Глава 8
Москва! О сколько в этом слове… ага, точно. Еще как слилось! И отозвалось. Помню свой щенячий восторг, когда впервые сюда попал. Мне было всего ничего – четырнадцать или пятнадцать лет. Я тогда учился в геологоразведочном техникуме. На группу дали путевки в Москву – по какой-то смешной цене, вот я и поехал. Посмотреть на столицу, так сказать. Это был первый и последний раз, когда я ехал в Москву «без дела» – на самом деле посмотреть. Потом я уже ездил за продуктами и по делам.
Шутка советского времени: «Длинная, зеленая, пахнет колбасой – что такое?» Ответ: «Подмосковная электричка!»
Вышел я тогда на перрон Павелецкого вокзала, и… душа поет! Я – в Москве! Ура-а!
А потом, с возрастом, все как-то уже и притухло. А со временем… нет, я не стал ее ненавидеть, как многие «замкадыши», не стал считать, что здесь живут монстры, выпившие кровь из всей страны.
Всякие тут люди. И монстры, и совсем даже прекрасные, хорошие люди. Вот только в 2018 году совсем другая Москва. Неприятная, снобская, хамская. И как ни странно – заслуга в этом, на мой взгляд, «новых москвичей». Ну да, тех самых, что «понаехали».
Это как с евреями-выкрестами, которые отличались истовым следованием христианским канонам и которые могли буквально порвать за христианскую веру. Так и тут – правдами и неправдами зацепившийся за столицу «понаехавший» становится самым что ни на есть «ма-асквичом», всячески, к месту и не к месту подчеркивая свою принадлежность к этой особой, элитной породе людей – «москвичи». А настоящие, коренные москвичи – интеллигентные, начитанные, доброжелательные – просто ассимилировались в массе приезжих или тихо свалили куда-нибудь в ближнее Подмосковье – во всякие там Мытищи.
Но пока что – это совсем другая Москва. Не хамская и не раздувшаяся от чувства собственной элитности. Просто Москва – город, где есть все и где тебе покажут дорогу и расскажут о любимом городе все, что ты попросишь рассказать. Помню. Я ее, ЭТУ Москву, не забыл.
А может, просто я помню только хорошее? И не хочу помнить рыхлого рыжего продавца за прилавком магазина, где, чтобы купить сгущенку, надо было несколько раз вставать в очередь, ибо «по две банки в руки!». Когда я встал во второй раз (я очень любил сгущенку!), он, брезгливо оттопырив губу, сказал: «Ты уже брал! Понаехали тут!» И я стоял как оплеванный, и слезы накатывались мне на глаза. И тогда интеллигентная пожилая женщина в смешной старомодной шляпке (язык не поворачивается назвать ее старушкой!), строго глядя на продавца, заявила: «Как вам не стыдно так себя вести?! Я могу купить сгущенное молоко?! Мне полагается молоко?! Так вот отдайте его молодому человеку! Вам должно быть стыдно, продавец!»
Я не помню ее лица. Только смешную шляпку с короткой вуалью, серый строгий костюм… наверное, она была учительницей или, может, библиотекарем. А может, научным работником или актрисой… да какая разница! Ее уже давно нет, но я ее помню. И надеюсь, на том свете ей зачтется, потому что она хороший человек. А если хорошим людям не воздается за хорошие дела хотя бы на том свете – на кой черт нам такой мир, в котором нет справедливости даже в Царствии Небесном?! Катись тогда этот мир в тартарары!
Впрочем, что я говорю?! Это же другое время! И сейчас та женщина еще молода, здорова и, уверен, красива. И живет в самом лучшем городе мира! По крайней мере – так считают москвичи (питерцам привет!).
Вещей у меня почти не было – небольшой кожаный чемоданчик, довольно-таки дорогой. Я отказывался, но Зина настояла – я должен выглядеть презентабельно! «Вот так! Это же Москва! Стыдно там ходить “раздолбаем саратовским”!»
Смешная такая. В мое время половина Москвы уже состоит из раздолбаев саратовских, тамбовских, воронежских и прочих.
Вторая половина – гастарбайтеры всех видов и национальностей. Как не хотели москвичи делать грязную работу в советское время, так и не хотят делать ее в будущем. И это правда.
Поезд приходит рано – в шесть утра. Ужасно, конечно, выползать на белый свет в такую рань, но что поделаешь?
Я выспался, как никогда. А что еще-то было делать?
Ах да! Еще – сходил в вагон-ресторан. Обожаю вагоны-рестораны! Вернее, обожал в юности. Потом они испортились, цены там стали ненормальные, а сейчас… сейчас это просто… ну я не знаю, с чем сравнить! Сидишь себе, ешь борщ, котлетку с картошечкой пюре, а за окном проносится страна. Огромная такая! Великая! Она даже в 2018-м великая, но в 1970-м не просто великая, а Великая! Колеса ту-тук, ту-тук… а ты поглощаешь свой обед и смотришь в окно. И тебе хорошо! А цены смешные – по меркам 2018 года. И не смешные по нынешним…
Больше в купе никого не было, я один. Почему, не знаю. Может, потому, что это «СВ»? Да, Зина расстаралась – эсвэшку мне взяла. Все отличие которой от обычного купе – это то, что нет верхних полок. А в остальном – купе как купе. Простыни почище, да стенки вагона вроде как поновее, а в остальном… Ах да, забыл – он ближе всего к вагону-ресторану. Чем я и воспользовался. Не потому, что шибко хотел есть, Зина мне пирогов надавала – за неделю не съесть! Просто хотелось радости. Вспомнить, как оно было в юности, как я мечтал: когда разбогатею и поеду куда-то на поезде – всегда стану обедать в вагоне-ресторане.
Москва была хмурой, пасмурной. Серое небо, дождичек, моросивший каждые десять минут и как по команде прекращавшийся. Ехать в издательство было еще рано – раньше девяти часов у них тут ничего не происходит. Все учреждения начинают работу с девяти, раньше и не суйся.
Положив чемодан в автоматическую камеру хранения, я отправился гулять, благо пасмурность потихоньку стала развеиваться и местами даже появились проплешины чистого голубого неба, будто отмытого неведомым мойщиком окон. Видимо, серый дождь и был результатом этой «окномойки» – грязной воде ведь надо куда-то падать?
Почтовый ящик нашел быстро – не выходя из здания вокзала. Туда и опустил два заранее приготовленных письма, стараясь не оглядываться по сторонам, как чертов заговорщик. Коим, вообще-то, я и являлся.
Против кого злоумышлял? Ну, например, против Горбачева. И против Ельцина. Разве это не заговор – копать под краевого секретаря КПСС? Величина этот проклятый комбайнер, величина! Не промахнулась Раиса, когда выходила за него замуж. Сумела разглядеть в этом говоруне перспективную партию.
С Павелецкого вокзала спустился в метро, и поехал… Конечно! На Арбат! Куда же еще может поехать «понаехавший»? Где он должен бродить? Калининский проспект, он же Новый Арбат, – куча магазинов.
На Старом Арбате – кафешки, скамеечки, гуляющие люди.
Где еще дожидаться открытия учреждений будущему писателю с мировым именем? Ну конечно, в кафе!
Сервис, конечно, не тот, что в 2018 году. Но мне плевать. Человека, который жрал тушенку, поддевая, накалывая ее на лезвие боевого ножа, не испугать старыми пластиковыми стульями и ободранными столами. Время частных кафешек с заоблачными ценами еще не пришло.
Пельменная на Старом Арбате! А ведь я ее помню! С юности помню! Смешно – какая-то пельменная в самом центре города, в самом жирном месте! Ничего… через сорок лет не будет тут никакой пельменной. Да и много чего не будет. А кое-что и прибавится – фриков всяких, тусующихся на самой известной улице страны. Их сюда тянет, будто мух на… хм… варенье.
Когда ты сыт, будущее кажется гладким и безоблачным. Как сейчас – небо над Москвой. Погода наконец-то разгулялась! Ветерок разогнал облака, и засияло солнце.
Холодновато после Саратова. Все-таки Саратов южнее, не на болотах стоит. Сколько помню – в Москве либо удушающая жара, от которой покрываешься липким потом, либо промозглый холод, когда зуб на зуб не попадает и мечтаешь поскорее скрыться под землю. Нет, не в землю, а под землю! В метро!
О-о… метро! Первое место, в которое я ринулся, попав в Москву четырнадцатилетним мальчишкой! Длиннющие эскалаторы! Странный, пахнущий чем-то совершенно неуловимым, наэлектризованный воздух! Ужастики, которые с придыханием рассказывали мы, будучи еще совсем мелкими, – о московских эскалаторах, затягивающих пассажиров в свое мясорубочное нутро. Жуткие рассказы, леденящие кровь!
Основания для таких рассказов, конечно, были – в восемьдесят втором на «Авиамоторной» порвалась лента эскалатора, и люди начали падать вниз. Нет, их не перемалывало, как в мясорубке, хотя много людей пострадало – при падении на разорванные стальные конструкции и в давке, возникшей после аварии. Восемь человек погибли, многие покалечились. Кстати, нужно будет и эту информацию заслать «наверх». Пусть принимают меры.
Я невольно посмотрел на ленту эскалатора у себя под ногами и едва не содрогнулся. Не люблю случайностей! Я уже начал менять ход истории, а вдруг изменю его так, что эскалатор порвется не в 1982 году, а сейчас, подо мной? Тем более что Провидение может активно сопротивляться изменениям, и для полнейшего исправления ситуации нужно всего лишь угробить источник этих самых изменений. То есть меня.
Чуть не сплюнул! Ну что мне все мерещится какой-то там «пункт назначения»?! Вот не надо смотреть всякие глупые ужастики, и не будет лезть в голову подобная хрень!
До места добрался быстро – издательство, как и положено крупным организациям, находилось в центре города. Не в самом центре, не у собора Василия Блаженного, но – в центре. И когда я, выйдя из метро, увидел искомую цель, вначале даже не понял, что тут не так. И только потом сообразил – мало машин! Нет такого количества машин, как в моем времени! И каждый человек, приехавший сюда на своем автомобиле, может без особых затруднений найти место для парковки! Сказка! Шахерезада! Жаль, что нет такой сказки в моем времени, «мать его в гроб ети!» – как говорил мой покойный дед, виртуозный ругатель, бывший портовый грузчик. Только так и скажешь, вспоминая московские пробки и отсутствие парковок. Бесплатных парковок.
На проходе, за стеклянной перегородкой, дедок читал газету «Известия» и, когда увидел меня, только лишь проводил взглядом и снова уткнулся в последний лист почтенной газеты. Ну не интересен я ему, понимаете ли! Не похож я на шпиона и террориста! Парашют за спиной не волочится, «маузером» не размахиваю. А значит – на фиг никому не нужен.
И кроме деда на проходной – никаких тебе милиционеров и танкеток с пулеметами. Что тут особо охранять? Разрешительной системы здесь никакой, то есть напечатать антиправительственные листовки никак не получится. Да и о террористах в СССР простой народ и не слыхивал. Террористы – это где-то там, на Востоке, всякие там палестинцы и прочие арабы. В СССР не то что террористов – даже секса нет! Как выяснилось в перестроечную пору.
Кстати, насчет «в СССР секса нет» – в оригинале фраза звучала так: «Секса у нас нет, и мы категорически против этого». Потом Людмила Иванова, которая сказала это на телемосту Познера и Донахью, заявила, что якобы окончание фразы заглушил смех. Мол, заканчивалась она так: «…у нас не секс, у нас любовь!» – но я в это не верю. Все так, как оно есть, и никаких многоумных окончаний фразы нет и не было. Было совсем другое, в контексте рекламы на ТВ – эта фраза и сказана-то была по поводу рекламы, мол, у нас в передачах на ТВ секса нет, а не вообще – секса в стране. Неграмотно построенная фраза, «очепятка», но… было уже поздно. Прославилась!
Бабу эту вначале буквально травили, она сильно расстраивалась по поводу того, что ляпнула и теперь ничего не изменить. А потом… потом она начала зарабатывать на скандальной репутации! Ее приглашали на ток-шоу, выплачивая неплохие гонорары, и все у нее было хорошо.
По этому поводу можно только лишь вспомнить высказывание шоумена Ивана Демидова, ведущего «Музобоза»: «Хоть говном назови, только фамилию не перепутай!» То есть – нет плохой рекламы, черный пиар – тоже пиар. Гораздо хуже, когда тебя никто и никак не вспоминает.
Само собой – для шоуменов хуже. И для писателей тоже. Мы, писатели, нуждаемся в рекламе не меньше, чем какие-нибудь «певцы ротом», вот только нас никто и никак не раскручивает. Книга не в моде. А если бы вкладывались в раскрутку…
Помню одного писателя-фантаста либерального толка – знающие люди говорили, что в раскрутку его книги некий депутат вложил более шестисот тысяч долларов. И что? Книга пошла! Народ убедили, что эта книженция суть вершина литературного творчества, а ее создатель – практически равен самым знаменитым классикам. И это при том, что книга совершенно не дотягивала даже до среднего уровня писательского мастерства. Реклама – двигатель прогресса, так нам внушали? Добавлю только – и регресса.
Поднявшись на третий этаж, я прошелся по коридору и нашел дверь с табличкой «Главный редактор». Постучал и, не дождавшись ответа, потянул дверь на себя. Она легко открылась, я вошел, внезапно поймав себя на том, что очень хочу увидеть на месте главного редактора ТОГО Махрова, из моего времени. И так же внезапно осознал, что считаю это время не своим, «временным» временем, будто попал я сюда только для того, чтобы совершить свою миссию и вернуться к себе, домой.
Глупо, конечно, я осознавал, что обратной дороги нет, но… хочется вернуться, ей-ей, хочется! Как из длительной, опасной военной командировки…
Нет, ЭТОТ Махров был полной противоположностью Махрова из будущего. По возрасту они, возможно, и совпадают, но тот Махров парень высокий, крепкий, статный, темноволосый. Этот – кругленький, небольшого роста, русоволосый и голубоглазый. По первому впечатлению – эдакий «полурослик», непонятно как оказавшийся в редакторском кресле. Несерьезный человечек. Но это только по первому впечатлению. Когда присмотришься – взгляд «полурослика» цепкий, острый, выдающий недюжинный ум, поднаторевший в литературных интригах. И не только в литературных – большая организация всегда представляет собой что-то вроде клубка змей, каждая из которых так и мечтает в кого-нибудь да вцепиться. В соседа… либо в случайного человека, забредшего в это кубло.
На главреде держится весь процесс – именно он решает, кого надо издавать, а кого нет. Директор – это больше для хозяйственных дел, для литературы – тут только главред.
– Здравствуйте! – сказал я, удерживаясь от невольного вздоха. Глупый фантазер! Да если бы Леха Махров был тут, на этой должности, – он бы такую бурную деятельность развил, мне и присниться такое бы не могло! Это я тут все колеблюсь – нужен Вселенной СССР или нет. Для Лехи такого выбора не существует. Союз должен жить! И все тут. Хоть трава не расти!
– Здравствуйте! – не удивился главред. – Я слушаю вас!
– Карпов Михаил Семенович. Вы меня приглашали на подписание договора.
Главред тут же изменился. Из спокойного, холодного при своей смешной внешности человека он превратился в настоящую ракету! Выскочил из-за стола, долго тряс мне руку, лихорадочно поблескивая глазами под очками с модной золоченой оправой, а потом, не отпуская руку, увлек меня за собой, к низкому столику, за которым стояли несколько мягких кресел. Видимо, это и был «пункт подписания договоров».
– Присаживайтесь! Я сейчас распоряжусь принести заготовленные бумаги, и мы все решим! И кофе попьем, я распоряжусь. Я скоренько, скоренько!
И выбежал вон из кабинета, оставляя за собой шлейф одеколонного запаха (незнакомого запаха, между прочим! На «Богарт» похож) и наэлектризованную волну воздуха. От мужика просто-таки веяло энергией! Про таких некогда говорили – «электровеник».
Вернулся он минуты через три – без бумаг, но тут же пояснил:
– Сейчас все будет! Готовят бумаги. А пока мы с вами поговорим. Можно, я спрошу вас? Откуда вы такой взялись?
Я слегка опешил, поднял брови, не найдя, что ответить, но собеседник тут же пояснил:
– Нам нужно будет писать вашу биографию! Так что указать? Как вы начали писать, где жили, кем работали?
– А вам разве не сказали? – Честно говоря, у меня даже немного защемило сердце. Вот сейчас я ему скажу, что в дурдоме обследовался, и он на всякий случай меня и… того! Отфутболит!
– Что-то говорили, но я сейчас уже не помню! Вроде как вы память потеряли, да? Это про вас говорили?
– Про меня, – сознался я, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. – Осознал себя стоящим на дороге, без документов и даже без одежды. И кто я такой – до сих пор не знаю.
– А знаете, вот здорово было бы написать в биографии, что вас украли инопланетяне и вы только-только вернулись!
Главред хохотнул, глядя на мое слегка ошеломленное лицо, и махнул рукой:
– Да ладно, шучу! Придумаем вам какую-нибудь биографию. Мол, бывший фронтовик, снайпер… – Я чуть не закашлялся. – Жил себе, жил – и вдруг начал писать книги. Кстати, это ведь не первая ваша книга, так? А где остальные? Небось в столе держите?
– Почему – не первая? – ошеломленно спросил я. – С чего вы взяли?
– Меня не обманешь! – Махров удовлетворенно улыбнулся. – Я текст вижу насквозь! Построение предложений, вся стилистика указывает на то, что это не первая книга. Или вам ее отредактировали – кто-то опытный, знающий. Но вряд ли. Слишком уж индивидуально. Но да ладно – не хотите говорить, не говорите! Поговорим о главном: вашу книгу мы издадим в серии «Приключения и фантастика». Знаете такую серию? В рамочке на обложке!
Я – знаю ли эту серию?! Да я трясся в лихорадке нетерпения, когда книжка в такой рамочке попадала мне в руки! Я мечтал о такой книге! И никогда не думал, что буду издан в этой серии! У нас… хм… у них – в 2018 году – эта серия зачахла. Попросту исчезла. А здесь…
– Тираж будет сто пятьдесят тысяч экземпляров, пока что.
– Сколько?! – У меня даже дыхание сперло. – Сто пятьдесят?!
– Ну… да! – Махров поднял брови. – А что такого? Хотели побольше? Посмотрим, как пойдет! Допечатаем! И вообще – мы вашу книгу пускаем по графе «Детская литература», то есть литература для подростков, а значит – тройной гонорар! Поздравляю! Вы хорошо начинаете!
– И можно узнать, сколько же это будет в деньгах? – осторожно поинтересовался я. – Не хочу показаться эдаким стяжателем, но… вы понимаете.
– Да ничего страшного! Вы же за свой труд получаете, не воруете! – улыбнулся главред. – Деньги еще никто не отменял, мы живем на них! Итак, у вас должно получиться около двадцати тысяч. Может, чуть побольше. Ближе к тридцати. Деньги получите на сберкнижку, или можете приехать и получить сами, наличными.
Я сидел замерев, едва не отвалив челюсть… о господи, вот что значит быть писателем в СССР! Когда читаешь о жизни писателей в советское время, это кажется каким-то рассказом о жизни фараонов. Ну да, жили богато. Да, им саркофаги делали из золота. Да мало ли что было ТОГДА?! Интересно, но как-то далеко от тебя, так далеко, как звезда Антарес. А вот теперь… просто не укладывается в голове. Если посчитать, к примеру, средняя такая зарплата советского гражданина составляла чистыми около ста пятидесяти рублей, плюс-минус рублей двадцать-тридцать. Итого в год он получал, приплюсуем еще и тринадцатую зарплату – 150 умножаем на 13… хм… 1500+450… 1950 рублей! А тут тридцать тысяч! Зарплата за ПЯТНАДЦАТЬ лет! И только за одну книжку! Черт! Черт, черт! Дьявольщина!
– Вы уверены, что тридцать тысяч? Начинающему писателю? – осторожно осведомился я, будто покупатель лотерейного билета у киоскера, сообщившего, что этот самый покупатель только что выиграл в лотерею ДОСААФ «Волгу».
– Почему нет? – радостно удивился Махров. – Это не самый высокий гонорар! Хотя, да, для начинающего достаточно неплохой. Я же вам уже сказал – вы проходите как детский писатель, а детские писатели получают больше, чем обычные. И серия очень популярная – уверен, ваши книги будут раскупаться просто влет!
– При нынешнем дефиците на фантастику вся фантастика раскупается влет… – не думая, брякнул я, и главред усмехнулся:
– Так-то оно вроде и так, но… не совсем так. Долго вам рассказывать, но вообще-то на современную, хорошую фантастику у нас дефицит. До сих пор пишут про пионеров, разоблачающих шпионов, которые воруют великие изобретения. А вот чтобы сказку для взрослых… этого мало. Кстати, ваша сказка на удивление выдержана в идеологическом ключе! Рассказ о средневековье, пусть даже иномирном, – это очень интересно! Сирота, который пытается выжить, пробиться в условиях жесточайшей эксплуатации – это замечательно! «Мы не рабы, рабы не мы!» – вот наш лозунг, не правда ли? Больше скажу: я дал вашу повесть почитать одному… хм… очень высокопоставленному человеку, и он одобрил ее, сказал, что ему понравилось, и детям его понравилось. И что вот такие книги и нужно печатать!
Махров хохотнул, вдруг подмигнул мне и заговорщицким голосом сказал:
– Я уже подобрал переводчиков – будем переводить вашу книгу на немецкий, чешский, польский, испанский и английский языки! Ах да, и на французский! Пусть знают наших! А то задаются со своим Толкиеном! А теперь вы будете нашим советским Толкиеном! Когда можете приступить к продолжению романа?
– Так уже приступил, – пожал плечами я, все еще переваривая свалившуюся на меня информацию. – Половину книги написал.
– Половину?! О черт! – Махров вытаращил глаза. – Да вы с какой скоростью пишете?!
– Довольно-таки быстро пишу… – уклонился я от конкретики. Ну не говорить же, что могу выдавать по книге в месяц? На фиг такую скорость. Жить-то когда? Это я в 2018 году фигачил, как раб на галерах, чтобы удержаться на плаву, а тут можно книжку раз в два года выдавать, и все будут счастливы, удивляясь такой невероятной скорости написания.
– Шутите! – радостно засмеялся главред. – Небось уже написанные книги лежат, да? Написали, и в стол! И выдаете потихоньку! Ладно, ладно – ваше дело. Только не затягивайте – как выйдет первая книга, давайте следующую. Надо в планы издательства поставить, надо обработать, сверстать, ну и так далее… Чего я вам рассказываю нашу кухню? Это наши внутренние дела. Итак, какие у вас вопросы? Что-то еще хотите спросить?
– Когда я могу получить деньги?
– Часть – авансом, после подписания договора. Это двадцать процентов от всей суммы. Остальное – после выхода книги в свет. Но, кстати, в вашем случае можем заплатить половину авансом. Вы перспективный автор, вы нам нужны! И можете рассчитывать на особое отношение! Кстати, как только выйдет книга, можете вступить в Союз писателей. Тогда вы будете официальным писателем, и вам не нужно будет нигде работать – кроме как писать книги. А еще сможете рассчитывать на творческий отпуск в Доме творчества – полностью оплаченный, с питанием, проживанием. Писателей в Советском Союзе ценят и берегут. Так что…
– А квартиру… – усмехнулся я, – квартиру могут дать? Я пока живу у моей… в общем, в чужой квартире живу. Хотелось бы иметь свое жилье.
– Вот как станете членом Союза писателей – тут сразу и заявление на квартиру! В Москве, конечно! А можно получить участок земли под Москвой – дом построите!
Я вдруг задумался – елы-палы, а ведь правда! Можно вообще не один дом построить, да такой, что будет стоить миллионы! В будущем, конечно. Отхапать участки земли в самом лучшем месте Подмосковья, там, где земля миллион долларов за сотку! Вот это вложение! Вот это бизнес!
Хм… а если я сумею изменить историю, то… вложение может быть и не таким уж выгодным. Если Союз сохранится. Думать надо, думать… да черт с ним, с бизнесом! Если я раскручусь здесь как крупный писатель-фантаст, уж наверное не пропаду с голоду! У меня все дурацкие стереотипы: чтобы заработать, чтобы стать богатым, надо обязательно что-то продавать, перепродавать и перепокупать! А ведь можно просто работать и заработать денег! Ну да, для этого нужен талант. Ну так разве в будущем без таланта можно разбогатеть?
Ну да, можно сказать, что разбогатеть можно, что-то сперев, «распилив» бюджетные деньги или получив наследство. Ну так и здесь можно разбогатеть, получив наследство. А чтобы украсть – тоже нужен талант. Криминальный, но талант! Какого у меня, к примеру, нет. У меня другие таланты. Например, я куда целюсь, туда и попадаю. Хм… как-то двусмысленно это прозвучало, вообще-то я про стрельбу из огнестрельного оружия. Хотя и в сексе, честно сказать, не промах.
А еще – я умею сочинять фантастические романы. На вполне приличном уровне, не хуже общепризнанных мастеров. Вот только вылизывать, вычищать текст не люблю, да и времени на то нет – надо ведь гнать, гнать и гнать лошадей, иначе отстанешь, иначе выйдешь из гонки! А если так, как здесь, – вне конкуренции, спокойно, с расстановкой, с гарантированным сбытом своей «продукции» – да боже мой, это же самый настоящий писательский рай! Еще бы Интернет не придумали… совсем было бы хорошо…
В издательстве я провел часа четыре и вышел из него отягощенный десятью тысячами рублей двадцатипятирублевыми купюрами и еще двумя тысячами – по десять рублей. И чувствовал себя абсолютным богачом! В принципе – и был им. За двенадцать тысяч рублей тут можно жить несколько лет.
Договор я подписал, и не один. Два, если быть точным. Один – на уже сданную книгу, второй – на серию из десяти книг. Пришлось придумывать названия книг, которые я обязуюсь написать, но, как и в моем времени, названия не имели никакого значения. Просто потом пишется дополнительное соглашение. И… все. Сроки написания поставили – десять лет, а если я напишу быстрее – то заранее сообщу, и для меня сдвинут очередь в печать.
Рискует, конечно, тезка «настоящего» Махрова, но он профессионал, ему виднее. Учуял успех! Если (когда!) книга завоюет книжный рынок, выйдет на мировой уровень – кто прославится? Кроме писателя, конечно? Ясное дело – главный редактор издательства, распознавший гениального классика фантастической литературы! Обычное дело, чего уж там. Лучше стяжать славу открывателя литературных звезд, чем быть похожим на идиота, который некогда отказал автору «Гарри Поттера» в издании, заявив, что нынешним детям не интересны ведьмы и колдуны. Над тем идиотом до сих пор смеются. А хозяин издательства, конечно же, уволил горе-сотрудника, лишившего его огромной, невероятной прибыли.
В общем, теперь я «в шоколаде», при деньгах. И думаю о том, куда сейчас пойти. В гостиницу «Россия»? Именно в «Россию» направил меня главред, забронировавший одноместный номер. Только вот не хотелось в гостиницу. И вообще никуда не хотелось! Кроме как вернуться домой. К Зинаиде. И я чуть было не отправился в аэропорт (чего трястись на поезде, когда у тебя в карманах целое богатство?!), но вспомнил, что я все-таки мужчина, я должен привезти Зине хоть какой-то подарок. Да, у нее все есть. Да, она сама может купить все, что захочет. Но это МОЙ подарок! А я мужчина! И должен приехать из командировки с подарком! И только так.
А потому я бодро зашагал по тротуару, поглядывая на небо, которое снова затягивало серыми тучами, и по сторонам, разглядывая людей.
Я все еще никак не могу привыкнуть к тому, как одеваются люди в этом времени. Мне иногда вдруг кажется, что я нахожусь на съемках некоего сериала о семидесятых годах. Эти женские осенние пальто из какого-то искусственного материала, с крупными пуговицами, эти сапоги на «манной каше» – так забавно, так… мило!
Парни – здоровенные «клеши́», длинные волосы – настоящие модники, ага! Смешные такие… небось кажутся себе такими бунтарями, что только ай-ай! «Весь мир в труху!»
Встретил особо модных парня и девушку – они гордо шли в солнцезащитных очках (в сентябре!), и прямо на стекле, на самом видном месте, на очках красовались нашлепки фирмы-изготовителя! Я уже и забыл, когда видел такую хохму! В детстве, точно. Я тогда не понимал, что это у них там налеплено, мне было все равно, что они там налепили, но почему-то запомнил это зрелище. Уж больно оно было смешно-эпично! Ну как вот смотреть сквозь налепленную бумажку, право слово?! «Фирма́!» Хе-хе-хе…
Видел и людей в потертых джинсах, выступающих в них так, будто это были не тряпочки из хлопка, покрашенные синей краской, а самый дорогой наряд от кутюрье. Но вот это я уже хорошо помню – сам мечтал о фирменных джинсах, а когда купил («Монтана»!), мне казалось, что на меня теперь смотрит вся улица. Это в 2018-м в джинсах ходят и бомжи, и богачи. Здесь же джинсы, и тем более джинсовые костюмы – это признак достатка и «продвинутости».
Зина предлагала купить мне джинсы, и даже джинсовый костюм, но я и постеснялся (дорого ведь!), и как-то… отвык от джинсов, что ли… Для меня они уже давно превратились в рабочую одежду. Уж лучше я нормальные, обычные брюки надену.
Что же ей купить? Хм… кольцо? Я ее размера не знаю… купишь, и будет оно валяться в шкатулке. Ладно, все потом. Сейчас в гостиницу, и тогда уже пойду по городу. Придумаю что-нибудь. Кстати, в ресторан зайду. Какой там у них в Москве самый шикарный? Может, на Останкинскую башню выбраться? В «Седьмое небо»? Интересно, так-то… но ресторан там дерьмовый. Помню, читал о нем. Еда дорогая, невкусная и разогретая. Ее там не готовят – привозят готовую.
Ладно, придумаю, в какой ресторан пойти. Всю жизнь мечтал – вот так пойду по улице, увижу ресторан, и… рраз! Зашел. И посидел – поел, попил. И не думаю о деньгах, которые там оставишь. Я вообще-то не стяжатель, никогда не мечтал разбогатеть ради богатства. Деньги нужны только для того, чтобы о них не думать. Чтобы одеться так, как хочешь, чтобы зайти в любой ресторан, не подсчитывая в уме, хватит ли денег на обед. Чтобы машина была приличная, и не думалось, что буду есть на следующей неделе и хватит ли на это оставшихся денег. Увы, у меня никогда так не получалось. Видимо, не заслужил перед Провидением. Всякая мразь жила и живет, как сыр в масле катается, а такие, как я, тянут лямку и перебиваются от зарплаты до зарплаты. Почему так – я не знаю. Мир этот вовсе даже не справедлив. Но разве это открытие?
Зашел в ювелирный магазин и долго смотрел на разложенные сокровища. Стоили они смешных денег. Ну правда, золотые часы с золотым же браслетом – четыреста рублей! Это что, не смешная цена?! Хотя… если разобраться, за эти деньги обычный гражданин должен был работать два с половиной месяца. Так что не больно-то уж и дешево!
С другой стороны – если взять среднюю зарплату в сто пятьдесят рублей и среднюю зарплату, к примеру – в сорок тысяч в 2018 году, то получается – эти часы с браслетом стоят сто тысяч?! Грамм золота в 2018-м две тысячи рублей (если изделие со штампом), тут золота… хм… грамм сто? Значит, двести тысяч? Никак не соображу. Да ну и ладно – плевать!
Выбрал золотой кулон с синим камешком – вроде как сапфиром, с цепочкой, 585-й пробы. Отдал тысячу рублей. Ну а чего? Какого черта? Один раз живем! Попросил гравера – он был тут же, в магазине – сделать сзади надпись: «Моей боевой подруге – помни!» Глупо, наверное, но больше ничего в голову не пришло. Пусть будет так.
Немного подумал и купил эти чертовы часы! Массивные, с дико массивным золотым браслетом – не покрытие какое-то, а чистое золото! По крайней мере так заверил продавец.
Снял свои обычные часы, надел золотые. Вот теперь я крутой мэн! Только крутые мэны (и пижоны!) ходят при часах в 2018 году. Все остальные – нормальные люди – пользуются сотовыми телефонами, чтобы узнать время.
Осталось еще золотые запонки купить и золотую заколку для галстука. Ну… чтобы стать совсем уж крутым мэном! Но не стал. Не ношу я галстук, и костюм не ношу. Хотя Зина не раз мне говорила, что костюм – это не пижонство, а нормальный облик нормального интеллигентного человека. На что я резонно отвечал, что не являюсь нормальным и не являюсь интеллигентным.
Пообедал я в ресторане «Прага». Честно сказать, без особого удовольствия. Вот если бы тут была Зина, тогда можно было бы спокойно сидеть, ждать, когда приготовят блюда, а потом со вкусом поесть и попить. А чтобы в одиночку тупо сидеть и ждать, когда тебе принесут пожрать? Глупо как-то. Или я совсем уж плебей, ничего не понимаю. Для меня ресторан – это не просто место, в котором человек принимает пищу, ресторан – это некое приключение, это сборы, это прогулка, это предвкушение. А еда… ну да – там еще и едят.
Кстати, когда я заходил в ресторан, швейцар осмотрел меня так, будто сейчас пошлет на хрен – мол, куда лезешь, убогий, нищеброд! Мне стало смешно – я вспомнил комедию «О чем говорят мужчины», эпизод с «дефлопе». В зал – огромный, пафосный, сверкающий – я вошел с широкой улыбкой на устах, чем вызвал недоуменный взгляд метрдотеля, – перед глазами так и стояло лицо великолепного официанта из того эпизода с «дефлопе». «А гренка у нас называется крутон!»
Впрочем, кормили здесь очень недурно, а денег я отдал неожиданно мало – рублей пятнадцать или двадцать. В общем, положил четвертак и ушел довольный и сытый. Швейцару ни хрена ничего не дал – а не фиг смотреть на меня, как Ленин на буржуазию!
И поехал на вокзал. Открыл ячейку камеры хранения, забрал свой чемоданчик и отправился в гостиницу «Россия», решив все-таки переночевать одну ночь в Москве. Билет на самолет куплю на завтра, и вперед!
Билет купил в кассе «Аэрофлота». Десять рублей! Черт побери… это тебе не «Саратовские авиалинии», которые драли с пассажиров три шкуры – шесть тысяч рублей долететь от Саратова до Москвы! Правильно их закрыли, чертовых хапуг. Только бы им деньги драть, а улучшать сервис незачем! И так сойдет!
Гостиница «Россия» была великолепна! Это потом, в девяностые, в ней образуется субкультура тараканов, отличающихся беспредельной наглостью и таким же беспредельным умом. Стоило оставить на столе в номере какую-нибудь еду, тут же из-под телевизора «Голдстар» выскакивала банда усатых хапуг, хватала все, что может уцепиться, и утаскивала на свою базу – во внутренности корейского чуда электроники. Вся эта гостиница в девяностые была внешне монументальная, даже пафосная – коридоры в ковровых дорожках, важные коридорные дамы сидят за столиками и внимательно бдят, как бы в номер не прокралась девушка с пониженной социальной ответственностью, не отстегнув коридорной за право посещения клиента. Фикусы в кадках, пальмы, здоровенный холодильник, заполненный ледяными сифонами с газировкой, широкие лестницы по углам гигантского здания.
И как оказалось – практически ничего не изменилось. Только ковровые дорожки поновее, стены почище и номера посветлее. А может, просто кажется. По контрасту с тем временем. Девяностые годы были такими… черными, что черным, темным казалось и все вокруг – деревья, здания, люди… Грязь, толпы нищих, плохо одетых людей на грязном, заплеванном, замусоренном тротуаре, стены, оклеенные тысячами и тысячами объявлений, в которых можно было легко отследить происходящую катастрофу. Люди искали работу, продавали вещи, искали свое место в жизни и не находили его. Инженеры подрабатывали извозом на своих стареньких машинах, молодняк шел в бандиты, ибо не видел другого пути выбиться в люди (кому оно нужно, это высшее образование!), а те, кто хотел завести ребенка, оставляли эту идею. Потому что просто не прокормить. И настало такое время, когда в стране умирало больше людей, чем рождалось. Народ просто начал вымирать. Даже вспоминать тяжело…
Первое, что я сделал в номере, это налил ванну. Потом сбросил с себя одежду и с наслаждением погрузился в горячую воду. Все-таки после поезда обязательно надо мыться. Вроде бы и не пачкаешься, но кажется, что на коже остается дорожная пыль, будто долго ехал по пыльной сельской дороге на рейсовом автобусе. Неприятное ощущение!
Выбравшись из ванны, вытерся, надел чистое белье, упал на постель и долго лежал, обдумывая произошедшее со мной за этот день. То, что сегодня случилось, иначе как сказкой и не назовешь. Нет, все-таки хорошо быть советским писателем! Только ради этого стоит сохранить Советский Союз! Хе-хе…
А потом неожиданно уснул. Провалился в сон, будто не спал много, очень много дней. И проснулся только утром, когда до самолета оставалось три часа. Больше никуда в городе я не сходил. Да и куда потащишься с такой-то суммой денег? Остановят те же менты, и доказывай, что не сберкассу ограбил. А могут и вообще по башке дать и отобрать все деньги. И по фигу им, что ты писатель и, возможно, даже очень даже крутой. Вот что с писателем Курочкиным сотворили в 1968-м, два года назад – с тем, по книге которого сняли фильм «На войне как на войне» (замечательный фильм, надо сказать!). Курочкин выпил на каком-то торжестве, и на улице его остановил милицейский патруль. Отвели «пьяницу» в пикет и там начали бить. Я не знаю, зачем били, может, сказал им что-то обидное. Только избили так, что он стал инвалидом. Инсульт случился, после чего Курочкин ослеп и даже не мог говорить. Не знаю, наказали ли тех, кто его изувечил, но, даже если наказали, что это изменит? Скорее всего, ничего им за то не было. Отписались, прикрыли зад бумажками. Мол, напал на них. Милиция в этом времени неприкасаема. Ругают, кстати, 2018 год, мол, полиция беспределит. Так вот это полная чушь! Ментов нашего времени прижать – раз плюнуть! Вылетают из органов и садятся – просто со свистом! Не то что здесь…
Быстренько собравшись, выписался из гостиницы и потащился в метро. Нет, все-таки великолепная штука это самое метро! Жаль, что в Саратове нет такого чуда!
Домой. Скорее домой! Первый шаг сделан, посмотрим, во что это выльется…
***
Здесь странный запах. Пахнет… властью и всезнанием.
И немного – дорогим табаком и «Шипром». Потому что работник Комитета государственной безопасности должен быть чисто выбрит, а что лучше дезинфицирует после бритья, чем старый добрый «Шипр»?
А еще – здесь тишина. Ковровые дорожки гасят звук шагов, которые могли бы потревожить тех, кто решает судьбы миллионов людей. Сбить их с мысли. С государственной мысли.
На дверях кабинетов нет табличек – только номера. Кому надо, он и так знает, куда идти. А если не знает – здесь ему делать нечего. Впрочем, он и так не прошел бы дальше поста у входа в это здание, которое в народе называют «Серый дом». До революции здесь находилось страховое общество, после революции – ВЧК. И тюрьма. И, по слухам, которые ни подтверждают, ни опровергают работники КГБ, в этой тюрьме во времена оны регулярно проводились расстрелы заключенных. Что вполне вероятно – если есть особая внутренняя тюрьма, так почему не производить в ней расстрелы? Зачем для этого везти заключенных куда-то далеко? Потом только забросили трупы в грузовик да и отвезли на городское кладбище, где уже подготовлены номерные могилы. «И никто не узнает, где могилка моя!»
Не узнает. Как не узнает многого из того, что делало и делает КГБ. Да и незачем простому человеку знать, что делается и как делается для его же вящего блага. В некоторых случаях он может категорически не поверить, что вот ЭТО сделано для его блага.
Во времена сильной власти, когда страной железной рукой правил Вождь, эта служба, называвшаяся тогда НКВД, работала под строжайшим надзором вождя всех народов. Сейчас, когда власть генсека была не такой жесткой, когда правил страной добродушный, достаточно мягкотелый (в сравнении со своими предшественниками) человек, КГБ набрал большую силу. И хотел еще большей власти! Силовики всегда стремятся прийти к власти – ее много не бывает. Как, впрочем, и денег.
В кабинете сидели начальники отделов и Сам. Он работал на этом посту третий год, назначенный Брежневым, у которого, как говорили осведомленные в том лица (например, бывший председатель КГБ Семичастный), был на Андропова какой-то мощный компромат, который якобы, как думал Брежнев, позволит управлять председателем Комитета так, как нужно генсеку. Увы, как показало время, Брежневу не хватило мудрости, или же сам Андропов оказался очень умен. И сумел переиграть стареющего генсека. В любом случае – в конце концов Брежнев умер, доживая свои последние дни мало на что способным маразматиком, с мозгом, убитым транквилизаторами, Андропов же занял его место.
И тут же начал с перемен. Даже с такой маленькой перемены, как разрешение (и даже требование!) телевизионщикам сделать новогодний голубой огонек более живым, веселым, максимально приближенным к уровню западных шоу.
Многие теперь вспоминают Андропова как реформатора, который, увы, не успел закончить свои свежие, так необходимые стране реформы. Мол, если бы он пожил еще хотя бы лет десять – страна рванула бы вперед невиданными темпами! Но здравомыслящие историки останавливают горячих мечтателей, говоря: «Вспомните, а кто привел к власти Горбачева? А кто остановил разработку противоспутникового оружия, рассчитывая на то, что США, в знак благодарности, откажутся от своей программы СОИ? А кто был одним из главных разработчиков вторжения СССР в Афганистан, где страна потеряла тысячи молодых, перспективных, так нужных ей парней! И потеряла много, очень много денег – и не только на ведение боевых действий. Еще – в результате санкций, введенных против «империи зла» «прогрессивным человечеством».
Никто не знает, каким человеком был Андропов, и заблуждался, ошибался ли он потому, что был недостаточно компетентен для своей должности, или же это была целенаправленная работа против своей страны.
Никто и никогда теперь этого не узнает. Даже если он был агентом влияния – что это меняет? И кто это может изменить?
Кроме человека, письмо которого лежало сейчас перед председателем Комитета государственной безопасности Юрием Владимировичем Андроповым, уроженцем Ставропольского края, земляком будущего и единственного Президента СССР. Проклинаемого и ненавидимого в народе. Человека, который подхватил эстафетную палочку из рук своего покровителя и донес ее до самого конца великой страны. Им же подло преданной и разваленной.
– Доложите, товарищ Цвигун… – Голос председателя был негромким, спокойным, но исполненным настоящей силы, силы огромного государства, перед мощью которого трепетал весь мир.
– Письмо пришло обычной почтой. Дежурный сотрудник распаковал конверт с применением стандартных мер безопасности, согласно ведомственной инструкции. Внутри его оказался еще один конверт, на котором было напечатано: «Юрию Владимировичу Андропову» и рядом вот этот стишок. Вы видите, Юрий Владимирович, какой стишок. Сотрудник не стал распечатывать письмо, сообщил о нем по инстанции. Вы, Юрий Владимирович, отдали распоряжение вскрыть с применением особых мер безопасности, что совершенно справедливо, так как враг не дремлет, и…
– Пожалуйста, конкретнее, – Андропов не повысил голоса, но в нем явно промелькнула нотка раздражения. Он не любил пафоса и бесполезной болтовни.
Цвигун кивнул головой, подтверждая, что принял к сведению замечание начальника, и продолжил:
– Конверт был вскрыт – аккуратно, чтобы не повредить клеевой состав и содержимое. Внутри был лист писчей бумаги, на котором с помощью пишущей машинки «Эрика» написано то, что мы теперь видим перед собой. Подпись: «Шаман». Мы провели исследования, которые по большому счету ничего не дали. Отпечатков пальцев на конверте и на бумаге нет. Конверты стандартные, которые продаются в каждом киоске и на почте. Опущены письма были в один из ящиков отделения на Павелецком вокзале. В общем-то, все, что я могу доложить.
– Откуда этот… Шаман знает такие подробности?! – Андропов чуть повысил голос, и в его случае такое повышение было равносильно тому, как если бы немного менее сдержанный человек завопил дурным голосом. – Откуда он знает, кто такая Мэйси? Откуда он знает, что Поляков был в то время резидентом? Откуда?! Это могут знать только высшие руководители! И то не все! Каковы версии? У вас вообще есть какие-то версии того, кто такой Шаман и откуда он получил сверхсекретные сведения?
Цвигун слегка поджал губы, явно волнуясь, но голосом этого никак не показал. Голос его был спокоен и размерен, в подражание своему начальнику, и только сильнее прорезался украинский акцент, проявлявшийся в минуты волнения.
– Мы рассмотрели все возможные версии, даже такую фантастическую версию, как проявление экстрасенсорных способностей. На что сам автор письма указывает весьма недвусмысленно. Я напомню, у нас давно уже ведутся исследования на тему использования экстрасенсов в целях обеспечения безопасности государства. Но… способности этих людей пока что не нашли научного подтверждения. Хотя никто не оспаривает тот факт, что у отдельных индивидуумов способности все же могут проявиться.
– То есть в стране появился экстрасенс, который может спокойно узнавать государственные тайны высшей секретности? И мы до сих пор об этом ничего не знаем? Очень интересно!
Тон Андропова стал саркастическим и едким. Цвигун нахмурился, вздохнул:
– Получается так, Юрий Владимирович. Этими же способностями можно объяснить тот факт, что он предсказал будущее нападение на экипаж самолета – отца и сына Бразинскасов. Он провидит будущее. Такие провидцы, в принципе, в обозримом прошлом случались, и не раз. Святые старцы, юродивые…
– Ну что вы мне тут разводите религиозный дурман? – теперь Андропов был жесток, как кузнечный молот. – Святые старцы, понимаете ли! У вас есть НАСТОЯЩИЕ, реальные версии, откуда этот Шаман мог знать о назначении Полякова куратором китайского направления? Или о том, что мы считали пару наших нелегалов предателями, выдавшими Мэйси? И откуда он вообще знает ее судьбу? Знает, что она покончила с собой, выпрыгнув из окна отеля?! МЫ этого не знаем, а ОН знает! Ладно. Вы не знаете. А что со вторым письмом? С тем, что направлено Леониду Ильичу?
– Содержание почти что один в один, только на конверте надпись другая. Вы видите, Юрий Владимирович…
– «Леонид Ильич! Не позволяйте им травить вас транквилизаторами!» – Андропов осуждающе покачал головой. – Кому травить? Кому – «им»? Еще версии по поводу происхождения Шамана есть?
– Скорее всего, он из провинции, приехал в Москву специально, чтобы не обнаружить место своего проживания. Но здесь он допустил ошибку – на Павелецкий прибывают поезда с определенного направления, и можно, зная время выемки писем, определить, на каком поезде Шаман приехал. Хотя это и может быть хитрым ходом – специально опустить письмо там, где он его опустил, чтобы подумали, что живет Шаман где-нибудь в Воронеже или Саратове.
– Или в Челябинске, – констатировал Андропов. – Ничего нам это не дает! По Бразинскасам работали? И что предлагаете делать с Поляковым?
– Бразинскасы под наблюдением. Мы будем вести их до самой посадки на указанный Шаманом рейс, и дальше – пока они не начнут активных действий. Все предосторожности приняты, персонал самолета – кроме пилотов – будет заменен на наших оперативников.
– Зачем так сложно? Шаман указал, что в самолет преступники проникнут, имея у себя обрез охотничьего ружья. Задержать на выходе из аэропорта, и все! – Второй заместитель председателя, Цинев, контролирующий 9-е управление КГБ, терпеть не мог своего коллегу Цвигуна и при каждом удобном случае вставлял ему палки в колеса. Вот и сейчас он постарался перехватить инициативу и показать Цвигуна недалеким болваном, играющим в свои глупые игрушки.
– Это идея Юрия Владимировича, – холодно пояснил Цвигун. – Мы хотим посмотреть, насколько сценарий, описанный Шаманом, совпадает с тем, что произойдет… или не произойдет на самом деле. И от этого зависит решение по Полякову. Если это наговор… ну, тут понятно. В любом случае мы будем отрабатывать Полякова по полной. И если все так, как сказано в письме, я Полякову не завидую.
Андропов снова вчитался в письмо и недовольно помотал головой:
– Почему он решил дублировать письмо? Почему не ограничился отправкой к нам? Можете мотивировать его действия? Психологический портрет Шамана уже есть?
– Мало данных, – Цвигун подумал и добавил: – Единственное, что выудили из этой информации, это то, что писал человек образованный, умеющий складывать слова, грамотный, хотя с запятыми у него беда. Где-то пропускает, а где-то ставит лишние. Но в любом случае – писать он точно умеет. Печатает не очень уверенно – пробивка отдельных букв не очень четкая. То есть не профессионал. А что касается дублирования – тут все ясно. Он нам не доверяет. Если мы не сумели распознать предателя в нашем резиденте – где гарантия, что в нашем руководстве не нашлись и другие предатели.
– Генеральный очень недоволен и требует принять меры, – мрачно сообщил Андропов. – Вы понимаете, насколько мы сейчас сидим в луже?! И какие будут предложения? Как нам найти этого Шамана?
– Путь только один. – Цвигун помолчал секунды три, то ли в самом деле задумавшись, то ли держа паузу ради придания своим словам дополнительного веса. – Необходимо выполнять то, что он от нас хочет. Идти с ним на контакт. Затягивать его в переговоры. Получать от него как можно больше информации. Чем больше информации, тем больше вероятность ошибки. Где-нибудь он все равно допустит ошибку, и тогда мы его найдем.
– И что тогда? – Очки Андропова блеснули, глаза чуть прищурились. – Давайте рассмотрим и этот вариант. Вот, к примеру, мы его нашли. Дальше что?
– Будем использовать! – вмешался Цинев. – В письме сказано, что Шаман располагает гораздо более обширной информацией, которую он будет нам давать после того, как мы убедимся в ее правильности. Но всегда будет дублировать и для Генерального. Мы возьмем его и заставим работать на Комитет. Только нужно еще взять!
– Подытожим, – Андропов придвинул к себе оба листка, посмотрел. – Чем отличаются эти письма? Приписками личного характера. Одна, предназначенная для меня, понятна. Это мои стихи, и тем самым Шаман показал, что ему доступна информация с самого верха. А еще – намекнул, что многое знает обо мне лично. И сделано это для того, чтобы письмо рассмотрели быстрее, и еще – чтобы его не вскрывали те, кому не положено это делать. Письмо для Леонида Ильича со странной надписью. Генеральный не принимает никаких транквилизаторов! Но…
– Но, возможно, будет принимать! – закончил Цвигун, на которого воззрился замолчавший Андропов. – А значит, Шаман может видеть будущее! Что тоже укладывается в теорию об экстрасенсе, решившем помочь стране! Вот только одного не понимаю: если ты решил помочь, так почему не обратиться напрямую? И помогать – как все мы, работать для родины! Что это за игры?!
– Да потому что боится тебя, – усмехнулся Цинев. – Загонишь его в лабораторию и начнешь разбирать по винтикам! И не выпустишь, пока не помрет.
– Я думаю, все из-за его недоверия к нам, – медленно, веско подытожил Андропов. – Согласен с тем, что мы должны с ним играть и затягивать в переговоры. И выполнять все, что он скажет, – до поры до времени. И доказать, что с нами можно иметь дело. Вы представляете, товарищи, какое оружие может из себя представлять этот человек? Нужно сказать спасибо, что он обратился к нам, а не к американцам, что он наш, советский человек, болеющий за свою родину. Что он в этих письмах и указал. Что он там пишет? Разместить в газете «Известия» заметку о шаманах-провидцах? М-да… несерьезно, конечно, но… раз он так хочет, пусть так и будет. Плохо, что нет обратной связи. Подумайте, как сделать так, чтобы он не боялся связываться, не опасался разоблачения? И чтобы в любой момент его можно было взять – если понадобится…
