XIII. Гора и звезды

– Глуши их, – сказала Лора.

Рэнд непонимающе поглядел на нее. Они были в машинном отделении – изнуряющая жара, дрожащий от ритмичного гула двигателей воздух. Мощный обнаженный торс Рэнда блестел от пота.

– Ты в этом уверена?

У них осталось четыре с половиной тонны топлива.

– Умоляю, не спорь со мной, – сказала Лора. – Можно подумать, у нас выбор есть.

Рэнд поднес ко рту рацию.

– Значит так, господа. Мы останавливаем главные двигатели. Вейр, переключи генератор на внешнюю шину – только помпы, освещение и опреснители.

Щелчок. Голос Вейра.

– Это Лора сказала?

– Ага, сказала. Передо мной стоит.

Миновала секунда; гул начал стихать, на смену ему пришло тихое гудение. Лампы под решетчатыми колпаками у них над головами мигнули, погасли и нехотя загорелись снова.

– Ну и что? – спросил Рэнд. – Умрем посреди воды?

У Лоры не было ответа на этот вопрос.

– Извини, не следовало так говорить.

Лора махнула рукой.

– Забудь.

– Я знаю, что ты сделала все, что могла. Все сделали.

Ответить ей было нечего. Двадцать тысяч тонн стали, дрейфующие посреди океана.

– Может быть, что-то еще сработает, – предположил Рэнд.

Лора прошла по кораблю, поднимаясь на палубу, и вошла в штурманскую рубку. Утро тридцать девятого дня в море, а солнце вблизи экватора уже жарит, как печка. Ни малейшего дуновения ветра; море совершенно гладкое. Многие пассажиры расположились на палубе, в тени брезентовых навесов. На картографическом столе лежали листы толстой волокнистой бумаги с последними расчетами, сделанными Лорой. Когда они огибали мыс Горн, течения едва не остановили их, они еле двигались вперед с работающими на полной мощности двигателями, а огромные волны прокатывались по палубе одна за другой, и всех тошнило. Они медленно продвигались, день за днем, а Лора смотрела, как движутся указатели топлива в баках. Цена их продвижения была ужасающе очевидна. Они сняли с корабля все, что могли, и выкинули в море: куски переборок, двери, погрузочный кран. Все, чтобы снизить вес, чтобы выиграть столько миль, сколько получится. Они не дошли до места пять сотен миль.

В штурманскую рубку вошел Калеб. Как и Рэнд, он был без рубашки, кожа на его плечах и скулах облезала лохмотьями от солнечного ожога.

– Что происходит? Почему мы остановились?

Стоя на мостике, Лора покачала головой.

– Иисусе.

Мгновение он стоял, ошеломленный, а потом поднял взгляд.

– Как долго?

– Опреснители будут работать еще неделю.

– А потом?

– Я правда не знаю, Калеб.

У него был такой вид, будто ему очень хочется куда-то сесть. И он сел на скамью у картографического стола.

– Люди это скоро поймут, Лора. Мы не можем просто вот так заглушить двигатели, ничего им не сказав.

– Наверное, можем солгать.

– Это идея. Почему бы тебе не придумать, что?

Ее ощущение провала было оглушающим; она слишком вежливо выразилась.

– Прости, ты этого не заслужил.

Калеб протяжно вздохнул.

– Все нормально, я понял.

– Скажи всем, что у нас небольшой ремонт, беспокоиться не о чем, – сказала Лора. – Это даст нам день-два.

Калеб встал и положил руку ей на плечо.

– В этом нет твоей вины.

– А чья же?

– Я серьезно, Лора. Просто не повезло.

Он сжал ее плечо крепче, но почему-то это ее не утешило.

– Я объявлю.

Когда он ушел, она некоторое время сидела в одиночестве. Она была измотанная, грязная, разбитая. Без работающих двигателей корабль будто лишился души, стал инертным, как камень.

Прости, Майкл, подумала она. Я сделала все, что могла, но этого оказалось недостаточно.

Она уронила голову на руки.

Позже она спустилась вниз. Встретила Сару, которая как раз закрыла дверь в каюту Грира.

– Как он?

Сара коротко мотнула головой. Не очень.

– Я не знаю, как долго это еще будет продолжаться.

Она помолчала. И заговорила снова:

– Калеб сказал мне про двигатели.

Лора безразлично кивнула.

– Что ж, дай мне знать, если я чем-то могу помочь. Может, просто не судьба.

– Ты не первая это говоришь.

Лора ничего не ответила, и Сара вздохнула.

– Посмотри, может, у тебя получится его покормить. Я оставила поднос у его койки.

Поглядев вслед идущей по коридору Саре, Лора тихо повернула ручку двери и вошла внутрь. Пахло немытым телом, потом, мочой, кислым дыханием и чем-то еще, вроде гниющих фруктов. Грир лежал на койке лицом вверх, натянув простыню до подбородка и вытянув руки по бокам. Поначалу Лоре показалось, что он дремлет – теперь он спал большую часть времени – но услышав звук открывающейся двери, он повернул к ней голову.

– Я все думал, когда же тебя увижу.

Лора придвинула к краю койки табурет. Грир превратился в тень от тени, мешок с костями. Его плоть, болезненно желтого цвета, выглядела влажной и полупрозрачной, будто внутренние слои луковицы.

– Полагаю, ты заметил.

– Сложно было не заметить.

– Не пытайся меня подбодрить, о’кей? Это уже куча народа пыталась, и мне уже немного надоело. Ладно. Слышала, ты не ешь?

– Едва ли стоит беспокоиться.

– Чушь. Давай покормлю тебя с ложечки.

Он был слишком слаб, чтобы самостоятельно подняться с матраса; Лора усадила его и подсунула подушку между его спиной и переборкой.

– Нормально?

Он еле заметно улыбнулся, ободряюще.

– Лучше некуда.

На подносе стояли чашка воды и миска с овсянкой, а еще ложка и салфетка. Повязав Гриру под горло салфетку, Лора начала кормить его с ложечки овсянкой. Он медленно шевелил губами и языком, так, будто эти простейшие действия требовали от него немыслимой сосредоточенности. Но все-таки смог съесть достаточное количество, прежде чем махнул рукой. Вытерев ему подбородок, Лора поднесла к его губам чашку с водой. Он отпил, совсем немного; у Лоры было чувство, что он сделал это лишь ради того, чтобы не обижать ее. Пока она его кормила, она заметила в изножье койки таз, испачканный кровью.

– Теперь довольна? – спросил он, когда она убрала чашку.

Она едва не рассмеялась.

– Что за вопрос.

– Майкл не зря тебя выбрал. И за прошедшие тридцать девять дней ничего не изменилось.

На ее глазах внезапно выступили слезы.

– Проклятье, Луций, что я людям скажу?

– Пока что не надо им ничего говорить.

– Они сами поймут. Наверное, многие уже поняли.

Грир показал рукой на прикроватный столик.

– Открой тот ящик, – сказал он. – Верхний.

Внутри лежал лист плотной бумаги, сложенный втрое и запечатанный воском. Несколько секунд она просто ошеломленно смотрела на него.

– Это от Майкла, – сказал Грир.

Она взяла лист в руки. Почти ничего не весит – всего лишь бумага, – но в нем есть нечто куда большее; будто письмо из могилы. Лора вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– И что там?

– Это останется между вами. Все, что он мне сказал, – что ты не должна открыть это, пока мы не прибудем к острову. Его приказы.

– Так почему ты отдаешь мне это сейчас?

– Потому что думаю, что это тебе нужно. Он верил в тебя. Он верил в «Бергенсфьорд». Ситуация такова, какова она есть; больше мне нечего тебе сказать. Но все еще может получиться.

Она задумалась.

– Он рассказывал мне, как умерли пассажиры, – сказала она. – Как они убили себя, загерметизировав корабль и перенаправив внутрь выхлоп двигателей.

– Не беги впереди паровоза, Лора.

– Я всего лишь говорю, что он знал, что такое возможно. Хотел, чтобы я была готова.

– Мы еще до такого не дошли. Между «сейчас» и «потом» может случиться многое.

– Мне бы твою веру.

– Возьми взаймы у меня, не проблема. Или у Майкла. Бог свидетель, я брал у него взаймы много раз. Все мы делали это. Если бы не делали, не были бы сейчас здесь.

Снова недолгое молчание.

– Устал? – спросила Лора.

– Ага, слегка, – ответил Грир. Его веки отяжелели.

Она положила ладонь на его руку.

– Просто отдохни, хорошо? Еще зайду к тебе попозже.

Она встала и пошла к двери.

– Лора?

Она повернулась, стоя на пороге; Грир смотрел в потолок.

– Тысяча лет, – сказал он. – Вот сколько.

Лора ожидала продолжения, но его не последовало.

– Не понимаю, – наконец сказала она.

Грир сглотнул.

– В том случае, если Эми и остальные проиграют. Столько нужно ждать, прежде чем кто-нибудь попробует вернуться.

Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, закрывая глаза.

– Я говорю это только потому, что меня уже может здесь не быть, чтобы сказать тебе это позже.

Она вышла в коридор и вернулась в штурманскую рубку, где села за картографический стол. За стеклом сияло вечернее небо. С юга надвигалась мощная стена облаков, густых и слоистых, будто груды хлопковой ваты; может, им повезет, дождь пойдет. Она смотрела, как солнце опускается за горизонт, бросая в небо последние лучи. И ощутила внезапную усталость. Бедный Луций, подумала она. Бедные все. Ладно, без нее мир не рухнет, решила она и опустила голову на руки, сидя за столом. И вскоре крепко уснула.

Ей снилось многое. В одном сне она снова была маленькой девочкой, потерявшейся в лесу; в другом взаперти в шкафу; в третьем тащила какой-то непонятный тяжелый предмет, не имея права бросить его. Не слишком хорошие сны, но и не кошмары. Один плавно перетекал в другой, не дав предыдущему развиться в полную силу – без кульминации, без момента смертельного ужаса, – и как иногда это у нее бывало, она осознавала, что это ей снится, что обстановка, в которой она пребывает, – всего лишь безвредные символы.

Последний сон Лоры в тридцать девятую ночь в море был вообще не похож на сон. Она стояла в поле. Вокруг царила полная тишина, но она знала, что надвигается опасность. Воздух начал менять цвет, стал сначала желтым, а потом зеленым. Волосы на руках и затылке встали дыбом, будто от статического электричества; одновременно подул сильный ветер. Она запрокинула голову к небу. Серебристо-черные облака над ее головой образовали водоворот. Раздался грохот, она ощутила резкий запах озона, и молния зигзагом ударила в землю прямо перед ней, совершенно ослепив ее.

Она побежала. Полил дождь, стеной, а над ней яростно кружащиеся в водовороте облака влились в один конус, похожий на палец. Земля сотрясалась, громыхал гром, деревья вспыхивали. Гроза преследовала ее. Она отправит ее в небытие. Палец коснулся земли позади нее, и воздух сотряс оглушительный, звериный рев. Ураган подхватил ее, будто сжал в кулаке, и внезапно земля ушла у нее из-под ног. Где-то вдали звучал голос, ее звали по имени. Ее подняло в воздух, она взлетала все выше и выше, ее уносило с лица земли…

– Лора, просыпайся!

Она рывком оторвала голову от стола. Рэнд смотрел на нее. Почему он такой мокрый? И почему все вокруг движется?

– Какого черта ты делаешь? – рявкнул Рэнд. По стеклу рубки хлестали струи дождя и морская вода. – Мы в реальную передрягу попали.

Она попыталась встать со скамейки, и палуба пошла в сторону. Дверь с грохотом распахнулась, в рубку ворвался ветер и дождь. Низкий стон откуда-то снизу, пронизавший весь корпус, и палуба начала крениться в противоположном направлении. Лора покатилась по полу и врезалась в переборку. Мгновение казалось, что они так и будут крениться в том же направлении, но затем направление движения снова изменилось. Схватившись за край стола, она с трудом встала.

– Когда это началось, черт подери?

Рэнд вцепился в спинку штурманского кресла.

– Около тридцати минут назад. Просто налетело ниоткуда.

Они стояли бортом к волне. Сверкали молнии, небеса содрогались; огромные волны перехлестывали через рейлинг.

– Спускайся вниз и запускай двигатели, – приказала Лора.

– Мы потратим остатки топлива.

– Выбора нет.

Лора села в штурманское кресло и пристегнулась; на полу плескалась вода.

– Если у нас не будет хода, нас на куски разнесет. Остается только надеяться, что топлива хватит, чтобы пройти через это. Нам потребуется дать полный ход.

Рэнд вышел, и на смену ему появился Калеб. У него было бледное, как у привидения, лицо, то ли от ужаса, то ли от морской болезни, этого Лора определить не могла.

– Все в трюме? – спросила она.

– Шутишь? Там сейчас соревнование, кто громче завопит.

Лора рывком затянула ремни потуже.

– Будет круто, Калеб. Надо задраить все люки. И скажи людям, чтобы себя привязали, чем смогут.

Мрачно кивнув, Калеб развернулся.

– И закрой эту долбаную дверь!

Корабль соскользнул в следующую впадину, угрожающе кренясь, а потом снова начал переваливаться на другой борт. Топлива почти не осталось, балласта тоже; чтобы перевернуться, много не потребуется. Лора посмотрела на часы. 5.30. Скоро рассвет.

– Черт подери, Рэнд, – пробормотала она. – Ну давай же…

Прыгнули стрелки манометров; пульт ожил, подключенный к бортовой сети. Лора выставила руль, схватилась за секторы газа и сдвинула их до отказа. Стрелка компаса вертелась как безумная. Нос корабля начал мучительно медленно поворачиваться против ветра.

– Давай, подруга!

Нос развернулся против ветра и рухнул вниз, будто корабль скатывался с горы. Палубу окатило тучей брызг. На мгновение носовая часть корабля оказалась под водой, а потом пошла вверх. Корабль встал на дыбы, будто огромный зверь.

– Вот так! – заорала Лора. – За маму!

И повела корабль вперед, в завывающую тьму.

Шторм бушевал двенадцать часов. Много раз, когда очередная гигантская волна врезалась в нос корабля, Лора думала, что им конец. Каждый раз нос корабля падал в бездну и каждый раз поднимался снова.

Шторм даже не стих, он попросту прекратился. Только что завывал ветер, хлестал дождь, и вот уже все кончилось. Так, будто они просто перешли из одной комнаты в другую, из той, где царило буйство, туда, где все пребывает в полнейшем спокойствии. Лора расстегнула ремни. Руки ломило от усталости. Она понятия не имела, что происходит внизу, да и это ее в данный момент, честно говоря, не слишком беспокоило. Она устала, ей очень хотелось пить и писать. Она присела над горшком, который держала на такой случай в штурманской рубке, а потом вышла наружу, чтобы выплеснуть его содержимое за борт.

Облака начали рассеиваться. Мгновение она стояла у рейлинга, глядя на вечернее небо. Она понятия не имела, где они находятся; с того момента, как начался шторм, от компаса особого толка не было. Они выжили, но какой ценой? Топливо почти кончилось. За кормой «Бергенсфьорда» медленно вращались гребные винты, неся их по недвижной поверхности океана.

Открылся главный люк, и появился Рэнд. Поднялся к ней по лестнице. Стал рядом с ней у рейлинга.

– Должен признать, красиво это, – сказал он. – Смешно смотреть на такое после шторма.

– Как ситуация внизу?

Плечи Рэнда повисли от усталости, вокруг глаз у него были темные круги, в бороде что-то застряло, возможно, остатки рвоты.

– Помпы работают – скоро будем совсем сухие. Надо отдать должное Майклу, он знал, как корабли строить.

– Травмы?

Рэнд пожал плечами.

– Пара сломанных рук, насколько я слышал. Порезы, царапины. Сара уже этим занимается. Удачно, что все еще неделю есть не захотят, учитывая, сколько у нас еды осталось.

Мгновение он глядел на нее.

– Хочешь, чтобы я заглушил двигатели? – осторожно спросил он. – Решать тебе.

Она задумалась.

– Подожди немного.

Они некоторое время стояли молча, глядя, как по правому борту заходит солнце. В небе рассеивались последние облака, пурпурные в свете заката. Вода по левому борту у носа забурлила, рыбы поднялись к поверхности, за едой. На глазах у Лоры крупная птица с черными кончиками крыльев и желтоватой головой низко пронеслась над водой, резко ткнула в воду клювом, поймала рыбу, закинула ее себе в глотку и начала медленно подниматься выше, улетая вдаль.

– Рэнд. Это птица.

– Знаю, что птица. Видел птиц и раньше.

– Ага, только не посреди океана.

Она ринулась в штурманскую рубку и вернулась с биноклем в руках. Сердце бешено колотилось, пульс стучал в горле. Она прижала бинокль к глазам и начала оглядывать горизонт.

– Есть что-нибудь?

Лора подняла руку.

– Тихо.

Она начала медленно поворачиваться. И, глядя почти четко на юг, остановилась.

– Лора, что ты видишь?

Она еще пару секунд смотрела в бинокль, чтобы убедиться. Матерь божья, подумала она. И опустила бинокль.

– Несите сюда Грира, – сказала она.

К тому времени, когда им удалось вынести его на палубу, уже начало темнеть. Луцию уже не было больно, этот этап был позади. Его глаза были закрыты; похоже, он не понимал, где он находится и что происходит. Калеб и Холлис несли его на носилках под присмотром Сары. Остальные собрались вокруг них; по кораблю уже пошли слухи. Пим с Тео и девочками, Дженни и Ханна, Джок и Грейс с их маленьким сыном, члены команды, уставшие от долгого сражения со штормом. Все разошлись в стороны, пропуская носилки.

Они принесли его на нос и опустили ножки носилок. Лора присела рядом и обхватила его руку пальцами. У него была холодная и сухая кожа, мешком висящая поверх костей.

– Луций, это я, Лора.

В глубине его горла раздался тихий стон.

– Я хочу тебе кое-что показать. Кое-что чудесное.

Она подвинула ладонь левой руки ему под голову и аккуратно подняла ее, лицом вперед, к носу корабля.

– Открой глаза, – сказала она.

Его веки едва приоткрылись, тончайшими щелочками, а потом чуть больше. Будто для этого простого действия требовались все силы, какие у него остались. Все молчали и ждали. Остров уже было вполне хорошо видно: гора, покрытая густой зеленью, будто парящая над морем, а над ней – крест из пяти ярких звезд, пронзающих своим светом сумерки.

– Ты видишь? – прошептала она.

Его грудь едва шевелилась, от вдоха к выдоху; у него на лице была смерть. Очень долго он пытался сфокусировать взгляд. И наконец его губы изогнулись в еле заметной улыбке.

– Это… прекрасно, – сказал Грир.

Луций Грир прожил еще три дня, снискав тем самым почетное право быть первым поселенцем, упокоившимся в земле этого еще безымянного острова. Он уже больше не сказал ни слова; да и вряд ли можно было сказать, что он вообще приходил в сознание. Однако время от времени Сара или кто-то еще из тех, кто за ним ухаживал, снова видели на его лице слабую улыбку, будто ему снился приятный сон.

Они похоронили его на поляне, окруженной высокими пальмами, с видом на море. Помимо тех, кто работал над восстановлением корабля, мало кто был с ним знаком или хотя бы знал, кто он такой, не говоря уже о детях, которые слышали лишь слухи об умирающем в каюте и которые радостно играли и кричали на протяжении всей похоронной церемонии. Никто не обращал на это внимания; это казалось вполне подобающим. Первой должна была говорить Лора, потом Рэнд и Сара. Они заранее решили, что каждый из них расскажет свою историю. Лора рассказала о его дружбе с Майклом; Рэнд пересказал то, что рассказывал ему Грир про времена службы в Экспедиционном Отряде; Сара рассказала про тот день, когда встретила Грира много лет назад в Колорадо, и обо всем, что случилось тогда. Когда они закончили, то все выстроились в колонну, чтобы каждый мог положить в могилу горсть земли или камень. Увенчал могилу простой знак, который Лора сделала из кусков плавника.

На следующее утро небольшая группа отправилась на «Бергенсфьорд», стоящий на якоре в километре от берега, на двух шлюпках. Среди них было некоторое несогласие по поводу того, что им предстояло сделать – корабль представлял собой богатое собрание всевозможных полезных материалов – однако Лора твердо стояла на своем и как капитан имела право на последнее слово в споре. Мы позволим ему упокоиться, сказала она. Так пожелал Майкл.

На самом деле она открыла письмо Майкла только на второй день их пребывания на острове, когда уже начала догадываться, что там написано. Сложно сказать, почему; наверное, она просто слишком хорошо знала Майкла. Так что чтение письма не стало для нее ненужным сюрпризом, она просто будто еще раз услышала его голос, читая три простые фразы, из которых состояло письмо.

В шкафу оказался ящик со взрывчаткой, мотки провода и радиовзрыватель. Майкл оставил подробную инструкцию по размещению зарядов. Калеб и Холлис проложили провода по коридорам, а Лора и Рэнд установили заряды по всему корпусу. Топливные баки, почти пустые, были заполнены легковоспламеняющимися парами дизельного топлива. Лора включила миксеры, открыла клапаны и установила последний заряд.

Дальнейших споров по поводу того, что будет дальше, не было. Дело было за Лорой. Мужчины вернулись в шлюпки, а Лора в последний раз обошла корабль по тихим каютам и коридорам. Идя, она думала о Майкле, ибо эти двое, Майкл и «Бергенсфьорд», стали одним целым в ее сознании. Она ощущала печаль и благодарность за все то, что он дал ей.

Она поднялась на палубу и пошла на корму. Радиовзрыватель представлял собой маленькую металлическую коробочку с гнездом для ключа. Сняв ключ, висевший у нее на шее на цепочке, Лора аккуратно вставила его в гнездо. Рэнд и остальные уже ждали ее в шлюпках, внизу.

– Прощай, Майкл.

Она повернула ключ и ринулась к корме. Позади нее корпус сотрясли первые взрывы, постепенно приближаясь к топливным бакам. Лора подбежала к корме со скоростью хорошего спринтера, сделала три длинных шага и прыгнула.

Лора Де-Веер, капитан корабля «Бергенсфьорд», летела.

Она чисто вошла в воду, с еле слышным всплеском. Ее окружал прекрасный мир голубого цвета. Перевернувшись на спину, она посмотрела вверх. Миновало несколько секунд, и поверхность осветила вспышка. Вода содрогнулась от приглушенного грохота.

Она вынырнула на поверхность в паре метров от шлюпок. Позади нее пылал объятый пламенем «Бергенсфьорд». К небу поднимались огромные облака черного дыма. Калеб помог ей забраться в лодку.

– Отлично нырнула, – сказал он.

Она села на банку. «Бергенсфьорд» начал тонуть с кормы. Его нос поднялся из воды, обнажая массивную носовую бульбу, и на берегу раздались крики. Дети, восхищенные величественным зрелищем, восторженно кричали. Когда корпус стал под углом сорок пять градусов к поверхности воды, корабль начал медленно соскальзывать назад, постепенно ускоряясь. И набрал потрясающую скорость. Лора закрыла глаза. Она не хотела видеть последний момент этого действа. Когда она открыла их, «Бергенсфьорда» уже не было.

Они пошли на веслах обратно к берегу. Когда подошли к пляжу, Сара подбежала к ним по песку, навстречу.

– Калеб, думаю, тебе лучше подойти побыстрее, – сказала она.

У Пим отошли воды. Калеб увидел, что она лежит под натянутым между деревьев тентом на тонком матрасе, одном из тех, что они забрали с «Бергенсфьорда». У нее было спокойное лицо, лишь влажное от жары. За последние несколько недель ее волосы отросли и стали очень густыми, а цвет их стал еще насыщеннее, каштановый с рыжим отливом, сверкающий на солнце.

Она улыбнулась.

Калеб посмотрел на Сару.

– Как она, честно?

Он дублировал свои слова на языке жестов. Никаких секретов, сейчас.

– Не вижу никаких проблем. Она совсем чуть-чуть не дотянула до срока. И она права: во второй раз роды обычно идут быстрее.

Рождение Тео, казалось, тянулось целую вечность, от первых схваток до окончания прошло почти двадцать часов. Калеб устал тревожиться, а вот сама Пим меньше чем через минуту после того, как Тео издал первый крик, уже улыбалась во всю ширь и потребовала, чтобы ей дали обнять его.

– Просто будь поблизости, – сказала Сара. – А Холлис присмотрит за Тео и девочками.

Калеб видел, что Сара что-то недоговаривает. Он отошел в сторону, и Сара пошла следом.

– Говори уже, – сказал он.

– Ладно. Дело в том, что я слышу два сердцебиения.

– Два, – повторил Калеб.

– Близнецы, Калеб.

Он уставился на нее.

– И ты до сих пор этого не знала?

– Иногда такое бывает.

Она взяла его за руку.

– Она сильная. И она уже делала это.

– Но не двоих.

– Практически то же самое, если не считать самого конца.

– Боже правый. И как я их различать буду?

Глупая тревога, однако это было первое, что пришло ему в голову.

– Научишься. Кроме того, они могут быть и неидентичными.

– Правда? А как такое происходит?

Сара рассмеялась.

– Ты совсем ничего об этом не знаешь, да?

У Калеба заурчало в животе, от нервов.

– Наверное, да.

– Просто будь рядом с ней. До схваток еще некоторое время пройдет, мне пока что тут нечего делать на самом деле. А Холлис детей развлечет.

Она посмотрела на него, как мать на сына.

– О’кей?

Калеб кивнул. Он был совершенно ошеломлен.

– Хороший мальчик, – сказала Сара.

Он смотрел ей вслед. Сара ушла, и Калеб вернулся под навес. Пим что-то писала в дневнике. Этого он еще не видел, красивый блокнот в кожаном переплете. На песке рядом с ней стояли чернильница и стопка книг из запасов Холлиса. Подняв взгляд, Пим с тихим стуком закрыла дневник. Калеб сел рядом.

Пим ухмылялась, готовая рассмеяться. У Калеба было ощущение, что он зашел не в ту комнату во время вечеринки, ту, где все друг друга знают, а он не знает никого.

Она резко вдохнула, и ее лицо сморщилось от боли. Калеб понял по глазам, что ее веселое настроение – лишь маскировка. Его жена собрала в кулак всю свою силу воли, готовясь к предстоящему. Час за часом она будет все дальше от него, там, где она черпает свои силы.

Прошла пара секунд. Ее лицо расслабилось, и она медленно выдохнула. Мотнула головой в сторону стопки книг.

Он взял в руки первую книгу из стопки. Калеб никогда не был страстным читателем; считал это скучным делом, как бы его ни пытался переубедить тесть. Ладно, по крайней мере, название осмысленное. «Война и мир». Может, даже интересно будет, вопреки всем его ожиданиям. Книга была просто огромна, фунтов десять весом. Открыв обложку, он поглядел на первую страницу, покрытую пугающе мелкими буквами, будто стена из шрифта.

Пим блестящими глазами смотрела на него, сложив руки на животе.

Калеба наполнил ужас, но, не желая разочаровывать Пим, он уселся поудобнее, положил книгу на колени и начал читать, переводя текст на язык жестов.

И так далее. Калеб был полностью разочарован; совершенно никаких событий, только странные разговоры, непонятные, ни к чему не ведущие, множество отсылок к местам и персонажам, которым он уже счет потерял. Переводить это на язык жестов было тяжелой работой; многие слова он попросту не знал, и ему приходилось переводить их побуквенно. Однако Пим, похоже, очень нравилось. В самые неподходящие моменты она слегка вздыхала, от удовольствия, или широко открывала глаза, в предвкушении, или улыбалась, когда в книге происходило нечто, что сошло бы за шутку в своем роде. Калеб был не в состоянии понять этого. Очень скоро у него устали руки. Схватки у Пим шли все чаще и становились все дольше. Когда это случалось, Калеб переставал читать, ожидая, пока закончится боль; Пим давала ему об этом знать, кивая, и он начинал читать снова.

Шли часы. Сара регулярно подходила к ним, проверяла у Пим пульс, ощупывала живот в разных местах, говорила, что все в порядке, что все движется своим чередом. Увидев «Войну и мир», лишь приподняла брови.

– Удачи, – сказала она.

Подходили и другие: Лора и Рэнд, Дженни и Ханна и еще несколько человек, с которыми Пим подружилась уже на корабле. Во второй половине дня Холлис привел Тео и девочек. Мальчишка не особо понимал происходящее, сидя на песке рядом с матерью и пытаясь засунуть себе в рот горсть песка, а вот девочки, для которых рождение брата или сестры было давно ожидаемым событием, были в возбуждении, словно перед тем, как развернуть упаковку подарка. За те недели, что они провели на корабле, Элли намного лучше выучила язык жестов. Она уже не ограничивалась простейшими фразами. Она болтала с Пим, не осознавая, что той сейчас тяжело, но Пим это, похоже, не доставляло проблем, а если и доставляло, то она ухитрялась не показать этого.

– Хорошо, – наконец сказал Холлис, хлопнув ладонями. – Вашей тете надо отдохнуть. Пойдем, ракушки поищем, а?

Девочки закапризничали, но пошли. Тео сидел на руках у деда. Пим проводила их взглядом.

Пим задумалась.

Вечерело. Калеб ощутил некую энергию, стекающуюся к навесу с разных сторон. Прошел слух, о том, что рождается ребенок. Вскоре Пим сказала ему, что достаточно читать.

Она имела в виду, что в ближайшее время будет занята лишь тем, что будет рожать ребенка. Схватки становились все сильнее и дольше. Калеб позвал Сару. Быстро осмотрев Пим, она пристально посмотрела на него.

– Иди руки вымой. И нам понадобится пара чистых полотенец.

Дженни согрела воды в котелке. Калеб вымыл руки и вернулся к навесу, с полотенцами. Пим начала шуметь. Издаваемые ею звуки были не такими, как у обычных людей. Они были более грубыми, почти животными. Сара подняла подол юбки Пим и положила ей между ног полотенце.

Пим кивнула.

– Калеб, сядь рядом. Будешь переводить то, что я скажу.

У Пим началась следующая схватка. Она плотно зажмурила глаза, подняла колени и прижала подбородок к груди.

– Вот так, – сказала Сара. – Давай дальше.

Еще несколько секунд, мучительных для Калеба, и Пим расслабилась. Судорожно вдохнула и уронила голову на песок. Калеб уже понадеялся было на передышку, но следующая схватка началась почти сразу же. Уходящий день заканчивался битвой. Калеб взял Пим за руку и начал писать буквы ей на ладони.

– А вот и мы, – сказала Сара.

Пим согнулась и снова стала тужиться. Сара подставила руки ей рядом с пахом, будто чтобы поймать мяч. Наружу вылезла округлая макушка, покрытая темными волосами. Немного сдвинулась обратно, а потом вылезла еще больше. Пим часто дышала сквозь сжатые губы.

– Еще раз, – сказала Сара.

Калеб перевел ее слова на язык жестов, но Пим этого не заметила. Да и это не имело значения – сейчас всем повелевало ее тело, ей оставалось лишь просто подчиняться. Крепко схватив за руку Калеба, она приподнялась и сжала пальцы, напрягаясь всем телом.

Голова появилась снова, потом плечи, а потом ребенок выскользнул с влажным звуком и оказался в руках Сары. Девочка. Малышка оказалась девочкой. Сара отдала ее Дженни, которая сидела на корточках рядом. Дженни быстро перерезала пуповину и положила младенца себе на предплечье. Накрыв девочке лицо ладонью, принялась аккуратно растирать крохотную синеватую спину мягкими круговыми движениями. В воздухе под навесом пахло дымом и чем-то сладким, почти цветочным.

Ребенок издал тихий звук, будто чихнул.

– Готово дело, – с улыбкой сказала Дженни.

– Калеб, мы еще не закончили, – сказала Сара. – Следующий – твой.

– Ты шутишь.

– Ты должен заслужить право здесь находиться. Так что просто слушай, что Дженни скажет.

Пим снова перекатилась вперед. Ее последняя потуга прошла совсем легко; путь для второго ребенка был свободен. Недолгое напряжение, и он вышел.

Мальчик.

Сара отдала его Калебу. Пуповина, блестящий канат с кровеносными сосудами внутри, все еще была соединена с ребенком. Мальчишка в руках Калеба был теплым, волосы на его голове были тусклыми, почти серыми. Поразительно легкий, кто бы мог подумать, что из такого маленького существа вырастает взрослый человек, что не только люди, но и все живые существа на земле начинают свою жизнь так. Калеб будто погрузился в чудо. Его ладонь наполнило что-то мокрое и мягкое, а грудь младенца развернулась, в первый раз вбирая воздух.

Одна жизнь их покинула, а теперь две пришли. Пим, с расслабленным и мокрым от усталости лицом, уже держала на руках дочь. Сара перерезала пуповину, обтерла мальчика влажной тряпкой, завернула в одеяло и вернула Калебу. Его охватила странная тоска; как бы он хотел, чтобы здесь был его отец. Уже не одну неделю он сдерживал свои чувства, но теперь уже не мог.

Из его глаз полились слезы.

Девочку они назвали Кейт; мальчика – Питером.

Прошло два месяца. Первая радость поселенцев, добравшихся до места назначения, ушла, все занялись делами. Остров должен был стать им домом. Организовали отряды охотников, собирали съедобные фрукты, ставили рыболовные сети, валили деревья, строя укрытия. Остров с готовностью удовлетворял все их потребности. Многое для них было в новинку. Бананы. Кокосы. Огромные кабаны с большими бивнями, злобные, с которыми лучше не связываться, но если такого добудешь, получишь много отличного мяса. В джунглях, меньше чем в ста метрах, они нашли горную речку, падающую с утеса великолепным водопадом и наполняющую скалистый грот внизу такой чистой и холодной водой, что от нее в висках стучало.

Именно Холлис предложил в первую очередь построить школу. Это выглядело логично, поскольку, не будучи заняты и организованы, дети будут шнырять по всему острову, как мыши. Выбрав место, Холлис сформировал бригаду, и они принялись за дело. Когда Калеб заметил, что у них очень мало книг, здоровяк рассмеялся.

– Похоже, мы во многом начинаем с нуля, – сказал он. – Наверное, придется и книги писать.

Память об их прежней жизни уходила быстро. Это было, наверное, самое удивительное. Все здесь для них было новым: пища, которую они ели, воздух, которым дышали, шум ветра в кронах пальм, распорядок дня. Будто некий незримый клинок рассек их жизни, разделив их на до и после. Призраки прошлого не покинули их, память о тех, кого они потеряли. Однако везде – и в джунглях, и на берегу – они все время слышали детские голоса.

Бразды правления перешли к Лоре совершенно естественным образом. Поначалу она возражала. Кто я такая, чтобы управлять городом? Однако прецедент состоял в том, что именно она управляла кораблем, и людям было сложно отвыкнуть от того, что она главная. Лора приняла командование, из уважения не только к экипажу, но и ко всем тем, кого она смогла доставить сюда. Устроили голосование; вопреки ее вялым возражениям, ее выбрали единогласно. Затем стали обсуждать, какой титул она должна носить. Лора предложила титул мэра. Собрала, в своем роде, правительство: Сара заведовала всеми медицинскими вопросами, Дженни и Холлис – школой, Рэнд и Калеб – строительством, Джок, который отлично научился управляться с луком, организовывал охотничьи отряды и так далее.

Им еще предстояло обследовать всю территорию острова, который оказался куда больше, чем на первый взгляд. Решили, что будут собраны две разведывательные группы, которые пойдут по берегу с разных сторон от горы. Первую возглавил Рэнд, вторую – Калеб. Они вернулись через неделю и сообщили, что остров не стоит посреди океана в одиночестве, а является южной частью небольшого архипелага. С северных склонов горы были видны еще два, возможно, за ними есть и еще один, третий. Они не нашли следов пребывания здесь людей, однако это не означало, что их тут раньше не было. В данный момент девственная чистота острова и его природы свидетельствовала, что они здесь одни.

Это было время надежд. Не беззаботное, им надо было очень многое сделать. Но они начали.

Пим не одну неделю раздумывала, что же ей делать с ее книгой. Работа была завершена, все слова и фразы отполированы. Конечно, она не закончила повествование. Что будет дальше, ей неизвестно. Но она сделала все, что смогла.

Постепенно она пришла к мысли о том, что книгу надо где-то закопать, спрятать, сама удивившись этому решению. Долгое время она полагала, что когда-нибудь покажет ее другим. Однако день за днем она все четче осознавала, что ее повествование предназначено не для ныне живущих и послужит иной, великой цели. Эти догадки она отнесла насчет воздействия некоей невидимой силы, той же самой, что подтолкнула ее к написанию книги, такой, какой она вышла. Как-то рано утром, вскоре после того, как Калеб вернулся из разведывательного похода по острову, она проснулась с ощущением невероятного спокойствия. Калеб и дети все еще спали. Пим тихо встала, взяла свой дневник и обувь и вышла наружу.

На горизонте медленно появлялись первые лучи солнца. Вскоре поселение пробудится ото сна, но пока что Пим была на пляже одна. Мир найдет способ заговорить с тобой, если ты позволишь ему сделать это; самое главное научиться слушать. Мгновение Пим стояла, наслаждаясь спокойствием и прислушиваясь к тому, что желал сказать ей мир этим утром.

Развернувшись спиной к берегу, она пошла в джунгли.

У нее не было определенной цели; она позволила своим ногам самим нести ее туда, куда они пожелают. Потом поняла, что идет сквозь густые заросли почти параллельно берегу, метрах в двухстах от него. Конечно, все эти места уже давно осмотрели. С листьев падали капли росы, восходящее солнце пронизывало кроны, заливая все теплым зеленым светом. Земля у нее под ногами стала неровной и каменистой. Временами Пим приходилось ползти на четвереньках. Поднявшись на вершину гребня, она увидела перед собой небольшую впадину, с трех сторон огражденную скалистыми утесами, поросшими лианами. По дальней стене стекали капли воды, блестя, будто драгоценные камни, и собираясь в небольшой пруд у ее основания. Пим осторожно спустилась вниз. От этого места исходило ощущение чего-то нового, неведомого; ощущение святилища. Присев у пруда, Пим зачерпнула воду ладонями и отпила. Чистая и прохладная, с привкусом известняка.

Она встала и огляделась. Здесь что-то есть; она чувствовала это. Что-то, что ей суждено найти.

Она оглядывала скалы, и ее взгляд упал на тенистое место, среди густых зарослей. Она двинулась к нему. Это оказалась пещера, вход в которую будто занавес загораживали лианы. Она отодвинула их в сторону. Вот подходящее место – на самом деле идеальное место, чтобы спрятать ее дневник. Она сунула руку в карман платья; да, коробок спичек, один из последних. Чиркнув спичкой, она вытянула руку вперед, внутрь пещеры. Небольшое пространство, размером с комнату в доме. Спичка догорела, обжигая ей пальцы. Пим потушила ее резким движением кисти, зажгла вторую и пошла вперед.

И сразу же поняла, что это не природная полость в камне, а чей-то дом. Увидела стол, большую кровать и два стула, все это было сделано из грубо отесанных поленьев, связанных между собой лианами. Другие предметы, тоже примитивные, самодельные, покрывали пол. Простейшие каменные инструменты, корзины, сплетенные из пальмовых листьев, чашки и тарелки из необожженной глины. Пим зажгла еще одну спичку и подошла к кровати. От света спички протянулись тени. Она увидела человеческую фигуру, укрытую ветхим одеялом. Откинула одеяло в сторону. Тело, то, что от него осталось – сухие кости цвета дерева, завитки волос, – лежало на боку, прижав руки к груди, будто защищаясь. Пим не могла определить, мужчина это или женщина. На стене над кроватью было множество отметок, высеченных на камне, маленькие полоски. Пим насчитала тридцать две. Что они означают? Дни, месяцы, годы? Кровать была слишком большой для одного человека, да и стульев два. Где-то, скорее всего, поблизости, должна быть могила другого обитателя пещеры.

Пим вышла наружу. Совершенно очевидно, что она спрячет дневник именно здесь; пещера уже являлась хранилищем прошлого. Но ей очень хотелось узнать больше. Кто были эти люди? Откуда они здесь появились? Как они умерли? Стоя на краю пруда, Пим ощутила их молчаливое присутствие. И начала обходить стены. Постепенно у нее будто завеса с глаз упала. Она увидела другие предметы. Осколки посуды. Деревянная ложка. Уложенные в круг камни, где когда-то горел костер. У дальней стороны пруда рос плотный кустарник с мясистыми листьями. За ним что-то скрывалось, какой-то изогнутый силуэт, торчащий из земли.

Это была лодка. Точнее, спасательная шлюпка. Фиберглассовый корпус, метров шесть в длину, глубоко ушел в землю. Его оплетали лианы, почти сплошным слоем; дно было покрыто толстым слоем органических остатков, на котором уже выросли небольшие растения. Как долго она здесь лежит, постепенно врастая в землю среди джунглей? Годы, десятилетия, быть может, больше. Пим обошла вокруг, ища какие-нибудь знаки. Но не увидела ничего, пока не дошла до кормы. На транце лодки виднелась деревянная табличка, полускрытая зеленью, выцветшая, хрупкая, изъеденная гнилью. На ее поверхности были высечены буквы, еле различимые. Пим присела и сдвинула лианы в сторону.

И замерла, настолько сильно она была ошеломлена. Как такое могло случиться? Но шли минуты, и внутри нее зародилось новое ощущение. Она вспомнила шторм, ураганный ветер, который принес их к этому берегу, когда, казалось, уже все было потеряно. Судьба – слишком слабо сказано; здесь действовала сила куда глубже, будто нить, вплетенная в ткань всего мироздания. По прошествии времени Пим снова вышла на открытое место. У нее не было определенного намерения; она действовала инстинктивно. Снова опустилась на колени у края пруда. И узрела свое лицо, отраженное в безмятежной водной глади – молодое лицо, гладкое, без единой морщины. Она знала, что это изменится. Время идет своим чередом, оно властно над всеми. Ее дети вырастут; она и все те, кого она любит, начнут угасать и уйдут в прошлое, останутся лишь в памяти, потом станут памятью о памяти, а потом исчезнут окончательно. Печальная мысль, но она и порадовала ее неожиданно. Этот остров-убежище, ему было суждено стать их островом. Все это время он ждал их, для того чтобы человеческая история началась заново. Вот что она поняла, увидев буквы на табличке.

Возможно, настанет время, когда будет правильным поделиться этим знанием с остальными. В тот день она приведет их к этой лодке, покажет им то, что она нашла. Но не сейчас. Пока что, как и ее дневник, то, что она в нем записала, это будет ее тайной. Это послание из прошлого, высеченное на транце старой спасательной шлюпки.

Картер задерживал дыхание так долго, как только мог. От его рта шли пузырьки, легкие жгло. Мир наверху был будто во многих милях от него, хотя на самом деле – в нескольких футах. Он уже не мог больше выдерживать. Оттолкнулся от дна и устремился к поверхности, вынырнул под свет летнего солнца.

– Давай еще, Энтони!

Хейли держалась за его плечи. На ней был розовый купальник и темно-синие очки для плавания, делающие ее похожей на огромного жука.

– Хорошо, – смеясь, ответил он. – Секунду подожди. Хотя на самом деле очередь Райли.

Сестра Хейли сидела на краю бассейна, болтая ногами в воде. На ней был цельный купальник, зеленый, с оборчатой юбочкой и пластиковой маргариткой на лямочке; еще на ней были оранжевые надувные нарукавники. Картер был готов часами бросать ее в воду, ничуть не утомляясь.

– Еще! Еще! – потребовала Хейли.

Из сада подошла Рэйчел. На ней были шорты и перепачканная белая футболка, а на голове – большая соломенная шляпа. Одетой в перчатку рукой она держала садовые ножницы, в другой была корзина только что срезанных цветов, самого разного цвета и размера.

– Девочки, дайте Энтони дух перевести.

– Ничего, – сказал Картер, держась за край бассейна. – Мне не трудно.

– Вот видишь! – сказала Хейли. – Он говорит, ничего.

– Это потому, что он очень вежлив.

Рэйчел сняла перчатки и кинула их в корзину. Ее лицо блестело от пота и солнечного света.

– Как насчет ланча?

– А что будем есть? – спросила Хейли.

– Дай подумаю.

Ее мать демонстративно нахмурилась.

– Хот-доги?

– Да-а! Хот-доги!

Рэйчел расплылась в улыбке.

– Думаю, решено. Хот-доги. Не хочешь поесть, Энтони?

Энтони кивнул.

– Никогда не откажусь от хот-дога.

Рэйчел вернулась в дом. Картер вылез из бассейна и взял полотенца для себя и девочек.

– А можно будет еще поплавать? – спросила Хейли, когда он принялся вытирать ей волосы, светлые с рыжим оттенком. У Райли волосы были длиннее, мягкие, каштановые, она убирала их в хвост, когда плавала.

– Это как мама скажет. Может быть, после ланча.

Хейли демонстративно округлила глаза. Такая уж она была, устраивала представление каждый раз, когда хотела добиться своего. Но выглядело это смешно.

– Если ты скажешь, то ей придется согласиться.

– Так дело не пойдет, сама знаешь. Посмотрим еще.

Он высушил ей волосы, отпустил обеих девочек играть, а сам сел за чугунный стол, чтобы перевести дух и смотреть за ними. Игрушки валялись по всему двору – куклы Барби, набивные фигурки зверей, игровой городок из яркого пластика, из которого Хейли уже выросла, но с которым продолжала баловаться, делая вид, что это что-то другое, например, прилавок в магазине. Хейли побежала в одну сторону, ее сестра – в другую.

– Гляди! – закричала Райли. – Я жабу нашла!

Она присела на тропинке у ворот сада.

– Точно? – спросил Картер. – Тогда неси ее сюда, чтобы я на нее посмотрел.

Райли вошла в патио со сложенными в чашечку ладонями, старшая сестра пришла следом.

– О, поглядите, какая симпатичная жаба, – заявил Картер. Создание в руках Райли, коричневое в крапинку, быстро дышало, кожа на его боках поднималась и опускалась.

– А мне кажется, что она противная, – сказала Хейли, кривясь.

– Можно я ее оставлю? – спросила Райли. – Я хочу назвать его Педро.

– Педро, – повторил Картер, медленно кивая. – Хорошее имя. Хотя, конечно, у него, наверное, уже есть имя. Об этом стоит задуматься. Имя, которым его называют другие жабы.

Маленькая девочка наморщила лоб.

– Но у жаб не бывает имен.

– Откуда тебе знать? Ты говоришь на жабьем?

– Это глупости, – сказала старшая, держась руками за край купальника. – Не слушай его, Райли.

Картер немного наклонился вперед и поднял палец, привлекая их внимание.

– Хочу вам обеим сказать одну простую истину, – сказал он. – У всего есть свое имя. У всего есть способ познать себя. Это важно знать в жизни.

Младшая уставилась на него.

– И у деревьев?

– Конечно.

– И у цветов?

– У деревьев, цветов, животных. У всего живого.

Хейли искоса посмотрела на него.

– Ты выдумываешь.

Картер улыбнулся.

– Ни капельки. Взрослые знают такое, вот увидишь.

– Я все равно хочу его оставить, – сказала Райли.

– Возможно. Я уверен, Мистеру Жабе это понравилось бы. Однако жабы живут в траве, среди других жаб, которые их знают. Кроме того, твоя мама рассердится, если узнает, что я тебе разрешил его оставить.

– Я же говорила, – простонала Хейли.

Картер откинулся на спинку стула.

– Пока погуляйте. Можете с ним немного поиграть, если хотите, но потом обязательно его отпустите.

Девочки вприпрыжку убежали. Картер встал, надел рубашку и снова сел. Лучи солнца, падающие ему на лицо, смягчала тень дубовых листьев; где-то вдалеке слышался шум машин. Прошло несколько минут, и из задней двери вышла Рэйчел, неся на подносе обещанные хот-доги. Райли с кетчупом и сыром, Хейли с горчицей, а Картеру – со всем сразу. Себе Рэйчел приготовила салат. Снова сходила на кухню и принесла бумажные тарелки и пакет чипсов. Сходила еще раз и принесла напитки: молоко для девочек и питчер с чаем для взрослых.

– Райли жабу нашла, – сказал Картер. – Хотела оставить в качестве домашнего любимца.

Рэйчел разложила хот-доги по тарелкам и стала раскладывать салфетки.

– Конечно, хотела. Полагаю, ты сказал «нет».

Она огляделась.

– Девочки, идите есть! – крикнула она.

Они съели хот-доги с чипсами, выпили молоко и чай. На десерт был фруктовый лед из вишневого сока. К тому времени, как они закончили есть, девочки уже начали засыпать. Райли обычно спокойно ложилась спать после ланча, Хейли немного капризничала, но не слишком сильно, особенно после нескольких часов игр и купания в бассейне. Им пообещали, что разрешат еще искупаться позже, и отвели их в дом. Картер нес Райли на руках, она уже наполовину спала. Отнес ее в спальню девочек и отдал Рэйчел, которая сняла с дочери мокрый купальник и надела на нее футболку и панталоны, а потом уложила в кровать. Хейли уже лежала под одеялом.

– А теперь спать, – сказала Рэйчел, стоя в дверях. – И не дурачиться.

Она закрыла дверь с тихим щелчком.

– Если на то пошло, я и сама не против немного вздремнуть, – сказала она.

Картер кивнул.

– Я о том же думал. С девочками подустал.

Придя в спальню, он снял купальный костюм и надел любимые старые шорты, мягкие, только что после стирки. Лег на диван. Рэйчел легла рядом. Он обнял ее и притянул поближе к себе. От ее волос исходил чистый и сладкий запах, который он очень любил. Наверное, самое чудесное, что здесь есть.

– Знаешь, я тут думала, – начала Рэйчел.

– О чем на этот раз?

Она пожала плечами, прижимаясь к нему.

– Просто чудесное сегодня утро. И сад просто прекрасный.

Картер крепче прижал ее к себе в знак согласия.

– Я готова делать это вечно, – сказала Рэйчел.

Вечность – именно то, что ждало их впереди. Вскоре ее дыхание стало размеренным, медленным и неглубоким, будто волны, набегающие на безмятежный берег. Его ритм проникал внутрь него, медленно унося его следом, вместе с ней.

Какое счастье, подумал Картер и закрыл глаза. Какое счастье наконец-то.