Глава 15
Где ты ездил так долго, мой паладин?
Баллада «Лорд Рэндэл»
Я даже не задержалась, чтобы проверить: а может быть, Кон все-таки в подсобке. Некое чувство, возобладавшее над разумом, подсказывало мне, что там его нет и быть не может. Для того чтобы убедиться наверняка, времени не оставалось. Я стрелой пробежала двор и помчалась вниз по узкой тропинке вдоль реки к мостику. Калитка в дальнем конце моста была распахнута настежь – покрашенная в белый цвет, в сумерках она казалась иллюзорной и хрупкой, просто-таки бутафорской.
Строго говоря, с тех пор, как Жюли покинула дом, прошло никак не больше нескольких минут. Кон вряд ли успел бы подняться вверх по течению до цепочки камней в конце дорожки, перебраться на противоположный берег и перехватить Жюли на тропке над заводью. Но ощущение спешки – а в кухне по Кону ясно было видно, что он очень спешит, – пришпоривало меня. Я неслась со всех ног.
Тропинка резко поднималась вверх, там и сям из нее, точно ступеньки, выпирали корни деревьев. Почва была сухой и твердой. Надо мной недвижными черными тучами нависали древесные кроны – ни единый листик не шелохнулся. Тьма стояла кромешная. Я споткнулась, едва не упав, потом споткнулась снова и вынуждена была перейти на шаг, вытянув вперед руки в поисках, за что бы ухватиться, и нащупывая смутно вырисовывающиеся из тьмы стволы. Здесь и Жюли должна была сбавить темп – далеко опередить меня она не могла…
Впереди послышался неясный шорох, и вдруг мне пришло в голову то, о чем, охваченная страхом, я как-то не подумала раньше. Таиться незачем. Если это Кон и если он узнает, что я здесь, этого окажется достаточно.
– Жюли! Жюли! Кон! – пронзительно закричала я.
И вдруг на тропе, совсем неподалеку, вскрикнула Жюли. Не вопль о помощи, нет – всего лишь короткий, задыхающийся, сдавленный возглас, который сразу оборвался, точно девушку схватили за горло.
Я снова позвала ее по имени – в моем собственном голосе эхом отозвались смятение и страх – и опрометью бросилась вперед, сквозь хлесткие заросли ольхи и лещины, к прогалине над заводью.
Жюли лежала на земле, в том самом месте, где тропа огибала откос: завалившись на спину, одна рука откинута в сторону, голова – на краю обрыва. Рассыпавшиеся в беспорядке волосы в лунном свете отливали бледным золотом, и лицо, еще более бледное, выделялось расплывчатым пятном. Кон, опустившись на одно колено, склонился над девушкой и пытался приподнять ее.
– Жюли! Нет! – вскрикнула я и выбежала из-за деревьев.
Но тут же застыла на месте: от противоположного конца прогалины отделилась какая-то тень и четырьмя гигантскими шагами преодолела открытое пространство. Не успел Кон и головы повернуть, как рука новоприбывшего метнулась вперед и рывком оттащила его от Жюли. Кон изумленно выругался, но слова его потонули в шуме недолгой, жесткой борьбы и треске кустов лещины.
Стряхнув оцепенение, я подбежала к Жюли. Глаза ее были закрыты, но дышала она вроде бы ровно. До боли напрягая глаза, я отчаянно вглядывалась в полумрак, пытаясь обнаружить на ней синяки или повреждения, но так ничего и не разглядела. В том месте, где она упала, твердую почву затянул плотный ковер пролески, а голова девушки покоилась на губчатой подушке куртинок примулы. Дрожащими пальцами я ласково откинула шелковистые пряди и ощупала голову бедняжки.
Ее спаситель шагнул ко мне.
– С ней все в порядке, Адам, – не оборачиваясь, проговорила я. – Похоже, просто обморок.
Адам тяжело дышал – я догадалась, что Адам тоже услышал крики и примчался со всех ног. Должно быть, за шумом, который подняла я, Кон не расслышал приближения более серьезного противника.
– Что тут происходит? – требовательно спросил Адам. – Это твоя кузина Жюли? Кто этот тип?
– Мой кузен Кон, – лаконично ответствовала я.
– А-а-а. – Тон его голоса изменился, едва ощутимо и все-таки приметно. – Что он ей сделал?
– Ничего, насколько я могу судить. По-моему, ты слегка опережаешь события. Тут можно зачерпнуть воды из реки?
– Не пытаешься ли ты убедить меня…
– Тише, – предупредила я. – Она приходит в себя.
Жюли пошевелилась и еле слышно вздохнула. Ресницы ее затрепетали и распахнулись; глаза, темные и живые, на лице, еще недавно лишенном всякого выражения, обратились ко мне.
– Аннабель? Ох, Аннабель…
– Тише, тише. Все в порядке. Я здесь, с тобой.
Позади меня раздался шелест и треск орешника.
– Кон, – пролепетала Жюли.
– Все в порядке, Жюли, все будет хорошо. С нами мистер Форрест. Лежи спокойно.
– Кон хотел убить меня, – совсем по-детски прошептала Жюли.
Адам шумно вздохнул.
– Форрест! – раздался сзади голос Кона, глуховатый и хриплый. – Что, черт возьми, все это значит? – Он уже стоял на ногах, правда нетвердо, прислонившись плечом к дереву и зажимая рот тыльной стороной ладони. – Какого распроклятого дьявола вы тут делаете? Вы что, совсем спятили?
– Вы слышали, что она сказала? – тихо осведомился Адам.
– Ну, слышал. А с какой стати вы слушаете этот вздор, вместо того чтобы…
– Я слышал, как она кричала. Вы не считаете, что, пожалуй, объясниться следует вам?
Кон отнял ладонь от лица и опустил взгляд – точно почувствовал, как руку пятнает кровь.
– Что за идиотизм! – свирепо выпалил он. – Что это еще за басни? Убить ее? Вы сбрендили или просто пьяны?
Мгновение Адам не сводил с него глаз.
– Да хватит ломать комедию! Для начала извольте объяснить, почему девушка потеряла сознание.
– Я почем знаю! Надо думать, приняла меня за привидение! Я не успел и словечка вымолвить, черт меня дери, как она уже хлоп на землю!
– Это правда? – спросила я у Жюли.
Еле заметное движение головы могло означать все, что угодно. Девушка снова закрыла глаза и уткнулась мне в плечо.
– Жюли, почему ты не подтвердишь, что я не лгу? – сердито выкрикнул Кон. И резко развернулся к Адаму, который по-прежнему хранил молчание. – Вот вам вся правда как есть: мы с Жюли нынче вечером крупно поругались, из-за чего – не важно, однако наговорили друг другу изрядных гадостей. После я узнал, что перед этим Жюли попала в аварию, и раскаялся в том, что устроил ей сцену. Я видел, как она опрометью выбежала из дома, и знал, в каком расстроенном состоянии она отправилась наверх, к себе… Проклятье, Аннабель, да скажи ему, что это правда!
Адам обернулся ко мне.
– Если не считать истинных чувств Кона, разгадать которые я никогда не бралась, это чистая правда, – подтвердила я.
– Поэтому, – продолжал Кон, – мне пришло в голову перехватить ее у реки и извиниться за происшедшее. Но едва она углядела меня на тропе, как подняла визг, точно перепуганная девственница, и хлоп в обморок! Я подошел взглянуть, что случилось, и в следующее мгновение вы весьма грубо швырнули меня в эти чертовы кусты. Не беспокойтесь, ваши извинения я принимаю как само собой разумеющееся. Для вас, полагаю, было вполне естественно подумать то, что вы подумали. Но ты… – обратился он к Жюли, и тон этот едва ли можно было назвать примирительным. – От души надеюсь, Жюли, что ты соизволишь положить конец этим до отвращения идиотским обвинениям! Прости, если напугал тебя. Ты ведь этих слов ждешь? И я очень сожалею, ежели ты и впрямь больно ударилась. А теперь, ради всего святого, давай вставай, и я помогу Аннабель довести тебя до дома!
Но едва Кон шагнул в нашу сторону, как Жюли отпрянула и еще теснее припала к моему плечу.
– Не прикасайся ко мне!
Кон застыл на месте. Адам стоял между мной и Жюли, и хотя выражения его лица я не видела, я понимала, что владелец Форрест-холла пребывает в некотором недоумении. Ситуация в неопределенности своей балансировала между мелодрамой и фарсом. Наконец Кон до крайности раздраженным тоном бросил:
– Да ради бога! – повернулся на каблуках и исчез.
Мы слышали, как он неспешно спускается вниз по течению, к мосту.
Тишина, воцарившаяся после его ухода, сама собой разрядила напряжение. Мне явственно казалось: что бы ни произошло нынче ночью, Кон Уинслоу, даже проиграв сражение, вышел из ситуации с честью.
Адам начал что-то говорить – по-моему, хотел подробнее расспросить Жюли, но я оборвала его на полуслове:
– Время терпит. Думается, нам следует отвести Жюли домой. Кон сказал тебе правду: нынче вечером она пережила сильное потрясение, а теперь еще и перепугалась не на шутку, так что чем скорее мы уложим ее в постель, тем лучше. Ты можешь встать, родная?
– Думаю, могу. Да, со мной все в порядке.
Вдвоем с Адамом мы помогли ей подняться на ноги. Жюли, похоже, не совсем еще пришла в себя, ее била легкая дрожь. Я помогла ей поплотнее запахнуться в плащ.
– Ну же, родная, ты в силах идти? Мы должны отвести тебя домой. Куда ты, собственно говоря, собралась?
– Разумеется, к Дональду.
Тон ее недвусмысленно давал понять, что глупее вопроса и выдумать невозможно.
– А-а. Ну что ж, завтра ты с ним непременно увидишься. А теперь пойдем, и ни о чем не тревожься, со мной и с Адамом ты в полной безопасности.
Я настойчиво потянула ее за собой, и Жюли покорно побрела через прогалину, но так неуверенно и медленно, что очень скоро рука Адама перехватила мою, в свой черед поддержав девушку.
– Пожалуй, лучше я вас понесу, – предложил он. – Так оно будет быстрее.
– Я слишком тяжелая, – запротестовала Жюли еле слышным, дрожащим голоском, так непохожим на обычный ее голос.
– Чепуха.
Адам подхватил девушку на руки, и Жюли безотчетно обхватила его за шею, да так и не разомкнула рук. Я пошла впереди, раздвигая качающиеся ветви, а когда мы дошли до моста, открыла и придержала калитку. Кон, даже будучи вне себя от ярости, не поленился закрыть створку и задвинуть щеколду.
Дверь черного хода оказалась незапертой. В кухне не горел свет, в доме царила тишина. По крайней мере, Кона и в помине нет, подумала я, нащупывая выключатель.
Адам помешкал на пороге.
– Отнести ее сразу наверх? Мне не трудно, – предложил он, чуть запыхавшись.
Жюли приподняла головку, щурясь от яркого света.
– Мне уже лучше. Честное слово. Отпустите меня, я в полном порядке.
Адам осторожно поставил девушку на ноги, по-прежнему поддерживая ее за плечи. Я с облегчением отметила, что, несмотря на бледность, Жюли уже не выглядит такой надломленной, как казалась еще недавно в мертвенном свете луны. Она улыбнулась Адаму, правда с трудом.
– Большое спасибо за… все. Простите, что доставила вам столько хлопот. Хорошо, хорошо, Аннабель, я пойду спать, только можно сперва посижу тут минуточку и согреюсь?
– Посади ее в кресло-качалку у плиты, а я добуду бренди, – проговорила я. – Адам, выпьешь что-нибудь?
– Спасибо. Виски, если найдется.
Когда я вернулась с напитками, девушка уже восседала в кресле-качалке, утомленно откинувшись назад. С каждой минутой она все больше походила на прежнюю Жюли. Адам стоял у стола, не сводя с меня глаз. И при виде его лица сердце у меня упало.
– Смешай себе сам, хорошо? – обратилась я к Адаму. – А вот это для тебя, детка.
– Терпеть не могу бренди, – возразила Жюли.
На мгновение в ней снова проснулся здоровый бунтарский дух.
– Выпьешь как миленькая. – Я приподняла крышку плиты и водрузила чайник на конфорку. – А еще тебя ждет грелка в постель и суп или что-нибудь в том же роде, как только я тебя туда препровожу. – Я оглянулась на Адама. – Вот уж не удивляюсь я этому обмороку; маленькая глупышка наотрез отказалась от ужина, после того как попала в аварию и в пух и прах разругалась с Коном. Жюли, с вечера осталось немного бульона. Ты поешь? Было очень вкусно.
– Если честно, – созналась Жюли, мало-помалу выходя из роли смертельно больной, – с удовольствием.
– Тогда допивай бренди, пока я подогрею бульон, а потом я уложу тебя спать.
Если Адам и расслышал этот более чем прозрачный намек, то не подал и виду. Когда я вернулась с кастрюлькой бульона, он беседовал с Жюли.
– Вид у вас уже получше. А как самочувствие?
– Со мной абсолютно все в порядке, только вот есть хочется.
– Вы не ударились при падении? Ничего не ушибли?
– Вроде бы нет. Я… я ничего такого не чувствую. – В порядке эксперимента Жюли потыкала себя в бок, а затем улыбнулась своему спасителю. – Похоже, жить буду.
Ответной улыбки не последовало.
– Тогда не могли бы вы нам объяснить, отчего сказали, будто кузен хотел вас убить?
Я с грохотом водрузила кастрюльку на плиту.
– Не думаю, что Жюли сейчас в состоянии говорить на эту тему. Я видела, что произошло, и…
– Я тоже видел. А также слышал ее слова.
Неумолимый взгляд его, отливающий сталью, встретился с моим над головой Жюли; голос звучал враждебно. Девушка быстро переводила глаза с меня на Адама и обратно, и даже в тот момент я испытала мимолетный приступ жалости при мысли о погибшем детском романе.
– Похоже, тебя всерьез волнует, как бы помешать ей высказаться, – заметил Адам.
– Ты уже слышал, что произошло, – твердо возразила я, – и сейчас обсуждать дело незачем. Если мы станем тут слишком много шуметь, того и гляди потревожим дедушку, а уж ему-то довольно треволнений на один вечер. Рассказ Кона в основе своей соответствует истине – я-то знаю. И последняя его часть – скорее всего тоже, я в этом почти не сомневаюсь. Жюли увидела Кона, испугалась от неожиданности, потеряла сознание. Я лично готова поверить, что именно так все и было.
– Вот уж за тебя-то я не сомневаюсь, – отозвался Адам, и Жюли тотчас же обернулась на непривычные интонации.
– Да ради бога! – возмутилась я. – Уж не пытаешься ли ты выставить это как попытку убийства?
Жюли еле слышно вздохнула:
– Аннабель…
– Все в порядке, родная. Я помню, что ты так и сказала, но ты ведь сама не сознавала, что говоришь. Он напугал тебя до полусмерти, и неудивительно: этакий темный силуэт среди деревьев… А теперь, если ты готова…
– Будь добра, позволь своей кузине самой рассказать, – вмешался Адам.
Несколько секунд я неотрывно смотрела на него.
– Хорошо же. Жюли?
Жюли робко взглянула на него.
– Но это правда, – заверила она. Озадаченная, неуверенная нотка в ее голосе только прибавляла убедительности словам девушки. – Я и в самом деле сказала, будто Кон пытался убить меня, и я… наверное, я и впрямь так подумала на какое-то мгновение, хотя почему, объяснить не берусь. – Жюли умолкла, сосредоточенно свела брови. – Но на самом деле все случилось ровно так, как сказал Кон и Аннабель тоже… Я не лгу, мистер Форрест, честное слово, не лгу. Он… он до меня и пальцем не дотронулся. Знаю, это звучит глупо, но я бы ни за что не потеряла сознания, если бы не авария, да вдобавок у меня и крошки во рту не было… а когда я вдруг его увидела, когда он нежданно-негаданно выступил из темноты… – Девушка неуверенно улыбнулась. – Глядя правде в глаза, я и впрямь его слегка побаивалась, потому что наговорила ему страшно обидных слов, и… все, больше ничего не помню.
– Ты хочешь, чтобы мистер Форрест позвонил в полицию и сообщил о случившемся? – спросила я.
– В полицию? – Глаза ее расширились. – Это еще зачем?
– На случай, если Кон и впрямь намеревался убить тебя.
– Кон?! Аннабель, ты что, спятила? Неужто ты и вправду думаешь…
– Нет, милая, нет. Но сдается мне, мысли мистера Форреста работают именно в этом направлении. Он швырнул Кона в кусты.
– Взаправду? – потрясенно переспросила Жюли и тут же, как ни прискорбно, захихикала. – Ох, боже мой, спасибо вам огромное, но… бедняга Кон! В следующий раз он и впрямь попытается зверски меня порешить, и я его не осуждаю!
Я не смела поднять глаза на Адама.
– Родная моя, тебе давно пора наверх, к себе, и, пожалуйста, ни единого звука! Адам, мне отчаянно стыдно, что мы втравили тебя в… Боже милосердный, суп!
Суп с тихим шипением стекал по кастрюльке на безупречной чистоты плиту.
– Ох, Лизина плита… А супу вообще кипеть не полагается! Вот вам и мораль: стряпню и мелодраму лучше не смешивать! – Я схватила тряпку и принялась яростно оттирать эмаль. – Все эти разговоры об убийстве… Адам, мне очень жаль…
– Забудьте. – Лицо его превратилось в бесстрастную маску. – Пожалуй, мне пора. – Он обернулся к Жюли. – Надеюсь, утром вы будете в полном порядке. – Затем ко мне: – Надеюсь, суп еще съедобен, несмотря на мою в высшей степени неуместную помощь.
Дверь бесшумно закрылась за его спиной.
– Аннабель! – окликнула меня Жюли. – Как думаешь, он хотел сказать гадость?
– На все сто уверена, что хотел, – подтвердила я.
Пустое холодильное помещение сияло чистотой. Недавно вымытые полы еще не до конца просохли и тускло поблескивали под ярким, резким светом голых лампочек. Холодно мерцал алюминий, стерильной белизной отсвечивала эмаль. Внутри не было ни души, и ровный гул машин еще больше усиливал ощущение пустоты и заброшенности.
Я переступила через виток черного шланга и заглянула в открытую дверь подсобки. И там тоже слепяще-резкий свет заполнял пустоту.
– Кон?
Тишина. Я прошла по влажному полу и повернула рубильник. Машины встали. Нахлынуло безмолвие: густое, вязкое, жуткое. Где-то протекал кран, капли настойчиво барабанили по металлу. Я вернулась к дверям и потянулась погасить свет. Шаги мои звучали неправдоподобно, устрашающе громко, и столь же пугающе оглушительно щелкнул выключатель. Я вернулась в холодильное помещение.
Неслышно появился Адам – и остановился в дверях. Я застыла на месте. Сердце мое неровно заколотилось. Я так устала, что в лице у меня, верно, не осталось ни кровинки: ни дать ни взять, уличенная преступница! Я не произнесла ни слова.
– Укрывательством занимаешься? – помолчав, осведомился Адам.
– Что?
– Выгораживаешь своего сообщника. Ты ведь поняла меня, верно?
– Полагаю, да.
– Ну и?
– Послушай, – начала я, стараясь, чтобы слова мои звучали рассудительно, и только, – я знаю, что ты про себя думаешь, но, хочешь верь, хочешь не верь, только мы сказали тебе чистую правду! Ради всего святого, не вдавайся в подробности!
– Ты и впрямь надеешься, что после сегодняшнего я оставлю все, как есть?
– Но ведь сегодня ничего ровным счетом не произошло!
– Да, потому, что я оказался рядом и, возможно, потому, что рядом оказалась ты.
– Уж не думаешь ли ты, что я… – Я вовремя сдержалась. – Ты же слышал, что рассказала Жюли.
– Я слышал то, что ты ей внушила. А еще я слышал, из ее же уст, будто Кон хотел убить ее.
– Она сама признала, что опереться ей не на что! Она побаивалась Кона, вот и перепугалась насмерть от неожиданности – зачем возвращаться к одному и тому же снова и снова? Ты сам видишь, как серьезно Жюли воспринимает происшедшее теперь!
– Жюли доверяет тебе. И в моем сознании это с трудом укладывается. Еще одна дурочка, видимо; но у нее, по крайней мере, есть оправдание: молодость и неведение.
Я непонимающе смотрела на него.
Адам коротко улыбнулся, не разжимая губ.
– Я всего лишь имел в виду, что у Жюли нет причин не доверять тебе, а у меня такие причины были. Одним словом, глупец, «недужный былою страстью»! Ну да ладно, дело прошлое. Больше мое безрассудство на руку тебе не сыграет, даже не рассчитывай!
– Но я же тебе объяснила…
– Ты все мне объяснила очень громко и доходчиво – и ты, и Кон. А Жюли эхом повторила ваши слова. Что за трогательное семейное согласие! Хорошо, проясни мне еще три вещи. Первое: зачем Коннор вообще отправился за реку?
– Он же сказал. Он собирался…
– Ах да. Я и забыл. Он собирался извиниться перед Жюли, не так ли? – Немного иронии. – Ну ладно, эту подробность опустим. А теперь расскажи-ка, почему, уходя, он не отключил электричество? Я слышал гул машин; шум ни на минуту не умолкал; и свет горел вовсю. Странно, правда? Тем паче со стороны педанта, который аккуратненько закрывает за собой калитки, даже если его незадолго до этого швырнули в кусты и обвинили в попытке убийства!
– Это… это ни о чем не говорит. Может, здесь побывал кто-то еще.
– В такой-то час? Тут нет ни души. Но и эту подробность мы опустим. И третье: почему ты тоже бросилась вслед за Жюли?
– Но это же очевидно. Хорошо ли, что девушка убежала в ночь одна-одинешенька, да еще в расстроенных чувствах?
– Ты знала, что Кон отправился ей навстречу?
– Нет, разумеется, нет! В подсобке горел свет. Я думала, он там работает.
– Тогда почему, спеша через лес, ты громко звала, да еще так испуганно?
– Я… я услышала, как она вскрикнула. Естественно, я перепугалась!
– Ты закричала еще до того, как Жюли подала голос.
– В самом деле? Должно быть, я хотела остановить ее, заставить меня подождать.
– В таком случае почему ты выкликала: «Жюли, Жюли! Кон!»
Молчание.
– Так ты все-таки ожидала застать его там?
– Я не исключала такой вероятности.
– И ты испугалась.
– Да, – подтвердила я, – да, да, да! И не спрашивай почему, поскольку я уже объясняла тебе ситуацию! И кто, как не ты, ответил, что это абсурд, когда я говорила, что Кон способен на преступление.
– Да, помню. Я подумал, ты преувеличиваешь. И это одна из причин, почему я так опрометчиво тебе поверил, когда ты пообещала приглядеть за Жюли. Ну что ж, теперь мы знаем лучше.
– Послушай, Адам…
– Я слышал достаточно. Взгляни на дело с моей колокольни. Ты сказала мне, что участвуешь в некой сомнительной афере, которая в итоге приведет к благополучному финалу. Ты убедила меня не вмешиваться; одному Господу ведомо как, но убедила. А теперь это ночное приключение. Поскольку к месту событий подоспел я, никакой беды не произошло. Но ты признаешь, что Коннор, возможно, замышлял недоброе. Признаешь, что он, вероятно, опасен.
– Я всегда это признавала.
– Вот и прекрасно. Но я не могу больше доверять тебе, как ты не понимаешь? Во-первых, оснований для доверия у меня не было, разве что… Словом, оснований не было. А после случившегося, – Адам широким жестом обвел сияющее чистотой, стерильное помещение и безмолвствующие машины, – их меньше, чем ничего.
– Ну и? Помешать тебе я не могу, – сказала я, помолчав. – Что ты собираешься делать? Позвонить в полицию? Сообщить, что Кон пытался напугать Жюли до смерти? Даже если бы у тебя были хоть какие-то подтверждения – а подтверждений у тебя нет; даже если бы Жюли выступила обвинительницей против Кона – а она не выступит; даже если бы я свидетельствовала в твою пользу – а я не стану, – что ты сможешь доказать? Ровным счетом ничего, потому что доказывать-то нечего! Разразится колоссальный скандал, дедушка сляжет, а ради чего все? Впустую!
– Ежели полиция к тебе присмотрится, так это уже достижение!
– Ко мне? – Мгновение я непонимающе глядела на него. – А, ты об этом!
Очевидно было, что недоумение мое искренне: я и в самом деле не поняла, к чему он клонит. Адам, похоже, слегка смешался, но голос его звучал по-прежнему ровно.
– Я обещал предупредить тебя заранее. Так вот, предупреждаю. Даю тебе двадцать четыре часа начиная с этой минуты, на то, чтобы порвать с Коннором и уехать восвояси. Мне все равно, что за байку ты сочинишь и какой предлог измыслишь, но с затеей этой кончай и убирайся. И даже не надейся, что в случае смерти мистера Уинслоу тебе позволят вернуться. Обещаю тебе: если Аннабель, будучи упомянута в завещании в числе наследников, явится и попробует наложить руку хоть на единый пенни, полиция за тебя всерьез возьмется, да так, что в ближайшие десять лет ты и порога даремской тюрьмы не переступишь. А уж что станется с Коннором и его сестрицей, я не знаю и знать не хочу.
В наступившем молчании слышно было, как капает вода из крана; этот еле слышный звук сводил с ума, точно снова и снова повторяющаяся нота на слегка расстроенном клавесине.
– Адам. – Я призвала на помощь все свое железное самообладание, и голос мой зазвучал до скучного бесцветно. В резком свете лицо его казалось суровее камня и столь же чужим. И отражались в нем лишь усталость и бесконечное презрение. – Адам, я… я не собиралась говорить тебе об этом сейчас, потому что я… казалось мне, сейчас я просто не соберусь с силами. Но я не могу позволить тебе уйти с такими мыслями… – Я замолчала и вдохнула поглубже, словно в помещении вдруг сделалось душно и мне требовался свежий воздух. – Я солгала тебе – той ночью, у солнечных часов.
– Да ну? – Брови его саркастически изогнулись.
– Ох нет, не так, как ты подумал! Ложь и правда поменялись местами, а я оставила все как есть, потому что правда стала для меня невыносима; проще было позволить тебе верить в то, что перед тобою лгунья и мошенница, нежели… нежели оказаться с тобой лицом к лицу в истинном своем обличье. Понимаешь, – докончила я, – я и в самом деле Аннабель Уинслоу.
– Вот как?
– Ты… ты мне не веришь?
– Мне небезынтересно следить за этой твоей рискованной игрой. Но боюсь, сегодня я не в том настроении.
– Но я в самом деле Аннабель! Она – это я!
– Уверяю тебя: если ты останешься, у тебя будет масса возможностей это доказать.
Голос мой мало-помалу вырывался из-под ненадежного контроля.
– Так ты, чего доброго, и сам окажешься в положении крайне неловком!
– Она еще и шантажирует! – расхохотался Адам.
– Нет, ох нет! Я всего лишь имела в виду, что могут возникнуть вопросы, ответить на которые смогу только я… и ты. Если бы ты испробовал этот путь… – Я с размаху ударила кулаком по металлической обшивке радиатора и воскликнула: – И зачем только я затеяла эту распроклятую глупость? Могла бы знать заранее… да и знала! А еще Жюли называют романтичной глупышкой! Когда же я наконец повзрослею? Письма в дупле старого дуба, свидания в беседке, а теперь, когда следовало бы подумать здраво, еще и это… эта идиотская, трижды идиотская затея… я-то надеялась почувствовать себя в безопасности, а в результате умираю со страху! Хорошо же! – яростно обрушилась я на него. – Итак, ты мне не веришь? Давай, сорви с меня маску! Какие вопросы ты заготовил?
Адам постоял там еще мгновение, отрешенно глядя в пространство, точно контуженный. Затем, не говоря ни слова, развернулся на каблуках и вышел из подсобки.
Я обнаружила, что стою, прислонившись к прохладному металлу радиатора. Дрожь утихла, но я начала мерзнуть; на коже выступила испарина, я чувствовала себя разбитой, опустошенной, точно после приступа рвоты. Истерзанный мозг не в состоянии был ни о чем помыслить, кроме разве смутного желания поскорее добраться до постели и уснуть.
– Ба, кого я вижу! – раздался позади голос Кона.
Даже в том состоянии я медленно обернулась и посмотрела на него – надо думать, недоуменно и тупо.
– Где ты был? – Голос мой напрягся. – Много ли тебе удалось услышать?
Кон расхохотался и вальяжной походочкой вышел из внутреннего ангара на свет. Он казался вполне спокойным, даже чересчур спокойным; глаза его лихорадочно блестели, в лице отражалась уверенность. Рассеченная в уголке губа и припухшая царапина лишь придавали ему некое ухарское обаяние.
Он подошел ко мне вплотную и остановился, засунув руки в карманы, взад-вперед покачиваясь на каблуках, – грациозный, прекрасно владеющий собой.
– О, я держался на почтительном расстоянии! Я подумал, что нам с Форрестом толковать вроде бы не о чем. А еще я подумал, что ты, лапушка, управишься с ним получше моего. И похоже, не ошибся, верно, сокровище мое? Это ты отключила машину?
– Я. Неплохое ты себе сымпровизировал алиби на случай убийства, Кон.
Лихорадочно блестящие глаза на мгновение сощурились.
– Кто ведет речь об убийстве?
– Я веду. Ты включил моторы и свет тоже, так, чтобы было видно и слышно из дома, а затем бегом поднялся вверх по реке, перешел по камням на ту сторону и подстерег Жюли на прогалине.
– А если и так? – Сощуренные глаза недобро отсвечивали. Раскачиваться он перестал. Внезапно я осознала то, что следовало понять куда раньше, еще до того, как Кон подошел вплотную. Он напился и был пьян. В дыхании его отчетливо ощущался запах виски. – А если и так? – мягко осведомился ирландец.
– Адам был прав. Ты и в самом деле намеревался убить ее, Кон.
Последовала недолгая пауза. Взгляда Кон не отвел.
– А если и так? – тихо повторил он.
– Одно могу сказать, – твердо заявила я. – Если ты думал, что я потерплю подобные штучки, ты, верно, слабоумный дурень. Или ты вообще не даешь себе труда задуматься? Ты сам недавно говорил, что, дескать, уверен в моей порядочности, помоги нам всем Господи, потому что иначе побоялся бы ввязываться в мою затею. Так вот, бестолковый ты уголовник-неумеха, неужто ты и впрямь думаешь, что я позволю тебе убить Жюли? Да я камня на камне не оставлю от всей аферы, да и себя не пощажу!
Кон снова расхохотался, нимало не смутившись.
– Хорошо, моя прелесть, убийство исключается. Но я, знаешь ли, вовсе не такой идиот, как тебе кажется. Тебе полагалось пребывать в полном неведении. О, поутру ты вольна была заподозрить все, что угодно, когда тело бедняжки-утопленницы вынесло бы на гальку, да только что тут докажешь? Ты бы молчала как рыба да держалась за дедушкину руку, верно?
– Ох, боже мой, – воскликнула я. – И подумать только, что нынче вечером я тебя даже пожалела, уж больно одиноким ты казался!
– Ну что ж, хуже ведь никому вроде не стало, верно? – бодро отозвался Кон. – Ежели не считать подарочка на память от Форреста. – Он коснулся щеки. – Тебе удалось-таки заткнуть ублюдка?
– Не знаю.
Кон снова принялся раскачиваться взад-вперед. Где-то в глубине этих лихорадочно блестящих глаз затаился смех, и еще – настороженность, и еще – задумчивая сосредоточенность, от которой у меня по коже почему-то побежали мурашки.
– «Адам», я не ослышался? С какой стати ты зовешь его Адамом, лапушка?
Сердце мое дрогнуло, и к горлу подступил приступ тошноты. Я заговорила и с облегчением убедилась, что голос мой звучит вполне ровно и очень устало:
– Это единственное, на чем вы с Лизой споткнулись. Похоже, они с некоторых пор звали друг друга просто по имени. Когда я сегодня зашла за клубникой, он окликнул меня как Аннабель… А теперь я иду в дом. И разговаривать с тобой не стану. Я с ног валюсь, а ты не в том настроении. Поговорим днем: время терпит. Повезло тебе, что ничего серьезного не случилось, хоть ты такой удачи и не заслуживаешь; и я даже предположить не берусь, что предпримет завтра Адам Форрест, но в данный момент мне, по чести говоря, все равно.
– Умница ты моя. – Голос его звучал хрипловато. Не успела я понять, что происходит, как руки его легли на мои плечи. Сапфирово-синие, искрящиеся смехом глаза, осененные роскошными ресницами, лишь самую малость увлажнились от выпитого. – А ведь ты красавица, acushla, ты об этом знаешь?
– Боюсь, это неизбежно, ежели у меня весь день перед глазами Жюли.
Кон просиял белозубой улыбкой:
– Вот и славно. Да только ты и Жюли затмеваешь, Иисусом клянусь, что так. Послушай-ка…
Я застыла недвижно, никак не отзываясь на прикосновения его ладоней.
– Кон, ты пьян и впадаешь в слезливую сентиментальность, а я терпеть не могу эту ирландскую театральщину. Если ты полагаешь, что попытаешься убить Жюли, а потом слиняешь и напьешься в стельку, а потом примешься улещивать меня на этом своем псевдоирландском жаргоне, лучше хорошенько подумай еще раз. И…
По-прежнему улыбаясь, Кон качнулся вперед, и ладони его напряглись.
– Только посмей поцеловать меня – и получишь еще раз точнехонько в челюсть. Я тебя предупредила.
Руки его обмякли, соскользнули вниз. На щеках явственно проступил румянец, но Кон все еще улыбался.
– А теперь, ради всего святого, ступай к себе и проспись, – хладнокровно посоветовала я. – И помолись всем святым, что только есть на небесах, чтобы Адам Форрест решил придержать язык. И заруби себе на носу: я в последний раз тебя выгораживаю. Доброй ночи.
От двери я оглянулась. Кон стоял, глядя на меня с непонятным выражением, в котором я сумела прочитать только изумление и страсть. Он был таким же, как обычно: красивым, совершенно трезвым и очень привлекательным.
Он очаровательно улыбнулся:
– Спокойной ночи, Аннабель.
– Не забудь выключить свет, – сухо сказала я и поспешила через двор.
