Глава 14
По правую руку – Ньюкасл,
По левую руку – дом;
Там ты увидишь влюбленных…
Баллада «Прекрасная Маргарет и милый Уильям»
Так сложилось, что клубники и впрямь оказалось более чем достаточно. Жюли не вернулась.
Ужин, пусть изумительно вкусный, праздничным назвать было трудно. Точно все скопившееся напряжение последних дней сгустилось над столом тем вечером, постепенно нарастая, точно грозовые облака, неумолимо застывшие у горизонта снаружи.
Кон вернулся рано, притихший, настороженный; от носа к подбородку пролегли морщины, которых я прежде не замечала. Полуденный отдых явно пошел дедушке на пользу: он обводил взглядом стол, отмечая томительное ощущение ожидания, явственно нависающее в воздухе, и глаза его преехидно поблескивали. Настал его звездный час – и дедушка об этом знал.
Для того чтобы довести напряженность до крайней точки, не хватало разве что отсутствия Жюли. Поначалу предполагалось, что девушка всего лишь запаздывает, но по мере того как трапеза близилась к концу и становилось ясно, что Жюли вообще не приедет, дедушка принялся с невыносимой частотой прохаживаться по поводу забывчивости и неблагодарности молодежи. Задумывались эти реплики, чтобы вызвать жалость, а на самом деле звучали до крайности желчно и сварливо.
Кон ел да помалкивал, но в демонстративном молчании этом словно бы ощущался вызов. Видно было, что дедушка именно так и считает: он сурово посверкивал глазами из-под насупленных бровей и пару раз едва удержался от колкости и подначки вроде тех, которыми изводил внучатого племянника вот уже не первый день.
Я по возможности отвлекала огонь на себя, бессовестно щебетала о пустяках и имела сомнительное удовольствие сосредоточить внимание старика на своей персоне: внимание по большей части благосклонное – причем настолько подчеркнуто-благосклонное, что пару раз взгляд Кона скрестился с моим – точно сверкнула синяя сталь. Ничего, думала я, потом, когда он узнает, когда его мятежное, мучительное честолюбие наконец-то утихомирится, все уладится, все будет хорошо…
Как дедушка и предсказывал, положение спасало лишь присутствие Дональда. Археолог подыгрывал моим стараниям с превеликой галантностью и даже отпустил пару замечаний по меньшей мере фразы в три длиной, но и он тоже то и дело поглядывал на часы, а Лиза, председательствующая над великолепной парой уток à la Rouennaise и клубникой, наспех смешанной со взбитыми сливками, замкнулась в озабоченном молчании, что ситуацию опять-таки не сглаживало, а ей самой придавало вид до крайности недовольный.
Ужин подошел к концу, настал черед кофе, но Жюли так и не появилась. Мы все вместе вышли из столовой.
– Пойду позвоню в Низер-Шилдс, – отрывисто бросил Кон, отодвигая стул.
– Какого черта? – раздраженно возразил дедушка. – Если девчонка не соизволила вспомнить про праздник, так пусть ее.
– Забыть она не могла. Боюсь, не случилось ли чего.
– Тогда что пользы звонить в Низер-Шилдс? Если что, нам бы уже перезвонили. Всему виной девичья забывчивость. Не трать даром времени.
– Все равно позвоню, – заявил Кон, исчезая за дверью.
Дедушка проводил его живым, сардоническим взглядом. Предупреждая возможные замечания с его стороны, я быстро добавила:
– Если Жюли и впрямь слегка запамятовала, то, возможно, поехала ужинать с Биллом Фенвиком.
– Чушь, – отрезал дедушка и, тяжело ступая, направился к выходу.
В гостиной Лиза разливала кофе, флегматично сосредоточившись на чашках.
Дедушка, по счастью, погрузился в молчание, нервно сплетая и расплетая пальцы, а про кофе напрочь позабыв.
Дональд по-прежнему поглядывал на часы, хотя я подозревала, что уже по иной причине, чем прежде.
Сама я многое отдала бы за возможность сбежать на прогулку – и чем дольше, тем лучше, а по возможности за несколько миль от Уайтскара.
– Если с девочкой что-то случилось… – наконец-то нарушил молчание дедушка.
– Да ничего с ней не могло случиться, – возразила я. – Если бы произошел несчастный случай, нас бы уже известили. Она бы позвонила… или кто-нибудь другой. Не беспокойся, все будет хорошо. Жюли вот-вот объявится.
– Если, скажем, шина лопнула где-нибудь в глуши, – вмешался Дональд, желая утешить, – они вполне могли застрять.
– Так надолго? На часах уже девять!
– Мфм, – отозвался Дональд.
Я встревоженно оглянулась на дедушку. От оживленного ехидства не осталось и следа. Теперь он выглядел на свои годы и даже старше, а рука, отодвинувшая в сторону чашку с нетронутым кофе, еле заметно дрожала.
В комнату вернулся Кон.
– Ничего нового, – коротко объявил он. – Миссис Фенвик знала, что Жюли ждут здесь к ужину. Билл обещался быть дома к семи. От них ни слуху ни духу.
– Говорил же я, звонить бесполезно! – раздраженно оборвал его дедушка. – Но нет, тебе, как всегда, виднее!
– Хоть какой-то шанс да был, – вполне миролюбиво сказал Кон, принимая из рук сестры чашку с заботливо размешанным кофе. – Надеялся уберечь вас от лишних тревог.
– И откуда вдруг ни с того ни с сего такая заботливость о ближнем своем, а, Коннор? С чего это ты так хлопочешь? Или тебе, видать, на руку, чтобы вся семья собралась за одним столом? Никак Лиза передала тебе то, что я говорил за ланчем, а?
Непростительное было замечание, тем паче в присутствии Дональда, хотя в обычных обстоятельствах никто бы на это и внимания не обратил.
Реакция же Кона недвусмысленно – и пугающе – свидетельствовала о той напряженности, что нарастала за внешне невозмутимым, безмятежным фасадом.
Молодой человек заметно побледнел и кофе допивать не стал. Он даже не посмотрел, куда ставит чашку: слепо опустил ее в пустоту и непременно уронил бы, если бы Лиза молча не приняла ее из руки брата.
Минуту Кон с дедушкой сверлили друг друга взглядом, а я не без страха ждала, что вот-вот произойдет взрыв.
– Если понадоблюсь, то я в поле, – наконец процедил Кон, разворачиваясь к двоюродному деду спиной. – Доброй ночи, Ситон.
И вышел из комнаты – все так же невозмутимо, но с видом человека, которому не терпится на свежий, чистый воздух.
Дедушка неожиданно фыркнул.
– Славный паренек, – заметил он с каким-то свирепым одобрением. А затем подарил Дональду тень прежней обаятельной улыбки. – Помните, я ведь вас предупреждал? Уж простите великодушно, что навязываем вам наши семейные перепалки.
Дональд отделался какой-то вежливой фразой, и разговор тонкой струйкой перетек в относительно нормальное русло.
Но минуло еще полчаса, а Жюли по-прежнему не объявилась, и телефон молчал. Должно быть, тревога читалась у меня на лице, а дедушка взял за привычку все чаще и чаще повторять: «И куда только девочка запропастилась?» – или, в качестве варианта: «Какого черта до сих пор не позвонила?» – пока я не заметила, что даже завидной крепости нервная система Дональда начинает сдавать. Так что я не удивилась, когда – пожалуй, рановато с точки зрения приличий – он поднялся от стола и объявил, что ему, наверное, пора.
Никто его не удерживал. Лиза, даже не пытаясь скрыть облегчения, встала и уступила гостю право отнести на кухню кофейные чашки.
Я поспешила за ним.
– Сейчас вернусь, Лиза, вот только помогу Дональду с воротами. Оставьте посуду мне, как обещали.
Над вместительной конюшней, рядом с которой припарковался Дональд, уже сгустились сумерки. Добравшись до места, я археолога не увидела. Я озадаченно задержалась у машины, вглядываясь в полумрак.
Послышались тихие шаги – я стремительно обернулась. Из-за конюшни, со стороны конного двора, бесшумно ступая, появился Дональд. Увидев меня у машины, он резко остановился, и даже в полутьме видно было, что он смутился. Я смотрела на шотландца во все глаза, не находя слов. Ну ни дать ни взять злоумышленник, пойманный с поличным!
Последовала крайне нервирующая пауза, но тут Дональд улыбнулся:
– Все в порядке. Я и не думал закапывать под сараем фамильное серебро. Просто навещал друзей.
– Друзей? – не поняла я.
Он рассмеялся:
– Заходите, познакомлю.
Я прошла за ним во двор, и Дональд распахнул створку двери опустевшего стойла. Внутри стоял сухой, душистый запах сена и лошадей.
Напротив двери помещался просторный денник, сейчас пустующий и незапертый, поскольку Блонди перевели на пастбище. Дональд включил свет и первым вошел туда.
Во всю ширину денника, от стены до стены, протянулись железные ясли – глубокие, до половины наполненные свежей соломой. Наверное, куры порой откладывали там яйца.
– Ну вот, – проговорил Дональд. – Все семейство в сборе.
Я заглянула в ясли. В соломе и вправду обнаружилось уютное гнездышко, но не с яйцами. Семеро котят, нескольких дней от роду, еще слепые, неокрепшие, мирно спали, тесно прижавшись друг к другу, – этакая пушистая, черно-бело-рыжая куча-мала. Дональд протянул к ним руку и осторожно коснулся теплой шерстки. В тот же миг черно-белый призрак вскочил на железную перекладину у самого его локтя, тихонько замурлыкал и спрыгнул вниз, к котятам. Пушистые комочки завозились, распихивая друг дружку и устраиваясь поудобнее, а затем расположился и Томми, блаженно сощурившись, усердно уминая лапами шуршащую солому.
– И как это вы их отыскали? – прошептала я.
– Да сам же Томми и показал. Сегодня, когда я возвращался из Уэст-лоджа.
– Ну что ж, я ваш секрет сохраню свято. Сюда никто не заглянет, пока лошадей нет… Вам и в самом деле пора – так рано?
– Думаю, так оно будет лучше.
– Мм, да, понимаю.
Мы тихо вышли из полутемной конюшни и возвратились к машине. Мгновение поколебавшись, я порывисто обернулась к спутнику.
– Послушайте, Дональд, не волнуйтесь!
– А вы разве не волнуетесь?
– Ну, сердцу не прикажешь, верно? Только ровным счетом ничего серьезного не случилось и случиться не могло! Вот увидите: они просто-напросто забыли про время и заехали куда-нибудь подкрепиться или что-нибудь в этом роде.
– Маловероятно.
– Ну, может, и впрямь машина сломалась.
– Мфм, – отозвался Дональд.
– Почему бы вам не подождать? Они вот-вот объявятся.
– Спасибо, исключено. Я не забыл поблагодарить мисс Дермотт за угощение?
– Поблагодарили, и в высшей степени любезно. Не надо, я сама открою ворота.
– О, спасибо… – Но Дональд так и не тронулся с места. Рука его по-прежнему покоилась на дверце машины. Он явно хотел что-то сказать, но, как показалось мне, передумал. И вместо этого проговорил, словно зондируя почву: – Славный малый этот Форрест.
– Да.
– Похоже, он всерьез заинтересовался каменоломней. Сказал, завтра составит мне компанию в поисках пресловутой плиты.
– От души надеюсь, что вы ее отыщете. Думаете, эта штука и впрямь окажется подлинной?
– Наверняка утверждать трудно, но я склонен думать, что да, хотя бы уже потому, что у Форреста на столько лет сохранилось сильное убеждение, будто камень и впрямь римского происхождения. Он считает, там, верно, обнаружилось по меньшей мере одно-два слова, в которых они с сестрой сумели опознать латынь даже в возрасте девяти-десяти лет от роду. – Дональд усмехнулся. – По его словам, в ту пору познания их вряд ли распространялись за пределы est или sub. Будем надеяться, он прав.
– Ужасно любопытно, правда?
– В лучшем случае, – бодро заметил Дональд, – там, скорее всего, говорится просто-напросто: «Каменотесы, голосуйте за П. Варрона – кандидата на пост десятника! Норма – ниже, зарплата – выше!»
Я рассмеялась:
– В любом случае удачи вам!
– Не хотите заглянуть завтра вечерком и присоединиться к охоте?
– Спасибо, но никак не могу. У меня… у меня дела.
– Мфм, – фыркнул Дональд, на этот раз вроде бы в знак неуверенного согласия.
Он снова замялся, а мне вдруг пришло в голову: а не рассказала ли ему Жюли что-нибудь про Адама?
Я подняла взгляд:
– Прошу прощения за то, что днем позволила себе так расчувствоваться. А он… его это сильно задело, как вы думаете?
– Кажется, нет, – ответил Дональд, причем так поспешно, что я поняла: именно это археолог и пытался сказать сам, но уж больно не хотел затрагивать болезненную тему, даже того ради, чтобы меня успокоить. – Он ни словом не обмолвился. Готов ручаться, Форрест все понял. Я бы на вашем месте не тревожился.
– Не буду, – заверила я. – Доброй ночи, Дональд.
– Доброй ночи.
Взревел мотор, и допотопный автомобильчик рванулся вперед. Проезжая мимо, Дональд махнул мне рукой, и машина с урчанием нырнула в сумерки, карабкаясь вверх по склону, в направлении Хай-Риггса.
Покончив с посудой, мы вернулись в гостиную. Лиза штопала что-то для Кона, я рассеянно играла в криббидж с дедушкой, когда наконец во двор въехала машина. Не успела она затормозить, как уже хлопнула дверца, затем наступила короткая пауза, донеслись приглушенные голоса, и практически тут же машина стронулась с места. Раздался стремительный перестук высоких каблучков через двор и к кухонной двери. Мы услышали, как Жюли пробежала по коридору и распахнула обитую зеленым сукном дверь. Торопливые шаги зазвучали в холле, а затем на устланной ковром лестнице.
Дедушка с шумом швырнул на стол карты и закричал:
– Жюли!
Летящие шаги стихли. Пауза.
– Жюли!
Девушка снова медленно спустилась по лестнице и направилась через холл к двери в гостиную. Я рассеянно отметила про себя гул мотора, затихающий за холмом.
Дверь гостиной распахнулась.
Помедлив мгновение, Жюли переступила порог, быстро обвела глазами комнату и остановила взгляд на дедушке. После поездки в открытой машине волосы ее растрепались, лицо разрумянилось, глаза блестели ослепительно ярко, отвыкшие от света зрачки расширились. Она выглядела необыкновенно прелестно и притом словно живая картинка юной девушки, которая только что покинула объятия любимого и отчаянно сконфужена, внезапно оказавшись на свету, под перекрестными взглядами.
В первое мгновение сердце у меня упало: неужто я ошиблась и ее интерес к Биллу Фенвику и впрямь серьезен? Но затем – не знаю уж как, разве что потому, что мы с Жюли настолько похожи, – я с успокаивающей отчетливостью поняла, что блеск этих глаз объясняется отнюдь не любовью и смущением, а пламенной яростью.
Пухлые руки Лизы застыли в воздухе, носок, который она штопала, медленно лег ей на колени, а сама она воззрилась на Жюли задумчиво и оценивающе.
– Жюли! – гневно начал дедушка. – Где тебя носило? Мы весь вечер тебя ждали, да высматривали, да беспокоились, не случилось ли чего. Бог свидетель, я вовсе не рассчитываю, что ты удержишь в памяти такой пустяк, как день рождения деда, но, думается мне…
– Прости, пожалуйста, дедушка. – Голос ее звучал относительно спокойно, но я-то видела, как побелели пальцы, стиснувшие ручку двери. – Я… мы собирались вернуться вовремя. Я не забыла – мы попали в аварию.
– В аварию?
Ладони старика легли на стол среди карт, чуть подрагивая, точно руки марионетки, если дернуть за продетые сквозь предплечья ниточки.
Я быстро вскинула глаза:
– Надеюсь, никто не пострадал?
Девушка покачала головой:
– Нет, просто все вышло ужасно глупо. Билл ни в чем не виноват. Мы вовсе и не гнали как сумасшедшие – дело было на участке с ограничением скорости, и Билл ехал совсем-совсем медленно. А тут какой-то тип задом выехал из гаража – и прямехонько в нас!
– Машина пострадала?
– Да. Крыло помялось, и переднее колесо задето. Билл боялся, что оно вообще сместилось и ось погнулась, или как уж там эта штука называется, но обошлось. А потом началась вся эта катавасия, и полиция тоже… – Она сглотнула. – Сами знаете, как это бывает; а после еще пришлось возвращать машину в гараж, чтобы там определили размер ущерба, а Биллу пришлось договариваться, чтобы забрать машину в ремонт. Я… мы ничего не могли поделать, честное слово, не могли.
– Конечно не могли, – успокоила я. – Послушай, родная, а поужинать-то тебе удалось? Потому что…
– Могла бы и позвонить, – резко вмешался дедушка.
Я заметила, что дышит он с трудом, а исхудавшие пальцы нервно подергиваются среди рассыпанных карт.
– Прости, пожалуйста, – повторила Жюли, но теперь в голосе ее послышались резкие, вымученные нотки. Во дворе лязгнули ворота, и девушка вздрогнула. – Я понимаю, что позвонить следовало, но мне это пришло в голову уже по дороге к дому. Ты… ты же знаешь, как оно бывает: все происходит так стремительно, да тут еще машина Билла, и тот парень хамит и полиции врет не краснея, да только они все равно поверили нам с Биллом…
Голос ее дрогнул и прервался. Дедушка уже открыл было рот, чтобы заговорить, но его опередила я.
– Она просто слишком разволновалась, вот и забыла позвонить. Ты ведь знаешь, дедушка, даже самые пустяковые аварии – потрясение не из малых. Ну что ж, вам еще повезло, что дешево отделались. – Я обернулась к Жюли. – Мы так и думали, что приключилось что-нибудь в этом роде; мы знали, что ты ни за что не пропустила бы праздник без серьезной причины. Послушай, родная, тебе сегодня пришлось несладко. Знаешь, ложись-ка поскорее в постель. Я принесу тебе подкрепиться; там еще полно всего осталось… Ты пропустила потрясающий ужин: эйлсберийские утки и клубника прямо с грядки. А бисквит слопал Томми.
– Правда? – неуверенно переспросила Жюли. – Лиза, право же, мне очень жаль, но…
– Дональд Ситон тоже приезжал, – заметила Лиза.
По ее невозмутимому, бесцветному тону невозможно было понять, подсказано ли ее замечание злым умыслом или нет. В любом случае результат оказался ровно таким. Жюли закусила губу и едва не расплакалась.
– Сюда? Я… я не думала, что он приедет, – пролепетала она.
– Я встретила его по дороге из Беллингема, – мягко отозвалась я. – Тот лондонский коллега уехал пораньше, так что Дональд освободился, и я сказала, что мы все его ждем. Да он и сам, по всему судя, от души надеялся воспользоваться приглашением. – Я улыбнулась. – Даже переоделся в весьма респектабельный костюм.
– Он не так давно уехал, – проговорила Лиза. – Мы думали, он тебя дождется, но он сказал, что ему пора.
Жюли обернулась к ней, но как-то отрешенно, словно не видя.
– Надеюсь, все это случилось после спектакля? Ты таки его посмотрела? – как можно беспечнее осведомилась я.
– О да. За… замечательный спектакль.
– Тогда, полагаю, отдохнешь немного и решишь, что игра стоила свеч, несмотря на аварию. А теперь, родная, я, право же, считаю…
Обтянутая зеленым сукном дверь распахнулась и тут же, со свистом рассекая воздух, захлопнулась. Кон стремительно пересек холл и задержался в дверном проеме позади Жюли.
Перед тем как уйти в поле, он переоделся в рабочий костюм, и теперь, в бриджах и в рубашке с расстегнутым воротом, выглядел этаким крепким орешком, а уж красив был – глаз не оторвать. Причем в силу тех же причин, что и Жюли. Он тоже кипел от бешенства, и не нужно было заглядывать в хрустальный шар, чтобы понять: эти двое только что разругались в пух и прах.
Жюли даже не повернулась в его сторону. Только чуть угловато дернула плечиком, точно сзади потянуло сквозняком, и осведомилась у Лизы высоким срывающимся голоском:
– Дональд что-нибудь говорил?
– О чем? – переспросила Лиза.
– Нет, Жюли, – ответила я.
Дедушка раздраженно теребил рассыпанные по столу карты.
– Да что такое происходит? Что происходит? Молодой Ситон? Он-то тут при чем?
– Ни при чем, – подтвердила Жюли. – Абсолютно ни при чем! – Голосок ее зазвучал еще тоньше и выше. – Равно как и Кон!
Во взгляде девушки, брошенном на противника через плечо, ощущалось приблизительно столько же дружелюбия, как в заряде крупной дроби.
– Кон? – Дедушка переводил глаза с одного на другого. – Кон? – сварливо повторил он. – А Кону до всего этого что за дело?
– Вот именно! – угрожающе заверила Жюли. – Ровным счетом никакого, сколько бы он ни считал, будто он здесь хозяин, а я ему подотчетна! Ты представляешь себе?.. – Девушка сдержалась и продолжила. Голос ее слегка дрожал где-то на грани самообладания. – Вот только что, когда мы вернулись, Биллу пришлось остановить машину у ворот Хай-Риггса. Ну, ты знаешь, там решетка сломана, вот и приходится ездить через ворота. Так вот, Кон счел своим долгом подойти и поинтересоваться, где меня черти носили – прошу прощения, дедушка, я только повторяю его слова! – и с какой стати я задержалась, и, в довершение удовольствия, накинулся на Билла! Словно Билл во всем виноват! А даже если бы и так, не твоя забота устраивать сцены! – Она стремительно развернулась к кузену. – С чего это ты так раскипятился, ради всего святого? Нагрубил Биллу, ругался и все такое, выставил меня идиоткой… Очень удивлюсь, если Билл сюда еще хоть нос покажет! Да он был просто вне себя, и я его не виню! Мне пришлось за тебя извиняться! Ну как вам это понравится?
– Знаешь ли, Коннор, – заметил дедушка вполне миролюбиво, – тебе не следовало так себя вести. Жюли нам все объяснила. Молодой Фенвик нисколько не виноват в том, что…
– Не в этом суть! – закричала Жюли. – Ты разве не понимаешь? Даже если бы виноваты были мы с Биллом, Кона это абсолютно не касается! Если я сочту нужным не возвращаться хоть до утра, это мое дело!
– И мое, – заявил дедушка, вдруг помрачнев.
– Согласна, твое! – продолжала Жюли. – Но никак не Кона! Слишком уж он много на себя берет! Впрочем, всегда так было, и хоть бы кто словечко сказал! Год за годом это безобразие продолжается, и никому дела нет, а теперь вот такое… такое… что до меня, так это последняя капля! Чтобы меня разбранили перед Биллом Фенвиком, точно непослушного ребенка, и все потому, что, – подделываясь под голос Кона, – «нынче вечером нам просто необходимо было собраться всем вместе, а теперь двоюродный дедушка Мэтью рвет и мечет!» – Девушка снова повернулась к Кону. – И что с того? Я все ему объяснила, и более говорить тут не о чем. С какой стати ты возомнил себя главным? Ты здесь еще не хозяин и, что до меня, никогда им и не будешь!
– Жюли! – резко вмешалась я. – Довольно!
Но на меня внимания не обратили. Дедушка подался вперед, пристально воззрился на девушку из-под нахмуренных бровей.
– Что это ты имеешь в виду?
– Да всего-навсего то, что здесь мой дом, а Кон… да Кон вообще здесь посторонний! И я начинаю думать, что нам обоим под одной крышей места нет, отныне и впредь! Если ты хочешь, чтобы я продолжала бывать на ферме…
Дедушка с шумом швырнул карты на стол прямо перед собой.
– А теперь, может статься, и мне предоставят слово? Все вы, похоже, забываете, что это мой дом… пока еще! Да знаю, знаю, вы думаете, я стар, немощен, вот-вот отдам концы, – я не глупец, может, так оно и есть, и, клянусь всеми святыми, судя по сегодняшней сцене, вы не чаете, как от меня избавиться! Нет уж, помолчи, ты свое сказала. Тебе сегодня изрядно досталось, и в силу этого я тебя извиняю, и больше мы к этому возвращаться не будем, но запомните вот что: это – мой дом, и пока я жив, все его обитатели пусть изволят держаться в рамках приличия, а иначе и ты, Жюли, и ты, Кон, можете оба убираться восвояси! А теперь я иду спать.
И он трясущимися руками взялся за подлокотники кресла.
– Дедушка, миленький, прости, – всхлипнув, пролепетала Жюли. – Я… я, наверное, немного перенервничала. Я не хотела тебя расстроить. Аннабель, я ужинать не хочу. Поднимусь сразу наверх.
Девушка прошла мимо Кона, намеренно его не замечая, и выбежала из комнаты.
Кон так и не тронулся с места. Только теперь, когда все взгляды обратились к нему, я вдруг осознала, что с момента своего появления он не проронил ни слова. Лицо его ровным счетом ничего не выражало – даже гнева. Взгляд казался расплывчатым.
– Ну? – грубо бросил дедушка. – Чего ждешь?
По-прежнему молча, Кон повернулся на каблуках и зашагал обратно через холл. Обитая сукном дверь с тихим шелестом закрылась за ним.
Я склонилась над дедушкиным креслом:
– Милый, не огорчайся. Жюли просто переволновалась, видно, пережила более сильное потрясение, чем сама она сознает… а Кон… ты сам знаешь, последнее время Кон слишком выкладывался на работе… переутомился, наверное. Неразумно было с его стороны отчитывать Жюли, но не будь они оба так взвинчены, все бы обошлось тихо-мирно. Думаю, утром они извинятся друг перед другом.
Дедушка посмотрел на меня, но как-то рассеянно, словно последний монолог окончательно подорвал его силы. Он казался очень старым и измученным и, кажется, даже плохо понимал, кто я такая.
– Вечно одно и то же. Вечно одно и то же, – пробормотал он скорее про себя, нежели обращаясь ко мне. – Слишком чувствительна, вот в чем все дело; твоя мать всегда это повторяла, и мать Жюли тоже. История повторяется. – Теперь погасшие глаза сосредоточились на мне. – Аннабель. Надо было тебе с самого начала выйти за Кона, как мне того хотелось. Это бы вас обоих уняло. Все бы унялось само собой. Иду спать.
Я нагнулась, чтобы помочь ему подняться, но, едва оказавшись на ногах, дедушка сбросил мою руку чуть ли не с раздражением.
– Да справлюсь я, справлюсь! Нет, ходить за мной не надо. На что мне сдалась орава женщин? Тебя, Лиза, это тоже касается. Боже милосердный, вы думаете, я до кровати не добреду?
Дедушка медленно заковылял к двери. Да он и впрямь стар, подумала я, высокий рост и внезапные вспышки энергии – вот что нас обманывает… Вокруг меня словно сомкнулась плотная пелена: одиночество – или, может быть, страх…
Старик вышел. Мы с Лизой остались стоять, глядя друг на друга.
Помню, как потрясла меня внезапная мысль: а ведь напрочь забываешь, что Лиза здесь, что она все слышала, слышала каждое слово, обращенное к Кону…
Лиза невозмутимо отложила шитье. По ее виду ни за что нельзя было догадаться о том, какая сцена разыгралась на наших глазах. Она направилась к двери.
– Он имел в виду ровно то, что сказал, знаете ли, – поспешно предостерегла я. – Не стоит расстраивать его новыми разговорами.
– Вот уж не собиралась. Я иду спать. Доброй ночи.
В тот момент мне вовсе не показалось странным, что из нас двоих именно Лиза беззаботно отправляется наверх, а я должна разыскивать Кона.
Он оказался в кухне: устроившись в кресле-качалке у плиты, натягивал резиновые сапоги. Лицо его по-прежнему хранило глухое, непроницаемое выражение, точно за закрытыми ставнями, столь Кону несвойственное. Он на мгновение вскинул глаза – и снова потупился.
– Кон, не бери ты в голову, – начала я. – Жюли расстроена, потому что они с Дональдом поссорились и она его не застала. Она не всерьез. Держу пари, она ничего подобного и в мыслях не держит.
– Опыт мне подсказывает, – бесстрастно отозвался Кон, натягивая сапог, – что, будучи в расстроенных чувствах, люди обычно говорят именно то, что думают. Жюли выразилась на удивление прямо и недвусмысленно, ты не находишь?
– Прошу тебя, не огорчайся, – выпалила я, не успев обдумать собственных слов.
– Не огорчаться? – Кон снова поднял взгляд. В синих глазах читалось странное выражение: отчасти озадаченное, но в сочетании с блеском, который мне совсем не понравился. Затем он улыбнулся нарочито обворожительно, отчего по спине у меня побежали мурашки. – Ты и не представляешь, до чего это забавно, Аннабель, прелесть моя.
– Ну что ж, дорогой мой, – невозмутимо ответила я, – забавно оно или нет, но постарайся взглянуть на вещи трезво. Не знаю, сообщили ли тебе, но Жюли с Биллом Фенвиком угодили в небольшую аварию. Вот почему она опоздала, вот почему она так взвинчена. И Билл тоже – его машина пострадала, так что настроен он не особо благодушно. Все это позабудется само собой.
– С какой стати ты передо мной оправдываешься? – Кон встал и потянулся за висящей на двери курткой. – Это не мое дело. Я здесь вообще посторонний. Мы с Лизой – только наемная прислуга.
– Куда ты собрался?
– В подсобку.
– Ох, Кон, уже поздно. Ты уже достаточно потрудился. Неужели ты не устал?
– С ног валюсь. Но радиатор барахлит, надо бы починить. – И снова быстрый взгляд сверкнул в мою сторону. – Полагаю, даже Жюли соизволит предоставить это дело мне? Или я опять непростительно вмешиваюсь в управление ее домом?
– Кон, пожалуйста…
– Мило, конечно, с твоей стороны прийти и перевязать мне раны, радость моя, но уверяю, не так уж они и глубоки.
– Ты уверен?
Кон уже взялся за щеколду.
– Послушай, – произнесла я. – Не следовало бы тебе сообщать, но ладно уж. Тебе больше не о чем беспокоиться.
Кон застыл на месте – недвижно, точно ящерица, на которую упала тень. Затем обернулся:
– О чем ты?
– Ты здесь не посторонний. Ты заработал свое место… ровно так, как ты говоришь… своими руками заработал; и ты здесь отнюдь не посторонний. Вот и все… что я должна сказать. Ты меня понял. Давай на этом и остановимся.
Наступила тишина.
Лицо снова сделалось непроницаемым – точно захлопнулись ставни. Невозможно было прочесть его мысли, но уж мне-то следовало догадаться. Наконец Кон заговорил:
– А деньги? Капитал? – Молчание. – Он тебе сказал?
Я кивнула.
– Ну?
– Не знаю, следует ли мне продолжать.
– Не будь дурочкой. Он бы сам нам все рассказал, нынешним же вечером, если бы эта чертовка не закатила истерики.
– И все-таки, думаю, я не вправе.
В резком жесте моего собеседника ощущалось такое исступленное нетерпение, что я даже вздрогнула, вспоминая последние несколько дней, прожитые точно у рокового кратера вулкана. Я зашла слишком далеко. «Да обретем мы мир», – подумала я.
– На чьей ты стороне? – свирепо осведомился Кон, понижая голос. – Богом клянусь, я и сам не уверен: вас со стариком и с Жюли прямо-таки водой не разольешь! Если ты задумала нагреть на этом деле руки!.. Да с какой стати я должен тебе доверять? У тебя нет никакого права скрытничать и умалчивать!
– Хорошо же. Слушай. Все приблизительно так, как ты ожидал, если не считать, что номинально к тебе отходит лишь небольшая часть капитала.
– Как так?
Взгляд его снова вспыхнул, пристальный, неотрывный.
– Он поделил деньги между Жюли и мной, если не считать небольшой суммы, которую ты получишь сразу же, безоговорочно. Точную цифру он не назвал. Поскольку ферму наследуешь ты, в ущерб нам, он решил, что так оно будет по справедливости. – И я пересказала ему слова дедушки. – Основной капитал поделен на три части, как мы и ожидали, и две трети номинально мои. Их нетрудно передать тебе, как мы и спланировали. – Я улыбнулась. – Не забывай, что шантаж здесь обоюдный.
Но Кон не улыбнулся в ответ. Похоже, он почти не вслушивался.
– Жюли. Станет ли она оспаривать завещание? Основания у нее есть.
– Не станет, готова держать пари. Ферма ей не нужна.
– Не нужна; просто она считает, что мне здесь не место. – Он резко отвернулся. – Ну что ж, раз парень тяжелой работы не боится, лучше ему прямо сейчас ею и заняться, верно?
– Кон, погоди минутку…
– Доброй ночи.
И он исчез.
Мгновение я еще постояла на месте, хмурясь ему вслед. Ради всего святого – меня вдруг начала разбирать злость, – не хватало только умножить неразбериху, преисполнившись жалости еще и к Кону! Вот уж кто вполне в состоянии о себе позаботиться… всегда это умел… всегда был вынужден… я досадливо отмахнулась от этой мысли. Глядя правде в глаза, Кон – крепкий орешек. Покрепче заруби это себе на носу и не вздумай ввязываться…
Я медленно поднялась наверх и помедлила несколько минут на лестничной площадке, размышляя, как лучше поступить: повидаться с Жюли прямо сейчас или подождать утра.
Похоже, успокоить тревогу Кона мне не слишком-то удалось. Имею ли я право злоупотребить доверием Дональда в попытке сделать то же самое для Жюли?
Но есть и более насущная проблема: до какой степени возможно открыть ей положение моих собственных дел? Что-то рассказать нужно – это я знала. Я еще не решила, сколь много, но необходимо, чтобы девушка чуть более отчетливо осознала, что представляет из себя Кон и на что он способен.
Я побродила немного взад-вперед между ее дверью и своей, пока меня не осенило: ведь, повидавшись с Жюли сейчас, я, возможно, одним выстрелом убью двух зайцев. Если в отношении Дональда сомнения ее прояснятся, в том, что касается Уайтскара, она с радостью уступит поле действий Кону. Да обретем мы мир…
Я подошла к дверям ее спальни и тихонько постучалась. Тишина. За дверью было темно. В смежной ванной комнате – тоже.
Неужто девушка уже легла? Я снова постучалась и тихо окликнула:
– Жюли, это я, Аннабель.
Ответа нет.
Я постояла в нерешительности, и тут совсем рядом, в коридоре, послышались легкие шаги.
А затем раздался невозмутимый голос Лизы:
– Она ушла.
Я недоуменно уставилась на нее:
– Что?
Лиза усмехнулась:
– «История повторяется» – так он сказал? Жюли от нас сбежала.
– Не несите чепухи!
Я была настолько потрясена, что слова мои прозвучали почти грубо. Ответом мне стало лишь равнодушное, еле заметное движение пухлых плеч.
– Спальня пуста. Взгляните.
Обойдя меня, Лиза толчком распахнула дверь и включила свет.
В первое мгновение вторжение это показалось возмутительной бесцеремонностью, а затем я убедилась, что спальня и впрямь покинута. Жюли даже не стала разбирать постель. Плотно задернутые шторы еще более подчеркивали опустевший вид комнаты.
– Гляньте-ка, – повторила Лиза.
Я проследила за направлением ее пальца: красивые босоножки на высоком каблучке валялись на полу, брошенные как попало.
– Видите? Она переобулась в туфли без каблука.
– Но она не могла выйти из дома!
– Еще как вышла. Я поднялась и обнаружила, что дверь нараспашку, а потом из своего окна увидела и саму Жюли. Она шла по мосту.
– По мосту? – Я подбежала к окну. Луна еще не набрала силу, и узкий, уводящий от ворот пешеходный мостик терялся в рассеянном свете окон. – Но почему? – Я стремительно развернулась. – Лиза, вы ведь пошутили, правда? Она не могла в самом деле… ох нет! – Я распахнула дверцу гардероба. – Все вещи на месте.
– Не тревожьтесь. Далеко не уйдет. На такую удачу и рассчитывать нечего!
Итак, сцена в гостиной задела-таки Лизу за живое. Я со стуком захлопнула дверцу.
– Но куда она отправилась? Если ей просто захотелось побыть наедине с собой… прогуляться при луне… она бы, верно, прошла по заливным лугам, где дорогу видно, или к Форрест-холлу?
– Бог ее знает. Стоит ли тревожиться из-за капризов вздорной девчонки? Небось побежала выплакаться на плече своего парня.
– Что за нелепость!
Лиза снова пожала плечами:
– В девятнадцать лет девушки ужасно глупы.
– Это верно.
– Как бы то ни было, я сама видела, как она ушла.
– Но до Западного Вудберна мили и мили!
Глаза Лизы впервые сузились.
– Западный Вудберн? Я говорила о Низер-Шилдсе.
– Боже милостивый, – бросила я. – Билл Фенвик тут вообще ни при чем, бедолага! Когда вы нынче принялись подзуживать ее насчет Дональда Ситона, я подумала, вы все поняли.
– Я не знала наверняка. Просто любопытно было.
Голос Лизы звучал сдержанно и равнодушно, как всегда. Некое чувство, в котором я еще не опознала страх, пробудило во мне яростную вспышку негодования.
– Куда бы там она ни отправилась, не по душе мне, что девушка бродит в глуши в такой час! Если она и впрямь собралась в Западный Вудберн или Низер-Шилдс, то, надо думать, взяла бы машину!
– Когда ключи в кармане у Кона?
– Ох. Нет, конечно. Но если бы она только дождалась меня…
– В то время как вы разговаривали с Коном в кухне? – осведомилась Лиза.
Мгновение я непонимающе смотрела на нее.
– Да ради всего святого, неужто Жюли настолько глупа? Вы хотите сказать, она решила, будто я переметнулась во вражеский лагерь? Перемываю ей косточки вместе с Коном? Ну есть ли пределы детской бестолковости?
Мой всплеск раздражения отчасти объяснялся тем, что я сама с трудом понимала, чего ради увязалась за Коном на кухню. А Лиза вдруг расхохоталась – неожиданно, вопреки своему обыкновению. Мгновение я озадаченно смотрела на нее, а затем медленно проговорила:
– Да, понимаю: и в самом деле смешно.
– А что вы сказали Кону?
– Ничего особенного. Мне хотелось извиниться за Жюли, но он торопился.
– Торопился?
– Он как раз выходил.
Карие, оттенка патоки, глаза на миг встретились с моими.
– Да? – переспросила Лиза. – Ну что ж, на вашем месте я не стала бы дожидаться. Доброй ночи.
Оставшись одна, я снова подошла к окну. Ни в саду, ни на тропе вдоль реки – ни шороха, ни движения. Я во все глаза вглядывалась во мрак, высматривая, не покажется ли среди деревьев светлое пятно плаща, свидетельствуя о возвращении беглянки. На землю справа от меня падал свет из коровника, где работал Кон. Слышался размеренный гул работающих механизмов. Сад внизу тонул во тьме.
Наверное, я хотела собраться с мыслями, обдумать проблему со всех сторон – речь шла о Жюли и Дональде, Коне и Лизе, – но в силу неведомых причин, стоя у окна и глядя в темноту, я обнаружила вдруг, что вспоминаю руки Адама Форреста… Несколько секунд спустя я проследила эту мысль к ее источнику: к воспоминанию о том первом, солнечном вечере, когда на моих глазах кот прыгнул в густую траву и какой-то зверек пискнул от боли и страха.
Тогда среди роз жужжали пчелы; сейчас темноту наполнял ровный гул машин, неизменный, неослабный в своей ритмичности… «История повторяется», – сказала Лиза.
И вдруг что-то настойчиво дернуло за краешек сознания, резким толчком привело меня в чувство. Бесформенная, пугающая догадка превратилась в уверенность. Жюли вбежала переобуться, возможно, схватила плащ, тихонько спустилась вниз по лестнице, и за порог… Кон из кухни услышал, как хлопнула дверь, увидел мелькнувший за окном силуэт… А теперь – девушка бежит вдоль реки в темноте, вверх по крутой тропке, где высокий берег отлого спускается к глубокой заводи… а в заводи камни, способные оглушить неосторожного, и коряги, которые утянут под воду…
«Он как раз выходил», – сказала я, а Лиза посмотрела на меня так странно. «Ну что ж, на вашем месте я не стала бы дожидаться».
В коровнике размеренно гудели машины. И горел свет.
Не задержавшись даже ради того, чтобы набросить куртку, я выскользнула из комнаты и, точно заяц, помчалась к лестнице.
