинулся.
– Живее! – властно бросил Катон.
Трибун торопливо прошел вперед и принял протянутый префектом свиток с надломанной дворцовой печатью.
– Зачти вслух, громко и четко.
Цезилий, кашлянув, набрал в грудь воздуха.
– Повелением его императорского величества, всем офицерам и солдатам преторианской гвардии безоговорочно подчиняться приказам сего лица, действующего от имени императора и во имя исполнения его высочайшей воли. Те, кто откажется повиноваться, будут считаться изменниками, коих постигнет суровая кара. Я, Нерон Клавдий Цезарь Август Германик, подтверждаю это своей печатью. – Трибун опустил пергамент. – Здесь же и подпись претория Бурра.
Катон забрал у него свиток и, твердо стоя на возвышении, обратился к офицерству:
– Таковы вверенные мне полномочия, подтверждаемые еще и наличием императорского штандарта. Таким образом, я назначаюсь временным начальником преторианской гвардии. А вы все поступаете в мое подчинение.
– Где Бурр? – послышалось откуда-то из середины вестибулума.
– Да! – присоединился еще кто-то. – Где наш преторий? Почему он не здесь?
– Тихо! – сурово глядя в зал, крикнул Катон. – В условиях чрезвычайных обстоятельств Бурр занят охраной императорской особы.
– Что за обстоятельства и откуда эта чрезвычайность? – возгласил трибун Тертиллий, командир Третьей когорты. – Что здесь происходит? Последнее, что я слышал, – это что ты в розыске за убийство!
Взвился гвалт гневливых голосов; ряд офицеров наперебой что-то спрашивал. Все это свирепым криком пресек Катон:
– Я сказал, тишина! Всем молчать и слушать!
Голоса сникли, и он продолжил:
– Обсуждать приказания императора нет времени. Да и не в вашем чине это делать. Достаточно сказать, что я являюсь его полностью доверенным лицом, а значит, все вы будете выполнять мои приказы, вплоть до извещения об их отмене. Как я уже сказал, обстоятельства чрезвычайные: Рим пытается взять в свои руки стая заговорщиков; в их планах отрешить императора от власти и заменить его Британником, которому отводится роль послушной куклы в руках изменников. А потому преторианцы встанут на защиту императорского дворца и сената, а еще городских ворот и берегов Тибра. Помимо этого, вам надлежит окружить изменников, схватить их и стеречь до той поры, пока император не решит их участь. – Он сделал паузу. – Вам следует знать и то, что среди заговорщиков значатся также некоторые офицеры из числа преторианцев. С ними обойдутся так же, как и с остальными изменниками. Но нужно быть с ними начеку. А потому все вы будете беспрекословно и незамедлительно выполнять мои, и только мои, приказы. Это ясно?
Снова поднял руку Тертиллий.
– Катон, я, безусловно, говорю от лица многих из здесь присутствующих. И вот мой к тебе вопрос: а почему в пергаменте не указано именно твое имя? Вдруг ты перехватил его у какого-то другого посланника, отнял и присвоил себе? Насколько мне известно, ты и сам был чуть ли не из тех самых заговорщиков, что умышляли против императора.
Катон указал на Неронов штандарт.
– Вот тому свидетельство! Потому здесь и имагинифер Рутилий. Кое-кто из вас, безусловно, его знает, равно как и то, что он пользуется у Бурра и Нерона заслуженным доверием. К тому же я не единственный офицер, что был послан сюда поднять тревогу. – Он указал на кровь, запекшуюся у него на лице и на нагруднике. – Если б сюда не прорвался я, это сделал бы мой товарищ, который в таком случае и принял бы командование.
Тертиллий покачал головой.
– Все равно это меня не убеждает. Я не готов дать веры твоим словам. Для того чтобы я хотя бы шевельнул пальцем, мне нужно подтверждение из дворца.
Кое-кто согласно закивал, на что Катон уставил в трибуна палец:
– Как я уже сказал, это расценивается как измена. А кроме того…
До слуха находящихся в вестибулуме донесся перестук калиг. Префект едва успел мстительно поджать губы, как в двери влетел Макрон со своими людьми. По приказу центуриона солдаты Второй когорты, держа на отлете копья, обстали стены вестибулума; из собравшихся никто и вякнуть не успел.
– Думаю, это отвечает на любой вопрос о моих полномочиях, – произнес с нажимом Катон. – Если Тертиллий или еще кто-то желает выказать мне неповиновение, пусть лучше сразу назовет себя.
Трибун не ответил, а лишь повел из стороны в сторону головой.
– Прекрасно, – кивнул Катон. – Будем считать, что вопросов больше нет. Сейчас я обращусь к солдатам, а после этого вы все немедленно получите приказы. Разойтись! – скомандовал он, пресекая любые дальнейшие пререкания.
* * *
На тот момент, как Катон взбежал на смотровую площадку возле плаца, церемония шла без нарушений. За его спиной собрались остальные старшие офицеры, в то время как участвовавшие в собрании центурионы заняли место справа от своих подразделений. Макрон со своими людьми расположился позади помоста на случай, чтобы кто-нибудь из офицеров по измене не вздумал, паче чаяния, чего-нибудь выкинуть. На обширном плацу стояла тишина; лишь слегка трепетали штандарты когорт да солнечные блики отстреливали от надраенных шлемов. Всего вкруг парадного кольца расположилось примерно шесть тысяч человек. Под гнетом предстоящей задачи Катон ощущал себя эдаким Атлантом, держащим на своих плечах бремя всего мира. Один неверный шаг, и все может с грохотом рухнуть. Мальчишкой ему доводилось читать о речах великих государственных мужей перед сенатом и народом Рима; о военачальниках, словом своим сподвигавших рати на бой. При этом он и не помышлял, что когда-нибудь и ему самому придется последовать этой традиции. Что и говорить, в преддверии этого момента он стоял не чуя под собою ног, и оторопь от вида стольких лиц сковывала тело словно льдом.
Сделав глубокий, до глубины нутра вдох, он отнял от перильца правую руку и поднял ее в приветствии, огласив с максимальной зычностью плац:
– Братья мои и товарищи, преторианские гвардейцы! Я Квинт Лициний Катон, трибун Второй когорты и префект ауксилариев!
Стоило ему назвать свое имя, как воинские ряды шевельнулись с глухим, как будто бы угрожающим рокотом. Катон поспешил продолжить:
– Кто-то из вас служил со мной, когда мы были легионерами. Многие вместе со мной воевали в Испании, где Вторая когорта приняла на себя всю тяжесть натиска повстанцев. Она не согнулась, устояла, и эта храбрость была отмечена императором Нероном. Другие из вас помнят, что за боевые заслуги в Британии император Клавдий наградил меня серебряным копьем. К чему я это, братья? А к тому, что я не нуждаюсь в ручательстве за свою верность Риму, римскому народу и его императору. Я доказал ее, сражаясь плечом к плечу со своими товарищами и проливая с ними свою кровь. Рим – мой хозяин, и Риму я присягаю своей верностью и самою жизнью. Как и подобает каждому солдату. Каждому римлянину. До последнего вздоха. Но вот что я вам скажу. В нашей империи пытаются посеять смуту изменники. Они здесь, прямо в нашей столице. Те, кто предает наш священный Рим и императора, избранного для нас богами.
Ухватившись за перильце помоста, он подался вперед и с пылом возгласил:
– Братья, истинно говорю вам: эти изменники сейчас среди нас! В эту самую минуту они замышляют отнять у нас императора. Их замысел в том, чтобы заменить его узурпатором, которого они будут дергать за ниточки, словно куклу. В их злых мыслях – передать власть кучке продажных сановников! – Префект потряс в воздухе кулаком. – Неужто мы позволим им это сделать, братья?
– Нет! – послышался чей-то истовый крик. – Да здравствует Нерон!
Кто-то подхватил его, но отнюдь не все. Большинство стояли и помалкивали. А кто-то и потешался, и их пришлось одернуть офицерам.
– Ну да ладно, – сам себе буркнул Катон. Призывов к патриотизму было, видимо, недостаточно. Надо что-нибудь более близкое и доходчивое. Префект поднял руки и взмахнул, взывая к тишине. После чего заговорил размеренно и веско:
– Скажу вам, братья, то, что мне известно. Эти заговорщики не только предали своего императора. Они думают предать еще и нас. Вдумайтесь: они хотят распустить преторианскую гвардию и разослать нас по легионам!
На этот раз отклик был более оживленным: кто-то изумленно ахнул, кто-то возмущенно взревел. Взяв это на заметку, Катон снова призвал к тишине.
– Да, братья. А что еще хуже, они хотят лишить нас выплаты, обещанной Нероном каждому преторианцу вот на этом самом месте! И подлый план этих изменников дошел до слуха нашего императора. Так же, как и вы, он вознегодовал и послал меня сказать вам, что помнит и сдержит свою священную клятву сделать ту выплату, да еще и присовокупить к ней! И клятва эта, сказал он, тверда как скала, на которой стоит Храм Юпитера. Каждый из вас, кто считает себя собратом Нерона, будет щедро, истинно по-братски им вознагражден. Он клянется в этом! Вы с ним, братья?
На этот раз его слова оказались встречены приветственным ревом, и уже сотни людей потрясали копьями, так что плац сделался похож на водную рябь в непогоду.
Катон простер руки к небу:
– Вы с ним, братья? Так назовите его имя! Пусть его услышат наши враги и ужаснутся, зная, что мы верны императору нашему Нерону!
Плац взревел тысячами глоток. «Нерооон!» – эхом отлетало от стен лагеря и прилегающих построек, крепчая в громовом крещендо. С хором слился и Катон, взмахами кулака внося в скандирование ритм. Спустя минуту он опустил руку и, медленно шагнув назад, к собранным на помосте трибунам, и обведя их светло-стальным взглядом, заговорил властно и строго:
– Там внизу, на плацу, заговора нет. Эти люди разорвут любого, кто не будет проявлять абсолютной верности императору. А его здесь на данный момент представляю я. Есть ли среди вас кто-то, готовый оспорить мое главенство над преторианской гвардией?
Возражать, во всяком случае вслух, никто не решился.
– Хорошо. Тогда готовьтесь выслушать мои приказы. И обеспечить их выполнение до последней буквы. – Он сделал паузу, еще раз оглядывая собравшихся. – Среди вас я не вижу трибуна Криста. Где он?
– В лагере его нет, – за всех ответил Тертиллий.
– Вот как? Где же он?
– У него приказ: с рассветом взять с собой половину когорты к Фламиниевым воротам.
– С какой целью? – подступив на шаг, спросил Катон.
– Обеспечить почетный караул легату Пастину при его вступлении в город. Во всяком случае, так он сказал.
Катон поджал подбородок. Значит, все-таки поздно. Нарцисс со своей кликой все же успел открыть Пастину вход в город, и теперь весь его легион вторгся в Рим для захвата власти.
