Книга: Город зеркал. Том 1
Назад: III. Сын
Дальше: V. Манифест

IV. Похищение

Я допускаю, впрочем, что в составе Двенадцати присяжных могут быть Один иль два преступника похуже, Чем подсудимый.
Шекспир
«Мера за меру»
Май 122 г. П. З.
34
– Внимание, глуши моторы.
4.40 утра. Последние полсотни метров они шли к берегу на веслах, а затем вытащили баркасы на песок. В паре сотен метров на юг в небе отражался колеблющийся свет горящего бутана. Майкл проверил винтовку, передернул затвор пистолета и убрал его в кобуру. Все остальные сделали то же самое.
Они разбились на три группы и побежали по песку. Отряд Рэнда возьмет на себя дома рабочих, отряд Вейра – радиорубку и пост управления. Группа Майкла, самая большая, выйдет навстречу Гриру и захватит казармы Армии и оружейную. Вот там придется пострелять.
Майкл прижал радиопередатчик ко рту.
– Луций, ты на позиции?
– Так точно. Жду твоего сигнала.
Нефтеперегонный завод был окружен двойным заграждением со сторожевыми башнями; там, где его не было, были заграждения из противопехотных мин. С северной стороны можно было пройти только напрямую через ворота. Грир возглавит штурм, сев в заправщик, у которого спереди бульдозерный нож. Следом поедут два грузовика, полные людей. Сзади поедет пикап с пулеметом калибра.50 и гранатометом, из которых откроют огонь по сторожевым башням, если потребуется. Майкл приказал по возможности избегать кровопролития, но если уж до этого дойдет…
Группы быстро заняли позиции. Майкл и его люди окружили казарму, длинное здание из кровельного железа с дверьми спереди и сзади. Внутри человек пятьдесят, хорошо вооруженных, может, и больше.
– Первая группа.
– Готовы.
– Вторая группа.
– Готовы.
Майкл посмотрел на часы. 4.50. Поглядел на Пластыря, и тот кивнул.
Майкл поднял ракетницу и выстрелил. Хлопок, вспышка, и территория вокруг них превратилась в неровные прямоугольники из света и тени. Спустя секунду Пластырь выстрелил из гранатомета газовой гранатой. У ворот раздались выстрелы, послышались крики, а затем мощный удар, когда тягач с бульдозерным ножом проломил ограждение. Газ начал просачиваться под дверь казармы. Она распахнулась, и люди из отряда Майкла тут же выпустили очереди по земле перед выходом. Пытавшиеся выбежать солдаты отшатнулись. Их товарищи врубались в них сзади, задыхаясь, кашляя и отплевываясь.
– На колени! Бросай оружие! Руки за голову!
Бежать солдатам было некуда, и они начали становиться на колени.
– Доложить обстановку.
– Второй отряд, чисто.
– Луций?
– Потерь нет. Движемся к вам.
– Первый отряд?
Люди из отряда Майкла принялись связывать солдат по рукам и ногам крепкой веревкой. Многие до сих пор кашляли, пару человек тошнило.
– Первый отряд, ответьте.
Треск помех. Голос, не Рэнда, другой.
– Чисто.
– Где Рэнд?
Пауза, потом хохот.
– Подождите немного. Эта женщина явно очень опасна.

 

Слишком легко. Майкл ожидал, что им окажут сопротивление – хоть какое-то.
– Винтовки практически пустые.
Грир показал ему оружие, взятое у солдат. В каждом по два патрона, не больше.
– А в оружейной что?
– Шаром покати.
– Не слишком здорово на самом деле.
Грир коротко кивнул:
– Знаю. Нам надо что-то придумывать.
Лору привел к нему Рэнд. Ее руки были крепко связаны в запястьях. Увидев его, она дернулась, но быстро взяла себя в руки.
– Наверное, Майкл по мне соскучился.
– Привет, Лора, – ответил Майкл. – Сними это, – добавил он, обращаясь к Рэнду.
Рэнд срезал веревку. Судя по полузакрывшемуся левому глазу и отпечаткам костяшек на скуле, Лора влепила ему хороший правый кросс. Майкл почувствовал почти что гордость.
– Пойдем куда-нибудь, поговорим.
Он отвел Лору в кабинет начальника завода. Ее кабинет. Вот уже пятнадцать лет Лора возглавляла нефтеперегонный завод. Майкл сел за стол намеренно, чтобы показать, кто здесь главный. Лора села напротив. Солнце уже встало, заливая комнату своими лучами. Конечно, она выглядит старше – годы, солнце, тяжелая работа, но первобытная физическая сила так и осталась с ней.
– Как там твой приятель Данк?
Майкл улыбнулся:
– Рад тебя видеть. Совсем не изменилась.
– Ты пытаешься меня рассмешить?
– Я серьезно.
Она отвела взгляд, и ее лицо сделалось яростным.
– Майкл, что тебе нужно?
– Мне нужно топливо. Тяжелый соляр, самый грязный.
– Собираешься снова заняться нефтью? Тяжелая жизнь, не советую.
Майкл сделал глубокий вдох.
– Я понимаю, что всё это тебя не радует. Но тому есть причина.
– Да неужели?
– Сколько у тебя есть?
– Знаешь, Майкл, что мне всегда больше всего в тебе нравилось?
– Нет, а что?
– Я и не помню уже.
Чистая правда. Она нисколько не изменилась. Майкл почувствовал дрожь в теле, влечение. Ее силы никуда не делись.
Он откинулся в кресле и соединил кончики пальцев.
– У тебя должна быть крупная партия для доставки в Кервилл через пять дней. Плюс то, что в хранилищах. Я прикинул, что у тебя должно быть что-то в районе восьмидесяти тысяч галлонов.
Лора безразлично пожала плечами.
– Это следует понимать, как «да»?
– Тебе следует понимать это, как «елда».
– Я ведь всё равно выясню.
Она вздохнула:
– Ладно, хорошо. Да, восемьдесят тысяч, плюс-минус. Тебя это удовлетворило?
– Хорошо. Мне потребуется всё.
Лора вскинула голову:
– Прошу прощения?
– Имея двадцать заправщиков, думаю, мы сможем всё перевезти дней за шесть. Потом мы отпустим твоих людей. Никому не причиним вреда. Даю слово.
Лора уставилась на него.
– Перевезете куда? На кой черт тебе нужно восемьдесят тысяч галлонов?
Ага.

 

Цистерны машин залили топливом; первый конвой должен отправиться в 9.00. Для Майкла пять часов – будто пять дней, и все пять Майклу приходилось смотреть на часы и орать: Пошевеливайтесь, черт подери!
Одна проблема, может, маленькая, может, не очень. Когда отряд Вейра штурмовал радиорубку, радист как раз передавал сообщение. Узнать, что он передал, было невозможно, поскольку он был мертв. Единственный убитый в то утро.
– Так как это, черт подери, случилось?
Вейр пожал плечами:
– Ломбарди показалось, что у него оружие, и он его на нас наводит.
Оружием оказался степлер.
– С тех пор приходили какие-нибудь сообщения? – спросил Майкл. Ломбарди, конечно же, он, этот придурок, которому только курок спускать.
– Пока что ничего.
Майкл мысленно выругался на себя. Жалко, что человек погиб, но злился он не из-за этого. Надо было в первую очередь радиорубку захватывать. Глупая ошибка, и, возможно, не единственная.
– Выйди на связь, – сказал он и тут же передумал. – Нет, подожди до двенадцати ноль-ноль. Именно в это время они ждут, что завод выйдет на связь.
– И что мне им сказать?
– Простите, но мы радиста застрелили. Он на нас офисным инструментом замахнулся.
Вейр непонимающе глядел на него.
– Не знаю, что-нибудь нормальное. Всё путем, как поживаешь, сегодня хорошая погода.
Вейр спешно ушел. Майкл подошел к «Хамви», в кузове которого сидела Лора. Рэнд пристегивал ее наручниками к ограждению.
– Тебе надо взять с собой кого-то еще, – сказал Рэнд.
Майкл забрал у него ключи от наручников и сел в кабину. Глянул на Лору в зеркало заднего вида.
– Обещаешь вести себя хорошо или тебе нянька нужна?
– Тот парень, которого вы застрелили. Его звали Кули. Мухи не обидел в жизни.
Майкл поглядел на Рэнда:
– Всё будет в порядке. Главное этот соляр перевезти.

 

Дорога до канала заняла три часа. Лора не проронила ни слова, а Майкл не старался ее разговорить. Сегодняшнее утро было для нее очень тяжелым – конец карьере, друг погиб, публичное унижение – и всё от рук человека, которого у нее имелись все основания презирать. Ей нужно время, чтобы приспособиться, особенно учитывая то, чтó Майкл собирался ей рассказать.
Они миновали проволочное ограждение и поехали по стене дока. Майкл остановил «Хамви» у ангара для машин, на краю причала. Отсюда «Бергенсфьорд» не видно. Он хотел, чтобы открытие стало величественным.
– И зачем я здесь?
Майкл открыл заднюю дверь и расстегнул наручники. Лора выбралась из «Хамви», и тут он вынул из кобуры пистолет и протянул ей.
– Что это?
– Пистолет.
– Ты его мне даешь?
– Бери. Можешь меня пристрелить, сесть в машину и к ночи приехать в Кервилл. Можешь остаться и тогда узнаешь, зачем всё это. Но есть определенные правила.
Лора ничего не ответила, лишь приподняла брови.
– Правило первое. Ты не можешь уйти, если я не разрешу. Ты не пленница, ты одна из нас. Когда я расскажу тебе, что здесь происходит, ты поймешь, почему это необходимо. Правило второе. Я главный. Говори, что хочешь, но не делай это на виду у моих людей.
Она глядела на него как на безумца. Однако предложение сделано, выбор за женщиной.
– Какого черта я должна хотеть присоединяться к вам?
– Потому что я собираюсь показать тебе то, что изменит всё, что ты до этого думала о своей жизни. И потому, что в глубине души ты мне веришь.
Она уставилась на него, а потом расхохоталась.
– Нет конца комедии, да?
– Я был к тебе несправедлив, Лора. Я не горжусь тем, что сделал, – ты заслужила лучшего. Но этому была причина. Я сказал, что ты не изменилась, и это правда. Именно поэтому я привез тебя сюда. Мне нужна твоя помощь. Если ты скажешь «нет», я тебя пойму, но я надеюсь, что не скажешь.
Лора с подозрением оглядела его.
– Так где именно Данк?
– Торговля с самого начала была прикрытием. Мне нужны были люди и деньги. Более того, мне была нужна секретность. Пять недель назад Данк и его ближайшие помощники отправились на дно канала. Больше никакой торговли. Здесь только я и те, кто верен мне.
Он сунул пистолет ей в руку:
– Обойма полная, и патрон в патроннике. Сама решай, что будешь делать.
Лора взяла пистолет. Долго смотрела на него и наконец с тяжелым вздохом сунула за пояс джинсов на спине.
– Если не возражаешь, оставлю при себе.
– Всё нормально. Теперь он твой.
– Я, наверное, с ума сошла.
– Ты сделала правильный выбор.
– Я уже жалею об этом. Скажу это только раз, но ты действительно разбил мне сердце, знаешь?
– Знаю. И прошу прощения.
Недолгое молчание. Затем она кивнула, один раз. Вопрос закрыт.
– Итак?
– Приготовься.

 

Ему хотелось, чтобы Лора увидела «Бергенсфьорд» снизу. Так лучше всего. Не только чтобы увидеть корабль, но чтобы и ощутить его. Лишь так можно осознать всё его значение. Они спустились по лестнице на дно сухого дока. Майкл остановился, глядя, как Лора подошла к корпусу. Бока корабля были гладкими и изящно изогнутыми, каждая заклепка прочно сидела на месте. Лора остановилась под громадными гребными винтами «Бергенсфьорда» и задрала голову. Майкл решил дождаться, пока она заговорит сама. Где-то высоко звучали грохот шагов и голоса людей, визжали пневматические дрели, а огромная металлическая поверхность корпуса корабля усиливала каждый звук, будто громадный камертон.
– Я слышала про корабль…
Майкл стоял позади нее. Она обернулась. В ее глазах читалась внутренняя борьба.
– Он называется «Бергенсфьорд», – сказал Майкл.
Лора развела руками, глядя по сторонам.
– Всё это?..
– Да. Ради него.
Лора двинулась вперед, подняла над головой правую руку и коснулась ладонью корпуса – точно так же, как сделал Майкл в то самое утро, когда они откачали воду из дока, обнажив «Бергенсфьорд» во всём его ржавом и непоколебимом величии. Лора подержала руку, а потом отдернула, будто испугалась.
– Ты меня пугаешь, – сказала она.
– Знаю.
– Прошу тебя, скажи, что ты просто не хотел без дела сидеть. Что я не вижу то, о чем я думаю.
– А что ты думаешь, что видишь?
– Спасательную шлюпку.
Она немного побледнела и, похоже, не знала, куда деть глаза.
– Боюсь, так и есть, – ответил Майкл.
– Ты лжешь. Ты всё это выдумал.
– Прости, это не слишком хорошие новости.
– Откуда ты можешь знать?
– Очень многое придется объяснить. Но это случится. Зараженные возвращаются, Лора. Они никуда не делись, на самом деле.
– Это безумие.
На смену растерянности пришла злость.
– Ты безумен. Ты понимаешь, что ты говоришь?
– Боюсь, что да.
– Я не хочу иметь с этим ничего общего, – сказала она, пятясь. – Это не может быть правдой. Почему люди не знают? Они должны были бы знать, Майкл.
– Потому, что мы им не сказали.
– Что за «мы», черт побери?
– Я и Грир. Еще несколько других людей, по пальцам пересчитать. По-другому сказать не получится, так что придется. Все, кто не окажется на этом корабле, погибнут, и время у нас заканчивается. Есть остров в южной части Тихого океана. Мы считаем, что это безопасное место – возможно, единственное безопасное место. У нас топливо и еда на семьсот пассажиров, быть может, чуть больше.
Он не надеялся, что это будет легко, в идеальных условиях он бы постарался смягчить удар. Но Лора справится, такова ее натура, плоть и кости Лоры Де-Веер. То, что случилось между ними много лет назад, для нее было воспоминаниями, возможно болезненными, напоминающими о себе вспышками гнева и сожаления время от времени, но не для Майкла. Она была частью его жизни, лучшей частью, поскольку она была одной из немногих, кто понимал его. Бывают люди, которые делают твое существование более переносимым, и Лора – одна из них.
– Именно поэтому я привез тебя сюда. Нам предстоит долгое путешествие. Мне нужен соляр, но не только. Люди, которые на меня работают, ну, ты их видела. Хорошие работники, верные, но не более того. Мне нужна ты.
Ее внутренняя борьба продолжалась. Разговор еще не окончен. Но тем не менее Майкл видел, что его слова запали ей в душу.
– Даже если то, что ты говоришь, – правда, что я могу сделать?
«Бергенсфьорд». Он отдал ему всё. А теперь он отдает его ей.
– Я хочу, чтобы ты научилась управлять им.
35
Похороны устроили рано утром. Простая похоронная служба у надгробья, Мередит поставила условие, чтобы он публично сообщил о смерти Вики только на следующий день. Несмотря на высокую должность, Вики была человеком разборчивым и близко общалась с очень немногими. Пусть на похоронах будем только мы. Питер сказал пару слов, потом Сестра Пег. Последней заговорила Мередит. Она была совершенно собранной, у нее был не один год, чтобы морально приготовиться к этому. «Однако, – дрогнувшим голосом сказала она, – к такому нельзя быть по-настоящему готовым». А потом принялась рассказывать смешные истории, от которых все смеялись до слез. В конечном счете все сказали одно и то же. Вики была бы так рада.
Они вернулись в дом, который теперь был в полном распоряжении Мередит. Кровати в гостиной уже не было. Питер ходил среди людей, пришедших на поминки, – членов правительства, военных, немногих друзей – и уже собрался уходить, когда Чейз отвел его в сторону.
– Питер, если у тебя есть секунда, я хотел бы с тобой кое-что обсудить.
Начинается, подумал Питер. Время выбрано хорошо, теперь, когда Вики нет, этот человек считает, что перед ним всё открыто. Они вышли на кухню. Чейз выглядел необычно нервно, теребя бороду.
– Мне несколько неловко, – признался он.
– Можешь не продолжать, Форд. Всё нормально – я уже решил не баллотироваться.
Питер сам удивился тому, насколько легко и просто он произнес эти слова. Будто гора с плеч упала.
– Поддержу тебя целиком и полностью. У тебя никаких проблем не будет.
Чейз озадаченно посмотрел на него, а потом рассмеялся:
– Боюсь, ты меня неправильно понял. Я хочу уйти в отставку.
Питер ошеломленно поглядел на него.
– Я просто ждал, пока Вики… ну, я знал, что она была бы разочарована.
– Но я всегда думал, что ты хочешь этого.
Чейз пожал плечами:
– Было время, когда хотел. Когда она выбрала тебя, я был изрядно разочарован, не стану отрицать. Но не теперь. У нас были разногласия, но она была права в том, что ты лучше всего подходишь для этой работы.
Как же я мог так ошибиться, подумал Питер.
– Даже не знаю, что и сказать.
– Скажи: «Удачи, Форд».
Питер сказал.
– И что теперь будешь делать?
– Оливия и я думаем уехать в Бандеру. Хорошая земля, скот держать можно. Телеграф уже есть, город первый в плане строительства железнодорожной линии. Думаю, лет через пятнадцать мои внуки там разбогатеют.
Питер кивнул:
– Хороший план.
– Знаешь, если ты действительно не собираешься баллотироваться, я бы хотел поговорить с тобой насчет партнерства.
– Ты серьезно?
– На самом деле это Оливия предложила. Она меня хорошо знает; я лучше работаю с мелочами. Если нужно вовремя сделать канализацию, это для меня. Но скотная ферма – дело куда серьезнее. Нужна выдержка, нужен капитал. Твое имя само по себе откроет многие двери.
– Форд, я вообще ничего не смыслю в коровах.
– А я смыслю, что ли? Научимся. Сейчас у всех так, не правда ли? Мы будем хорошей командой. До сих пор у нас это получалось.
Надо признать, предложение его заинтриговало. За все эти годы он почему-то не заметил, что Чейз и он, как ни странно, стали друзьями.
– Но кто тогда будет президентом, если не ты?
– Какая разница? У нас и так половина правительства только осталась. Пройдет еще лет десять, и это место опустеет, станет реликтом прошлого. Предположу, что следующий парень, который сядет в это кресло, будет и тем, кто здесь свет выключит. Лично я рад тому, что это будешь не ты. Я твой советник, так что позволь дать тебе последний совет: выйди из дела, пока силен, разбогатеешь, оставишь наследство. Чтобы у тебя была жизнь, Питер. Ты это заслужил. А остальное само наладится.
С этим Питер спорить не мог.
– И как скоро ты хочешь услышать мой ответ?
– Я не Вики. У тебя есть время подумать. Это серьезный шаг, понимаю.
– Спасибо тебе, – ответил Питер.
– За что?
– За всё.
Чейз ухмыльнулся.
– Всегда пожалуйста. Кстати, у тебя на столе письмо.
После того как Чейз ушел, Питер еще пару минут стоял на кухне. Когда он вышел в гостиную, то увидел, что почти все разошлись. Он попрощался с Мередит и вышел на крыльцо. Там стоял Апгар, засунув руки в карманы.
– Чейз откланялся.
Апгар приподнял брови:
– Вот так сразу?
– Кстати, а ты не собирался, случайно, в президенты баллотироваться?
– Ха!
По дорожке к ним подбежал молодой офицер. Весь потный, он с трудом дышал; судя по всему, ему пришлось пробежать изрядную дистанцию.
– Что такое, сынок? – спросил Питер.
– Господа, вы должны это увидеть, – ответил офицер, глотая ртом воздух между словами.

 

Перед зданием правительства стоял грузовик, который охраняли четверо солдат. Питер открыл задний борт и откинул в сторону брезент. Там стояли армейские ящики до самого потолка. Двое солдат вытащили один из них и поставили на землю.
– Много лет такого не видел, – сказал Апгар.
Ящики явно из бункера Данка. Внутри, в пластиковых вакуумных упаковках, лежали патроны. Калибры.223, 5.56 и 9 мм, 45 АСР.
Апгар вскрыл один из патронов и посмотрел на порох внутри. Восхищенно присвистнул.
– Хорошая штука. Армейские, настоящие.
Встав, он повернулся к одному из солдат.
– Капрал, сколько у тебя патронов в пистолете?
– Один и один, сэр.
– Дай-ка сюда.
Солдат протянул ему пистолет. Апгар вытащил обойму, передернул затвор, выбрасывая патрон из патронника, и вставил в обойму новый. Снова передернул затвор и протянул пистолет Питеру.
– Не окажешь честь?
– Как тебе будет угодно.
Апгар прицелился в землю в трех метрах от себя и спустил курок. Раздался грохот выстрела, и вверх взлетели куски земли.
– Давай посмотрим, что еще нам подвалило, – сказал Питер.
Они вытащили второй ящик. В этом лежали десяток магазинов для М-16, а еще магазины на тридцать патронов, одинаково упакованные, выглядящие так, будто их только вчера сделали.
– Водителя никто не видел? – спросил Питер.
Никто. Казалось, грузовик просто появился тут сам по себе.
– И с чего бы Данку нам это посылать? – спросил Апгар. – Если только ты не устроил какую-то сделку, о которой мне не рассказал.
– Не было такого, – ответил Питер, пожимая плечами.
– Тогда как ты это объяснишь?
У Питера не было ответа на этот вопрос.
36
Она въехала в Техас по старому Шоссе 20. Утро сорок третьего дня; за это время Алиша проехала полконтинента. Поначалу ехала медленно, через завалы мусора на побережье, потом вглубь, поперек скалистых хребтов Аппалачей, а потом дорога стала свободнее, и она уже двигалась быстрее. Становилось всё теплее, начали цвести деревья, весна вступала в свои права. Иногда целыми днями шел сильный дождь, а потом вдруг солнце взрывало всё вокруг своим светом. Невероятные ночи, заполненные светом звезд, луна, меняющая фазы по мере того, как Алиша ехала всё дальше и дальше.
Они остановились, чтобы отдохнуть. Алиша легла на землю в тени навеса бензоколонки, а Солдат принялся щипать траву поблизости. Пару часов, и снова в путь. Тело отяжелело, Алиша чувствовала, как проваливается в сон. И так всю дорогу. День за днем – бодрствование, с полной, почти болезненной сосредоточенностью сознания, а потом она просто падала, как подстреленная птица.
Ей приснился город. Не Нью-Йорк; город, который она никогда не видела, о котором ничего не знала. Величественное зрелище. Город плыл в темноте, будто остров света. Его окружали могучие стены, защищая его ото всех опасностей. Изнутри доносились звуки жизни – голоса, смех, музыка, радостный визг играющих детей. Эти звуки осыпали ее, будто сверкающий дождь. Как хотелось Алише быть среди обитателей этого счастливого города! Она подошла и пошла вдоль стен, ища, где войти. Казалось, не было ни одного входа, но потом она нашла дверь. Крохотная, будто для ребенка. Она присела и повернула рукоятку, но дверь не сдвинулась. Потом поняла, что голоса утихли. Городская стена у нее над головой погрузилась в темноту. Впустите меня! Она начала молотить по двери кулаками, ее охватила паника. Кто-нибудь, прошу! Я здесь одна совсем! Но дверь отказывалась повиноваться. Ее крики превратились в вой, и тут она увидела, что двери нет. Стена перед ней была идеально гладкой. Не оставляйте меня! Город с другой стороны стены затих, все люди и дети – все исчезли. Она колотила в стену до тех пор, пока не выбилась из сил, и рухнула на землю, уткнувшись лицом в ладони и плача. Почему вы меня оставили, почему вы меня оставили…
Она проснулась в сумерках. Лежала, не шевелясь и моргая, чтобы проснуться окончательно, а потом приподнялась на локтях и увидела Солдата, который стоял у края ее убежища и косил на нее темным глазом.
– Хорошо, готова уже, встаю.
До Кервилла было еще четыре дня пути.
37
Кейт с девочками жили у них уже чуть больше месяца. Поначалу Калеб не возражал. Для Пим хорошо, что родные рядом, а девочки просто обожали Тео. Но шли недели, а Кейт становилась всё мрачнее. Ее настроение заполняло дом, будто ядовитый газ. Она делала мелкие домашние дела, но бóльшую часть времени либо спала, либо сидела на ступеньках снаружи, глядя в никуда.
И сколько еще она так хандрить собирается?
Пим мыла посуду после завтрака. Потом вытерла руки полотенцем и пристально поглядела на него.
Она моя сестра. Она только что потеряла мужа.
Лучше бы она уехала, подумал Калеб, но не стал говорить это вслух. Да и нужды в этом не было.
Дай ей время, Калеб.
Калеб вышел из дома. Во дворе Элли и Клоп играли с Тео, который уже научился ползать, и делал это с потрясающей скоростью. Калеб напомнил девочкам, чтобы они повнимательнее следили за братом и не уходили далеко от дома.
Он уже запрягал лошадей, чтобы пахать, как вдруг услышал крик испуга и боли. Бегом вернулся на двор и увидел, как из дома выбегают Кейт и Пим.
– Уберите! Уберите их!
Босые ноги Элли были усыпаны муравьями – сотнями муравьев. Калеб подхватил девочку и подбежал к корыту. Элли визжала и корчилась в его руках. Он опустил ее в воду и принялся спешно счищать муравьев с ее ног, водя ладонями вверх-вниз. Муравьи забрались и на него, он ощутил и укусы, будто слабые удары током, на ладонях, предплечьях, под воротом рубашки.
Элли наконец успокоилась, ее визг сменился судорожным плачем. Поверхность воды покрывал сплошной черный слой из муравьев. Калеб поднял ее и отдал Кейт, которая завернула дочь в полотенце. Ноги девочки были покрыты волдырями.
В доме мазь есть, сказала на языке жестов Пим.
Кейт унесла Элли. Калеб снял рубашку через голову и тряхнул. Посыпались муравьи и сразу разбежались. Его тоже покусали, но не так сильно, как племянницу.
Где Тео и Клоп, спросил он Пим.
Дома.
Для муравьев эта весна выдалась тяжелой. Люди говорили, что дело в погоде – влажная зима, сухая весна, раннее лето, неожиданно жаркое. В лесах повсюду поднялись муравейники, некоторые достигали огромных размеров.
Пим озабоченно посмотрела на него.
Мы еще что-то можем сделать?
Это не может продолжаться вечно. Просто будем держать детей дома, пока не пройдет.
Но это не прошло. На следующее утро земля вокруг дома будто ожила. Калеб решил, что надо жечь муравейники. Достал из сарая банку с горючим и дошел до края леса. Выбрал самый большой муравейник, метр в окружности и полметра высотой, полил керосином, кинул горящую спичку и отошел назад.
Вверх поднялись клубы черного дыма, и муравьи ринулись наружу. Одновременно с этим плотная земля на поверхности муравейника вспучилась, будто маленький вулкан, а потом треснула, будто гнилой фрукт. Посыпалась рыхлая земля. Калеб отпрянул. Что это такое, черт побери? Наверное, тут миллионы этих маленьких тварей, которые обезумели от страха, из-за пламени и дыма.
Муравейник обрушился.
Калеб осторожно шагнул вперед. Пламя уже гасло. От муравейника осталась лишь неглубокая впадина в земле.
Подошла Пим.
Что случилось?
Не знаю.
Стоя на месте, он насчитал вокруг еще пять муравейников.
Пойду за фургоном. Оставайся дома.
Куда поедешь?
Мне нужно побольше бензина.
38
Пропал Человек-Опоссум.
Человек-Опоссум, а еще собаки – множество собак. Обычно в городе они были на каждом шагу, особенно на Плоскоземье, десяти шагов не пройдешь, чтобы не наткнуться на одну из этих проклятых тварей, худую, с грязной шерстью и гноящимися глазами, вынюхивающую что-нибудь в куче мусора или присевшую, чтобы отвалить похожую на червяка какашку.
Но внезапно собак не стало.
Человек-Опоссум жил у реки, рядом со старой городской стеной. Выглядел соответственно прозвищу – бледный, остроносый, с темными, слегка выпученными глазами и торчащими в стороны ушами. С ним жила женщина, вполовину его моложе, но такая, на которую больше никто не позарится. По ее словам, вчера поздно вечером они услышали шум во дворе. Решили, что это лисы, которые до этого забирались в клетки к опоссумам. Человек-Опоссум схватил винтовку и вышел наружу, чтобы посмотреть. Один выстрел, и всё.
Юстас присел на корточки рядом с тем, что осталось от клеток. Такое впечатление, что по ним торнадо прошелся. Если и были какие-то следы, Юстас их не нашел; земля во дворе была слишком сильно утоптана. Вокруг валялись останки опоссумов, кровавые клочья, хотя была и пара живых, которые возились на земле в паре метров от него, скорбно глядя на Юстаса, будто травмированные психически свидетели случившегося. На самом деле красивые в своем роде. Тот, что поближе, мелкими прыжками подобрался к нему, и Юстас протянул руку.
– Не стоит этого делать, – предупредила его женщина. – Мерзкие ублюдки. Палец откусит запросто.
Юстас резко отдернул руку.
– И правда.
Встал и поглядел на женщину. Ее звали то ли Рена, то ли Рени, что-то вроде, уродина, каких свет не видывал. Вполне возможно, что ее родители отдали ее Опоссуму в обмен на еду. Такое здесь было в порядке вещей.
– Ты сказала, что винтовку нашла.
Она принесла из дома винтовку. Юстас передернул затвор, и наружу выскочила стреляная гильза. Спросил женщину, где она ее нашла. Ее глаза смотрели вкось, и от этого разговаривать с ней было несколько сложно.
– Практически там, где вы стоите.
– И ты больше ничего не слышала. Только один выстрел.
– Было так, как я сказала.
Интересно, не сама ли она это сделала, подумал Юстас. Застрелила Человека-Опоссума, утащила его тело к реке, потом разломала клетки, чтобы всех с толку сбить. Ну, если так, то, вероятно, у нее были на это причины, а Юстасу чертовски не хотелось в них разбираться.
– Я сообщу всем. Если он вдруг появится, дай нам знать.
– Шериф, вы уверены, что не хотите в дом зайти?
Она оглядела его. Юстасу потребовалось не меньше секунды, чтобы понять, в чем дело. Ее косые глаза оглядели его с головы до ног, а затем намеренно остановились на одном месте. Это должно было бы быть соблазнительно, но больше напоминало усилие скотины продать себя.
– Народ говорит, у вас женщины нету.
Юстаса это не смутило. Ну, может, слегка. Что ж, к этой женщине всю ее жизнь относились как к собственности, откуда ей знать, что бывает по-другому.
– Не верь всему подряд, что слышишь.
– Но что мне теперь делать, если он мертв?
– У тебя два опоссума есть, так? Давай, разводи.
– Вот этих? Они мальчики оба.
Юстас вернул ей винтовку.
– Уверен, ты что-нибудь придумаешь.
Он вернулся в тюрьму. Фрай сидел за столом, как обычно, ноги в ботинках на столе, книжка с картинками в руках.
– Пыталась тебя снять? – спросил Фрай, не поднимая взгляда.
Юстас сел за стол.
– Откуда знаешь?
– Говорят, она всегда это делает.
Фрай перевернул страницу.
– Думаешь, она его убила?
– Она могла.
Юстас махнул рукой в сторону книги:
– Что теперь нашел?
Фрай поднял книгу, показывая обложку: «Там, где живут чудовища».
– Неплохая, – сказал Юстас.
Распахнулась дверь, и вошел мужчина, на ходу стряхивая пыль со шляпы. Юстас сразу узнал его. Он и его жена держали ферму, небольшой клочок земли на другом берегу реки.
– Шериф, заместитель, – поздоровался мужчина, кивая им.
– Чем помочь, Берт?
Мужчина нервно прокашлялся.
– Жена моя. Нигде не могу ее найти.
Это случилось в девять утра. А к полудню Юстасу пришлось услышать подобное четырнадцать раз.
39
Калеб приехал в город уже после полудня. Городок будто вымер – на улице ни души. За все два часа дороги он никого не встретил.
Дверь лавки была закрыта. Калеб прикрыл глаза от солнца рукой и поглядел в окно. Ничего, ни малейшего движения внутри. Он замер и прислушался. Какого черта, где все? Почему Джордж среди дня закрылся? Он обошел дом и подошел к задней двери. Она была приоткрыта, дверной проем треснут, дверь явно открыли силой.
Он вернулся к телеге и взял винтовку.
Толкнув дверь стволом винтовки, он вошел внутрь. Оказался в складской комнате. Здесь было тесно, под самый потолок лежали друг на друге мешки с фуражом, стояли рулоны сетки, лежали мотки веревок и цепей. Между ними был узкий проход.
– Джордж? – окликнул Калеб. – Джордж, ты здесь?
Он ощутил хруст под ногами. Один из мешков с фуражом был порван. Калеб присел, чтобы посмотреть, и вдруг услышал щелчки у себя над головой, высокого тона. Резко развернулся, вскидывая винтовку.
Это оказался енот. Зверек сидел наверху стопки мешков на задних лапках, изящных, потирая передними и глядя на Калеба с выражением полнейшей невинности на мордочке. Беспорядок на полу? Нет, приятель, я тут совершенно ни при чем.
– Давай, проваливай, – сказал Калеб, ткнув стволом винтовки в его сторону. – Проваливай, пока на шапку не пошел.
Енот поспешно сбежал по мешкам вниз и выбежал за дверь. Калеб сделал глубокий вдох и выдох, чтобы успокоиться, и пошел дальше через занавесь из бус, отделявшую склад от лавки. Сейф, в котором Джордж хранил дневные счета, на месте. Калеб принялся ходить по проходам между товаров. Ничего не пропало. Позади прилавка была лестница, ведущая на второй этаж. Там, по всей вероятности, жилые комнаты Джорджа.
– Джордж, если ты здесь, предупреждаю, я иду. Это Калеб Джексон.
Он оказался в единственной большой комнате второго этажа, с обтянутой тканью мебелью и занавешенными окнами. Удивился, насколько домашней была обстановка. Он ожидал увидеть типичное логово холостяка. Нет, Джордж когда-то женат был. Комната была разделена на две зоны, гостиную и спальню. Кухонный стол; диван и кресла с кружевными салфетками на подголовниках; кровать с рамой из литого чугуна с продавленным матрасом; резной деревянный гардероб, из тех, что передают по наследству и перевозят с собой с места на место. Всё вроде бы в порядке, но потом Калеб начал подмечать мелочи. Упавший стул у обеденного стола; книги, клубок пряжи, светильник – всё валялось на полу. Отдельно стоящее зеркало в раме было разбито, трещины расходились в стороны и шли кругами, как паутина.
Он подошел к кровати, и ему в нос ударил запах – едкий, биологический. Запах рвоты. В изголовье кровати Джорджа стоял ночной горшок, вот откуда запах. Одеяла лежали в ногах, скомканные, будто человек столкнул их ногами во сне. На прикроватном столике лежало оружие Джорджа, револьвер калибра.357 с длинным стволом. Калеб открыл барабан и ткнул на штырь выбрасывателя. Ему в ладонь вывалились шесть патронов. Один стреляный. Калеб развернулся, поводя револьвером по сторонам, а затем подошел к разбитому зеркалу. В центре паутины трещин была дыра от пули.
Здесь что-то произошло. Очевидно, Джордж был болен, но тут что-то серьезнее. Ограбление? Но к сейфу не прикоснулись. А еще эта странная дыра от пули в зеркале. Может, случайный выстрел, хотя почему-то Калебу казалось, что это было сделано намеренно. Будто Джордж выстрелил в собственное отражение, лежа в постели.
Выйдя в переулок, Калеб залил топливом все свои емкости из бака и погрузил на телегу. Не слишком здорово уходить, не расплатившись, так что он просто оставил банкноты под кассой, с запиской. «Никого не было, дверь открыта была. Взял пятнадцать галлонов керосина. Если денег мало окажется, заеду через неделю и доплачу. С уважением, Калеб Джексон».
Поехав из города, он остановился у управы, чтобы сообщить об увиденном. По крайней мере, кто-нибудь должен починить дверь лавки и закрыть ее, пока не выяснят, что случилось с Джорджем. Но там тоже никого не было.

 

Он вернулся домой уже на закате. Выгрузил бутыли с керосином, отвел лошадей в загон и вошел в дом. Пим сидела рядом с Кейт у остывшего очага и что-то писала в дневник.
Взял то, что нужно было?
Он кивнул. Странно, но Кейт тоже молчала. Едва оторвала взгляд от вязанья.
Как там в городе?
Калеб задумался.
Очень тихо, ответил он.
На ужин они съели кукурузных лепешек, сыграли пару раздач в «рыбу» и отправились спать. Пим вырубилась мгновенно, а вот Калебу не спалось. Его сознание всю ночь прыгало на грани сна и яви, будто плоский камешек по воде, до бесконечности. Приближался рассвет, и он оставил попытки уснуть. Тихо вышел из дома. Земля была мокрой от росы, в светлеющем небе гасли последние звезды. Повсюду пели птицы, но это ненадолго; на юге, откуда к ним обычно приносило всю погоду, виднелась стена облаков, внутри которой мерцали сполохи молний. Ладно, значит, весенняя гроза. Калеб прикинул, что у него минут двадцать, пока она дойдет. Еще с минуту смотрел на тучи, а потом взял из сарая первую бутыль с керосином и пошел к краю леса.
И не поверил своим глазам. Этого не может быть. Может, эффект освещения. Но нет.
Среди деревьев не осталось ни одного муравейника.
40
6.00. Майкл Фишер, Босс Цеховиков, стоял на причале, глядя на восход. Небо было затянуто густыми облаками; воды канала, сейчас, в промежутке между приливами, были совершенно неподвижны. Сколько уже он не спал? Не то чтобы он очень устал – это уже давно прошло, – он жил и двигался на внутреннем резерве силы, в смертельном режиме, будто сжигая себя. Когда-нибудь этот резерв кончится, и вместе с ним кончится и он сам. Исчезнет, как клуб дыма на ветру.
Он вышел из чрева «Бергенсфьорда» с каким-то неосознанным желанием, которое уже не мог вспомнить. В тот самый момент, когда он вышел на свежий воздух, планы вылетели у него из головы. Он просто подошел к краю дока и только тогда осознал, что стоит здесь. Двадцать один год. Поразительно, как время летит. События захватывают тебя одно за другим, и в мгновение ока ты вдруг оказываешься с больными коленями и желудком, лицом, которое ты не узнаёшь в зеркале, не понимая, как всё это могло случиться. Было ли всё это с тобой на самом деле.
«Бергенсфьорд» был почти готов. Ходовая часть, гидравлика, навигационное оборудование. Электроника, устройства стабилизации, приборы на мостике. Все припасы загружены, опреснители запущены и работают. Всё ненужное они сняли, максимально облегчив корабль. Изначально «Бергенсфьорд» был газовозом. Слишком много оставлено на волю случая. Например, останется ли он на плаву? Расчеты на бумаге – одно, реальность – другое. Если останется на плаву, сможет ли его корпус, залатанный тысячами кусков собранной отовсюду стали, с миллионами заклепок и болтов, выдержать столь долгое плавание? Достаточно ли у них топлива? Что будет с погодой, особенно когда им придется попытаться обойти мыс Горн? Майкл прочел о водах, в которых им предстояло идти, всё, что смог найти. И новости были не слишком хороши. Легендарные шторма, противотоки такой силы, что могут руль сорвать, волны размером с гору, способные мгновенно отправить тебя на дно.
Он почувствовал, что кто-то подошел сзади. Лора.
– Хорошее утро, – сказала она.
– Похоже, дождь будет.
Она пожала плечами, глядя на воду.
– Всё равно хорошее.
Сколько еще у нас таких осталось, вот что она хотела сказать. Сколько еще рассветов мы увидим? Давай радоваться этому, пока оно есть.
– Как дела в штурманской рубке? – спросил Майкл.
Лора шумно выдохнула.
– Не беспокойся, ты справишься, – сказал он.
Облака слегка порозовели. Над водой низко летали чайки. Правда, хорошее утро, подумал Майкл. И внезапно ощутил гордость. Гордость за свой корабль, его «Бергенсфьорд». Он прошел полмира, чтобы проверить его на прочность. Дал ему шанс, будто говоря: «Возьми, если сможешь».
Вдали показался свет фар.
– Это Грир, – сказал Майкл. – Пойду-ка я.
Майкл прошел по причалу и подошел в тот самый момент, когда первый заправщик остановился и из его кабины вылез Грир.
– Остатки, – сказал Грир. – Мы залили девятнадцать заправщиков, так что остался последний.
– Проблемы были?
– Нас патруль заметил на юге от казарм в Розенберге. Видимо, они решили, что мы в Кервилл едем. Думал, они за нами погонятся, но они не сделали этого.
Майкл поглядел поверх плеча Грира и дал знак Рэнду.
– Займешься этим?
Люди уже обступили заправщики. В ответ Рэнд поднял большой палец.
Майкл снова поглядел на Грира. Тот явно был изнурен. Лицо будто череп, обтянутый кожей, острые скулы, запавшие красные глаза, желтоватая влажная кожа. На щеках и шее белая щетина, будто иней. Кислый запах дыхания.
– Давай-ка поедим что-нибудь, – сказал Майкл.
– Мне бы прикорнуть немного.
– Сначала позавтракай со мной.
У них стояла палатка с буфетом и койками для отдыха прямо на причале. Майкл и Грир наложили себе в миски водянистой овсянки и сели за стол. Рядом сидели еще пара человек, ссутулившись над мисками и механически отправляя в рот ложку за ложкой, с лицами, обмякшими от усталости. Никто не разговаривал.
– Всё остальное нормально продвигается? – спросил Грир.
Майкл пожал плечами. Более-менее.
– Когда собираешься воду в док пустить?
Майкл зачерпнул ложку овсянки.
– Он будет готов через день-два. Лора хочет сама весь корпус проверить.
– Аккуратная женщина наша Лора.
В дальнем конце палатки появился Пластырь. С невидящими глазами с трудом подошел к котлу, поднял крышку, потом передумал и подошел к одной из коек. Даже не лег на нее, а попросту упал как подстреленный.
– Тебе самому бы немного поспать, – сказал Грир.
Майкл с болью усмехнулся:
– Вот бы здорово было, а?
Они закончили завтракать и пошли в погрузочную зону, где стоял пикап Майкла. С двух заправщиков топливо уже слили, и они стояли рядом. У Майкла в голове начала вырисовываться идея.
– Давай-ка оставим один заправщик полным и поставим в начале причала. У нас еще остались эти серные запалы?
– Да, стоит.
Дальнейшее объяснение не требовалось.
– Проследи за этим.
Майкл сел в пикап и поставил «Беретту» в держатель под рулем; короткоствольное ружье с пистолетной рукояткой и пенал с запасными патронами к нему лежали между сидений. На пассажирском кресле лежал его рюкзак: патроны, смена одежды, спички, аптечка первой помощи, монтировка, флакон эфира, тряпка и перевязанная шпагатом картонная папка.
Майкл завел мотор.
– Сам понимаешь, мне еще не доводилось бывать в тюрьме. Каково там?
Грир ухмыльнулся, глядя на него в открытое окно машины.
– Еда получше, чем здесь. И спится великолепно.
– Ладно, не так уж плохо звучит.
Лицо Грира стало серьезным.
– Он не должен узнать о ней, Майкл. Как и о Картере.
Майкл пару секунд глядел на своего друга. Действительно, ужасно выглядит.
– Иди-ка спать.
– Добавлю в список дел.
Они пожали друг другу руки. Майкл переключил скорость.
41
– Призываю всех к спокойствию!
В зале было не протолкнуться, все места заняты, люди стояли в проходах и сзади. Пахло страхом и немытыми телами. Стоящий за кафедрой мэр, с красным лицом, обливаясь потом, напрасно стучал молоточком по столу, крича и призывая всех к спокойствию. Сидящие позади него члены Совета Свободного Штата, бестолковое сборище людей, на кого ни глянь, – подумал Юстас, – с преувеличенным вниманием перебирали бумаги, поправляли пуговицы на одежде и стыдливо, будто пойманные на списывании студенты, отводили взгляды.
– Моя жена пропала!
– Мой муж! Никто его не видел?
– Мои дети! У меня их двое!
– Что случилось с собаками? Кто-нибудь их видел? Ни одной собаки нигде нет!
Снова стук молотка.
– Проклятье, люди, умоляю!
И так без конца. Юстас глянул на Фрая, который стоял на другом конце зала. Это обещает быть весельем, правда, парень?
Наконец шум стих достаточно для того, чтобы мэра было слышно.
– Окей, так-то лучше. Мы понимаем, что все встревожены и хотят услышать ответы на вопросы. Я собираюсь дать слово шерифу, который, возможно, прольет свет на события. Гордон?
Юстас поднялся на трибуну.
– Что ж, на данный момент мы знаем ничуть не больше остальных. За последние две ночи пропало около семидесяти человек. Это те, о которых мы знаем. Заместитель Фрай и я еще не успели обойти все фермы.
– Так почему же вы этим не занимаетесь? – заорал кто-то.
Юстас нашел лицо кричавшего в толпе:
– Потому, что я стою тут и треплюсь с тобой, Джер. А теперь рот закрой, и я смогу сказать остальное.
– Ага, закрой рот и дай сказать человеку! – рявкнул кто-то с другой стороны зала.
Снова крики, нервные голоса, перебивающие друг друга. Юстас решил не прерываться.
– Как я уже сказал, – продолжил он, – мы не знаем, куда подевались эти люди. На первый взгляд, всё выглядит так, будто по какой-то причине каждый из них встал посреди ночи, вышел из дома и не вернулся.
– Может, их кто-то забирает! – заорал Джер. – Может, этот человек здесь, среди нас!
Эффект от его слов был мгновенным. Все начали переглядываться и негромко переговариваться. Может ли…
– На данном этапе мы не отвергаем никакие версии, – сказал Юстас, понимая, насколько слабое в этом утешение для людей. – Однако такой вариант выглядит маловероятным. Речь о слишком большом количестве людей.
– Может, это и не один человек делает!
– Джер, хочешь подняться сюда и вести собрание?
– Я просто хотел сказать…
– То, что ты говоришь, пугает людей. Я не хочу, чтобы началась паника и вы все подозревали друг друга. Насколько нам известно, все эти люди вышли из домов по своей воле. А теперь умолкни, пока я тебя под замок не посадил.
В первом ряду встала женщина:
– Ты хочешь сказать, что мои мальчики сбежали? Одному семь, другому – шесть!
– Нет, Лена, я этого не говорил. Я просто говорю, что другой информации у нас пока нет. Самое лучшее, что вы все можете сделать, – оставаться дома, пока мы со всем этим не разберемся.
– А что насчет моей жены?
Юстас не видел, кто говорит.
– Ты хочешь сказать, что она просто так вот встала и ушла от меня?
Мэр подошел к кафедре и поднял обе руки:
– Думаю, что шериф пытается объяснить…
– Он ничего не «объясняет»! Ты слышал, что он говорит! Он не знает!
Все снова принялись орать. Это уже не остановить, ситуация выходила из-под контроля. Юстас поглядел на Фрая, который кивнул в сторону кулис. Мэр снова принялся стучать молотком, и Юстас тут же ускользнул за кулисы. У двери его уже ждал Фрай. Они вышли на улицу.
– Да уж, результативно, нечего сказать, – сказал Фрай. – Хорошо хоть ушли, пока стрельба не началась.
– Я бы не шутил так. Если мы не выясним, что происходит, то будем первыми в списке целей.
– Думаешь, они еще живы?
– Вряд ли.
– Тогда что собираешься делать?
Стояла ясная и теплая погода, солнце поднялось высоко в безоблачном небе. Юстас вспомнил такой же день, весна на грани лета, земля покрывается зеленью, на деревьях зеленая листва, одевающая их в новые одежды, ароматы цветов. Они гуляют у реки, Саймон у него на плечах, Нина рядом; день будто подарок, и тот момент, непередаваемый. Вернулись домой, а когда мальчишка поел, Нина уложила его спать и позвала Юстаса особенной улыбкой, той, которой улыбалась только ему, и они пошли в их спальню на цыпочках и неторопливо занялись любовью в этот солнечный день. Как всегда, привычные шутки. И как ты можешь такого урода целовать? Она могла. И делала это. Это был последний из таких дней. Других таких в жизни Юстаса уже больше не будет.
– Давай искать этих пропавших людей.
42
Апгар застал Питера, как обычно, за рабочим столом, занятого бумажной работой. Всего два дня без Чейза с его талантом организатора, и Питер уже погряз в ней.
– Минута есть?
– Давай быстрее.
Апгар сел напротив него.
– Чейз реально тебя засыпал. Нельзя было его так просто отпускать.
– А что я мог сказать? Я всегда слишком добр к людям.
Апгар прокашлялся:
– У нас проблема.
Питер продолжал заполнять бланк.
– Ты тоже уходишь?
– Думаю, момент неподходящий. Утром получил сообщение из Розенберга. Мимо них за последние пару дней проехала куча заправщиков, но до нас ни один не доехал.
Питер поднял взгляд.
– Ты слышал.
– Что говорят на нефтеперегонном?
– Всё по распорядку, ля-ля-ля. А сегодня утром – ни звука, и мы не можем с ними связаться.
Питер откинулся в кресло. Боже правый.
– Я отправил людей на завод, чтобы проверили, – продолжил Апгар. – Однако я думаю, что знаю, что мы там обнаружим. Надо отдать должное этому парню, яйца у него железные.
– На кой черт Данку наша горючка?
– Я бы сказал, незачем. Это игра. Он чего-то хочет.
– Например?
– Это не ко мне. Проблема немаленькая тем не менее. Люди из отдела энергетики сказали, что наличных запасов нам хватит дней на десять, может, пара дней сверху, если станем нормировать. Даже если мы снова обретем контроль над заводом, мы ни за что не сумеем закачать в систему нужное количество горючки за это время. Меньше чем через две недели этот город погрузится во тьму.
Данк зажал их в тиски. В своем роде гениально, мрачно признался себе Питер. Вот только одно не укладывается в систему.
– Значит, он нам присылает полный грузовик оружия и боеприпасов, а потом крадет у нас всё топливо? Одно другому противоречит.
– Возможно, оружие прислал кто-то другой.
– Это боеприпасы из бункера. Такие есть только у цеховиков.
Апгар поерзал в кресле.
– Ну, есть еще кое-что, что следует принять во внимание. Сначала дотла сгорает «Дом Кузена», потом начинают ходить слухи, что в городе появилась одна из женщин Данка, которая говорит, что там что-то произошло. С изрядной стрельбой.
– Борьба за власть среди его ребят, хочешь сказать.
– Может, просто слухи. Не знаю, как всё это сопоставить, но подумать надо.
– Где она сейчас?
– Женщина?
Апгар едва не расхохотался.
– Черт ее знает.
Оружие и горючее как-то между собой связаны, но как? На Данка это не похоже; взять в заложники целый город не в его силах, да и у Армии теперь достаточно оружия и боеприпасов, чтобы взять перешеек штурмом и положить конец его бизнесу. Потери будут огромными с обеих сторон, причал станет настоящей смертельной ловушкой, однако, когда уляжется пыль, Данк Уизерс будет либо трупом в канаве с полусотней дырок от пуль, либо будет болтаться на веревке.
Предположим, подумал Питер, что горючее – не игра. Предположим, что оно действительно для чего-то необходимо.
– Что нам известно насчет этого его корабля? – спросил он.
Апгар нахмурился.
– Не слишком много. Эту чертову штуку никто уже многие годы не видел.
– Но он же большой.
– Говорят, да. Думаешь, он имеет какое-то отношение ко всему этому?
– Даже не знаю, что думать. Но мы что-то упускаем. Боеприпасы уже раздали?
– Еще нет. Они всё еще в арсенале.
– Раздайте. И пошлите патруль на разведку к перешейку. Как давно связывались с Фрипортом?
– Пару часов назад.
Уже было начало четвертого.
– Пусть расставят людей по периметру. Скажите, что это в качестве тренировки. И пусть отправят инженеров к воротам. Эту хреновину уже лет десять не закрывали.
Апгар настороженно поглядел на него.
– Люди это заметят.
– Береженого Бог бережет. С нашей точки зрения, всё это не имеет смысла, но с чьей-то другой – имеет.
– А что насчет перешейка? Нам не стоит слишком затягивать с реализацией плана.
– Не стоит. Пиши его.
Апгар встал:
– Принесу в течение часа.
– Так быстро?
– Войти туда можно только с одной стороны. Так что писать особо нечего.
Апгар остановился в дверях и обернулся:
– Может, это полная хрень, а может – возможность, которой мы так долго ждали.
– С какой стороны посмотреть.
– Я просто рад, что в этом кресле сидит не Чейз.
Он ушел, и Питер остался один. Всего пять минут, но гора бумаг на столе уже казалась ему сущей мелочью. Он развернул кресло, поворачиваясь к окну. День начинался ясным, но теперь погода стала меняться. Над городом тяжелой серой массой повисли низкие облака. Порывы ветра болтали верхушки деревьев, мелькнула вспышка, озарив небо. Громыхнул гром, и по стеклу застучали крупные капли дождя.
«Майкл, – подумал он, – что ты затеял, черт тебя дери?»
43
Энтони Картер, Двенадцатый из Двенадцати, как раз заглушил косилку, когда поглядел в патио и увидел чай.
Так скоро? Разве уже день? Он задрал голову к небу – гнетущему летнему небу Хьюстона, бледному, будто выбеленному. Снял платок с лица и шляпу, вытер пот со лба. Стакан чая сейчас как раз кстати.
Миссис Вуд всегда это понимала. Хотя, конечно же, чай принесла не миссис Вуд. Картер не мог в точности сказать, кто это делает. Тот, кто доставляет к воротам лотки с цветами и мешки с мульчей, кто чинил его инструменты, когда они ломались, кто устроил, что время в этом месте идет так, как идет, каждый день – как время года, каждое время года – как год.
Он откатил косилку в сарай, протер ее дочиста и пошел в патио. Эми возилась в грязи на дальнем конце газона. Там было немного имбиря, который рос как бешеный, и его всё время надо было обрезать. По обе стороны от него были клумбы, на которых миссис Вуд любила сажать летние цветы. Сегодня там росли три грядки космосов, розовых, которые нравились мисс Хейли, она их всё время срывала и втыкала в волосы.
– Чай есть, – сказал Картер.
Эми подняла взгляд. У нее был платок на шее; руки были в грязи, грязь была и на лице, там, где она стирала рукой пот.
– Пей без меня, – сказала она, отмахиваясь от москита, крутившегося у ее лица. – Я сначала с этим закончу.
Картер сел и начал потягивать чай. Идеальный, как обычно, сладкий, но не слишком, лед приятно позвякивает о стакан. Позади, из дома, донеслись мелодичные звуки. Девочки играют. Иногда они смотрели телевизор. Картер слышал, как раз за разом по телевизору идут одни и те же фильмы – или «Шрек», или «Принцесса-невеста». Ему стало жалко их, мисс Хейли и ее сестру, запертых в доме в одиночестве, в ожидании, когда вернется их мама. Но когда Картер пытался заглядывать в окна, то не видел внутри никого; «внутри» и «снаружи» были совершенно разными местами, комнаты были пусты, там даже не было мебели, чтобы понять, живут там люди или нет.
Иногда он задумывался об этом. Задумывался о многом. Например, чем именно является это место. Наилучшими сравнениями были зал ожидания или кабинет врача. Ждешь своей очереди, быть может, листаешь журнал, а потом, когда твоя очередь настанет, голос назовет твое имя, и ты отправишься дальше, куда бы то ни было. Эми называла сад «миром за гранью мира», и Картеру это название казалось правильным.
Быстро день идет, подумал он. Надо поскорее приниматься за работу; заменить головку спринклера, почистить поверхность пруда и края тоже. Ему нравилось поддерживать сад в порядке, просто в ожидании того дня, когда вернется миссис Вуд. Мистер Картер, вы так прекрасно потрудились, заботились об этом месте. Вы просто благодать божья. Он любил размышлять о том, что они друг другу скажут, когда настанет этот день. Им есть о чем поговорить, как это было раньше, просто сидя в патио как двое друзей.
Но в данный момент Картер был намерен погрузиться в мысли и расслабиться, пока есть возможность. Он расшнуровал ботинки и закрыл глаза. Сад был местом для размышлений, и именно этим он занялся. Вспомнил, как Уолгаст пришел к нему в Террелле, обители смерти, дорога, грузовик, холодные снежные горы вокруг, врачи, которые сделали ему укол. Его ужасно тошнило, но это было не самое худшее. Худшим были голоса в голове. Я Бэбкок. Я Моррисон. Я Чавез Баффлз Тьюрелл Уинстон Соуза Эколз Лэмбрайт Мартинес Райнхардт… Он видел образы, ужасающие образы умирающих людей и всё такое, будто ему снились чужие сны. Когда-то он недолго ходил в школу, и там они читали книгу Уильяма Шекспира. Сам Картер не особо много читал. Слова в книге казались ему похожими на нечто размолотое в блендере, и это его очень смущало. Однако учительница, миссис Коу, хорошенькая белая леди, украшавшая стены класса плакатами с животными и альпинистами и надписями типа «Дотянись до звезд» и «Чтобы завести друга, будь другом», как-то показала их классу видео. Картеру оно понравилось, все сражались на мечах, были одеты, как пираты. Миссис Коу объяснила, что главный парень, которого звали Гамлет, был принцем, сошел с ума, поскольку кто-то отравил его папу, влив ему яд в ухо. Там что-то еще было, но эту часть Картер лучше всего запомнил, поскольку эти голоса напоминали ему то же самое. Яд, льющийся в уши.
Так продолжалось некоторое время, Картер не был уверен, как долго. Другие шептали, говорили разное, мерзости, но по большей части повторяли свои имена, снова и снова, будто никак не могли до конца насладиться ими. А затем они все вдруг стихли, будто воздух перед грозой, и Картер услышал его. Зиро. «Услышал» – не слишком точное слово. Зиро мог заставить тебя ощущать его мысли как свои. Зиро вошел ему в голову, и это был будто шаг в никуда, будто падение в бездонную дыру, лишенную света, в конце которой была железнодорожная станция. Мимо спешили люди в зимней одежде, голос в динамиках объявлял номера путей и поездов, прибывающих и отправляющихся. Нью-Хейвен. Ларчмонт. Кетона. Нью-Рошель. Картер никогда не слышал эти названия. Было холодно. Пол был скользким от тающего снега. Он стоял у кассы с часами с четырьмя циферблатами наверху. Прибыл один поезд, потом другой. Где она? Что-то случилось? Почему она не позвонила, почему она не отвечает? Поезд за поездом, напряженное ожидание, и, когда мимо пронеслись пассажиры последнего поезда, жестокое крушение всех надежд. Его сердце разрывалось, но он не мог заставить себя идти. Стрелки часов будто дразнили его, продолжая двигаться. Она сказала, что приедет, где она, как ему хочется обнять ее. Лиз, ты единственное во всем мире, что имеет значение, позволь мне обнимать тебя, когда ты будешь уходить…
А после этого Картер совершенно свихнулся. Будто один долгий кошмар, в котором он видел со стороны себя, делающего самые ужасные вещи, и не мог остановиться. Пожирал людей. Рвал их на кусочки. Некоторых не убивал, а лишь кусал без какой-то особой причины, просто потому, что так хотел Зиро. Вспомнил ту пару в машине. Они куда-то ехали, очень поспешно, и Картер прыгнул на них с деревьев. Оставь их в покое, говорил он себе, что они тебе сделали, однако голодная часть его сознания не обращала на это внимания, она творила, что пожелает, а желала она убивать людей. Он с грохотом приземлился на капот и дал им как следует разглядеть себя, зубы, когти, то, что он собирается с ними сделать. Они были молодые. Мужчина за рулем и женщина рядом, видимо, его жена, догадался Картер. Короткие светлые волосы, широко открытые глаза. Машину начало швырять по дороге. «Срань господня! Какого хрена!» – кричал мужчина, но женщина едва среагировала. Ее глаза смотрели сквозь Картера, ее лицо ничего не выражало, как лист бумаги. Будто вид чудовища на капоте машины был тем, что ее мозг не был способен осознать. Это и остановило Картера, настолько немыслимо это выглядело. А потом он увидел оружие – огромный сверкающий пистолет с дулом, в которое можно палец засунуть, который мужчина пытался наставить на него поверх руля. Не наставляй это, никогда не наставляй это ни на кого, Энтони, вспомнила та его часть, которая оставалась Картером; то ли голос мамы, который он вспомнил, то ли широкая дуга, по которой раскачивался зад машины, будто ребенок на качелях, всё выше и выше, всё быстрее и быстрее, но это заставило Картера замереть на мгновение. Машина начала переворачиваться, и тут раздался грохот, сверкнула вспышка. Картер ощутил резкий укол в плечо, куда сильнее, чем пчела могла бы укусить. В следующее мгновение он уже катился по асфальту.
Встал как раз вовремя, чтобы увидеть, как машина с грохотом опрокинулась набок. Потом крутанулась на 360° и упала крышей вниз. Взорвалось осколками стекло, заскрежетал рвущийся металл. Машина катилась по дороге, будто бревно, переворачиваясь снова и снова, в разные стороны летели яркие куски, а потом она наконец упала на крышу в последний раз и замерла.
Вокруг стало абсолютно тихо. Они были в сельской местности, до ближайшего городка не одна миля. Обломки покрыли дорогу широким сверкающим шлейфом. Картер почуял запах бензина и другой, горячий и резкий, плавящегося пластика. Он понимал, что должен что-то чувствовать, но не понимал что. Его мысли перемешались внутри его, будто вырезанные из фильма кадры, которые он не мог расположить по порядку. Он подскочил к машине и присел, заглядывая внутрь. Они оба висели на ремнях, а на уровне пояса в них врезалась приборная панель. Мужчина был мертв, поскольку ему в голову воткнулся большой кусок металла, а вот женщина осталась жива. Она смотрела вперед широко открытыми глазами, залитая кровью – лицо, блузка, руки, волосы, губы, зубы, язык. Из-под приборной панели шел черный дым. Под ногой Картера хрустнул осколок стекла, и ее голова повернулась к нему, медленно. Ни одна другая часть ее тела не пошевелилась.
– Кто здесь?
На ее губах запузырилась кровь.
– Прошу. Кто… здесь?
Она смотрела прямо на него. И тут Картер понял, что она его не видит. Женщина была слепа. Раздался тихий хлопок, и из-под приборной панели появились первые языки пламени.
– О боже, – простонала она. – Я слышу твое дыхание. Ради бога, ответь мне, прошу.
С ним что-то происходило, что-то странное. Будто незрячие глаза женщины стали зеркалом, и он увидел в них себя – не чудовище, которое они из него сделали, а человека, которым он был раньше. Будто он проснулся и вспомнил, кто он такой. Он пытался ответить. Я здесь, хотелось ему сказать. Ты не одна. Мне жаль, что я это сделал. Но его рот был не в состоянии произносить слова. Огонь разгорался, машина наполнялась дымом.
– О боже, я горю, умоляю, о боже, о боже…
Женщина протянула к нему руку. Не к нему, а ему, понял он. В ее сжатой руке что-то было. Ее тело скрутило судорогой, и она начала кашлять кровью, которая струилась из ее рта. Ее пальцы разжались, и предмет упал на землю.
Это была пустышка.
Младенец был на заднем сиденье, плотно пристегнутый к детскому креслу. Машина могла взорваться в любой момент. Картер упал на асфальт и полез внутрь через заднее окно. Малыш проснулся и плакал. Кресло в окно не пролезет, придется брать его в руки. Расстегнув пряжку, Картер вытащил плечи ребенка из-под ремней, и его руки приняли мягкое плачущее тело младенца. Крохотная девочка в розовой пижаме. Крепко прижав ее к груди, Картер вылез из машины и побежал.
Это было всё, что он помнил. На этом история заканчивалась. Он не знал, что случилось с маленькой девочкой. Последнее, что помнил Энтони Картер, Двенадцатый из Двенадцати, – как он успел сделать три шага, а затем пламя нашло то, что искало. Бензин в баке вспыхнул, и машина разлетелась вдребезги.

 

Больше он никогда не ел.
Нет, ел, конечно же. Крыс, опоссумов, енотов. Иногда собак, которых ему всегда жалко было. Но вскоре весь мир затих, в нем осталось слишком мало людей, чтобы искушать его, а потом прошло еще время, и он понял, что людей вокруг вообще нет.
Он закрыл себя для Зиро – закрыл для всех них. Картер не хотел участвовать в том, что они творят. Он построил в своем сознании стену. Зиро и остальные с одной стороны, он – с другой. Хоть эта стена и была тонкой, и Картер мог их слышать, если пожелал бы, он никогда не отвечал им.
Это было время одиночества.
Он видел, как его город затапливает. Нашел себе место в том здании, Аллен-Центр, исходя из того, что дом высокий и ночью у него будет возможность стоять на крыше среди звезд, чтобы не было так одиноко. Год за годом вода поднималась всё выше, затапливая нижние этажи домов, а как-то ночью на город обрушился сильнейший ветер. До этого Картеру раз или два довелось попасть в ураган, но такого он никогда не видел. Небоскреб раскачивался, будто пьяница. Трещали стены, вылетали из рам стекла, всё пришло в беспорядок. Интересно, подумал он, не пришел ли конец света, вдруг Богу стало противно, и он устал от всего происходящего. Вода поднималась всё выше, здание раскачивалось, в небесах завывало, и Картер начал молиться, прося Бога забрать его, если Он желает, говоря, что он раскаивается в том, что сделал, снова и снова, и что если есть лучший мир, то хоть он его и не заслужил, но, может, у него есть шанс хоть увидеть его, если Бог сможет простить, хотя Картер и не думал, что сможет.
И тут он услышал звук. Ужасающий, душераздирающий, нечеловеческий звук, будто разверзлись врата ада и миллионы вопящих душ устремились в водоворот ветра. Из темноты появился огромный черный силуэт. Он становился всё больше и больше, а потом, в свете вспышки молнии, Картер увидел, чтó это, не веря своим глазам. Корабль. В центре Хьюстона. Корабль двигался прямо на него, его огромный киль тащило по улице, он надвигался на башни Центра Аллена, будто Божий шар в боулинге, кеглями в котором были дома.
Картер упал на пол и прикрыл голову руками, ожидая удара.
Ничего не произошло. Внезапно стало очень тихо, стих даже ветер. Как такое может быть, подумал он, только что небо буйствовало – и вдруг стихло. Он встал и выглянул в окно. Облака над головой разошлись, вверху была будто дыра в небе. Глаз, понял Картер, вот что это такое. Он в глазу тайфуна. Поглядел вниз. Корабль уперся в стену здания, будто такси, уткнувшееся колесом в бордюр.
Он полез вниз по стене здания. Не знал, сколько у него времени до того, как вернется ураган. Знал лишь, что этот корабль – послание. Через какое-то время он понял, что очутился внутри корабля, в лабиринте коридоров и труб. Однако он не чувствовал себя потерявшимся; казалось, что каждым его действием управляет незримая рука. Его ноги омывала морская вода, смешанная с нефтью. Он выбрал направление, раз, другой, ведóмый этим мистическим незримым присутствием. В конце коридора увидел массивную дверь из толстой стали, как в банковском хранилище. Т1. Бак номер 1.
Вода защитит тебя, Энтони.
Он дернулся. Кто с ним говорит? Казалось, голос исходил отовсюду: из воздуха, которым он дышал, из воды, плещущейся у его ног, из металла корабля. Он окутывал его, будто идеально мягким одеялом.
Он не сможет найти тебя здесь. Пребывай здесь в безопасности, и она придет к тебе.
Именно тогда он ощутил ее. Эми. Не темная, как остальные; ее душа была создана из света. Его тело сотрясли рыдания. Его одиночество оставило его. Оно было сброшено с его души, будто завеса, и за ним открылась печаль, но иная – прекрасная, священная печаль обо всем мире и его горестях. Он взялся руками за штурвал, открывающий дверь, и тот начал медленно поворачиваться. Снаружи, за бортами корабля, снова завывал ветер. Хлестал дождь, грохотали раскаты грома, море накатывало на улицы города.
Войди внутрь, Энтони.
Дверь открылась, и Картер переступил порог. Его тело было внутри корабля «Шеврон Маринера», но сам Картер был уже не здесь. Он падал, падал, падал, а когда падение прекратилось, то он знал, где очутился, прежде чем открыл глаза, ощутив запах цветов.

 

Картер осознал, что уже допил чай. Эми закончила возиться с космосами и убиралась на клумбах. Картер подумал, что надо было ей сказать, чтобы отдохнула, что он сам займется сорняками, но знал, что она откажется. Если есть работа, она ее сделает.
Ожидание было для нее тяжелым. Не только из-за того, с чем ей предстояло столкнуться, но и потому, что она сдалась. Она ни слова не говорила об этом, это было не в стиле Эми, но Картер сам понял. Он знал, что это такое, любить человека и потерять его, самому оставшись в живых.
Поскольку Зиро явится. Это факт. Картер знал этого человека, знал, что он не успокоится, пока весь мир не станет отражением его горя. Дело в том, что Картер никак не мог отделаться от того, что ему было немного жаль Зиро. Он сам прошел через такое. Неправилен не вопрос, а то, как его задали.
Картер встал со стула, надел шляпу и пошел туда, где стояла на коленях в грязи Эми.
– Хорошо вздремнул? – спросила она, поднимая взгляд.
– А я спал?
Эми кинула сорняк в кучу.
– Слышал бы ты, как храпел.
Вот это что-то новенькое. Хотя, если задуматься, он вполне мог заснуть ненадолго.
Эми перекатилась на пятки и расставила руки, показывая на только что засаженные клумбы.
– Как тебе?
Картер сделал шаг назад. Всё идеально, с иголочки.
– Эти космосы очаровательны. Миссис Вуд очень понравится. И мисс Хейли тоже.
– Им вода нужна будет.
– Позабочусь об этом. Тебе нужно ненадолго уйти в тень. Чай есть, если хочешь.
Он как раз насаживал шланг на кран у ворот, когда услышал тихий шорох шин по асфальту и увидел едущий по улице «Денали». Машина остановилась на углу, а потом медленно поехала. Картер с трудом различил силуэт миссис Вуд через тонированное стекло. Машина медленно проехала мимо дома, еле-еле, но не останавливаясь, будто призрак, а потом набрала скорость и уехала.
К нему подошла Эми.
– Слышала, как только что девочки играли, – сказала она, глядя на улицу, хотя «Денали» давно уехал. – И принесла тебе это.
У Эми в руке была поливная штанга. С секунду Картер непонимающе смотрел на нее. Конечно же, это космосы поливать.
– Ты в порядке? – спросила Эми.
Картер пожал плечами в ответ. Привинтил штангу к наконечнику шланга и открыл кран. Эми пошла в патио, а Картер потащил шланг к клумбам и начал брызгать на цветы водой. Без разницы, подумал он, всё равно скоро осень настанет. Листья пожухнут и опадут, сад уснет, а ветер станет холодным. На траве появится иней, и всплывет тело миссис Вуд. Всё обретает свой конец. Но Картер продолжал поливать цветы, водя над ними штангой туда-сюда. В глубине души он всегда верил, что даже мелочи способны изменить мир.
44
Весь день лил дождь. Всем пришлось сидеть дома, все нервничали. Калеб видел, что терпение Пим по отношению к сестре на исходе, грядет скандал. Еще пару дней назад он бы всё это только приветствовал, чтобы побыстрее с этим покончить.
Уже близился закат, когда облака разошлись. Лучи повисшего над горизонтом солнца залили поля, всё впитывало их, светясь. Калеб оглядел землю вокруг дома, ища муравьев; не найдя ни одного, сказал остальным, что можно напоследок выйти на улицу. От муравейников остались лишь овальные впадины в земле, едва различимые. Расслабься, сказал он себе. Ты просто позволил себе хандрить от изоляции от людей.
Кейт и Пим следили за детьми, которые лепили из земли куличики, а Калеб пошел проведать лошадей. Для них он построил загон и навес, чтобы они могли укрываться от дождя, там они и стояли. Красавчик выглядел вполне прилично, а вот Джеб тяжело дышал, закатив глаза, и держал левую заднюю ногу на весу. Конь позволил Калебу согнуть ему ногу в суставе, и Калеб увидел маленькую колотую рану в центре копыта. В ней торчало что-то длинное и острое. Сходив в сарай, Калеб взял узду, узкогубцы и веревку. Как раз надевал уздечку, когда увидел идущую к нему Кейт.
– Выглядит недовольным.
– Колючку в копыто поймал.
Калеб вполне нормально справился бы один, но внезапный интерес Кейт – не тот случай, когда он отказался бы от ее помощи.
– Веревок ему хватит, но держи его за уздечку на всякий случай.
Кейт крепко взялась за кожаный ремешок у морды коня.
– Он выглядит больным. Он должен так дышать?
Калеб уже сел на корточки позади коня.
– Ты врач, ты и скажи.
Подняв заднюю ногу коня, Калеб взял в другую руку узкогубцы и приставил к ране. Ухватиться особо не за что. Когда концы инструмента коснулись копыта, конь заржал и дернулся назад, мотая головой.
– Держи его, черт подери!
– Я пытаюсь!
– Это лошадь, Кейт. Покажи ему, кто здесь главный.
– И что ты хочешь, чтобы я сделала, в морду ему дала?
Джеб не собирался успокаиваться. Калеб вышел из-под навеса и принес из сарая кусок цепи со звеном в три четверти дюйма. Продел ее через узду и обмотал коню морду. Завязал под челюстью Джеба и сунул концы цепи в руки Кейт.
– Держи, – сказал он. – И не миндальничай.
Джебу это не понравилось, но трюк сработал. Причинивший рану предмет, сжатый узкогубцами, медленно выходил наружу. Вытащив его, Калеб повернулся к свету. Пару дюймов длиной, твердый, почти прозрачный, будто птичья кость.
– Наверное, шип какой-то, – сказал он.
Конь слегка успокоился, но всё так же часто дышал. В уголках его рта повисли клочки пены, шея и бока блестели от пота. Калеб обмыл копыто водой и плеснул в рану йода. Красавчик стоял неподалеку от навеса, опасливо поглядывая на них. Кейт продолжала держать коня, а Калеб надел на копыто кожаный носок и перевязал шпагатом. Пока больше ничего сделать нельзя. Оставит коня связанным на ночь, а утром посмотрит, как тот будет себя чувствовать.
– Благодарю за помощь.
Они стояли у двери сарая; солнце уже практически зашло.
– Слушай, я знаю, что последнее время я не слишком приятный гость, – наконец сказала Кейт.
– Ладно, забудь. Всем понятно.
– Не надо блюсти вежливость, Калеб. Мы слишком давно друг друга знаем.
Калеб промолчал.
– Билл был придурком. Окей, теперь я это понимаю.
– Кейт, незачем это говорить.
Она не злилась, она попросту сдалась.
– Я просто хочу сказать, что знаю, что все думают. И не то что они неправы. На самом деле, люди и половины не знают того, что было.
– Так зачем тогда ты за него замуж вышла? – спросил Калеб и сам себе удивился; этот вопрос вырвался у него сам собой. – Прости за прямоту.
– Нет, резонный вопрос. Поверь мне, я и себя об этом спрашивала.
Мгновение они молчали. Лицо Кейт немного просветлело.
– Ты знаешь, что у нас с Пим в детстве до драки доходило, кто за тебя замуж выйдет? Реальной драки – с пощечинами, за волосы друг дружку, всё такое.
– Ты шутишь.
– Зря смеешься. Я удивлена, что кто-нибудь из нас в больницу не попал. Как-то раз я украла ее дневник. Сколько мне было, тринадцать? Боже, я была такой паршивкой. А там всё это, про тебя. Какой ты красивый, какой умный. Имя и фамилия твои, а вокруг них жирной линией сердце нарисовано. Просто противно было.
Калебу это показалось забавным.
– И что случилось?
– А ты как думаешь? Она старше, и драки наши честными не назовешь.
Кейт покачала головой и рассмеялась.
– Только поглядите на него. Да тебе это нравится.
И то правда.
– Смешное дело. Я ничего такого никогда не слышал.
– Не льсти себе, парень, я не собираюсь бросаться к твоим ногам.
– Какое счастье, – с улыбкой ответил Калеб.
– Кроме того, от этого попахивает инцестом.
Она поежилась.
– Серьезно, гадко.
На поля опустилась ночь. Калеб вдруг понял, по чему он скучает. По дружбе с Кейт. В детстве они были как брат с сестрой. Но потом началась взрослая жизнь – Армия, Кейт начала учиться на врача, Билл, Пим, Тео, девочки, куча планов. В суете они забыли друг о друге. Уже не один год толком не говорили, так, как сейчас.
– Но я не ответила на твой вопрос, так? Почему я вышла замуж за Билла. Ответ очень прост. Я вышла за него замуж потому, что любила его. Не могу найти ни одной причины, почему я его любила, но в таких делах не выбирают. Приятный, жизнерадостный, никчемный, но мой.
Она помолчала.
– Если честно, я пришла не для того, чтобы тебе с лошадьми помочь.
– Правда?
– Я пришла спросить тебя, что тебя так беспокоит. Мне кажется, Пим не заметила еще, хотя заметит обязательно.
Калеб понял, что попался.
– Наверное, ничего.
– Калеб, я тебя знаю. Это не «ничего». А еще у меня девочки, о которых я обязана думать. У нас неприятности?
Ему не хотелось отвечать, но Кейт его буквально прижала.
– Я не уверен. Возможно.
Его мысли прервало громкое ржание в загоне. Раздался громкий стук, а затем ритмичная серия громких ударов.
– Что за черт? – сказала Кейт.
Калеб схватил светильник и ринулся из сарая к загону. Джеб лежал на боку, судорожно мотая головой и ударяя задними копытами в стену загона.
– Что с ним такое? – спросила Кейт.
Конь умирал. У него опорожнился кишечник, а потом и мочевой пузырь. По телу прошли три судороги подряд, а потом он сильно задрожал всем телом и замер. В таком состоянии он лежал несколько секунд, будто растянутый на веревках. А потом воздух вышел из его легких, и он обмяк.
Калеб присел рядом с трупом и поднес фонарь к голове коня. Изо рта животного текла пена, смешанная с кровью. Темный глаз неподвижно смотрел вверх, сверкая в свете фонаря.
– Калеб, почему у тебя в руке оружие?
Калеб опустил взгляд. И правда, у него в руке был огромный револьвер Джорджа калибра.357, тот, что он спрятал в сарае. Наверное, схватил вместе с фонарем – настолько автоматически, что даже не осознал этого. И даже курок взвел.
– Ты должен рассказать мне, что происходит, – сказала Кейт.
Калеб аккуратно спустил курок и резко развернулся в сторону дома. В окне мерцал свет свечей. Пим, наверное, ужин готовит, девочки играют на полу или книжки смотрят, малыш Тео капризничает, сидя на высоком стуле. Может, и нет, может, уже уснул. У него иногда такое бывает, к ужину уснет мертвым сном, а через несколько часов проснется, подвывая от голода.
– Ответь мне, Калеб.
Он встал, сунул револьвер за пояс штанов и прикрыл сверху рубашкой, чтобы спрятать. Красавчик стоял на границе света и темноты, низко опустив голову, будто в трауре. Бедняга, подумал Калеб. Будто понимает, что именно ему придется тащить тело его единственного друга через поле, на бросовые земли, уже наутро. А Калебу придется потратить остатки топлива, чтобы сжечь труп.
45
Ближе к вечеру Юстас и Фрай обошли почти все фермы. Опрокинутая мебель, незаправленные постели, пистолеты и винтовки, лежащие там, где их уронили. Один-два выстрела, не больше.
И ни единой живой души.
Было уже начало седьмого, когда они проверили последнюю ферму, сущую дыру, в четырех милях ниже по течению реки, там, где при старой власти был завод по производству спирта. Крохотный домик, в одну комнату, сколоченный из собранных в округе досок и потрепанного битумного гонта. Юстас даже не знал, кто здесь живет. Видимо, теперь и не узнает, подумал он.
Поврежденная нога адски болела; и времени вернуться в город до темноты впритык. Они сели на коней и свернули на север, однако, проехав сотню метров, Юстас остановил коня.
– Давай-ка глянем на этот завод.
Фрай наклонился к седлу:
– У нас и двух ладоней светлого времени нет, Гордон.
– Хочешь вернуться с пустыми руками? Ты же их слышал.
Фрай на мгновение задумался.
– Ладно, давай побыстрее.
Они въехали на территорию завода. Завод состоял из трех длинных двухэтажных зданий, стоящих буквой U, и четвертого, куда большего, замыкавшего фигуру в квадрат – бетонного здания без окон, соединенного с емкостями для зерна переплетением труб и желобов. Среди высоких сорняков стояли ржавые остовы машин и механизмов. Воздух здесь был затхлый и холодный; в лишенные стекол окна влетали и вылетали птицы. От трех меньших зданий остались только стены, крыши давно уже рухнули, а вот четвертое было почти целым. Вот оно-то и интересовало Юстаса. Если надо где-то спрятать две сотни человек, самое подходящее место.
– Заводной фонарь взял, а? – спросил Юстас.
Фрай достал фонарь. Юстас крутил ручку, пока лампочка не начала светиться.
– Эта хрень больше трех минут не проработает, – предупредил Фрай. – Думаешь, они там?
Юстас уже проверял оружие. Защелкнул барабан обратно и убрал револьвер в кобуру, но не стал ее застегивать. Фрай сделал то же самое.
– Думаю, сейчас узнаем.
Одни из загрузочных ворот были приоткрыты. Юстас и Фрай в кувырке заскочили внутрь. Запах ударил их, как кувалда.
– Видимо, вот и ответ, – сказал Юстас.
– Мать твою, какая мерзость, – сказал Фрай, сморщив нос. – Нам действительно смотреть надо?
– Держи себя в руках.
– Серьезно, щас блевану.
Юстас еще несколько раз крутанул рычажок фонарика. Впереди был коридор, ведущий в рабочий зал, по стенам виднелись шкафчики. С каждым шагом запах становился всё сильнее. Юстасу в его жизни многое довелось повидать, но сейчас он был уверен, что худшее впереди. Они дошли до конца коридора, к распашным дверям.
– Думаю, самое время попросить прибавку, – прошептал Фрай.
Юстас вытащил револьвер.
– Готов?
– Шутишь, на хрен?
Они вломились внутрь. Органы чувств Юстаса подверглись серии быстрых ударов. Первым был запах – настолько тошнотворный запах гниения, что Юстас точно бы расстался с ланчем, если бы взял себе за труд сегодня поесть. Следом по ушам ударил звук, мощная вибрация, будто от работающего мотора. В центре помещения виднелась огромная темная куча, края которой будто шевелились. Юстас сделал шаг вперед, и с трупов взлетели мухи.
Это были собаки.
Он вскинул револьвер и услышал вопль Фрая, но в то же мгновение на него что-то обрушилось, сбивая с ног. Можно было догадаться, учитывая, что столько людей пропало. Он пытался ползти, но внутри него начало происходить нечто ужасное. Что-то вроде… головокружения. Так вот как оно начинается. Он протянул руку за револьвером, чтобы застрелиться, но кобура, конечно же, была пуста, а потом руки онемели и обмякли. Следом онемело и обмякло всё тело. Юстас тонул. Головокружение превратилось в водоворот в голове, который затягивал его, ниже, ниже и ниже. Нина, Саймон, любимые мои, обещаю, что никогда вас не забуду.
Но именно это и произошло.
Назад: III. Сын
Дальше: V. Манифест