Касьян встретил ее у ворот.

– Я думал, вы пришли выпить вина со мной, – сказала Вася.

Касьян фыркнул.

– Что ж, ты здесь, – непринужденно сказал он. – И вино можно достать. Судя по твоему виду, оно тебе пригодится. – Он посмотрел на Васю своим темным взглядом. – Ну, Василий Петрович? Твоя сестра разбила миску о твою голову или заставила жениться на племяннице, чтобы восстановить ее поруганную честь?

Вася не была уверена, что Касьян шутил.

– Нет, – отрезала она. – Но она очень разозлилась. Я… спасибо вам за то, что помогли вернуть Марью в терем так, чтобы распорядитель и стражники ничего не заметили.

– Ты должен выпить, – заявил Касьян, отмахнувшись. – Да побольше. Тебе пойдет это на пользу: ты разгневан и не знаешь на кого.

Вася лишь оскалилась в ответ. Неожиданно она ощутила свою вырванную свободу.

– Тогда ведите, Касьян Лютович, – сказала она. Город вокруг пронзительно кричал и кипел, словно котел на огне.

Сжатый рот Касьяна загадочно скривился. Они вышли на грязную улицу у терема Ольги и мгновенно затерялись в чреве веселящегося города. С соседних улиц раздавалась музыка, и девушки танцевали с обручами. Люди шли наверх: Вася увидела соломенную женщину на шесте, которую несли над ликующей толпой. Медведя с вышитым ошейником вели как собаку. Звенели колокола. На ледяных горках было не протолкнуться, и люди толкались в очереди, падали или летели головой вперед. Касьян остановился.

– Посол, – осторожно сказал он. – Челубей.

– Что? – удивилась Вася.

– Мне показалось, он тебя узнал, – ответил Касьян.

Улицы впереди гремели.

– Что это? – спросила Вася, проигнорировав его вопрос. Люди перед ними разбежались в стороны. В следующее мгновенье на улицу выскочила сбежавшая лошадь с дикими глазами.

Это была кобылица с рынка, которая понравилась Васе. Ее белые чулки мелькали на грязном снегу. Люди кричали и разбегались в стороны. Вася раскинула руки, чтобы остановить лошадь.

Кобылица попыталась увернуться, но Вася проворно поймала конец веревки и спросила:

– Стой, девица. Что случилось?

Кобылица шарахнулась от Касьяна и встала на дыбы, испугавшись толпы.

– Отойдите! – крикнула Вася. Толпа немного расступилась, и Вася услышала уверенный стук копыт. По улице ехал Челубей и его помощники.

Татарин удивился, увидев Васю.

– Вот мы и встретились, – сказал он.

Теперь, когда Марья была дома, Васе было нечего терять. Она выгнула бровь и спросила:

– Купили кобылицу, а она убежала?

– Хороший конь всегда с норовом, – хладнокровно ответил Челубей. – Хороший мальчишка, поймал ее для меня.

– Норов – не повод запугивать ее, – возразила Вася. – И не называйте меня мальчишкой.

Кобылица почти дрожала в ее руках и испуганно мотала головой.

– Касьян Лютович, – велел Челубей, – займитесь этим ребенком. Или я накажу его за дерзость и заберу коня. Пусть оставит кобылу себе.

– Если бы у меня была кобылица, – легкомысленно заявила Вася, – я бы катался на ней до полуденного колокола. У меня она бы не убежала в страхе на улицы Москвы.

Она с гневом заметила, что разбойник изумился.

– Большие слова для ребенка. Дай-ка ее мне.

Вася не сдвинулась. Она думала о том, как будет голодать Катя из-за сборов Дмитрия на новую войну. Злость на Челубея будоражила кровь и грела безрассудство.

– Ставлю своего коня на то, что эта кобылица понесет меня до того, как пробьет три часа.

– Вася… – начал Касьян, но Вася не взглянула на него.

Челубей расхохотался.

– Понесет тебя? – Он окинул взглядом испуганную кобылицу. – Как пожелаешь. Удиви нас. Но если проиграешь, я заберу твоего коня.

Вася собралась с духом и заявила:

– Если я выиграю, я заберу кобылицу.

Касьян в тревоге схватил ее за руку.

– Это глупый спор.

– Если мальчик хочет лишиться своего добра из-за бахвальства, это его дело, – сказал Челубей. – Теперь ступай, мальчик. Объезди кобылицу.

Вася молча осмотрела испуганную лошадь. Кобылица дрожала на конце веревки и постоянно дергалась в ее руках. Никогда еще лошадь не выглядела такой неприступной.

– Мне нужен загон с приличным забором, – наконец, сказала Вася.

– Ты сделаешь это здесь, на людях, – возразил Челубей. – Стоило обдумать условия, прежде чем вызывать людей на спор.

Улыбка исчезла с его лица. Он говорил уверенно и серьезно.

– Рыночная площадь, – сказала Вася, подумав. – Там больше места.

– Как пожелаешь, – снисходительно ответил Челубей.

– Если твой брат узнает об этом, Василий Петрович, я тебе не защитник, – пробормотал Касьян.

Вася не ответила.

Их спуск к площади стал процессией, молва пролетела по улицам вперед них: «Василий Петрович поспорил с татарским послом Челубеем. Приходите на площадь».

Но Вася не слышала. Она слышала лишь дыхание кобылицы. Она вела ее, пока лошадь билась на веревке, и разговаривала с ней. В основном, это были глупости: похвала, нежные слова, все, что шло на ум. И она слушала лошадь. «Прочь, – вот о чем думала кобылица, вот что она выражала своей головой, ушами и дрожащими ногами. – Прочь, я должна убежать. Я хочу других людей, хорошую траву и тишину. Прочь. Бежать».

Вася слушала лошадь и надеялась, что не сотворила что-то невероятно глупое.

Хотя Челубей и был язычником, русские люди любили зрелища, а Челубей быстро доказал, что может это устроить. Если кто-то в толпе выкрикивал похвалу, он изящно кланялся, взмахивая рукой с грубыми камнями на пальцах. Если кто-то насмехался над ним, прячась в толпе, он отвечал ревом, и зрители смеялись.

Они вышли на главную площадь, и люди Челубея тут же начали освобождать пространство. Торговцы ругались, но все же разошлись. Коренастые кони татар сдерживали толпу, обмахивая себя хвостами.

Челубей огласил условия спора на ужасном русском. С явным пренебрежением к присутствующим священникам зеваки делали ставки, а дети взбирались на прилавки, чтобы все видеть. Вася стояла с испуганной кобылицей в кругу людей.

Касьян стоял в первом ряду. Он выглядел не то недовольным, не то заинтересованным. Его взгляд был отсутствующим, словно он погрузился в глубокие размышления. Толпа росла, шум нарастал, но Вася видела только кобылицу.

«Иди ко мне, девица, – сказала она на языке лошади. – Я не причиню тебе вреда».

Кобылица напряглась и не ответила.

Вася вздохнула и, несмотря на риск, на глазах толпы шагнула вперед и сняла узду с головы лошади.

Толпа ахнула.

Кобылица замерла, столь же изумленная, как и зрители.

– Так иди! Беги! – прошипела Вася.

Кобылица не нуждалась в подсказке. Она бросилась к лошади одного из татар, развернулась, побежала к другой, третьей. Если она пыталась встать, Вася подгоняла ее. Но чтобы объездить лошадь, для начала нужно заставить ее слушаться. А в тот миг кобылица могла понять лишь один приказ – бежать.

«Убирайся» – у этого приказа был другой смысл. Когда жеребенок не слушался, Мышь, любимая кобылица Васи в Лесном Краю, на время выгоняла его из табуна. Однажды она даже сделала это с Васей, из-за чего девочка очень расстроилась. Это было худшее наказание для молодого коня, ведь табун был жизнью.

Теперь Вася вела себя с кобылицей так же – как мудрая старая кобылица. И кобылка задумалась – Вася видела вопрос в ее глазах: понимает ли ее это двуногое создание? Возможно, она больше не была одна?

Толпа притихла.

Вася резко остановилась, и в то же мгновенье остановилась кобылица.

Толпа вздохнула. Кобылица смотрела на Васю. «Кто ты? – спросила она. – Я не хочу быть одна. Я боюсь. Я не хочу быть одна».

– Тогда подойди, – сказала Вася поворотом тела. – Подойди ко мне, и ты никогда не будешь одна».

Кобылица облизнула губы и навострила уши. Под тихие удивленные возгласы кобылица сделала шаг, второй, третий и вскоре положила голову на плечо девушки.

Вася улыбнулась.

Она не слышала крики со всех сторон: она чесала бока и холку кобылицы, как делали лошади друг другу.

«Ты пахнешь, как лошадь», – сказала кобылица, неуверенно обнюхав ее.

– К сожалению, – ответила Вася.

Девушка медленно пошла. Кобылица следовала за Васей, не поднимая головы с ее плеча. Сюда. Туда. Разворот.

Стоп.

Кобылица остановилась вместе с Васей.

В другой ситуации Вася бы оставила лошадь, позволила ей уйти, успокоиться и помнить, что бояться не нужно. Но ведь была сделка. Сколько времени у нее оставалось?

Люди изумленно перешептывались. Вася заметила непроницаемый взгляд Касьяна.

«Я заберусь тебе на спину, – сказала она лошади. – На минутку».

Кобылица сомневалась. Вася ждала.

Кобылица облизнула губы и понуро опустила голову. Доверие было, но очень хрупкое.

Вася облокотилась на лошадь, давая ей ощутить вес. Кобылица дрожала, но стояла на месте.

Мысленно молясь, Вася прыгнула как можно легче, перекинула ногу и оказалась на спине кобылицы.

Кобылица привстала на дыбы, но затем успокоилась. Она дрожала, повернула с мольбой уши к Васе. Одно неверное движение – один неверный вдох – и кобылица понесется вперед. Вся работа девушки будет напрасной.

Вася не шевелилась. Она гладила лошадь по шее. Шептала ей. Когда лошадь расслабилась – совсем чуть-чуть, она легонько подтолкнула ее пятками, что означало «иди».

Кобылица тронулась с места, все еще напряженная, с опущенными ушами. Она сделала несколько шагов и остановилась, скованная, как жеребенок.

Достаточно. Вася спрыгнула на землю.

В воздухе повисла абсолютная тишина.

А потом возникла стена шума.

– Василий Петрович! – кричали люди. – Василий Храбрый!

У обессиленной Васи кружилась голова. Она поклонилась толпе и заметила лицо Челубея – раздраженное, но с удивленной улыбкой.

– Я заберу ее, – заявила Вася. – В конце концов, лошадь должна носить своего всадника.

Челубей немного помолчал, но затем удивил ее смехом.

– Я не знал, что меня превзойдет мальчишка с трюками, – сообщил он. – Поздравляю, волшебник. – Он поклонился Васе, не спускаясь со своего коня.

Вася не поклонилась в ответ.

– Малым умам любое мастерство будет казаться волшебством, – сказала она, выпрямившись.

Люди вокруг засмеялись. Улыбка татарина не дрогнула, но он уже не смеялся.

– Тогда сразись со мной, мальчик, – тихо проговорил он. – Я получу свое.

– Не сегодня, – твердо заявил Касьян. Он подошел к Васе.

– Что ж, – сказал Челубей с обманчивой мягкостью. Он кивнул одному из своих людей. В его руках мелькнул дорогой расшитый недоуздок. – Поздравляю. Она твоя. Да будет твоя жизнь долгой.

Его глаза сулили обратное.

– Мне не нужен недоуздок, – гордо и беспечно заявила Вася. Она отвернулась и пошла вперед: кобылица по-прежнему следовала за ней, не поднимая головы с плеча.

– Умеешь же ты наживать беды, Василий Петрович, – тихо сказал Касьян, догнав ее. – Ты нажил себе врага. Но… ты и ездить умеешь. Выступление было мастерским. Как ты назовешь кобылицу?

– Зима, – сказала Вася, не раздумывая. Зима. Это имя подходило ее изяществу, белым отметинам. Она погладила кобылицу по шее.

– Значит, ты хочешь разводить лошадей?

Кобылица дышала Васе в ухо, и ее ноздри раздувались, как кузнечные мехи. Девушка изумленно взглянула на белоснежную морду. Коневодом? Что ж, теперь у нее была лошадь, которая могла бы родить жеребят. У нее был кафтан, расшитый золотыми нитями: подарок князя. В ножнах лежал бледный кинжал: подарок ледяного демона. Между грудей висел холодный сапфир на цепочке: подарок отца. Много подарков – и дорогих.

У нее было имя. «Василий Петрович», – ревела толпа. Василий Храбрый. Вася гордилась собой, словно это было ее имя.

Вася почувствовала, что в тот миг была кем угодно, но не самой собой: Василисой, дочерью Петра, рожденной в далеком лесу. «Кто же я?» – подумала Вася. Внезапно у нее закружилась голова.

– Пойдем, – сказал Касьян. – До ночи узнает вся Москва. Теперь люди будут звать тебя Василием, укротителем лошадей. У тебя будет больше имен, чем у твоего брата. Отведи кобылу в загон к Соловью, пусть он ее утешит. Теперь ты точно должен выпить.

Вася не придумала ничего лучше, чем последовать за ним. Она держала руку на шее кобылицы, пока они шли по шумному городу.

Соловей, оказавшись с настоящей кобылицей, был скорее неуверен, чем доволен. Кобылица, увидев гнедого жеребца, чувствовала себя не лучше. Они смотрели друг на друга, прижав уши. Соловей успокаивающе заурчал, но в ответ получил лишь ржание и вздернутые копыта. Вскоре две лошади разошлись по разным углам загона и хмуро смотрели друг на друга.

Малообещающее начало. Вася наблюдала за ними, прислонившись к ограде загона. Часть ее мечтала о жеребенке с кровью Соловья, табуне своих коней, хозяйстве.

Но другая ее часть, более чувствительная, настойчиво шептала, что это было невозможно.

– Выпьем, Василий Петрович, – сказал Касьян, тоже прислонившись к ограде. Он протянул ей бурдюк с густым темным пивом, который он купил по пути. Вася жадно отхлебнула и отставила бурдюк, резко выдохнув.

– Ты так и не ответил, – продолжил Касьян, забрав бурдюк. – Откуда Челубей тебя знает?

– Вы мне не поверите, – покачала головой Вася. – Мой брат не поверил.

Касьян вздохнул.

– Я думаю, стоит попробовать, Василий Петрович, – язвительно сказал он, отхлебнув пиво.

Это был почти вызов. Вася посмотрела ему в глаза и все рассказала.

– Кто еще об этом знает? – резко спросил Касьян, когда она замолчала. – Кому ты рассказал?

– Кроме брата? Никому, – с горечью ответила Вася. – Вы верите мне?

Секунда молчания. Касьян отвернулся от нее. Он невидящим взглядом смотрел на спирали дыма сотен очагов на чистом небе.

– Да, – кивнул он. – Да, я тебе верю.

– Что мне делать? – спросила Вася. – Что это значит?

– Что они – народ воров и сыновья воров, – ответил Касьян. – Что еще это может означать?

Вася не думала, что простые воры могли построить великолепный дворец посла. Не думала она и что грабитель мог вести себя так изящно, как Челубей. Но спорить не стала.

– Я хотел рассказать великому князю, – сказала она. – Но брат запретил мне это делать.

Касьян задумчиво дотронулся до зубов указательным пальцем.

– В первую очередь нужны доказательства твоих слов, прежде чем мы пойдем к Дмитрию Ивановичу. Я пошлю человека в сожженные деревни. Мы найдем священника или крестьянина, который видел разбойников. Нам нужны свидетели.

Вася почувствовала благодарность за то, что этот мужчина поверил ей и знал, что делать. Над ними прозвенели колокола. Две лошади искали сухую траву под снегом, решительно игнорируя друг друга.

– Тогда я буду ждать, – ответила Вася. Она снова обрела уверенность. – Но я не могу ждать слишком долго. Я должен попытать удачи с Дмитрием Ивановичем, со свидетелями или без.

– Разумеется, – согласился Касьян. Он похлопал Васю по плечу. – Теперь иди мыться, Василий Петрович. Мы должны сходить в церковь, а потом будет праздник.