– Цвет вам к лицу, – заметил Виктор, усаживаясь рядом с ней на скамейку.

После вчерашнего скандала – по мнению «Гетценбургских новостей» – носить траур было бессмысленно, и Эвелин рассталась с черными одеждами. Чему Виктор был только рад. Ему и без того хватало напоминаний о смерти.

Закрыв книгу, она повернулась к нему. Бровь взметнулась вверх, но его уставший вид, не по сезону теплое кашне и одолженная у Роберта трость остались без комментария.

– Я была уверена, что вы опять пришлете вместо себя доктора.

Виктор издал страдальческий вздох. За это утро он успел услышать достаточно упреков от кузена, не поленившегося позвонить, чтобы убедиться, что Эйзенхарт просмотрел свежую прессу. Не хватало получить еще одну порцию нотаций.

– Док уже прочитал мне лекцию о том, что я неправильно вел себя с вами. И о том, что я должен извиниться. Простите. Могу привести множество оправданий, но скажу одно: я был уверен, что вы предпочтете его компанию моей.

– Почему же?

– Вы меня поцеловали.

Эвелин фыркнула, а потом все-таки не сдержалась и рассмеялась в голос.

– Если здесь есть логика, боюсь, она слишком сложна для моего женского мозга. Допустим. Я вас поцеловала. И что?

– После этого вы исчезли.

– А вы ожидали, что я позвоню и приглашу вас выпить?

Это было бы неплохо. Удобно. В отличие от ее действий однозначно. Должно быть, что-то такое она прочитала в его выражении лица.

– Я сделала свой ход, детектив. Вы свой – нет. Я не собираюсь гоняться за человеком, которому безразлична. К тому же, – добавила она, – приставать к вам, когда вы в таком состоянии, было бы совершенно не ко времени. Вам сейчас хватает проблем, не так ли?

– Простите?

Она закатала рукав сиреневого жакета, показывая метку на запястье.

– Безумно больно, не правда ли? – светским тоном поинтересовалась она. – А с некоторых пор еще и очень холодно.

Виктор достаточно хорошо изучил укус у себя на руке за эти недели, чтобы признать его копию. Только на ее запястье след оставили не зубы. Чернота, потянувшаяся к его пальцам, стоило только Виктору дотронуться до кожи, была такой же, как метка Ворона, которую он попросил поставить ей в таборе.

– Пех меня забери! – Виктор отдернул руку. – Она должна была исчезнуть!

– Как видите, не исчезла.

В растерянности Виктор провел пальцами к ее локтю. Темнота тянулась к нему: то ли к новой жертве, то ли…

– Как это вышло?

– Разве не вы говорили мне, что Ворон не играет по правилам? И что он вас любит и бережет? Полагаю, иногда его любовь принимает странную форму.

Например, разделенной на двоих боли. Впервые в жизни Виктор понял, почему Ворона боятся. Не потому что он был предвестником несчастья. А потому, что никто не мог предугадать, что придет в голову несносной птице в следующий момент.

– Но при чем здесь я? – почти жалобно спросил он. – Это дар миссис Сары, как он мог связать вас со мной? Скорее уж тогда с ней…

– Ради духов! Возьмите наконец ответственность за то, кто вы есть! Неужели вы думаете, что, если бы вы не нарушили ход событий, я когда-нибудь оказалась бы в вороньем таборе? Думаете, это миссис Саре Ворон одолжение делал? Как бы не так! Вы решили изменить мою судьбу, вам была нужна его помощь, вы поставили эту проклятую метку: миссис Сара была вашим прокси. Так примите ваш собственный дар – и его последствия!

Оказывается, она умела сердиться. За те немногие встречи Виктор успел оценить ее самообладание, и к тому, что его будут отчитывать с таким пылом, оказался не готов.

– Мне жаль. Я не думал…

– Не думали, – холодно подтвердила Эвелин. – Вы вообще ни о чем не думали, когда привезли меня в вороний табор.

– Неправда! Я… – Виктор осекся, вспомнив, что побудило его взять Эвелин к воронам. – Думал не о ваших чувствах. И не о вашей репутации. Вернее, думал, но как-то не так, видимо. Сожалею.

– Чем сотрясать воздух, лучше исправьте содеянное.

Совет дельный. И Виктор так бы и поступил, если бы не… Спрятав лицо в ладонях, он покачал головой.

– Я могу не успеть.

Признаться в этом оказалось легче, чем он думал. Он ни с кем не говорил о своем состоянии. Никто не знал. Берт, конечно, догадывался – не мог не учуять запаха от раны, – но держал язык при себе, а Виктор не спешил делиться. И док был в курсе. Но кузен был последним, у кого Виктор стал бы искать сочувствия.

– Успеете, – на его плечо легла затянутая в перчатку рука. – Я верю, что успеете. В конце концов, Ворон не стал бы тратить на вас силы, если бы считал, что у вас нет шансов.

Утешение пришло так неожиданно, что Виктор даже сначала не понял, что это было именно оно. Отнял руки от лица и с подозрением покосился.

– Ворон может ошибаться, – возразил он.

– Нет. Разве вы когда-нибудь слышали, чтобы он проигрывал? У вас еще будет время спасти деву от проклятия, – она усмехнулась уголками рта, – и разгадать это дело. Между прочим, зачем вы меня сюда пригласили? Думаю, с походом в книжный вы бы справились сами.

– Чтобы извиниться, – под недоверчивым взглядом Виктор исправился. – Ладно, чтобы спросить вас о вчерашнем вечере. Док хороший человек, но мыслит стереотипами. Я хочу знать, как вам понравился мистер Герге.

– Очарователен, – увидев его вытянувшееся лицо, Эвелин улыбнулась и добавила: – Для психопата, разумеется.

– Вот как?

– Да. Но он не убийца, которого вы ищете. Его и раньше не слишком жаловали в высшем свете, а после смертей леди Лайонелл и мисс Лакруа и вовсе будут смотреть как на прокаженного. Даже общество способно понять, что здесь что-то нечисто. Кто-то расстроил его матримониальные планы с леди Тенеррей и лишил многих перспектив. Is fecit cui prodest.

– Предлагаете искать, кому это выгодно? Думаете, Герге подставляют?

– Или мстят ему.

– Врагов у него немало, подозреваемых мы в таком случае найдем, – признал Виктор. – Тогда второй вопрос. Вы знаете, что такое язык цветов?

– Только благодаря вам, – хмыкнула Эвелин. – Это язык для тайного выражения чувств, в котором каждому цветку придается определенное значение. Он пришел к нам с востока, хотя, как считают авторы этой книги, некоторые из действующих в империи значений могли образоваться от частушек, где названия цветов использовались в качестве эвфемизма для подлежащих цензуре слов. Не доводилось слышать? Например, про Петера и его незабудки? – Эвелин с чувством продекламировала ее.

Доводилось. В одну из ночей, когда Виктор дежурил у камер. Оставалось только гадать, где ее могла узнать леди… Виктор неловко потер загривок.

– А вы любите шокировать окружающих.

– Я нахожу в этом определенное удовольствие, – согласилась она. – Хотя предпочитаю, чтобы это происходило на моих условиях.

Виктор умел читать между строк. Просто предпочитал игнорировать намеки. Но сегодня не стал делать вид, будто не понимает, о чем речь.

– Дайте догадаюсь: вы про статью в газете?

– И про нее тоже. Нет, мне понравилось, особенно про «привлекательного и таинственного незнакомца». Как подобное описание воспринял доктор?

Плохо. У кузена совершенно отсутствовало чувство юмора.

– Ладно, вернемся к нашим цветам, – решительно тряхнула головой Эвелин. – Не скажете, откуда такой интерес к ботанике?

– В день, когда умерла леди Лайонелл, мне прислали траурный букет. Потом, когда из окна выпала Коринн Лакруа, я получил нарциссы. Одна моя… Один мой осведомитель, – быстро исправился Виктор, – упомянул, что они означают лживую любовь или что-то в этом роде…

– И вы решили, что в этом есть какой-то смысл.

– Во всем в этой жизни есть какой-то смысл, – уверенно заявил Виктор.

– Только если у вас паранойя. Вы не думали, что это совпадение? Или что кто-то решил над вами подшутить?

– Сначала, – признался Виктор. – Однако между Хэрриет Лайонелл и Коринн Лакруа обнаружилась связь. Возможно, здесь она тоже есть.

Эвелин внимательно посмотрела на него и пожала плечами, отказываясь от дальнейших попыток его переубедить.

– Как пожелаете. Итак, в империю язык цветов попал лет двадцать назад. Уже третью весну, однако, он снова в моде. Спасибо женским журналам.

– Судя по тону, вы их, конечно же, не читаете, – прокомментировал Виктор.

– Достаточно того, что их читает моя модистка.

– А вы? Позвольте, сейчас догадаюсь. Вы предпочитаете «Популярную механику».

– Или «Терра Инкогнита», – подтвердила она, игнорируя его тон.

– Безусловно, бредовые теории о существовании доисторического народа в горной части Золотого Ханства куда интеллектуальнее дамских изданий.

Весь его сарказм пропал втуне. Вероятно, не следовало пересказывать содержание последнего номера. Под насмешливым взглядом Виктор понял, что его промах не остался незамеченным.

– На самом деле вы не правы, – произнесла Эвелин. – Мое презрение относилось не к женским журналам. В них нет ничего плохого. А к самому языку цветов. На редкость бесполезная идея. Скажите, какой толк мне знать, что, например, – она обернулась, и в поле ее зрения попал пышный куст рододендрона, чьи белые бутоны приготовились распуститься, – азалия означает… Минутку, найду в книге… «Умеренность» и «страсть» одновременно. Гениально, не так ли? Я поняла бы смысл, если бы она означала «Сегодня в девять у меня», но ни одно из «сообщений» на самом деле нельзя прочитать. Потому я не верю, что кто-то отправляет вам послания через цветы, детектив.

– Это мы сейчас посмотрим. Позволите?

Виктор предложил ей руку. За время, что они провели на скамейке, в ботанический сад подтянулись многочисленные посетители, и теперь они с Эвелин фланировали по шуршащим гравием дорожкам мимо нянь с колясками, бонн и гувернанток с детьми постарше, хихикающих пар, выбравшихся из-под опеки дуэний, и немолодых дам в старомодных платьях, поддерживаемых под руку компаньонками.

– Первый букет, – Виктор попытался перекричать детскую ссору из-за ярко раскрашенного мяча, – был из ирисов.

Эвелин сверилась с книгой.

– «Вера», «мудрость», «я ценю нашу дружбу», «у меня есть для вас сообщение».

– Вот! – обрадовался он. – Подходит.

Эвелин недоверчиво изогнула бровь, но ничего не сказала.

– Еще там были такие фиолетовые… как шары…

– Только не говорите, что назначили встречу именно здесь из-за ботанического кретинизма.

– Не буду, – легко согласился Виктор. – Зато я могу их опознать, если увижу.

Поиски привели их на одну из пустых боковых дорожек. Слева располагался бассейн с табличкой, гласящей, что летом в нем будут цвести лотосы. Сейчас он был заполнен прошлогодней полусгнившей листвой, отчего желающих насладиться видом – и особенно запахом – вокруг не находилось.

– Allium acuminatum, – внимательно прочитал Виктор. – Вам это о чем-то говорит?

Эвелин закатила глаза.

– Ради духов, детектив! Это лук. Как вы могли его не узнать?

– Лук? – переспросил он.

– Вроде того, который используют почти во всех блюдах. Не обращайте внимания, – не найдя понимания, она махнула рукой. – Сомневаюсь, что он есть в этой книжке…

Как ни странно, лук в справочник по языку цветов попал. Даже с весьма конкретным значением.

– «Вы ошибаетесь», – процитировала Эвелин, кивая проходящей мимо знакомой. – В смысле, не вы… То есть вы, но… К Пеху всё! Я от вас заразилась, или здесь начинает появляться какой-то смысл?

– Сейчас проверим. Только отыщем последний ингредиент.

Они обошли сад дважды. Прошли по каждой тропинке, осмотрели все растения, однако Виктор не видел нужного. От третьего круга Эвелин отказалась, заявив, что, как бы ей ни нравилась прогулка в его обществе, повторять маршрут она не будет.

– Может быть, вы опишете, что вам нужно? Но получше, чем в прошлый раз, прошу.

– У меня есть другая идея, – Виктор сунул руку в карман. – Я увидел у Шона рисунок…

– И вы молчали?!

– Возможно, мне тоже была приятна ваша компания, – галантно предположил он.

Эвелин ответила ему взглядом исподлобья.

– Скажите честно, что про него забыли. Давайте сюда, – она развернула сложенный вчетверо листок и пробежалась по нему глазами.

– А это черновик протокола допроса, который вам необязательно читать… Да-да, спасибо… С другой стороны…

– Шон – это ваш сержант, верно? – спросила она, разглядывая рисунок. – У него талант.

– К сожалению, да, – подтвердил Виктор.

Но, несмотря на слова, не без гордости. Брэм действительно был молодцом. Жаль, что его судьба так сложилась. Кто знает, может, в другом мире Гетценбург получил бы в его лице не полицейского, а известного художника.

– Узнаёте?

Она неуверенно качнула головой.

– Вы когда-нибудь были на море, детектив?

– Я редко выбираюсь за город. Никак не найду время на отпуск.

Надо было. Свозить Лидию, как обещал. И не только. С другой стороны, с самого начала Виктор поклялся работать до последнего вдоха, так много, сколько успеет.

– Мне это напоминает один кустарник, который растет на дюнах. Тамариск.

– Могу я?.. – Виктор указал на книгу.

– Пожалуйста. Она ваша.

Перелистывая страницы, он быстро дошел до нужной. Напротив названия стояло всего одно слово, произведшее эффект взорвавшейся бомбы.

– «Преступление».

У небольшого кафе на входе в ботанический сад стояли поразительно неудобные стулья, но Виктор был рад возможности передохнуть. Даже неспешная прогулка сбила дыхание и заставила сильнее опереться на трость. Эвелин же делала вид, будто ничего не происходит. Однако, подняв глаза от словаря цветов, Виктор заметил, как она побледнела.

Исправить… Хотел бы он надеяться, что Эвелин права, и он успеет.

– Итак, что мы имеем, – резюмировал он. – «У меня есть для вас послание: вы ошибаетесь. Это преступление». Не слишком похоже на совпадение.

– Нет, – вынуждена была признать она.

– Вопрос в том, о каком преступлении идет речь.

– О смерти Хэрриет? – предположила Эвелин. – Вы получили это сообщение в день, когда она отравилась.

– Спасибо, но мы уже догадались, что это преступление. Можно было не тратиться на букет.

– Только после смерти Лакруа, – возразила она. – До того вы считали ее смерть самоубийством.

Признавая свой промах, Виктор замолчал.

– Кстати, о Лакруа, – хватило его, впрочем, ненадолго. – Что насчет второго букета? «Ненастоящая любовь»? При чем здесь это?

– Все просто. Если вспомнить мистера Герге, – выражение лица Эвелин подсказывало, что лучше этого не делать, – можно предположить, будто отправитель пытался сказать, что на самом деле мисс Лакруа его не любила.

– А она любила его?

– Не знаю, – пожала плечами Эвелин. – В любом случае, она честно любила его подарки и деньги.

Виктор допил кофе одним глотком и мрачно уставился в дно чашки.

– Все равно ничего не сходится.

Надо было признать, что версия с языком цветов, за неимением других казавшаяся еще утром довольно привлекательной, зашла в тупик. Либо неизвестный отправитель букетов любил сообщать очевидное… Либо после проработки всех связанных с мистером Александром Герге ниточек Виктору предстояло путешествие в полицейский архив. Где его и так не любили – за излишнее, по мнению архивариусов, трудолюбие. Хоть кто-то оценил!..

Эвелин посмотрела на стоявшие у входа в сад солнечные часы и сверила их показания со своими.

– Уже два! – удивленно воскликнула она. – Ладно, детектив, было приятно, но мне пора.

– Мне тоже, – кисло подтвердил Виктор, отвлекаясь от работы. – Спасибо за помощь. И за книгу.

Он вовремя вспомнил, что сегодня четверг, а значит, перед посещением архива придется нанести визит матери.