Снова стояла жара, слишком сильная для Третьей зеленой луны. Казалось, воздух потрескивает, словно кто-то трет сухую овечью шкуру, а когда Фремур посмотрел сквозь маленькое окошко фургона, он нигде не увидел облаков. Он чувствовал себя, как будто какое-то ужасное существо дышало ему в шею, но знал, что больше не может тянуть и пора присоединиться к клану. Его сестра выходила замуж за Дроджана, и брат Одриг устроил пир.

Фремур распутал ленточки своей лучшей рубашки в последний раз. Он знал: еще до того, как день закончится, белая одежда с длинными рукавами будет пропитана потом и станет грязной от рук его соплеменников, когда они начнут хлопать его по спине и вытаскивать для нежеланных борцовских схваток с пьяными гостями. Его тете придется пришивать новые ленточки, потому что половина оторвется.

«Все было бы иначе, – подумал он, – не будь Дроджан такой свиньей».

Фремур ничего не имел против того, чтобы женщину, даже его сестру Кульву, отдали замуж за мужчину, выбранного главой семьи, в особенности если глава семьи тан. Таков закон. Но когда таном был их отец Хурвальт, еще до того, как боги сделали его немым калекой, он бы отказался отдать дочь в жены такому самодовольному глупцу, как Дроджан, ведь его единственным достижением являлась дружба с Одригом. Более того, Хурвальт выдал их старшую сестру за мужчину, который ей нравился, хотя мог подобрать для нее более богатого мужа.

«Счастье клана важнее для тана, чем для любого другого члена, – однажды сказал ему отец. – Тан должен постоянно думать двумя разумами, своим собственным и мудростью предков. А предки хотят лишь одного: чтобы клан выжил».

Его отец был одним из первых, кого Фремур увидел, когда вышел из фургона на траву выгороженного для свадьбы участка. Хурвальт, чье тело усохло и стало бесполезным, точно упавший лист, сидел на скамье в скудной тени фургона, завернутый в одеяла, несмотря на жару.

Фремур опустился перед отцом на колени.

– Пусть Небесный Молот приглядывает за тобой. И пусть он принесет тебе радость в день свадьбы твоей дочери.

Хурвальт закатил глаза в сторону Фремура, но никак не дал понять, что услышал его слова. Он молчал уже семь лет, но Хурвальт всегда был сильным мужчиной, и, хотя он не мог говорить, есть и ходить, если его не поддерживали двое мужчин, он продолжал жить. Фремур не раз спрашивал себя, что хотел сказать им Небесный Молот, хранитель клана, позволив бывшему тану вести такую долгую ужасную жизнь после того, как он лишился всего, что должен иметь мужчина.

«Мы клан Журавля, – напомнил себе Фремур. – Мы не ставим под сомнение решения Небесного Молота».

Большой участок травы с табуном лошадей, принадлежавших Одригу, с одной стороны огородили фургонами самых разных размеров. Здесь собрались все члены клана Журавля – нет, поправил себя Фремур, почти все, – а также важные представители соседних кланов, таких как Стрекоза, Гадюка и Олень с Белыми Пятнами, с которыми Журавли часто заключали браки. Семья Фремура, во всяком случае женщины и многие племянницы и племянники, уже заняла свои места рядом с фургоном тана Одрига. Как обычно, младшие мальчики развлекались, усевшись на деревянную ограду загона, словно это седло лошади, колотили друг друга длинными палками и, конечно, не обращали внимания на замечания старших родственниц женщин. Несколько теток и кузин Фремура свистнули ему, когда он проходил мимо. Он кивнул, но не остановился, даже когда его позвали мальчишки.

Большая часть остальных членов клана собралась в центре, где поставили шатер – там должна была ждать невеста – и где на разноцветных одеялах стояла еда и выпивка, накрытые сетками, чтобы защитить от мух. Хотя Одриг не стал жадничать и купил несколько бочек пива у обитателей каменных домов, чтобы доставить удовольствие пирующим, бочки оставались закрытыми. Впрочем, из этого не следовало, что никто не начал пить: многие члены клана принесли собственный джерут, ферментированное молоко кобылы, которое тритинги пили с начала времен. Немалое число храпящих бородатых мужчин распростерлось на земле, распространяя кислый запах рвоты, и Фремуру все стало ясно.

Одриг стоял возле шатра вместе с Дроджаном и несколькими мужчинами, они передавали друг другу мех с джерутом и играли в ножи – каждый метал свой нож в столб ограды, находившийся в нескольких дюжинах шагов. Фремур знал, что ему следует подойти и произнести благословение Небесного Молота брату и тану клана, но сейчас он не хотел говорить с Одригом и тем более с Дроджаном, чья привлекательность никак не увеличилась из-за алого пьяного румянца и громкого хохота. Фремур обошел шатер по большой дуге, чтобы подойди к нему с другой стороны и не разговаривать с таном и его ближайшими сторонниками. Однако ему это не удалось.

– Эй, там, маленький брат! – крикнул Одриг. – Куда собрался? Надеюсь, не в шатер невесты, чтобы посидеть там с женщинами!

– Он хочет, чтобы ты выбрал ему мужа, тан! – проревел Дроджан.

Одригу очень понравилась его шутка, он схватил покрытое шрамами лицо Дроджана и сжал, словно это было лицо ребенка.

– Посмотри на своего нового брата, Мышь! – сказал тан. – Подойди и выпей за его здоровье, или мне поискать, как предложил Дроджан, сильного мужчину, чтобы он о тебе позаботился? Не думаю, что смогу получить за тебя много лошадей, ведь ты такой костлявый.

– Ну, вуаль нужна именно для этого, – сказал другой приятель брата, и все снова расхохотались.

Фремур понимал, что не сможет полностью избежать общения с ними; если не обращать на Одрига внимания, он становился более настойчивым. И, если честно, Фремур и сам не понимал, что сделало для него этот день таким тревожным и отвратительным. Дроджан был свиньей, но как друг Одрига он будет процветать, и у их сестры будет хорошая жизнь, теплые одеяла и надежный фургон. Возможно, он не нравится Кульве, но такое часто бывало с невестами тритингов, и в большинстве случаев со временем жены учились ухаживать за мужьями и даже испытывать к ним какие-то чувства.

– Я сейчас подойду, – сказал Фремур Одригу. – Но сначала я хочу благословить сестру.

– Сегодня ночью я дам ей кое-что получше! – прокаркал Дроджан. – Завтра она будет хромать, как кролик, вышедший за медведя!

Одригу больше остальных понравились его слова, и он снова с пьяной нежностью схватил лицо Дроджана и стал вертеть его из стороны в сторону, как отец любимого ребенка.

– Если только медведь не выпьет слишком много, – сказал Одриг, – и не предложит невесте вялую ветку ивы в качестве свадебного дара!

Вновь наступило всеобщее веселье. Фремур помахал рукой, постарался улыбнуться и продолжил свой путь.

Свадебный шатер, настоящая драгоценность, был сшит из кандианского шелка, во всяком случае, так когда-то говорила его мать. Именно в нем она ждала своего жениха, а перед ней ее мать и бабушка. Внешние стены, украшенные узорами с голубыми реками, озерами и зеленой травой, представляли собой нечто вроде карты их семейной истории в стране, которую обитатели каменных домов называют Озером Тритингов. Красный вымпел с журавлиными перьями, лентами и изображением Небесного Молота развевался над коническим шатром, и ленточки над входом трепетали на ветру.

Двое мужчин, которые назывались стражами невесты, одетые в кожаные доспехи и державшие в руках длинные копья, стояли по обе стороны от входа в шатер. Один из них попытался остановить Фремура, но другой сказал:

– Он может войти. Это брат невесты, а шаман уже там.

Фремур и сам уже сообразил: из-за того, что шаман был мужчиной, женское святилище в шатре уже открыли, и теперь туда допускались посетители мужчины. И все же Фремур остановился у входа, вытер пот с лица и пробормотал извинения Матери Всего Зеленого за то, что входит на ее территорию, прежде чем приподнял полог.

Внутри шатра оказалось темно и еще жарче, чем снаружи. Пока глаза привыкали к темноте, Фремуру показалось, что он видит сгорбленную фигуру с двумя головами и лицом из кошмаров. Его сердце забилось быстрее, прежде он сообразил, что это его сестра и старый шаман Буртан, который склонился над ней, чтобы совершить обряд очищения при помощи пепла и соли. Фремура всегда удивляло, что Буртан, которого он знал всю жизнь, становился наводящим ужас существом, стоило ему надеть головной убор и кожаную маску, но все именно так и было. Когда Фремур увидел, что священник смотрит на него, он на мгновение испытал суеверный страх, хотя знал, что старый шаман пристально вглядывается в него только из-за того, что он почти слеп.

– Благословения небес тебе, дедушка, – сказал он, как и положено, и достал из кармана маленькую серебряную монету, которую принес именно для этого момента. – Я буду говорить с невестой. Я ее брат.

– Я знаю тебя, Фремур, – сказал Буртан, чей голос прозвучал совсем тихо и раздраженно. – Не считай меня слишком старым и глупым… – И только когда монетка оказалась рядом с его лицом, он заметил ее в пальцах Фремура. – Ах да. Конечно. Но не задерживайся надолго. Рога протрубят, когда солнце будет в зените, так что осталось совсем немного.

Как старый шаман мог об этом знать – ведь он просидел в темном шатре все утро, – Фремур не понимал.

– Вы мудры, дедушка, – только и сказал он.

Даже старого шамана с молочно-белыми глазами не следовало сердить. Более того, как однажды заметила его сестра, старые люди ближе к смерти, значит, ближе к богам, следовательно, их нужно всячески ублажать. Боги и шаманы могли с легкостью отобрать удачу у тех, кто вызвал их неудовольствие.

Шаман что-то прошептал тете Фремура, которая тихо рассмеялась. Она сидела рядом с Кульвой, на месте ее матери, которая умерла в год Осенних Наводнений, за две зимы до того, как Одриг стал вождем клана Журавля. Пять других женщин-родственниц также теснились в маленьком шатре, где пахло потом и благовониями, курившимися в маленьких глиняных лампах. Лампы использовали не для освещения – верхушка шатра, в том месте, где сходились шесты, была открыта синему небу – но для того, чтобы привлечь дух Небесного Молота сладкими ароматами и он благословил свадьбу.

– Ты в порядке, Кульва? – спросил у сестры Фремур.

Она сидела практически неподвижно, словно размышляла о чем-то, находившемся далеко за пределами шатра. На ней был полный головной убор с вуалью, так что оставались видны лишь глаза. И вновь Фремур почувствовал суеверный страх: в белом одеяле и белой вуали его сестра походила на призрака. И еще ему показалось, что Кульва выглядит измученной, словно она много выпила. Он не исключал, что женщины-родственницы дали ей несколько глотков джерута, чтобы придать мужества в этот важный день.

– Фремур? – наконец спросила она. – Как наш отец? Он счастлив?

Вопрос показался ему странным, если учесть, какой сегодня был день.

– Я его видел. Он выглядит так же, как вчера или будет завтра.

– Интересно, что он подумает, когда увидит, что я выхожу за Дроджана.

– Я уверен, он счастлив – ведь ты выходишь за человека, у которого отличное будущее в клане.

– В самом деле? – Ее голос показался ему далеким и отстраненным. – Может быть. Наверное, время уже пришло.

– Шаман тебя позовет, когда солнце будет в зените.

– Осталось так мало времени, – сказала она. – Так мало времени!

– Ты не изменишься после того, как выйдешь замуж. Ты останешься Кульвой, нежной, как голубь, в честь которого тебя назвали.

– Голубей часто убивают люди с луками. И приносят домой в седельных сумках, чтобы поджарить на костре. И отдать любимцам тана.

– Не говори так. – Несмотря на то что тревога сестры эхом повторяла его собственную, Фремур повернулся к тете и другим женщинам в шатре. – Разве ваша задача не состоит в том, чтобы подготовить ее ко дню свадьбы и она предстала перед мужем в хорошем настроении?

Одна из женщин издала горловой звук:

– О да. Как овца у жертвенного столба.

– А ты помолчи, – ответила ей тетя. – С ней все будет в порядке, племянник. Она принесет честь семье. Женщины клана Журавля всегда были сильными.

– Сильными, – сказала Кульва и начала тихо смеяться.

Фремур был ошеломлен. Он частично надеялся, что вид сестры, одетой в соответствии со старыми обычаями, в компании женщин, которых так же готовили к свадьбе, заставит его успокоиться, быть может, даже исправит мрачное настроение, нависавшее над ним точно грозовая туча. Но получилось, что стало еще хуже и ему открылись истины, которые он предпочел бы не знать.

– Ты несчастлива, сестра? Но то, что произойдет, получило благословение Небесного Молота, который хочет, чтобы ты была плодоносной и увеличила число членов нашего клана. Неужели для женщины это так ужасно?

– О нет, – сказала она. – Разве не каждая женщина мечтает выйти замуж? Разве не каждая хочет иметь мужа, который будет ей говорить, что она должна делать, после того, как она покинет отцовский дом?

– Девочка, ты ступаешь на опасную почву, – сказала одна из женщин.

– Оставь нас, Фремур. – В голосе тети он уловил смех и тревогу.

На мгновение, лишь на одно мгновение, Фремур представил никогда не виденный прежде мир, в котором есть женщины, но нет мужчин. И ему вдруг показалось, что земля у него под ногами превратилась в зыбучие пески.

Он вновь попросил благословения Журавля, хотя его сестра продолжала тихо смеяться, и он понял, что она его не слышит. А потом он снова вышел на яркий солнечный свет. На небе не было ни единого облака, но Фремур по-прежнему ощущал присутствие собственной грозовой тучи, нависшей у него над головой.

У ворот загона, украшенного лентами и накрытого красивым ковром, три трубача поднесли к губам рога и дружно трижды прогудели – три короткие и три длинные трели. Потом они повторили их снова, и звуки повисли, словно нечто осязаемое в горячем воздухе, слишком плотном, чтобы они полностью в нем растворились. Дроджан и Одриг, только что вышедшие из ворот, вернулись. Брат Фремура надел роскошные одежды, как и следовало тану, которые дополняли меховой плащ и древняя печать клана Журавля, висевшая на бечевке у него на шее. Дроджан, неумеренно смазавший маслом усы, нарядился в праздничную рубашку жениха и повязал вокруг пояса широкий кушак, уже изрядно помятый и грязный.

– Мы пришли за невестой, – заявил Дроджан, чей голос звучал не слишком внятно из-за выпитого. – Нас готовы принять?

– Добро пожаловать в наш лагерь, – ответил глава трубачей, и они повели к шатру невесты жениха и тана, которые остановились под тентом перед входом, и Фремур позавидовал им даже из-за такого маленького островка тени.

Из шатра так быстро и бесшумно появился шаман, что было невозможно поверить, что он прожил на свете целых восемьдесят лет. Он по-прежнему оставался в кожаной маске, скрывавшей все лицо, кроме глаз и почти беззубого рта.

– Кто сюда пришел? – спросил шаман голосом, который стал заметно сильнее, чем во время недавнего разговора с Фремуром.

– Жених, который ищет свою невесту, – ответил Дроджан.

Он что-то прошептал Одригу, но тан не ответил, он смотрел на собравшийся клан, словно кого-то искал.

– А заплачена ли цена за невесту? – спросил Буртан.

– Семь отличных лошадей, – ответил Дроджан. – Они превосходны, разве не так?

Старый шаман принялся петь на языке, которого никто не понимал, языке, по преданию полученном первым членом клана, когда Первый Дух их создал. Одновременно женщины вывели из шатра Кульву, она встала под навесом, и они запели контрапунктом с шаманом песню женщин степей, пришедшую из тех времен, когда солнце еще только народилось.

Как только шаман смолк, поднялся ветер, первый раз за весь день, и ткань навеса и шатра затрепетала. Гости повернулись друг к другу с улыбками, посчитав ветер знаком расположения духов, и даже Фремур немного расслабился, когда шаман насыпал круг соли и пепла возле навеса.

Дроджан встал рядом с Кульвой, по пути оттолкнув одну из пожилых родственниц и заслужив взгляд, от которого у любого более внимательного человека встали бы дыбом волосы.

– Разве не пришло время переходить к соединению, старик? – громко спросил жених. – День выдался жарким, а я жду пива… и постели.

Несколько гостей расхохоталось, хотя многие продолжали холодно на него смотреть, и не вызывало сомнений, что Дроджан далеко не самый популярный человек в клане Журавля. Но прежде чем недовольный шаман успел ему ответить, заговорил другой голос.

– Тебе не нужна постель, Вонючий Дроджан, – твое место в свинарнике!

И когда Дроджан принялся вглядываться в толпу гостей, багровея от ярости, сердце Фремура провалилось за ребра, в желудок, и осталось там лежать, тяжелое, точно камень. Он узнал голос Унвера, и, что еще хуже, Унвер казался совершенно пьяным.

Он выступил из толпы, и гости расступились перед ним. Одежда Унвера была грязной и потрепанной, как будто он несколько ночей провел под открытым небом, но, словно в качестве жуткой шутки, он надел сверху идеально чистый жилет просящего руки, украшенный яркой вышивкой – птицами и цветами. Фремур с облегчением отметил, что длинный меч Унвера все еще в ножнах у него на бедре.

– Чего ты хочешь? – крикнул Дроджан, и в его пьяном голосе прозвучало искреннее удивление. – Для тебя здесь нет места, полукровка. Уходи. Сегодня день моей свадьбы.

Одриг громко рассмеялся:

– Вот так! Ты слышал жениха. Тебе нечего делать на нашем пиру, каким бы голодным ты ни был.

– Я испытываю голод по тому, что является моим, – заявил Унвер, глядя из-под черных спутанных волос. – И ответ мне должен дать ты, Одриг.

Лицо Одрига превратилось в маску насмешливого удивления.

– Я? Ты меня в чем-то винишь? В чем?

– Ты не призвал витмаерсов — не объявил о помолвке кланам, – произнес Унвер низким холодным голосом, хотя и спотыкался на некоторых словах. – А это противоречит нашим законам!

– Нашим законам? – Одриг снова расхохотался. – Ты, чужак, будешь говорить мне о наших законах? Убирайся, пока я не сделал тебя примером для остальных.

– И у меня есть лошади! У меня семь лошадей для выкупа Кульвы.

– Дерьмо! – закричал Дроджан и бросился вперед, собираясь схватить Унвера за ворот.

Унвер ответил ему ударом в голову, Дроджан отлетел в сторону, споткнулся и упал, еще больше испачкав одежду. Кое-кто из зрителей рассмеялся, и Фремур отметил, что не вся толпа настроена против Унвера.

– У тебя есть семь лошадей? – переспросил Одриг, наблюдая за Дроджаном, который медленно поднимался на ноги. – Это забавно, ведь у твоего отца Жакара было семь отличных лошадей, которых он вчера продал мне за несколько коров, и второй по удобствам фургон. Он теперь богатый человек, твой приемный отец!

Несколько мгновений Унвер просто стоял – казалось, он только сейчас начал понимать, что происходит нечто большее, чем пьяные споры.

– Но это… нет, это мои лошади. Он не имел права…

– Говори со своим приемным отцом, а не со мной, – начал Одриг, но Дроджан наконец поднялся на ноги, и его лицо стало пунцовым от ярости.

Пошатываясь, он двинулся к Унверу с длинным ножом в руке. Фремур открыл рот, чтобы предупредить об опасности, но его опередили.

– Унвер! – крикнула Кульва. – Берегись!

Звук ее голоса заставил Унвера вздрогнуть, но он успел повернуться и перехватить руку Дроджана, а потом вывернуть ее так резко, что жених закричал от боли, и Унвер снова швырнул его на землю. Дроджан был ниже ростом, обладал немалой силой и не был трусом, что нападает только сзади; он снова вскочил на ноги и бросился на врага. Унвер не успел вытащить меч или кинжал, и Дроджану почти удалось вонзить нож в живот соперника прежде, чем тот его остановил. Они принялись бороться, сначала стоя на ногах, словно два неуклюжих медведя, и нож оказался прижатым к птицам, вышитым на груди жилета Унвера, а потом у них подкосились ноги, и оба рухнули на землю.

– Нет, остановите их! – Кульва попыталась подбежать к ним, но Одриг поймал ее, высокий головной убор невесты упал с ее головы, и она беспомощно повисла в его сильных руках, едва касаясь земли ногами.

– Пусть они разберутся между собой, женщина, – прорычал Одриг. – И пусть твой муж прикончит любовника. Если Дроджан готов взять тебя порченой, он имеет право на месть.

Сначала казалось, что месть получится быстрой: на земле более высокий рост Унвера перестал быть преимуществом, а у Дроджана был нож. Кроме того, Фремур уже почти поверил, что Унвер не дерется изо всех сил, словно смерть – лишь один из способов закончить этот день. И тут Дроджан улучил момент, попытался ударить Унвера в лицо, лезвие прошло вдоль щеки и челюсти, оставив жуткую рану, и по щеке высокого воина потекла кровь.

И вдруг раздался странный звук, низкий грохот, и запаниковавший Фремур подумал, что земля содрогается от гнева богов, возмущенных кощунственным поведением людей. Но уже в следующее мгновение он сообразил, что земля не дрожит, это зарычал Унвер – звук шел из самых глубин его груди, когда он голыми руками старался защититься от ножа Дроджана.

Когда толпа слегка придвинулась, чтобы ничего не пропустить, кто-то кричал, другие наблюдали за происходящим в молчаливом страхе, Унвер сумел одной рукой сжать запястье руки Дроджана, в которой он держал нож, а другую завел под подбородок жениха и стал на него давить, пока голова Дроджана не запрокинулась под болезненным углом. Затем Унвер поднял колено и перебросил противника на бок. Грязь и трава полетели во все стороны, но они продолжали бороться, и наконец сдавленный, булькающий звук вырвался из-под сплетения конечностей. А еще через мгновение оба упали на спину и остались лежать неподвижно.

Прежде чем кто-то осмелился подойти ближе, Унвер высвободился из рук Дроджана, который не шевелился, он лежал лицом вниз, и его кровь быстро вытекала на землю, окрашивая красным траву. Но невеста не стала выкрикивать имя своего жениха.

– Унвер! – воскликнула она. – О, Унвер, почему?..

– Он мертв… из-за собственного… проклятого ножа. – Унвер сел, и его безупречно белый жилет был испачкан кровью, а лицо превратилось в красную маску. Потом он медленно поднялся на ноги, слегка покачиваясь и задыхаясь. – Вы видели, – сказал он не спускавшим с него глаз людям. – Я защищался.

Одриг побледнел, как иней, покрывающий высокую траву зимой, схватил сестру за талию, поднял и прижал к груди с такой легкостью, словно она была ребенком, хотя она пыталась вырваться.

– Ты! – крикнул он Унверу хриплым от ярости голосом. – Неужели ты думаешь, что можешь прийти на землю тана, в мой собственный загон, убить моего друга и родственника и жить дальше?

– Отдай мне Кульву. – Протянутые руки Унвера были до локтей обагрены кровью. – Я не ищу ссоры. Мы с ней уйдем. Клан Журавля больше меня не увидит.

– Клан Журавля тебя не увидит потому, что ты будешь похоронен в загоне, где гадят свиньи, – сказал Одриг. – Неужели ты думал, что я отдал бы тебе сестру, даже если бы ты заплатил выкуп? Тебя изгнал клан Жеребца, сын труса и шлюхи? Мой отец был глупцом, когда согласился тебя принять.

– Твой отец… был хорошим человеком, пока не утратил разум, – сказал Унвер, и его рука легла на грязную рукоять меча. – Тебе далеко до него.

Одриг прижал Кульву к себе, рванул ее за волосы, так что они растрепались, и во все стороны полетели ленты и яркие заколки.

– Она никогда не будет твоей, чужак. Сначала я позабочусь о том, чтобы она умерла. – В руке Одрига появился нож.

Он провел лезвием по горлу Кульвы под подбородком, брызнула кровь. Женщины и даже некоторые мужчины закричали от ужаса. Руки Кульвы метнулись к страшной ране, но тан уже отпустил ее, она упала на четвереньки, и кровь хлынула на землю.

Фремур почувствовал, что сейчас потеряет сознание. Мир потемнел, превратившись в огромный туннель вокруг красного ливня. Его сестра. Их сестра. Одриг убил сестру.

Унвер рванул свой меч с такой силой, что едва не сорвал с пояса ножны, и прыгнул к тану с воплем беспомощной яростной боли. Одриг обнажил свой клинок, как человек, который спокойно ужинает, и перешагнул через тело умирающей Кульвы, словно она была лишь камнем или пучком травы. Мечи сошлись и отлетели в стороны. Гости закричали и стали отступать, изрыгая проклятия.

Унвер с Дроджаном дрались в грязи и молчании, двое пьяных, разозленных мужчин катались по земле, пытаясь добраться до единственного ножа. Теперь все обстояло иначе, мелькание сверкающих мечей, лязгающий танец металла. Уже через несколько мгновений трава вокруг была вытоптана и превратилась в черную жижу. Унвер все еще действовал медленно из-за выпитого, но в его глазах сверкала такая ярость, какой Фремуру еще не доводилось видеть, даже когда они сражались с людьми из городов. Одриг, крупнее Унвера и вообще самый большой воин клана, понимал силу гнева противника и больше не тратил дыхание на угрозы и оскорбления.

Фремур не мог прекратить схватку – легче было бы поймать молнию руками. Он знал, что бой прекратится только после смерти одного из противников, но Фремур не думал, что у Унвера есть шансы на победу. Он подбежал к Кульве и опустился рядом на колени, но кровь лилась так быстро, что ее было невозможно остановить. Он попытался соединить пальцами края раны, и кровь сестры начала пульсировать между его пальцами. Все происходящее напоминало страшный сон: его собственная беспомощность, крики людей, их потрясенные лица, тихие стоны умирающей сестры.

Одриг и Унвер кружили друг вокруг друга, изогнутые мечи метались в воздухе, точно клювы птиц, но ни одному не удавалось преодолеть защиту врага, а ошибки никто из них совершать не хотел. Унвер, который все еще не пришел в себя от ярости, нанес удар Одригу в лицо, а затем, когда тан парировал его своим клинком, попытался добраться до него острием меча. Он ошибся на длину ногтя, но глаза Одрига широко раскрылись, он усилил натиск, начал наносить удары, Унверу пришлось полностью перейти в защиту, и он стал медленно отступать. Круг утоптанной травы постепенно увеличивался, гости натыкались друг на друга, стараясь отойти подальше от разгоряченных противников.

Солнце стояло высоко в небе. Оба тяжело дышали, к тому же Унвер Длинные Ноги был покрыт кровью, по большей части его собственной. Он едва не утратил контроль над рукоятью своего меча, и Одриг чуть не выбил оружие из его руки, но Унвер упал на землю, несколько раз перекатился и сумел удержать меч. Ему даже удалось отбить следующий удар, который должен был оказаться смертельным. Однако острая часть лезвия меча Одрига задела левое плечо Унвера.

Теперь, когда противник получил еще одну рану, Одриг отступил на шаг, стал действовать не спеша и больше заботиться о защите, одновременно заставляя Унвера двигаться и терять кровь, чтобы окончательно его измотать. Казалось, такая стратегия не может быть проигрышной – и действительно, после очередной серии обмена ударами движения Унвера стали заметно медленнее. Он перестал атаковать и полностью сосредоточился на обороне, стараясь избежать ударов длинного клинка Одрига. Тот тут же изменил тактику – теперь он старался задеть ноги или руки Унвера и вскоре добился своего, Унвер получил еще несколько легких ранений, и все они кровоточили.

Унвер споткнулся, с трудом ушел от удара в голову, оступился и левой рукой схватился за живот. Фремур понял, что схватка подходит к концу, его затошнило, он прижал Кульву к груди, словно так мог помешать ей увидеть неизбежную смерть Унвера, но не смог смотреть ей в лицо более мгновения: ее глаза были открыты, как будто она в чем-то его укоряла.

– Я ничего не сделал, – тихо сказал он, но внутри Фремура кипела черная безнадежная ярость. – Я ничего не мог сделать.

Он услышал грохот следующих нескольких ударов и поднял глаза. Унвер стоял на полусогнутых ногах, изо всех сил отбиваясь от тяжелых ударов Одрига, который собирался с ним покончить. Окровавленная трава алыми сгустками сияла под яркими лучами солнца: Унвер получил еще несколько ранений, теперь их уже не представлялось возможным сосчитать – и вся его одежда была перепачкана кровью.

А потом, когда Одриг приготовился нанести завершающий удар, Унвер прыгнул на него, собрав все оставшиеся силы, и нанес ему удар в голову. Одриг легко отбил его собственным клинком и развернул свой меч, захватив оружие Унвера, но звук от столкновения двух лезвий получился таким странным и приглушенным, что даже Одриг, который получил возможность для нанесения смертельного удара, на мгновение заколебался, чтобы посмотреть на клинок, который отбил.

Оказалось, что Унвер нанес удар по голове тана не мечом, а ножнами, которые сорвал с пояса, и теперь их блокировал меч Одрига. А свой клинок Унвер продолжал сжимать в другой руке.

У Одрига оставался лишь миг, чтобы понять, что произошло, – кровь отхлынула от его лица, когда Унвер вонзил изогнутый клинок ему в живот с такой силой, что острие пробило праздничные одежды на спине.

Конец наступил так быстро и неожиданно, что никто из гостей даже не закричал. Колени Одрига подогнулись, он упал на Унвера, который несколько мгновений его держал, стоя на дрожащих ногах, потом отступил в сторону и позволил тану упасть в грязь.

Окровавленный Унвер молча направился к Фремуру, и гости, оказавшиеся между ними, поспешили отойти в сторону, однако высокий воин, казалось, их не замечал, словно живой шел по Долине Теней. Подойдя к Фремуру, он ничего ему не сказал, только наклонился и взял тело Кульвы из рук ее брата. Унвер едва стоял на ногах, и вес мертвого тела заставил его пошатнуться, но он сумел положить его на плечо. Затем так же молча повернулся и зашагал по загону, оставив за собой двух мертвецов, а его растрепавшиеся волосы развевались за спиной точно лошадиный хвост. Довольно долго стоявшие вокруг свадебного шатра люди молчали, глядя вслед удаляющейся фигуре Унвера.

– Не дайте ему уйти! – наконец крикнул кто-то. – Он убил тана!

– Убийца! – выкрикнул кто-то другой, и его возглас повторили многие, главным образом мужчины.

Несколько гостей, находившихся рядом с Фремуром, обнажили мечи, чтобы отправиться в погоню за Унвером, и это заставило Фремура прийти в себя. Кипевший в нем гнев все еще не находил выхода, но теперь он стал твердым как камень. Обнажив собственный меч, Фремур стукнул его плоской стороной ближайшего мужчину по руке, заставив выронить оружие.

– Что ты делаешь? – зарычал мужчина, Гездан Лысый, один из друзей, выпивавших с Дроджаном и Одригом всего час назад, и его лицо порозовело от удивления и злости. – Мы должны догнать полукровку, прежде чем он доберется до своей лошади!

– Нет. – Фремур держал свой меч перед Гезданом и остальными, как ворота загона.

В голове у него прояснилось, словно он один сохранил трезвость, в то время как остальные допились до безумия.

– Уйди с моего пути, Фремур-Мышь, – прорычал Гездан, – или с тобой будет то же самое.

Фремур приставил острие меча к его груди.

– Ты ничего не станешь делать. Одриг мертв. Мой брат тан мертв. Из чего следует, что теперь я тан клана Журавля до тех пор, пока мы не выберем нового тана на очередном сходе. Или ты станешь отрицать закон?

Гездан смотрел на него, гнев в нем боролся с удивлением, словно Фремур, которого он знал, исчез, и вместо него появился странный демон из другого мира.

– Ты?

– Я старший мужчина дома Одрига. Значит, теперь я тан.

– Но он украл тело твоей сестры! – крикнул другой мужчина. – Он ее опозорит.

– Он не станет ее позорить. Он будет скорбеть о ней, глупец, а потом похоронит. Нам вполне хватит времени, чтобы подумать о том, что сделал Унвер. Уберите мечи.

И если вы хотите кого-то похоронить, у нас есть два трупа.

– Ты сам не знаешь, что делаешь, – сказал Гездан, но после короткой паузы убрал меч в ножны.

Фремур почувствовал, как горит его лицо, ощущал жар под кожей.

– Нет. Но и ты не знаешь. И все остальные тоже. – Как только он обнажил меч, перед его глазами возникло видение: пламя горящей деревни обитателей каменных домов лижет небо, а Унвер парит над ним, словно огромная хищная птица, посланная с небес, чтобы бичевать врагов клана Журавля. – Неужели ты сам не видишь? Сегодня с нами говорили боги. Небесный Молот отправил нам послание, и мы должны его понять, прежде чем начать действовать.

И хотя он видел лишь гнев в друзьях брата, на лицах многих собравшихся появились другие чувства – не просто недоумение и ужас, но и благоговение. Даже Буртан, старый шаман, выглядел смирившимся, словно стал свидетелем не просто чего-то ужасного, но и некоего важного события. Фремур был рад, что старик понял. Быть может, остальные со временем тоже осознают, что произошло. Так бывает, однажды сказал ему отец, когда боги говорят с людьми.