16
Марья-разбойница
Комната Васи в мужской части терема была маленькой, но теплой. В ней было куда чище, чем в тереме Дмитрия. В печи грелось вино, рядом лежали пирожки, слегка обглоданные отважной мышью.
Саша довел ее до порога комнаты, благословил и ушел.
Вася рухнула на кровать. Звуки праздничной Москвы доносились из узкого окна. Она провела в пути долгие недели, вступила в бой и перенесла болезнь. Она очень устала. Вася закрыла дверь, скинула плащ и сапоги, без аппетита поела и забралась под гору меховых покрывал.
Хотя одеяла были тяжелыми, а печь согревала комнату ровным теплом, Вася дрожала и не могла заснуть. Она снова и снова вспоминала свой обман, слышала глубокий голос отца Константина, которым он рассказал ее брату и сестре почти всю правду. Она снова слышала крики предводителя разбойников и видела его меч в лунном свете. Шум и сияние Москвы ошеломили ее: она не знала, что было реальным.
Наконец, Вася заснула. Но после полуночи она резко проснулась в тишине. В воздухе пахло мокрой шерстью и ладаном, и Вася растерянно уставилась в потолок, тоскуя по свежему зимнему ветру.
Затем у нее перехватило дыхание. Она услышала рыдания.
Звук постепенно приближался. Всхлипывания, словно иголки, пронзали терем князя Серпуховского.
Нахмурившись, Вася вскочила. Она не слышала шагов – лишь вздохи и плач.
Все ближе.
Кто мог плакать? Вася не слышала шагов и шороха одежды. Она поняла, что плакала женщина. Какая женщина могла прийти сюда, в мужскую часть дома?
Еще ближе.
Рыданья стихли у ее двери.
Вася едва дышала. Так мертвецы приходили к ней в Лесном Краю, плакали и умоляли впустить их погреться. «Глупости, здесь нет мертвецов. Медведь связан».
Вася набралась смелости, вытащила свой ледяной кинжал, пересекла комнату и резко открыла дверь.
Из дверного проема на нее смотрело лицо: бледное любопытное лицо с оскалом.
«Ты, – злобно сказало существо. – Убирайся отсюда, уходи…»
Вася хлопнула дверью и бросилась в кровать с колотящимся сердцем. Гордость – или желание молчать – подавила крик, хотя от страха она едва переводила дух.
Она не закрыла дверь на засов, и теперь та медленно открылась.
Нет… там ничего не было. Лишь тени, проделки лунного света. «Что это было? Призрак? Сон? Господи, спаси и помилуй».
Вася долго смотрела на дверь, но так никого и не увидела. Было тихо. Наконец, она собралась с духом, пересекла комнату и закрыла дверь.
Она еще долго не могла заснуть.
* * *
Василиса Петровна проснулась в первый день Масленицы замерзшей и голодной, расстроенной и мятежной. На нее смотрели огромные темные глаза.
Она моргнула и подобрала под себя ноги, настороженная, как волк.
– Здравствуй, – лукаво сказала хозяйка глаз. – Тетя. Я – Марья Владимировна.
Вася уставилась на ребенка и попыталась изобразить оскорбленное достоинство старшего брата. Ее волосы все еще были скрыты под капюшоном.
– Это неприлично, – чопорно сказала она. – Я твой дядя Василий.
– Нет, не дядя, – возразила Марья. Она слезла с кровати и скрестила руки. На ее маленьких сапожках были вышиты багряные лисы, с темных волос спадала шелковая лента с серебряными кольцами. Ее лицо было белым, словно молоко, а глаза напоминали норы в снегу.
– Я следила за Варварой вчера. Я слышала, как матушка рассказала все дяде Саше. – Марья положила палец в рот и оглядела Васю с ног до головы. – Ты моя уродливая тетя Василиса, – добавила она, пытаясь изобразить безразличие. – Я красивее тебя.
Марью можно было назвать по-детски красивой, не будь она такой бледной и осунувшейся.
– Так и есть, – согласилась Вася, разрываясь между удивлением и испугом. – Но не такая красивая, как Елена Прекрасная, которую украл Серый волк. Да, я твоя тетя Василиса, но это большой секрет. Ты умеешь хранить секреты, Маша?
Марья вскинула подбородок и села на скамью у печи, расправив юбки.
– Да, умею, – сказала она. – Я тоже хочу быть мальчиком.
Вася решила, что утро – не лучшее время для таких разговоров.
– Что же скажет твоя матушка, если потеряет свою дочурку, Маша? – отчаянно спросила она.
– Она не расстроится, – заявила Марья. – Она хочет сыновей. – Девочка добавила с напускной храбростью: – А еще я хочу сбежать из терема.
– Возможно, твоя мать хочет сыновей, – сдалась Вася. – Но она хочет и тебя. Зачем тебе сбегать из терема?
Марья вздрогнула. Беспечная храбрость покинула ее.
– Ты мне не поверишь.
– Думаю, что поверю.
Марья потупила взгляд.
– Меня хочет съесть призрак, – прошептала она.
– Призрак? – Вася вскинула брови.
– Няня говорит, что я не должна говорить об этом и пугать матушку, – кивнула она. – Я стараюсь. Но мне страшно. – На последнем слове ее голос утих. – Призрак всегда ждет, пока я засну. Я знаю, что он хочет съесть меня. Поэтому я хочу сбежать из терема, – заключила Марья с былой решимостью. – Возьми меня с собой мальчиком, или я расскажу всем, что ты девочка, – пригрозила она, но отпрянула, когда Вася поднялась с постели.
Вася опустилась на колени перед ней.
– Я верю тебе, – мягко сказала она. – Я тоже видела этого призрака. Прошлой ночью.
Марья уставилась на нее.
– Ты испугалась? – медленно спросила она.
– Да, – призналась Вася. – Но мне кажется, призрак тоже боялся.
– Я ненавижу его! – закричала Марья. – Ненавижу призрака. Он мучает меня.
– Возможно, в следующий раз мы должны спросить, чего он хочет, – задумчиво сказала Вася.
– Он не слушает, – вздохнула Марья. – Я говорю ему уходить, а он не слушает.
Вася внимательно посмотрела на свою племянницу.
– Маша, ты видишь то, чего твоя семья не видит?
Маша настороженно посмотрела на нее.
– Нет, – сказала она.
Вася ждала.
Ребенок опустил взгляд.
– В бане есть человечек, – сказала она. – И в печи. Они пугают меня. Матушка сказала мне не выдумывать, а то ни один князь не женится на мне. Она… она очень разозлилась.
Вася хорошо помнила свою беспомощную растерянность, когда она рассказала всем о том, что видит несуществующий мир.
– Человечек в бане настоящий, Маша, – резко сказала Вася. Она взяла девочку за плечи. – Не бойся его. Он защищает твою семью. У него много родственников: один охраняет двор, другой конюшню, третий очаг. Они отгоняют зло. Они такие же настоящие, как и ты. Ты не должна сомневаться в себе и бояться того, что видишь.
– Ты тоже их видишь, тетя? – нахмурилась Марья.
– Да, – кивнула Вася. – Я тебе покажу их. – Она помолчала и добавила: – Если пообещаешь никому не рассказывать, что я девочка.
Девочка просияла. Она на мгновенье задумалась. А потом, как настоящая княгиня, важно ответила:
– Клянусь.
– Очень хорошо, – кивнула Вася. – Дай мне только одеться.
* * *
Солнце еще не поднялось: мир был туманным, плоским и серым. Сладкая предвкушающая тишина лежала над Москвой. Лишь спирали дыма танцевали в небе, окутывая город любовью. Дворы и лестницы терема Ольги были тихими. Кухни и пекарни, пивоварни и коптильни подрагивали в дымке.
Вася безошибочно определила хлебную палату. В воздухе чудесно пахло завтраком.
Она подумала о хлебе с сыром и сглотнула слюну. Она едва поспевала за Марьей, которая бежала по крытому проходу прямиком в баню.
Вася успела поймать девочку за край ее плаща до того, как она открыла дверь.
– Проверь, нет ли там кого, – раздраженно сказала Вася. – Разве тебе никто не говорил, что нужно думать, а потом делать?
Марья извивалась в ее руках.
– Нет, – призналась она. – Мне только говорят не делать. Но потом я хочу и все равно делаю. Иногда няня багровеет от злости – это лучше всего. – Девочка пожала плечами и поникла. – Но иногда матушка говорит, что боится за меня. Мне это не нравится.
Марья изогнулась и вырвалась из рук своей тети. Она показала на трубу.
– Дыма нет, значит, там пусто.
Вася взяла девочку за руку, подняла засов, и они оказались в прохладной тьме. Марья спряталась за спиной Васи и вцепилась в ее плащ.
Когда Вася принимала баню несколько дней назад, у нее не было времени рассмотреть ее. Теперь она одобрительно разглядывала вышитые подушки, блестящие дубовые скамьи. Баня в Лесном Краю было сугубо практичной. Затем Вася сказала в полумрак:
– Банник. Хозяин. Дедушка. Вы поговорите с нами?
Тишина. Марья все еще держалась за Васин плащ. От их дыхания на холоде шел пар.
Как вдруг…
– Там, – сказала Вася.
Она нахмурилась.
Она показала на облако пара. Но если слегка повернуть голову, можно было увидеть старика, который сидел на подушке, скрестив ноги и наклонив голову. Он был даже меньше Марьи, с прозрачными ниточками волос и странными, отстраненными глазами.
– Это он! – взвизгнула Марья.
Вася ничего не сказала. Этот банник был даже прозрачнее того существа в Чудове, гораздо прозрачнее рыдающего домового в деревне Кати. Чуть больше, чем просто пар и свет от тлеющих углей. Кровь Васи придавала сил чертям в Лесном Краю, когда Константин запугал людей и заставил их отвернуться от них. Но это угасание было не таким жестоким, и остановить его было сложнее.
«Все закончится, – подумала Вася. – Однажды. Исчезнет мир чудес, в котором пар в бане может быть существом, говорящим пророчества. Однажды останутся лишь колокола и службы. Черти превратятся в туман, воспоминания и шорох в летнем ячмене».
Она снова подумала о Морозко, повелителе зимы, который менял лед по своему желанию. Нет. Он не мог исчезнуть.
Вася отогнала мысли, зачерпнула воды из ведра и плеснула на пол. Она достала корку хлеба и положила ее вместе с березовой веткой перед живым облаком пара.
Банник стал чуть четче.
Марья ахнула.
Вася дотронулась до плеча девочки и убрала ее ладошки с плаща.
– Он тебя не обидит, – сказала она. – Ты должна уважать его. Это банник. Зови его дедушкой, ведь он стар, или хозяином, ведь это его звание. Ты должна приносить ему березовые ветки, горячую воду и хлеб. Иногда он предсказывает будущее.
Марья сжала свои розовые губы, похожие на бутон розы, и как можно торжественнее поклонилась, слегка покачнувшись.
– Дедушка, – прошептала она.
Банник не ответил.
Маша опасливо шагнула вперед и протянула немного смятый кусок пирожка.
Банник медленно улыбнулся. Марья задрожала, но не сдвинулась. Банник взял пирожок прозрачными руками.
– Так ты меня видишь, – прошептал он, и голос его был похож на шипение воды на раскаленных углях. – Давно этого не было.
– Я вижу вас, – сказала Марья. Она подошла ближе, позабыв о своем страхе, как могут только дети. – Конечно, я вас вижу. Почему вы никогда не говорили раньше? Матушка говорит, что вас не существует. Я так боялась. Вы предскажете будущее? За кого я выйду замуж?
«За своевольного князя, как только у тебя пойдет кровь», – угрюмо подумала Вася.
– Довольно, Маша, – громко сказала она. – Пойдем. Тебе не нужны пророчества. Тебе еще рано замуж.
Черт хитро улыбнулся ей.
– Почему не нужны? – спросил он. – Ты уже получила свое пророчество, Василиса Петровна.
Вася молчала. Банник в Лесном Краю сказал ей, что она сорвет подснежники посреди зимы, умрет по собственному выбору и будет плакать по соловью. – Я была взрослой, когда узнала его, – наконец, сказала она. – Маша пока ребенок.
Банник улыбнулся, оскалив свои туманные зубы.
– Вот твое пророчество, Марья Владимировна, – сказал он. – Теперь я всего лишь пар, потому что люди поверили в колокола и нарисованные иконы. Но кое-что я знаю: ты вырастешь вдали и полюбишь птицу больше, чем свою мать, когда сменится время года.
Вася замерла. Марья покраснела.
– Птицу? – прошептала она. – Никогда! Вы ошибаетесь! – Она сжала кулаки. – Заберите это пророчество себе.
Банник пожал плечами, по-прежнему хитро улыбаясь.
– Заберите его себе! – верещала Марья. – Заберите…
Но банник уже перевел взгляд на Васю, и что-то жесткое сверкнуло в его горящих глазах.
– До конца Масленицы, – сказал он. – Мы все будем следить.
– Я не понимаю вас, – растерялась Вася. Она рассердилась из-за Марьи.
Но в углу уже было пусто. Банник исчез.
– Он мне не нравится, – испуганно сказала Марья. – Он сказал правду?
– Это пророчество, – медленно сказала Вася. – Оно может исполниться, но не так, как ты думаешь. – Вася заметила дрожащие губы девочки и потерянные темные глаза, поэтому тут же добавила: – Еще рано. Можем, прокатимся на коне?
– Да, – просияла Маша. – О, да, прошу. Пойдем.
Неуловимое головокружение дало Васе понять, что Марье не позволено скакать по улицам. Вася переживала, не ошиблась ли она. Но она помнила, как ребенком любила кататься с братом, подставляя лицо ветру.
– Пойдем, – решила Вася. – Не отходи от меня.
Они вышли из бани. Утро посветлело от дымчатого до светло-серого, и плотные голубые тени уже отступали.
Вася старалась идти уверенно, как мальчик, хотя это было не просто: Маша крепко держала ее за руку. Несмотря на свою пылкость, Марья покидала терем отца, лишь чтобы пойти в церковь – в окружении женщин ее матери. Даже выйти во двор без сопровождения было бунтом.
Соловей стоял в загоне с горящими глазами и принюхивался к утреннему воздуху. Васе на мгновенье показалось, что длинноногое существо с лохматой бородой расчесывало жеребцу гриву. Но колокола монастыря прозвонили утреню. Вася моргнула, и существо исчезло.
– Ого, – воскликнула Марья, резко остановившись. – Это твой конь? Он такой большой.
– Да, – сказала Вася. – Соловей, это моя племянница. Она хочет покататься на тебе.
– Я уже не очень хочу, – испуганно пролепетала Марья.
Соловей любил детей – а может, его удивляли существа, которые были гораздо меньше него. Он подошел к забору и дохнул теплом в лицо девочки. Затем он опустил голову и облизал пальцы Марьи.
– Ой, – воскликнула Марья уже другим голосом. – Он такой мягкий. – Она погладила коня по носу.
Соловей довольно повел ушами, и Вася улыбнулась.
«Попроси ее не пинаться, – сказал Соловей. Он обнюхал волосы Марьи, и девочка захихикала. – И не дергать гриву».
Вася передала просьбу и посадила Марью на забор.
– Ему нужно седло, – нервно сообщила Маша, вцепившись в ограду. – Я видела, как ездят люди моего отца. У них у всех есть седла.
– Соловей их не любит, – пояснила Вася. – Поднимайся. Я не дам тебе упасть. Или ты боишься?
Марья задрала нос. Неуклюжая из-за юбок, она перекинула ногу и шлепнулась на спину жеребца.
– Нет, – возразила она. – Я не боюсь.
Но она взвизгнула и вцепилась в Соловья, когда он вздохнул и потоптался на месте. Вася улыбнулась, перелезла через забор и взобралась на коня.
– Как же мы отсюда выйдем? – поинтересовалась Марья. – Ты ведь не открыла ворота. Затем она ахнула: – Ой!
Вася рассмеялась.
– Держись за гриву, – сказала она. – Но постарайся не дергать.
Марья не ответила, но две ладошки крепко сжали гриву. Соловей тронулся с места. Марья дышала очень часто. Вася наклонилась вперед.
Девочка взвизгнула, когда конь бросился вперед: один быстрый шаг, второй, третий, и наконец, оттолкнувшись, конь перелетел забор, легкий как перышко.
Когда они приземлились, Марья рассмеялась.
– Еще! – закричала она. – Еще!
– Когда вернемся, – пообещала Вася. – Нам еще нужно посмотреть город.
Уйти оказалось удивительно просто. Вася закрыла Марью плащом, держалась теней, и стражник тут же открыл ворота. Все же его делом было выпускать людей.
За воротами терема князя Серпуховского уже пробуждался город. Звуки и запахи жареных блинов проникали в утреннюю тишину. В фиолетовых оттенках рассвета на ледяной горке катались мальчишки, прежде чем придут ребята постарше и прогонят их.
Марья исподтишка наблюдала за ними.
– Глеб и Слава вчера катались на горке в нашем дворе, – сказала она. – Няня говорит, что я слишком взрослая для этого. Но матушка пообещала как-нибудь. – Голос ребенка был пронизан тоской. – Может, покатаемся на этой горке?
– Не думаю, что твоей матушке это понравится, – с сожалением сказала Вася.
Ободок солнца, похожий на медное кольцо, показался над стеной кремля. Оно мягко накрыло церкви лучами так, что серый свет исчез, и мир снова засиял зеленым, багряным и голубым.
Лицо Марьи тоже сияло в лучах взошедшего солнца. Теперь это было не дикое возбуждение ребенка, который носился по башне матери, а более спокойное и радостное чувство. Солнце сверкало в ее глазах, и девочка словно впитывала все, что видела.
Соловей шел, бежал мелкой рысью и скакал по сонному городу. Они спустились вниз мимо пекарен, пивоварен, трактиров и саней. Они прошли мимо печи, на которой женщина пекла блины. Вечно голодная Вася соскользнула на землю. Соловей любил блины и с надеждой пошел за ней.
Повариха, не отрывая взгляда от огня, ударила любопытного жеребца ложкой по носу. Соловей недовольно отпрянул и лишь потом вспомнил, что если встанет на дыбы, его юная наездница упадет.
– Даже не вздумай, – сказала женщина жеребцу. Она угрожающе покачала ложкой. Ее голова была ниже спины Соловья. – Готова поспорить, что ты, такой огромный зверь, съел бы целую гору, если бы мог.
Вася улыбнулась.
– Простите его, просто ваши блины так вкусно пахнут, – сказала она и купила большую жирную стопку.
Довольная повариха положила им еще несколько штук.
– Вам бы не мешало поправиться, юный господин. А ребенку много не давайте, – снисходительно сказала она и даже покормила Соловья с рук.
Соловей не обижался. Он аккуратно взял блин и обнюхивал платок поварихи до тех пор, пока повариха не рассмеялась и не оттолкнула его.
Вася взобралась на жеребца. Они с Машей ели, пачкаясь в масле, пока ехали по городу. Изредка Соловей с надеждой оглядывался, и Марья скармливала ему кусочки. Они медленно шли вперед, наблюдая, как город просыпается.
Когда перед ними выросли стены кремля, Марья выпрямилась и ахнула. Она вцепилась масляными руками в шею Соловью.
– Я видела их лишь издалека, – прошептала девочка. – Я и не знала, что они такие большие.
– Я тоже, – призналась Вася. – До вчерашнего дня. Подъедем ближе.
Соловей прошел ворота, и теперь от удивления ахнула Вася. На огромной площади за воротами кремля был рынок. Торговцы ставили свои палатки, люди громко здоровались и дули на руки. Дети бегали по рынку, треща как скворцы.
– Ого! – воскликнула Марья. Она оглядывалась по сторонам. – Посмотри, там гребни! И ткани! Костяные иглы и седла!
Но не только это. Они прошли мимо палаток с пирожками и вином, драгоценной древесиной и серебряной посудой, воском и шерстью, тафтой и консервированными лимонами. Вася купила один лимон, с наслаждением его обнюхала, откусила, ойкнула и быстро отдала Марье.
– Его не едят, а добавляют в суп, – сказала Марья, с интересом обнюхивая фрукт. – Их везли сюда год и день. Так сказал дядя Саша.
Ребенок крутил головой по сторонам, словно белка.
– Зеленая ткань! – кричала она. Или: – Смотри, гребень в виде спящего кота!
Вася, все еще жалея о покупке лимона, заметила табун коней на южной стороне площади. Она решила подойти поближе.
Кобыла заржала, увидев жеребца. Соловей довольно выгнул шею.
– Теперь ты хочешь себе гарем? – тихо спросила Вася.
Ее заметил погонщик лошадей.
– Юный господин, – сказал он, – не подводите своего жеребца так близко. Он напугает моих коней.
– Мой конь стоит спокойно, – ответила Вася, стараясь говорить высокомерно, как богатый боярин. – Ваши меня не волнуют.
Но лошади и вправду нервничали, поэтому Вася отвела Соловья в сторону, а сама стала рассматривать кобылиц. Они все были похожими, кроме той, которая заржала, увидев Соловья. Она была гнедой, с щегольскими чулками и выше остальных.
– Она мне нравится, – сказала Марья, показав на гнедую.
Васе она тоже понравилась. В голове мелькнула безумная мысль – купить кобылицу? Когда она жила в Лесном Краю, она ничего не покупала. Но теперь в ее карманах была горсть серебра, и новая уверенность жгла ее сердце.
– Я хочу посмотреть ту кобылицу, – заявила она.
Погонщик с сомнением уставился на хилого мальчишку.
Вася с достоинством села и выжидательно посмотрела на него.
– Как скажете, господин, – пробормотал погонщик. – Сейчас.
Он вывел дрожащую гнедую кобылицу и поводил ее по снегу.
– Крепкая, – сказал он. – Третий год пошел, боевая. Любого героем сделает.
Кобылица подняла сначала одну ногу, затем другую. Вася хотела подойти к ней, погладить, рассмотреть ноги и зубы. Но ей не хотелось оставлять Марью одну на глазах у всех.
– Здравствуй, – сказала Вася кобылице.
Животное поставило ногу и навострило уши. Напуганная, но не глупая. «Здравствуй?» – неуверенно сказала она и потянулась носом к Васе.
Из арки ворот кремля эхом раздался стук копыт. Кобылица дернулась и почти встала на дыбы. Погонщик с руганью увел ее в загон.
«Вася», – позвал Соловей.
Девушка обернулась. Трое мужчин ехали по площади на крепких конях. Они двигались клином. На первом была круглая шапка, выглядел он элегантно и властно. «Челубей», – подумала Вася. Предводитель разбойников, выдающий себя за посла хана.
Челубей повернул голову; его лошадь уверенно шла под всадником. Затем три всадника развернулись и направились к загону с лошадьми. Челубей выкрикивал извинения на ломаном русском, пока они расталкивали толпу. Изумленные и рассерженные люди смотрели татарам вслед.
Солнце поднялось выше. Холодные белые огни засверкали на льду реки и отразились в драгоценностях наездников.
Вася закрыла Машу плащом.
– Сиди тихо, – шепнула она. – Нам нужно уходить.
Она подтолкнула Соловья в сторону ворот кремля. Маша молчала, хотя Вася чувствовала, как бьется сердце девочки.
Им стоило поторопиться. Три наездника умело разошлись, и внезапно Соловей был окружен. Жеребец яростно встал на дыбы. Вася успокоила его, крепко держа племянницу. Всадники управляли своими конями так мастерски, что люди зашептались.
Челубей ехал на своей коренастой кобыле с холодной улыбкой. Что-то в его легкомысленной властности напомнило Васе Дмитрия. В тот момент Челубей был так не похож на разъяренного разбойника во тьме, что она решила, что ошиблась.
– Спешишь? – спросил Челубей у Васи, изящно склонив голову. Его взгляд скользнул по Марье, наполовину скрытой и дрожащей под плащом Васи. Он изумился. – Не хочу тебя задерживать. Но мне кажется, я уже видел твоего коня.
– Я – Василий Петрович, – ответила Вася, склонив голову в ответ. – Я не знаю, где вы могли видеть моего коня. Мне нужно идти.
Соловей тронулся с места. Но люди Челубея схватились за мечи и преградили им путь.
Вася развернулась, стараясь выглядеть беспечно, хотя чувствовала, как растет ее страх.
– Пропустите меня, – велела она. Площадь замерла. Солнце поднималось быстро: вскоре на улицах города будет не протолкнуться. Машу нужно было вернуть в терем, и Васе было плевать на угрожающую улыбку татарина.
– Я уверен, – задумчиво сказал Челубей, – что уже видел этого коня. Я сразу его узнал. – Он притворился, что думает. – Ах да, – продолжил он, смахнув пылинку с рукава своего дорогого наряда. – Я вспомнил. В лесу, поздней ночью. Интересно, что тот жеребец был на свободе. Точь-в-точь как твой.
Большие темные глаза смотрели на Васю, и она поняла, что не ошиблась.
– Вы сказали, что было темно, – наконец, сказала Вася. – Сложно узнать коня, которого видел лишь раз в темноте. Должно быть, вы увидели чужого жеребца. Этот – мой.
– Я знаю, что видел, – возразил Челубей. Он жестко смотрел на нее. – Как и ты, мальчик.
Его люди подвели коней ближе. «Он знает, что я знаю, – подумала Вася. – Это предупреждение».
Соловей был крупнее и быстрее их коней: он смог бы прорваться. Но мужчины были вооружены луками, и к тому же с ней была Маша…
– Я куплю твоего коня, – заявил Челубей.
От удивления она ответила бездумно:
– Зачем? Он вас не понесет. Только я могу скакать на нем.
Татарин слабо улыбнулся.
– О, он меня понесет. В конце концов.
Марья негодующе буркнула из плаща.
– Нет, – ответила Вася так, чтобы люди на площади могли услышать ее. Гнев вел лишь к одному ответу. – Нет, я не продам его. Ни за что.
Ее ответ волной прокатился по торговым палаткам, и Вася увидела, как изменились лица торговцев: кто-то удивился, кто-то одобрительно закивал.
Татарин усмехнулся – и Вася с ужасом поняла, что он добивался такой реакции. Она только что дала ему идеальный повод занести над ней меч и позже извиниться перед Дмитрием. Но не успел Челубей сделал шаг, со стороны реки раздался громкий голос.
– Матерь Божья, – сказал он. – Неужели нельзя покататься по Москве без толп? Разойдитесь…
Улыбка Челубея угасла. Вася покраснела.
Касьян, одетый в зеленое, величаво шел сквозь толпу на своем огромном жеребце. Он оглядел Васю и татар.
– Захотели подразнить детей, господин Челубей? – поинтересовался он.
Челубей пожал плечами.
– Что еще делать в этой грязной дыре…Касьян Лютович, верно?
Что-то в легкости его ответа встревожило Васю. Касьян подъехал к Васе и холодно сказал:
– Мальчик идет со мной. Его ждет двоюродный брат.
Челубей оглянулся. Толпа притихла, но явно была на стороне Касьяна.
– Не сомневаюсь, – ответил он, поклонившись. – Когда захочешь продать его, мальчик, я буду ждать тебя с мешком золота.
Вася покачала головой, глядя ему в глаза.
– Лучше тебе согласиться, – тихо добавил татарин. – Тогда я забуду о нашем долге. – Он все еще улыбался, но в его глазах горела угроза.
– Пойдем, – нетерпеливо сказал Касьян. Его конь обошел других всадников и направился к воротам кремля.
Вася не знала, что на нее нашло. Сердито и ловко, с утренним солнцем, слепящим глаза, она погнала Соловья прямиком на коня ближайшего всадника. Один шаг, и мужчина понял, что она собиралась сделать. Он спрыгнул с проклятьями на землю, и через мгновенье Соловей пролетел над спиной его коня. Вася крепко сжимала Марью. Соловей приземлился, словно птица, и подбежал к Касьяну.
Вася обернулась. Мужчина уже поднялся, весь в грязном снегу. Челубей смеялся над ним с толпой.
Касьян ничего не сказал. Он молчал до тех пор, пока они не скрылись на грязной петляющей улице. Его первые слова предназначались вовсе не Васе.
– Марья Владимировна, полагаю? – сказал он ребенку, не глядя на нее. – Рад знакомству.
Марья изумленно посмотрела на него.
– Мне нельзя разговаривать с мужчинами, – заявила она. – Так говорит матушка. – Она поежилась, но затем храбро подавила страх. – Ох, матушка так рассердится на меня.
– На вас обоих, – сказал Касьян. – Дурак ты, Василий Петрович. Челубей пронзил бы тебя мечом и после извинился бы перед великим князем. Зачем ты взял с собой дочь князя Серпуховского?
– Я не уберег ее, – ответила Вася.
Касьян фыркнул.
– Ты бы и себя не спас, если бы посол взялся за меч, что уж говорить о ребенке. К тому же ее видели. Это тоже плохо: просто спроси у ее матери. Нет, прости меня. Я уверен, ее мать и так тебе все выскажет. И еще… Ты насмехался над Челубеем. Он не забудет этого, хотя и улыбался. При дворе Сарая все улыбаются – пока не вонзят зубы в твое горло.
Вася почти не слушала его: она думала о радости и голоде на лице Марьи, увидевшей большой мир за пределами женской части терема.
– Ну и что, что Машу видели? – с жаром спросила она. – Мы просто покатались.
– Я хотела пойти с ним, – неожиданно вмешалась Марья. – Я хотела посмотреть.
– Любопытство – плохое качество для девочки, – поучительно сказал Касьян. Он едко усмехнулся. – Спроси у Бабы-яги: много будешь знать – рано состаришься.
Они уже почти подъехали к терему князя Серпуховского.
– Что ж, – вздохнул Касьян. – Сегодня ведь праздник? Как будто мне больше нечего делать, кроме как защищать целомудренных девиц от пересудов. – Его голос стал резким. – Спрячь ее в своем плаще, Вася. Отвези в загон для лошадей и жди.
Касьян поскакал вперед, подзывая распорядителя. Его кольца сверкали на солнце.
– А вот и я, Касьян Лютович. Пришел выпить вина с юным Василием Петровичем, – крикнул он.
Ворота уже были открыты в честь праздничного утра. Стражник поприветствовал его. Касьян въехал во двор, за ним следовала Вася, и к ним поспешил распорядитель.
– Возьми моего коня, – важно приказал Касьян. Он спрыгнул на землю и протянул поводья распорядителю. – Василий Петрович сам отведет своего зверя. Увидимся позже, мальчик.
С этими словами Касьян скрылся в тереме, оставив недовольного распорядителя с жеребцом. Он почти не смотрел на Васю.
Вася отвела Соловья в загон. Она не понимала, что сделал Касьян, но когда они перепрыгнули забор, чему Марья очень обрадовалась, Вася увидела Варвару. Женщина бежала к ним с таким выражением белой молчаливой ярости, что обе девочки вздрогнули. Вася поспешно спрыгнула на землю вместе с Машей.
– Пойдемте, Марья Владимировна, – сказала Варвара. – Вас ждут в тереме.
Марья выглядела напуганной, но уверенно сказала Васе:
– Я такая же храбрая, как ты. Я не хочу в терем.
– Ты храбрее меня, Маша, – ответила Вася. – В этот раз тебе нужно идти. Когда увидишь призрака в следующий раз, не забудь спросить, что ему нужно. Он не причинит тебе вреда.
Марья кивнула.
– Я рада, что мы покатались, – прошептала она. – Даже если матушка рассердится. И я рада, что мы перепрыгнули татарина.
– Я тоже, – согласилась Вася.
Варвара крепко взяла ребенка за руку и повела ее прочь.
– Моя госпожа хочет видеть вас в часовне, – бросила она через плечо. – Василий Петрович.
* * *
Вася и не думала ослушаться. Церковь была увенчана куполами, и найти ее было несложно. Вася шагнула под неодобрительным взглядом сотен икон и села на скамью.
Вскоре в церкви показалась Ольга. Тяжелая поступь выдавала ее возраст. Она перекрестилась, склонила голову перед иконостасом и подошла к сестре.
– Варвара сказала, – сказала она без предисловий, – что на рассвете ты провезла мою дочь по городу. Это правда, Вася?
– Да, – согласилась Вася, расстроенная тоном сестры. – Мы покатались с ней. Но я не…
– Пресвятая Дева, Вася! – ужаснулась Ольга. Остатки красок покинули ее лицо. – Ты не подумала о репутации моей дочери? Это не Лесной Край!
– О репутации? – переспросила Вася. – Конечно, я забочусь о ее репутации. Она ни с кем не говорила. Она была правильно одета, ее волосы были покрыты. Люди считают меня ее дядей. Почему я не могу взять ее покататься?
– Потому что это не… – Ольга вздохнула и замолчала. – Она должна оставаться в тереме. Девочки не могут покидать его. Моя дочь должна учиться спокойствию. Ты же взбудоражила ее на месяц, а в худшем случае навсегда испортила ее репутацию.
– Хочешь сказать, она должна оставаться в этих комнатах? В этой башне? – Вася невольно посмотрела на узкое зашторенное окно, массивные ряды икон. – Всегда? Но она храбрая и умная. Ты не можешь…
– Могу, – холодно ответила Ольга. – Не вмешивайся, иначе, клянусь, я расскажу все Дмитрию Ивановичу, и ты отправишься в монастырь. Довольно. Уходи. Развлекайся. День только начался, а я уже устала от тебя. – Она направилась к двери.
Ошеломленная Вася заговорила прежде, чем успела подумать. Ольга замерла, услышав ее голос.
– Ты должна оставаться здесь? Ты вообще выходишь отсюда, Оля?
Плечи ее сестры выпрямились.
– Я вполне хорошо справляюсь, – ответила она. – Я княгиня.
– Оля, – возразила Вася, подойдя ближе, – ты хочешь оставаться здесь?
Ольга развернулась, почувствовав вспышку ярости.
– Дитя, ты думаешь, для нас важно, чего мы хотим? Ты думаешь, я могу потакать твоим безумным выходкам и безрассудной наглости?
Вася молча смотрела на нее, словно онемев.
– Я не наша мачеха, – продолжила Ольга. – И я этого не потерплю. Ты не ребенок, Вася. Просто подумай, если бы ты слушалась, отец был бы жив. Помни об этом и перестань себя так вести!
Вася хотела что-то сказать, но слова не шли. Наконец, она прошептала, вспоминая события за стенами часовни:
– Я… они хотели отослать меня. Отца не было. Я боялась. Я не хотела, чтобы он…
– Довольно, – крикнула Ольга. – Довольно, Вася. Это детские оправдания, а ты уже женщина. Что сделано, то сделано. Но тебе нужно образумиться. Веди себя тихо до конца праздника, во имя любви к Господу.
Губы Васи похолодели. В детстве она представляла свою прекрасную сестру, живущую в тереме, княгиней из сказки с князем-орлом. Но детские мечты превратились в это: постаревшую женщину, властную и одинокую, дверь башни которой всегда была закрыта. Женщину, которая любой ценой сделает из своей дочери послушную девушку.
Ольга взглянула на Васю с усталым пониманием.
– Пойми, – сказала она. – Жизнь лучше и хуже сказок. Ты должна понять это, как и моя дочь. Не смотри на меня, как сокол с подрезанными крыльями. С Марьей все будет хорошо. К счастью, она слишком юна для большого скандала. Надеюсь, ее не узнали. Со временем она поймет свое место и будет жить счастливо.
– Разве? – спросила Вася.
– Да, – уверенно ответила Ольга. – Будет. Как и ты. Я люблю тебя, сестренка. Я сделаю все для тебя, клянусь. У тебя родятся дети, будут слуги, и все невзгоды останутся в прошлом.
Вася почти не слушала ее. Стены церкви давили на нее, будто долгие душные годы Ольги приняли форму и запах, который она могла вдохнуть. Она с трудом кивнула.
– Прости меня, Ольга, – прошептала она и выбежала из церкви в праздничную толпу. Даже если Ольга и кричала ей вслед, она не слышала.
