Глава 32

Макрон поднял правую руку, а Катон подогнал на нем ремни нагрудника и наспинника, пока не остался доволен. Он был экипирован таким же образом – в прочном панцире, удобных наручах, поножах и калигах. Убранство довершали офицерские шлемы с плюмажами; вернули им и мечи.

– Для командира самой отборной в империи части наш друг Бурр на удивление бесхребетен, – рассудил Макрон. – На своем веку я, надо сказать, повидал изрядно законников. Так вот, при всей своей склизкости и двуличии они куда храбрей его.

– Это точно, – Катон отступил на шаг и хлопнул Макрона по спине. – Ну что, брат. К битве ты готов.

– Готов-то готов, но, поступая на службу, я рассчитывал, что буду драться с варварами, а не с римлянами.

– Мы – солдаты. А значит, врагов себе не выбираем.

– Ага. Получается, они сами себя назначают.

– Забавный ракурс, – усмехнулся Катон. – А знаешь, по-своему хорошо, что Бурр не лезет в эту бучу. Ты же видел, каков он. Для этого надо, чтобы кое-что дыбилось спереди, а у него лишка как раз сзади. Уж извини за смешение метафор.

– Смешение кого?

– Да это я так… – Катон оглядел колоннаду дворца. Ни императорского штандарта, ни эскорта видно не было. – Они что, в Гадес провалились?

– У них, видно, время идет по дворцовому распорядку. Сборище лентяев… Вот что делает с людьми жизнь в Риме: она высасывает ратный дух и оставляет лишь плюмаж да надраенные поножи. Таким телятям против нормальных когорт и часа не выстоять.

– А вот это нам довольно скоро предстоит проверить.

Хруст калиг по плитняку возвестил о прибытии долгожданного эскорта – двадцати верзил-германцев с длинными мечами и топорами, по обычаю своего народа. Несмотря на многолетнюю службу в Риме и сносную латынь, выглядели они как варвары – длинноволосые бородачи в узорчатых туниках и штанах. Их наружность предполагала устрашение городского плебса, а при отсутствии связей с политикой и щедрым выплатам их преданность хозяевам была непоколебима. Неплохое подспорье при нынешних обстоятельствах. Также среди них находился имагинифер – преторианец с личным штандартом Нерона.

– Надо же, дожил, – пробурчал Макрон. – Стоило ли десяток лет высматривать на берегах Ренуса германцев и воевать с ними, чтобы не лезли в пределы империи? А теперь вот я собираюсь идти с этими псами, и куда? Воевать против римлян… Немыслимо! А что делать?

– Префект Катон? – салютнув, с гортанным акцентом обратился к Катону командир германцев.

Тот кивнул.

– Мне приказано тебе подчиняться.

– Очень хорошо. Тогда слушайте меня, – заговорил префект громко, во всеуслышание. – Держимся сомкнутым строем. Без моей команды оружие не вынимать и не пускать в ход. Если Фортуна будет к нам милостива, обойдемся без кровопролития. Но если нам воспротивятся, то щадить не будем никого. Рубим всех подряд. Понятно?

Германцы издали дружный рев и затрясли своими щитами. Те, кто с топорами, застучали обухами по кованым ободам; шум и звон эхом отлетели от стен по обе стороны дворцовых ворот. Проверяя посадку шлема на голове, Катон для верности потянул за ремешок крепления, после чего крикнул часовым на воротах:

– Открывай!

Караульщики подняли на упор тяжелую балку засова и отворили внутрь створки ворот, за которыми проглянул изгиб Священной дороги, идущей вниз к храму Венеры и Ромы на восточном краю Форума. Макрон пристроился рядом с Катоном, который поднятой рукой махнул вперед, и небольшая колонна легкой трусцой двинулась из ворот вниз по склону, к центру города. Слыша позади себя стук калиг и бряцанье экипировки, народ спешил посторониться. Чувствовались любопытные взгляды, но никто при виде императорского штандарта не спешил кричать слов поддержки, как, впрочем, и хулы с безопасного расстояния. Народ Рима словно ощущал шаткость короткого пребывания Нерона у власти и выжидал, сумеет ли он удержаться или пойдет по пути одного из своих предшественников, императора Калигулы (тоже, кстати, молодого по возрасту).

По окончании спуска отряд простучал калигами по булыжнику между колоннадами храма Венеры и Ромы и храма Мира. У Катона скептическую улыбку вызвала мысль, как редко он видел мир с той поры, как поступил на ратную службу. Не знал его и Рим, которому как раз сейчас вновь грозило гражданское противостояние. Дух мира был воистину хрупчайшим из созданий, редко когда принимавшим реальное обличье.

К тому времени как колонна свернула в улицу, ведущую через Виминальский холм в сторону преторианского лагеря, утренняя прохлада от бега в полном вооружении перестала ощущаться. Дыхание сделалось натруженным, а мышцы бедер от напряжения начинали гореть; тем не менее префект заставлял себя держать темп, параллельно сосредотачиваясь на мысли, как и что надо будет делать по прибытии в лагерь. Обращаться к преторианцам придется ему, и ему же призывать их хранить верность своему императору. Задание, мягко говоря, рискованное. Во-первых, он не политик, обученный дорогостоящими учителями и наставниками искусству риторики и ее хитрым приемам, нацеленным на пленение сердец и умов. Изъясняться придется, скорее всего, прямым и резким языком солдата, а надеяться разве что на уважение к его боевым заслугам и званию, дающему право быть выслушанным. В противном случае отсрочка смертного приговора за убийство Граника грозила оборваться прямо там, в преторианском лагере.

От дворца до лагеря было немногим больше мили, так что уже вскоре взгляду открылись башни южной стены, тянущейся дальше вдоль дороги. Глаза заливал жаркий пот, сердце молотом било в ребра, но Катон не сдавался и направлял свой маленький отряд. Шагах в двадцати впереди дорога пересекалась с общественным фонтаном, возле которого обычно за разговорами и сплетнями сидела горстка горожан. Сейчас там, на расстоянии, из боковой улочки выплыл паланкин и взял курс на лагерь. За ним следовал небольшой эскорт – судя по вздутиям на плащах, явно прячущий внизу оружие. Следом катилась крытая повозка. Вообще-то колесный транспорт в дневное время был нарушением закона, но на то он и закон, чтобы его нарушать, особенно если нарушитель чувствует за собою силу. А потому такие нарушения в городе были не редкость. За повозкой тоже следовали вооруженные люди. Катон, замедлив темп, внимательно к той процессии присмотрелся, постепенно догадываясь, что к чему.

– Что такое? – поняв, что что-то происходит, пропыхтел рядом Макрон.

– Это они. Заговорщики, идут впереди.

Центурион с прищуром вгляделся.

– Ты уверен?

– Безусловно.

– Что будем делать?

Сомнений у Катона не было.

– Останавливаем их, немедля. Там, в повозке, казна. Пропускать ее к преторианцам нельзя.

Катон выхватил меч; то же самое сделал и Макрон. Убыстрив ход, отряд начал быстро настигать хвост процессии, проходящий в этот момент пересечение с фонтаном. Улицу полонила обычная какофония лоточников, рыночных зазывал, женщин, кричащих на детей, и мужчин, кричащих на женщин, чтобы те прекратили свой крик. Все это перекрывалось стуком железных дел мастеров и ремесленников всех мастей. Это же скрывало и приближение колонны Катона к заговорщикам. Уже на приближении к эскорту один из них потянулся к фонтану черпнуть воды и плеснуть ее себе в лицо. Мотая головой, он с наслаждением расплескивал брызги, и тут замер, увидев колыхание императорского штандарта и угрожающие позы солдат. Он дернулся выкрикнуть своим сообщникам предупреждение и вытянул из-под плаща меч. Те, кто сопровождал впереди повозку и паланкин, обернулись и сразу же предприняли на улице построение. Быстрота и сноровка выдавала в них опытных солдат – по всей видимости, армейских ветеранов. Паланкин впереди замер и, чуть качнувшись, опустился наземь. Из него кто-то выбрался и для полноты обзора сместился на обочину.

– Нарцисс, – определил Макрон. – Катон, ты видишь?

– Вижу. – Префект обернулся и выкрикнул приказ: – Сомкнуться вокруг меня!

Давая германцам нагнать себя и Макрона, он умерил бег, и телохранители быстро образовали поперек улицы прямоугольник, который быстро сокращал расстояние с эскортом Нарцисса, выхватившим мечи. Кое у кого в свободных руках были еще и палицы. Напружинясь, эскорт изготовился держать оборону. По бокам от Катона находились Макрон и двое оскаленных германцев с выставленными щитами и поднятыми мечами.

– Именем императора! – выкрикнул Катон. – Бросьте оружие и расступитесь!

– А ты нас заставь! – язвительно гыкнул кто-то из ветеранов.

Люд на площади уже осознал опасность и разбегался кто куда, похватав детей и побросав корзины. Торговцы со всех ног спешили спасти хоть что-нибудь из своего товара и уносили ноги от прущих по улице германцев. За десяток шагов от неприятеля опцион проревел боевой клич, подхваченный остальными телохранителями. Широко раскрыв вопящие рты, свирепые бородачи ринулись на эскорт.

Сила натиска была за германцами, которые буквально смяли неприятеля своими щитами, тесня его назад. У Катона с Макроном щитов не было, и им оставалось лишь отражать удары выставленных клинков, на которые их безудержно нес плотно сомкнутый строй. В какой-то момент префект запнулся и, если б не теснота строя, рухнул бы плашмя. Но он вовремя выправился и, все так же зажатый со всех сторон, продолжал нестись. В считаных дюймах от его лица высвободил левую руку кто-то из эскорта; в ней была зажата палица.

Попытка отпрянуть ни к чему не привела, к тому же она оставляла наймиту лишнее место для замаха. Катон напрягся всем телом, а в тот миг, когда палица уже грозила обрушиться, рванулся вперед и гребнем шлема заехал наймиту по лбу. Почти одновременно он ощутил, как рукоять палицы без урона стукнула по наплечнику.

– Гад… – крякнул наймит, уже со вздутым кровяным желваком над бровями. Катон отдернул голову и ударил снова под углом, смяв таким образом врагу нос. Сбоку в живот своему противнику успел всадить меч Макрон и теперь яростно выдирал клинок обратно. Его жертве оставалось лишь беспомощно, с утробными стонами висеть на острие. Германцы продолжали давить щитами, упорно пробиваясь вперед; с обеих сторон слышалось натруженное пыхтение.

При очередном рывке Катон изогнул шею и увидел, что задний край повозки уже недалеко, на расстоянии одного броска. Там же на возвышении обочины взволнованно топтался Нарцисс. Вот он повернулся к рабам, что по-прежнему стояли возле пустого паланкина.

– Убрать это с дороги! – скомандовал он. – Пропустить повозку! Живо!

Рабы засуетились, подняли носилки и потащили их в первый попавшийся двор. В это время возница принялся охаживать палкой мулов, и повозка, разгоняясь, заколыхала вперед по дороге.

Нарцисс все смотрел назад, и тут их взоры с Макроном встретились. Грек, указуя рукой, тут же завопил:

– Вон тех двоих офицеров убить, первым делом! Убить, слышите?! Их нельзя допустить в лагерь!

Затем он соскочил с обочины и заторопился следом за повозкой. Неподалеку впереди был правый поворот, и Нарцисс отчаянно замахал вознице: туда, туда! Тот задергал узду, направляя коренного мула за угол и прочь с глаз.

Тем временем вожак наймитов погнал своих товарищей вперед и сам начал проталкиваться сквозь них, ориентируясь на гривастые офицерские шлемы в переднем ряду германцев. Было видно, как он близится с воздетым мечом, но отодвинуться от этой опасности было почти невозможно. Ну а непосредственно перед Катоном уже снова нацеливался палицей тот тип с окровавленной харей. На этот раз она заехала по гребню шлема так, что под ударом стукнули зубы. Сдавленный теснотой, Катон тем не менее сумел поднять левую руку и, вставив ее между их телами, по мере сил отпихнуть неприятеля. Одновременно он изловчился направить острие меча в сторону наймита и ткнуть снизу вверх под острым углом. Чувствовалось, как клинок, одолев слой одежды и кожи, вошел наймиту в живот. Но вошел неглубоко – рана была поверхностная и даже не обездвиживала. Хотя и от нее лицо врага исказилось и он судорожно завозился, силясь слезть с острия. Силясь всадить меч глубже, Катон краем глаза уловил взблеск стали и, глянув вверх, увидел занесенный у себя над головой меч старшего наймита.

– Пригнись! – рявкнул по соседству голос Макрона.

Схватив Катона за плечо, центурион с силой пихнул его вбок. Вражий клинок просвистел над гребнем и угодил по голове бьющегося рядом германца. Череп тихо треснул, и струя из мозгов, крови и костяных ошметков обдала Катону плечо и руку. Тело германца осело в общей толчее. Упавшего грубо отпихнул один из товарищей, а образовавшуюся брешь занял очередной косматый бородач, ударом щита двинув одного из наймитов. Поблагодарить друга Катон успел лишь мимолетным кивком; бой требовал собранности.

Предводитель наймитов виднелся теперь отчетливо, на расстоянии одного ряда; он уже снова поднимал меч. Выдернув острие из врага, Катон отпихнул поверженного левой рукой и нанес удар поверх его плеча – горизонтально главарю по лицу, раскроив ему рот и вмяв зубы в затылок. Тот по инерции глянул вниз, на всаженный под нос клинок, а в следующую секунду ноги под ним подкосились и он повалился, увлекая с собой застрявший в голове меч Катона.

– Порцин убит! – крикнул задним кто-то из наймитов. – Отходим, парни!

– Бежим! – взревел Макрон, подхватывая крик и этим усиливая среди наймитов панику.

Германцы снова зашлись своим боевым кличем, под которым наймиты начали откатываться. Задние обратились в бегство вслед за повозкой. Без поддержки с тыла их товарищи, все еще задействованные в схватке с германцами, уже не могли противостоять натиску громоздких щитов. Крайние уже валились под размашистыми ударами топоров; разгром был, в сущности, завершен.

Катон приостановился наступить на голову вражьему главарю и выдрать свой меч на волю. Макрон встал рядом, тяжело переводя дух, а германцы, огибая офицеров с боков, погнались за Нарциссовыми прихвостнями. Подоспевшего штандартоносца Катон придержал за плечо, и втроем они поспешили к углу улицы, за которым шла под уклон дорога к лагерю.

Повозка успела отдалиться на добрую сотню шагов и тряслась по булыжинам (судя по всему, вес был нешуточный). Возница гнал напропалую, и встречный люд с криками разбегался перед обезумевшими мулами. Рядом с возницей, вцепившись в сиденье, трясся Нарцисс. Обернувшись, он пару секунд глядел на вынырнувших из-за угла офицеров и имагинифера. Наймиты неслись вразброс, улепетывая от погони германцев, оглашающих дорогу кровожадно-победными воплями.

– Повозка! – выбросил руку вперед Макрон. – Надо ее взять, вместе с этим выродком Нарциссом.

Он припустил было к дороге, но Катон удержал его за руку.

– Погоди. Мы почти уже у лагеря. Сейчас главное управиться с преторианцами. Серебро подождет. – Еще не вполне отдышавшись, он набрал в грудь воздуха и крикнул в сторону германцев: – Опцион! Опциооон! Отозвать людей!

Начальник германцев находился сейчас на острие погони, криками и взмахами меча подбадривая своих соплеменников, что с оружием наперевес гонялись и добивали отступающих. Сделав рупором руки, Катон повторил приказ, но тщетно: начальник был слишком далеко, да к тому же в запале.

– Вот за это, – рыкнул Макрон, – этих волосатых жоп и не берут в легионы. Хороши в стычке, но помеха в битве.

Гоняться за германцами в попытке восстановить дисциплину было бессмысленно. Да и поздно. К той поре, как в них уймется жажда крови, они уже будут в разных концах города. Придется обойтись без них, своими силами. Жаль, что ускользнул со своими сокровищами Нарцисс. Но обнадеживает то, что попытка подкупить гвардию у заговорщиков сорвалась.

Досадливо вогнав в ножны меч, Катон расправил плечи и указал вдоль улицы на лагерь.

– Идем туда втроем, – указал он Макрону и штандартоносцу.

Центурион сунул в ножны свой окровавленный клинок.

– Будем уповать на то, что гвардейцы еще чтят императорский штандарт. Иначе не успеем опомниться, как тебя возьмут в оковы за убийство Граника. И это еще меньшее из зол. А то как бы твою голову не выставили над караульней, для украшения.

– Спасибо на добром слове, – хмуро усмехнулся Катон. – А теперь идем.