Книга: Корона из ведьминого дерева. Том 2
Назад: Глава 39. Степная свадьба
Дальше: Часть третья. Изгнанники

Глава 40. Глазами бога

Однажды женщина жила на небе,
Жила на небе, жила на небе…

Что-то маленькое, но удивительно тяжелое прыгало на груди у Моргана, злая фейри, судя по звуку пронзительного голоса.
Однажды женщина жила на небе,
И ее звали Бабушка Солнце.

Он застонал и попытался отпихнуть то, что ему мешало, но оно не отставало, точно надоедливый заусенец.
Она скакала на облачной лошади,
облачной лошади, облачной лошади.
Она скакала на облачной лошади,
И ее звали Бабушка Солнце!

– Бог ада, – сказал он. – Что ты такое?
– Ты сказал плохие слова про бога, – заметила фейри с очевидным удовольствием. – Я все расскажу архиепископу Джервису, и он тебя отлучит от церкви.
– Уйди. Сплю.
– Тебе нужно вставать, потому что сегодня ты уезжаешь, Морган. И я на тебя сердита за то, что ты не пришел и не попрощался со мной.
Он открыл один глаз. Света в его спальне было недостаточно, чтобы он мог разглядеть существо, которое устроилось на нем, но уже понял, что вредный дух – это его сестра.
– Как я мог прийти и попрощаться с тобой, если я еще не уехал?
– Ты собирался так поступить. Ты хотел уехать не прощаясь.
Он стащил Лиллию с груди и обнял, не давая вырваться.
– Я пришел в твою комнату вчера вечером, чтобы попрощаться, я думал, что уеду рано, но тебя там не было. Как ты думаешь, кто виноват?
– Мне приснился плохой сон, и я пошла в кровать к тетушке Ронер. – Его младшая сестра несколько лет назад узнала, что подругу ее матери зовут графиня Рона, но, как и во многих других случаях, Лиллия не пожелала менять свои привычки, чтобы доставить удовольствие другим. Морган и сам отличался упрямством, но в подобных вещах ему было далеко до сестры.
– И я должен был это знать? Кроме того, я не уверен, что тетушка Ронер захотела бы, чтобы и я забрался к ней в постель, Лил.
– Нет, потому что ты слишком большой и от тебя плохо пахнет.
– Врунья.
– Да, плохо. От тебя пахнет, как от брата Олова.
Он учил детей в течение года, пока его привычка воровать мелкие вещи, чтобы менять их на выпивку, не стала так очевидна, что его пришлось вернуть в аббатство Святого Сутрина. И, пока он их учил, брат Олов прятал кувшины с вином в самых неожиданных местах резиденции, чтобы иметь возможность «подкрепляться» между уроками.
Морган перекатился на бок, спиной к сестре.
– Уходи, Поросенок. Я пытаюсь спать.
– Вставай! Уже пора, и тебе нужно со мной попрощаться.
– До свидания.
– Нет, как следует. Ты должен встать и сказать как положено. Иначе ничего не получится.
– Что не получится?
– Я произнесла сегодня утром специальную молитву, чтобы бог запомнил, что ты уходишь, и пообещал мне благополучно вернуть тебя назад.
– И он? – проворчал Морган.
– Он что?
– Бог дал тебе обещание?
– Я не знаю. Не будь злым!
И она почти не сердилась, как бывало, когда он делал вид, что дразнит ее – или дразнил, что также случалось довольно часто. Морган понял, что она действительно расстроена и готова расплакаться.
Он застонал и повернулся на спину, все еще придерживая Лиллию, чтобы помешать ей себя оседлать. Его младшая сестра любила садиться на него верхом, делая вид, что он конь – очень резвый конь, если судить по тому, как энергично она пыталась на нем скакать, – но после выпитого вчера дешевого вина сегодня Морган чувствовал себя особенно паршиво. На самом деле вчера вечером он не стал засиживаться допоздна и слишком много пить, думая, что они выедут на рассвете; но, вернувшись в резиденцию после ужина, он узнал о нападении на графа Эолейра и о том, что их отъезд отложили. Однако он все равно не хотел, чтобы Лиллия продолжала прыгать у него на животе.
– Полагаю, после того как я уеду, вашему прыгучему высочеству придется отвести этого пони на пастбище и поискать настоящую лошадь. – Его шутка была встречена молчанием. Он посмотрел на Лиллию, которая лежала, уткнувшись носом ему в ребра. По ее щекам катились слезы. – Почему ты плачешь, Поросенок?
– Ты знаешь почему! Ты знаешь.
– Потому что я уезжаю.
– Да. Опять! Ведь ты только что вернулся!
– Не я это придумал.
– Мне все равно, пусть ты даже никогда не станешь мужчиной. Я не хочу, чтобы ты уезжал.
– Стану мужчиной?
– Так сказала тетушка Ронер. «Он должен отправиться в мир и стать мужчиной». Так она сказала.
Морган нахмурился и собрался сесть, для чего ему пришлось освободиться от печального семилетнего ребенка. Слова Роны его рассердили, хотя ему всегда нравилась аристократка-эрнистирийка. Почему все считают, что он не может достичь зрелости? Он неплохо владеет мечом, умеет скакать на лошади, пьет наравне с лучшими из них, да и с женщинами у него все в порядке. В его возрасте дедушка чистил кастрюли и сковородки в кухне замка. И виноват ли он в том, что не нашлось Короля Бурь, который устроил бы для него войну, или короля Элиаса, или Красного Священника Прайрата?
Мысль о Красном Священнике заставила Моргана вспомнить о том, что, как ему показалось, он видел в башне; и его реакция была настолько сильной, что Лиллия это заметила.
– Если ты замерз, забирайся под одеяло, – сказала она. – Мы сделаем палатку.
– Нет, никаких палаток, Поросенок. Мне действительно пора вставать и готовиться к отъезду. – Во всяком случае, так он думал. – Сколько сейчас времени?
– Одиннадцать часов.
– Проклятье!
– Ты сказал еще одно слово против бога!
– Вовсе нет. Давай, подвинься, чтобы я мог спустить ноги. – Он поставил ступни на холодный пол, с трудом удержавшись от еще более выразительных ругательств. – Ты уверена, что уже одиннадцать? Где Мелкин?
– Он ушел проверить, в порядке ли твое снаряжение. Именно он сказал мне, сколько сейчас времени.
Из чего следовало, что это правда. Мелкин был не самым лучшим оруженосцем, но почти всегда знал время. Едва ли не главной мечтой его жизни, как он однажды признался принцу, были часы, за которыми он мог бы ухаживать. Морган не мог себе представить более скучного занятия во всех землях Светлого Арда, чем сидеть в башне и присматривать за часами.
– Пойди и найди чего-нибудь поесть, – попросил он сестру. – А я помоюсь и надену чистую одежду. Мне предстоит встретиться с мамой – о да, еще нужно увидеться с дедушкой и бабушкой перед отъездом, не сомневаюсь, что они мне снова напомнят, какой я бесполезный дьявол и как поиски фейри в диких пустошах помогут мне стать достойным человеком.
Лиллия внимательно на него посмотрела:
– Ты и в самом деле должен навестить настоящих фейри?
– Думаю, да. – В постели было гораздо легче сидеть, если ты не пил всю ночь. Он почти забыл, как это бывает. – Если мы их вообще найдем. Но не совсем фейри. Ты ведь видела женщину наверху, не так ли? Как ты думаешь, она настоящая фейри?
– Да, Морган. У нее глаза, как у кошки. И она ужасно худая!
– Ну, мы повезем ее к фейри, чтобы они помогли ей поправиться.
– Она может молиться богу. Так говорит отец Нуллес. Бог ее исцелит. Но фейри не молятся богу. Они даже в него не верят.
– Ну, тогда бог, скорее всего, не станет ее исцелять, чтобы это сделал кто-нибудь другой. Ты ведь не хочешь, чтобы она умерла?
Глаза Лиллии округлились.
– О нет! Это было бы очень плохо.
– Вот почему мы должны отвезти ее домой, к собственному народу, понимаешь? Чтобы они дали ей лекарство фейри. И, кстати, о волшебных вещах, от которых людям становится лучше, как насчет еды?
– Дедушка сказал, что если ты хочешь поесть перед путешествием, тебе нужно спуститься вниз и сделать это вместе со всеми.
– Да, дедушка может так сказать. – Морган нахмурился, но увидел обиженное выражение, появившееся на лице Лиллии. – Знаешь, я уверен, он вовсе не имел в виду, что никто не может сходить на кухню и посмотреть, нет ли там… чего-то. Ну, то, что все равно бы пропало, если ты понимаешь, о чем я.
Она бросила на него еще один неодобрительный взгляд:
– Но это будет кража.
Морган вдохнул:
– Однажды, когда я стану правителем, а ты самой важной леди, все это будет принадлежать нам.
Она смотрела на него, подозревая, что в его словах кроется какой-то подвох.
– И что?
– И вот что: если ты найдешь на кухне какую-нибудь еду, это не воровство. Просто я возьму ее у себя взаймы. Ну, ты меня понимаешь?
Лиллия наморщила лоб, а потом встала.
– Ты не станешь запирать дверь, как всегда делаешь, когда я ухожу?
– Нет, если ты быстро вернешься, в противном случае я буду на аудиенции с дедушкой и бабушкой. Так что поспеши!
Лиллия с сомнением посмотрела на него, не уверенная, что Морган говорит правду.
– Ты обещал, не забудь. Не запирай дверь.
– Я не стану. Но возвращайся скорей, Поросенок. Я ужасно хочу есть!
Несколько мгновений после того, как она ушла, Морган просто сидел на краю постели, наслаждаясь тишиной, но что-то продолжало его тревожить. Он будет скучать по сестре, наконец сообразил Морган, и сердце у него сжалось. Прежде он об этом не думал, но сейчас понял, что так и есть. Конечно, он будет скучать по замку и городу, по друзьям и любимым местам, и даже по матери, дедушке и бабушке, что бы они о нем ни думали. Но больше всех ему будет недоставать маленькой и очень непростой девочки.
* * *
Его мать, принцесса Идела, находилась в своих покоях в окружении фрейлин, которые вышивали и сплетничали. Еще не наступил полдень, но уже стояла жара, и одна из младших горничных ходила по комнате с большим веером и старалась немного охладить воздух.
Морган опустился на колено, взял прохладную руку Иделы и поднес ее к губам.
– Я пришел пожелать тебе доброго утра, мама.
– Я опустошена, – заявила она, хотя по ее голосу Моргану так не показалось. – Я просто не знаю, что сказать, кроме того, что я не буду знать покоя, пока ты не вернешься, мой дорогой сын.
– Это не должно занять много времени. Во всяком случае, я надеюсь. Граф Эолейр сказал, что мы вернемся до конца лета.
– О, это так ужасно! Подумать только, кто-то хотел причинить ему вред. Несчастному старому человеку! Как граф чувствует себя сегодня утром?
Морган стиснул зубы, но постарался улыбнуться.
– Я не знаю, мама. Я еще не успел спуститься вниз. Сначала я зашел к тебе, чтобы попрощаться.
– Какой хороший сын. – Она повернулась и улыбнулась фрейлинам. – Теперь вы понимаете, почему я буду так сильно по нему скучать?
Дамы заулыбались Моргану, принялись кивать и что-то бормотать в ответ. Часть фрейлин была едва ли старше Моргана, и многие из них весьма хорошенькие, но ему казалось, что они вне его досягаемости, и ему даже их не понять, словно они принадлежали к чуждой расе, вроде женщины-ситхи, которую им с Эолейром предстояло вернуть на родину.
– Я таков, каким ты меня вырастила, мама.
– Ну, не скажи! – вскричала она. – Я не могу принять на себя вину за все. Часть твоих приключений связана с грубой компанией и не имеет ничего общего с тем, чему тебя учила я.
Он попытался улыбнуться:
– Весьма возможно. В любом случае меня уже ждут внизу – скоро мы уезжаем, ведь нам необходимо добраться до Вудсалля до наступления темноты.
Мать покачала головой:
– О, мне даже думать не хочется о твоем путешествии в Альдхорт и вообще куда-либо. Этот лес пользуется дурной славой. Обещай, что будешь молиться по утрам и вечерам, что бы ни случилось, и не снимать с шеи знак Святого Дерева. Обещай!
– Я обещаю.
– Хорошо. Потому что даже в мирные дни дьявол не прекращает своей работы по всему миру. Вот, я хочу сделать тебе подарок. – Она наклонилась и после недолгих поисков в корзинке для шитья нашла Книгу Эйдона, маленькую, но в красивом переплете. – Это принадлежало моей матери, – продолжала Идела. – Она подарила ее мне, когда узнала, что я уезжаю в Эрчестер, чтобы выйти замуж. Моя мать считала город средоточием греха, где в каждом переулке бродят грабители.
– И была не так уж далека от истины.
Принцесса Идела неожиданно захихикала:
– Мне так и не позволили убедиться лично. Ты ведь понимаешь, что будущей невесте не разрешено разгуливать по городу? В особенности дочери герцога. Ну, во всяком случае, без стражников и дуэньи. – В ее голосе послышалось огорчение. – Возможно, это было бы волнительно… – Она восстановила ход своих рассуждений. – В любом случае ты должен постоянно носить книгу с собой. Ее сделали монахи монастыря Святого Истрина, и она обеспечит твою безопасность. И ты должен мне обещать ее читать каждый день, когда будешь останавливаться на отдых. Обещай!
Морган постепенно начал путаться в обещаниях, которые давал женщинам своей семьи.
– Конечно, мама. – Он взял книгу и наклонился вперед, Идела подставила ему щеку, и он ее поцеловал. – Спасибо, я буду на нее смотреть и вспоминать о тебе.
– Не смотри на нее! Ее нужно читать! – Она сказала это со странным ударением, которого Морган не понял.
– Как я уже сказал, конечно. Я буду ее читать. – Морган выпрямился. – А теперь мне действительно пора.
– Передай графу Эолейру, чтобы он хорошо заботился о тебе. Ты бесценен, и не только из-за того, что являешься наследником. Ты бесценен для меня.
Морган кивнул, но он знал, что никакая угроза на свете, даже огнедышащий дракон в компании с норнами, не заставят его сказать графу Эолейру, чтобы тот хорошо о нем заботился потому, что он бесценен для своей матери.
Он поклонился фрейлинам, которые заулыбались и произнесли на прощание тихие вежливые слова, еще раз поцеловал руку матери и вышел.
– Каждое утро и каждый вечер! – крикнула она ему вслед.
– Обязательно! – крикнул он в ответ.
Когда Морган наконец оказался в коридоре, он засунул книгу Эйдона под рубашку. Священная книга его бабушки. Может быть, между женщинами, желающими сделать из него настоящего мужчину, существует тайный сговор? Или они намерены ему в этом помешать? Морган не знал правильного ответа.
* * *
Он нашел деда в тронном зале, где тот сидел в своем кресле, а не на королевском троне, что Морган всегда находил непонятным и раздражающим. Зачем вообще ставить трон, к тому же легендарный, сделанный из костей настоящего дракона, если им не пользоваться?
«Когда я стану королем, то буду сидеть только на нем, – промелькнула в сознании Моргана мрачная мысль. – Если, конечно, до этого дойдет. Если предсказание тролля окажется неверным».
Мысль о Сненнеке заставила его вспомнить ночь, проведенную наверху Башни Хьелдин. Какая-то его часть хотела во всем признаться дедушке и бабушке, поведать им про открытый люк и безволосый призрак в красном одеянии, но сейчас все, что тогда произошло, казалось ему нереальным обрывком плохого сна. Видел ли он фантом до того, как ударился головой, или после? К тому же Морган знал: если он расскажет, дедушка рассердится еще сильнее. Он пошлет людей в башню, чтобы они ее открыли, а когда там ничего не найдут, весь Хейхолт будет полон смешных историй о «призраке принца Моргана». При свете дня он все больше верил, что призрак был лишь обманом зрения, застоявшимся воздухом давно закрытой башни, а также беспорядком в его собственных потрясенных мозгах. И все же какая-то часть сознания убеждала его, что ему следовало поведать кому-нибудь о своем видении.
Его дед беседовал с Эолейром, который сидел рядом с ним в кресле королевы, позволение он, очевидно, получил из-за раны – Морган увидел, что у него перевязаны плечо и ключица. В остальном тронный зал был пуст, за исключением нескольких застывших в тени стражников, что показалось принцу странным, ведь обычно здесь толпились люди, как в маленьком городе.
– О, хорошо, что ты пришел, – сказал король, как только увидел Моргана. – Нет, не надо опускаться на колено. – Он снова повернулся к графу: – А Тиамак и его жена уверены?
Эолейр устало улыбнулся. Несмотря на бледность, он выглядел здоровым.
– Да, они уверены. Это всего лишь царапины. Конечно, они кровоточили, но по большей части совершенно безвредны.
– Безвредны? Едва ли, если судить по луже крови, которую я видел. В ней мог бы поплавать ребенок. Тебе повезло, что все произошло именно там, где твои раны смогли сразу перевязать.
– Прошу прощения, ваше величество, граф Эолейр, – сказал Морган, – но я почти ничего не знаю о том, что произошло. Однако рад слышать, что с вами все в порядке, милорд. Вы действительно готовы отправиться в путешествие?
– Рана поверхностная, благодарение богам. Нападение стало для меня огромной неожиданностью, а в процессе борьбы у меня закружилась голова. Путешествие по хорошим королевским дорогам пойдет мне на пользу. Со мной все будет в порядке.
– Что за безумец на вас напал?
Эолейр осторожно покачал головой.
– Эрнистириец, который около года работал в пекарне замка, тихий и замкнутый. Никто не слышал, чтобы он говорил что-нибудь плохое обо мне или о ком-то другом. Он был чем-то расстроен, и я попытался ему помочь. Я даже не знаю, хотел ли он причинить вред именно мне – он не мог знать, когда я там появлюсь.
– Благодарение богу, что вы не получили более серьезной раны, – сказал Морган. Он бы не возражал, если бы путешествие пришлось отложить, но только не за счет здоровья достойного немолодого человека. – Вы убили того типа?
Эолейр грустно рассмеялся:
– Как я уже сказал, у меня закружилась голова. Мне лишь удалось помешать ему нанести более серьезный удар, а потом подоспела помощь.
– Я рад, что все обошлось.
– Как и все мы, – вмешался король. – Пасеваллес пытался выяснить, чего хотел этот человек, или он просто безумен, но ему так ничего и не удалось узнать.
– Я не думаю, что нападение спланировано заранее, – сказал Эолейр. – Все произошло слишком быстро. Просто какой-то безумец, бормотавший, что «его призвали». Быть может, он последовал за мной с нашей родины с какой-то безумной обидой или обратил на меня внимание из-за того, что я заговорил с ним на эрнистирийском языке. Ваше величество, я оставлю вас, чтобы вы могли попрощаться с принцем, а я проверю последние мелочи. – Он повернулся к Моргану: – Когда прозвучит полуденный колокол, ваше высочество?
– Я там буду. – Но теперь Морган испытывал тревогу.
А вдруг Эолейр слишком слаб, чтобы руководить миссией? Или умрет во время путешествия? В конце концов, он ведь немолод. И тогда на плечи Моргана ляжет еще большая ответственность. И не приходилось сомневаться, что, если что-то пойдет не так, виноват будет он.
– Итак, юноша, – сказал король. – И вот мы здесь. Нет, точнее, ты здесь, и тебе предстоит исполнить миссию по поручению Верховного Престола. Как ты себя чувствуешь?
Морган знал, что хотел услышать дедушка, хотя чувствовал себя как танцующая собака хирки.
– Я чувствую, что это огромная честь, ваше величество.
Все мысли о том, чтобы рассказать королю о том, что произошло в Башне Хьелдина, исчезли, как последние песчинки в песочных часах. Если они не хотят, чтобы он оставался здесь, зачем им знать, что он видел?
Король почувствовал его неискренность и застал Моргана врасплох.
– Перестань пытаться продать мне ветку дерева, на которой казнили Эйдона. Я спросил, какие чувства ты испытываешь, а не о том, что, ты думаешь, тебе следует сказать.
– Ладно. – Моргану не нравилось, когда кто-то, пусть даже король, так резко его осаживал. – Я чувствую, что вы хотите от меня избавиться, ваше величество.
Дедушка посмотрел на него с удивлением и обидой.
– Ты действительно так думаешь? Милосердный Риаппа, ты и правда так думаешь?
– А почему я должен думать иначе? Вы только и делаете, что меня осуждаете, с тех самых пор, как я себя помню. – Он оглядел тронный зал. – А где королева?
– Что?
– Где королева? Ей стыдно со мной попрощаться? Или она слишком рассержена из-за того, что ты заставил ее согласиться?
На мгновение лицо короля покраснело, и принц, которого точно так же переполнял справедливый гнев, приготовился услышать крик. Но вместо этого – и теперь пришел черед Моргана удивляться – король рассмеялся и откинулся на спинку кресла.
– Ну, мне следовало ожидать чего-то подобного, не так ли? Нет, королева тебя не избегает. Твоя бабушка придет, чтобы тебя проводить. Я просто хотел поговорить с тобой наедине.
– Ну, мы поговорили. Я могу идти?
Лицо короля потемнело, точно небо перед дождем.
– Клянусь Священным Деревом, мальчик, неужели ты действительно считаешь, что я настолько плохо к тебе отношусь?
– Я ничего такого не говорил, но я думаю, что, наверное, так и есть. Я лишь сказал, что ты постоянно меня осуждаешь, но ты и сам говорил это много раз. Хочешь забрать свои слова обратно?
– Проклятье, нет! Я осуждаю не тебя, юноша, я осуждаю то, что ты делаешь. Турниры, азартные игры, выпивка, посещение веселых домов и твои друзья, которые в два раза тебя старше, но в два раза глупее! Я уже не говорю о том, что ты забрался на вершину проклятой башни посреди ночи. Ты имеешь хотя бы смутное представление, юноша, о дьяволе, который там похоронен? Ты хоть что-то знаешь?
Холод окутал сердце Моргана, когда он вспомнил о призрачной лысой голове, но он твердо решил не показывать своего страха.
– Я слышал истории, сир. Слухи и сплетни, чтобы пугать детей.
Теперь, после того, что он там видел и пережил, Морган уже так не думал, но не собирался признаваться в этом деду – тогда получилось бы, что он соглашается с тем, что тот прав во всем.
– Значит, по-твоему, это сплетни и слухи? – прорычал король. – Хочешь узнать, что я там видел в ту ночь, когда бежал из замка? В те времена я едва ли был старше, чем ты. Там принесли в жертву человека, аристократа нашего королевства, ему перерезали горло Белые Лисы, которые использовали его кровь для того, чтобы скрепить союз между королем Элиасом и самим Королем Бурь. А знаешь ли ты, кто организовал сделку? Прайрат, человек, на башню которого ты так глупо залез.
Морган вздрогнул. Проблема состояла в том, что король был прав – он поступил глупо. Но легче от этого ему не становилось.
– И чего мне следовало бояться? – резко спросил он. – Норнов с белыми когтистыми руками, которые могли вылезти из всех щелей, чтобы утащить меня в ад? Призрака безумного священника? Или крыс? В старых зданиях их полно, так говорят, а их шорох ошибочно принимают за шаги привидений.
Саймон покачал головой:
– Я был в той башне, мальчик, когда Прайрат еще не умер. И, если бы ты видел четверть того, чему стал свидетелем я, то никогда бы так не шутил. Крысы! Если бы только!.. Благословенная Элизия, пожалуйста, прости глупого юношу, потому что он ничего не знает.
– Если это все, что вы хотели мне сказать, ваше величество, то мне пора идти. С вашего разрешения, конечно.
Несколько мгновений они оставались в неподвижности, Морган, на одном колене, но готовый подняться, и его дед, который наклонился вперед на своем простом троне и разочарованно теребил бороду.
– Ну что ж, – наконец заговорил король. – Ты можешь идти. Но настанет день – я молюсь, чтобы он настал, – когда ты оглянешься назад и поймешь, что мы с твоей бабушкой хотели для тебя только самого лучшего.
– И в тот день, уверен, я вас отблагодарю. – Морган встал, он с трудом скрывал, что дрожит от гнева, печали и других чувств, названия которых не знал. – Но сейчас мне кажется, что вы хотите только одного: чтобы я ушел – и оказался там, где я, мое плохое поведение и сомнительные друзья больше не будут создавать вам проблемы. На самом деле ни один из вас никогда ничего ко мне не испытывал. Ни вы, ни моя благословенная мать, ни даже отец.
Лицо короля исказилось – Морган не сомневался, что это ярость, но ему уже было все равно. Неужели он должен беспокоиться о том, чтобы старик остался в хорошем настроении, отправляя его в напрасное, никому не нужное путешествие?
– В тебя вселился дьявол, мальчик? – Рука короля задрожала, когда он поднял ее, словно пытался от чего-то защититься. – Плохо уже то, что ты говоришь ужасные вещи о нас, тех, кто так долго о тебе заботился, но твой отец? Клянусь священной кровью Искупителя, твой бедный отец тебя любил!
– Да, конечно, любил… некоторое время. – Морган неуклюже поклонился. – А теперь я ухожу по вашему приказу, ваше величество.
Морган повернулся и решительно направился к двери, ожидая, что король Саймон скажет что-нибудь ему вслед, но тот молчал – несомненно, ярость мешала ему говорить. Это уже не имело значения: его дед выиграл спор просто потому, что был сильнее.
«Нельзя одержать победу, когда сражаешься с королем, – подумал Морган. Он не стал оборачиваться, когда выходил из тронного зала. – Король всегда побеждает. Но наступит день, и королем стану я».

 

Лорд-канцлер Пасеваллес стоял у самого высокого окна Башни Святого Дерева и наблюдал, как процессия покидает замок. Он собирался проводить принца Моргана и Мастера Престола, но когда пришло время, к своему удивлению, обнаружил, что охвачен болезненными воспоминаниями. Стоял ясный, теплый день, когда его отец и дядя отправились в Наббан, связав свою судьбу с принцем Джошуа, Камарисом и их армией в великой войне. Тот давний день стал для него смесью гордости, надежды и страха, которые он разделял с толпой, когда их любимые уходили в неизведанное. Он был тогда ребенком и выкрикивал приветственные слова, не испытывая ни малейших сомнений, возбужденный тем, что его дяде барону Серридану и отцу Бриндаллесу предстояло совершить поразительные дела ради замечательного народа. В конце концов, если сэр Камарис, величайший воин столетия, быть может, даже всех столетий, появился после того, как все уже перестали надеяться на его возвращение, разве они могли потерпеть поражение?
И они победили. Более того, именно здесь, в Хейхолте, они отправили восставшего из мертвых Короля Бурь обратно в ад и одержали верх над его смертными приспешниками, королем Элиасом и его магом-священником Прайратом. Но не все, кто сражались против них, дожили до конца войны: отец Пасеваллеса и его дядя больше никогда не увидели свой дом, и после этого ткань его жизни начала распадаться.
Все детство Пасеваллес жадно поглощал истории о героизме и рыцарских идеалах, но после смерти отца они потеряли смысл. В войне Короля Бурь погибли не только обычные люди.
Пасеваллес смотрел на поток людей, пеших и конных, покидавших замок и направлявшихся к воротам. Сверху маленькая армия казалась единым существом, одним из тех чудовищ, что живут вдоль берегов Кинслага, не обремененных разумом, что не мешает им изредка появляться на поверхности и пожирать всех подряд. Как отнесутся ситхи к армии смертных? Будут ли они ее приветствовать, как рассчитывали король и королева, или постараются избежать встречи с ними, как с опасными существами.
Пасеваллеса не радовало, что принца Моргана, наследника Престола, отправили с этой миссией. Все, за что он боролся с тех пор, как стал лордом-канцлером, его напряженная работа и тонкая политика, станут бесполезны, если принц погибнет. И все же король Саймон и королева Мириамель настояли на том, чтобы отослать принца. Их решение казалось Пасеваллесу таким легкомысленным и глупым, что сейчас он даже радовался, что оказался в самой высокой башне замка.
«Понимают ли они, как близки к потере, которая может случиться в любой момент? Понимают ли, что Судьбе по силам забрать их любимых – просто смести прочь, словно крошки со скатерти?»
Он увидел внизу вспышку светлого золота – волосы принца: Морган сбросил капюшон, чтобы поцеловать бабушку в щеку, и Пасеваллес, наблюдая за ними, почувствовал себя вором или шпионом.
«Быть может, иногда такие же чувства испытывает бог? Когда он смотрит на нас, но ничего не делает? Как шпион?»
Странная, тревожная мысль, и Пасеваллес постарался отбросить ее прочь. Он подошел к соседнему окну и высунулся наружу, чтобы видеть графа Эолейра, который разговаривал с командиром сопровождавшего их взвода эркингардов. Пасеваллес подумал, что ему будет не хватать Эолейра: граф принадлежал к тем людям, которых лорд-канцлер хорошо понимал, ведь Мастер Престола тоже пережил трагедию. Как и Пасеваллес, Эолейр знал, что могущественные Небеса могут уничтожить все, что создано человеком, посмеяться над любыми надеждами и планами. И все же рядом, всего в нескольких ярдах от Эолейра, находился епископ Джервис, который помахивал кадилом и повторял молитвы, словно рассчитывал, что его тонкий голос привлечет внимание самого господа.
«Я сегодня рассержен, – сказал себе Пасеваллес. – Я должен быть осторожен. В таком настроении нельзя принимать решения».
Но в некоторые дни старые раны болят особенно сильно, и он ничего не мог с этим поделать – оставалось лишь держаться в такие моменты подальше от других людей.
Пасеваллес посмотрел на небо. Ну, хотя бы оно сулило хорошие предзнаменования. Ветер нес несколько облаков, подобных овцам, отбившимся от стада и угнанным тритингами, но в остальном небо оставалось синим и чистым.
До Пасеваллеса донесся одинокий зов трубы, за ним последовало еще несколько, а лорд-канцлер продолжал наблюдать за процессией с принцем и Эолейром во главе, которая вошла в ворота Нирулаг и двинулась по Главной улице через Эрчестер. Какими маленькими они кажутся! Какими далекими! С такой высоты он все еще мог разглядеть принца Моргана, но, когда он, как и многие его спутники, повернулся, чтобы посмотреть на свой дом, Пасеваллес уже не видел лица принца. Он стал всего лишь актером в представлении, как и все остальные.
«Как все мы, – подумал Пасеваллес. – Принимаем ту роль, которую дает нам бог, и благодарим за нее, хотя не знаем заранее, станем мы героями истории или объектами насмешек. Слишком много горечи, – сказал он себе, – на самом деле слишком много печальных мыслей. У меня полно работы».
Лорд-канцлер отвернулся от окна и не стал смотреть, как принц, граф и их спутники прошли через ворота Хейхолта и оказались в большом и опасном мире.
Назад: Глава 39. Степная свадьба
Дальше: Часть третья. Изгнанники