Глава XIII
День седьмой
КОМУ: «Майские матери»
ОТ КОГО: Ваши друзья из «Вилладжа»
ДАТА: 11 июля
ТЕМА: Совет дня
ВАШ МАЛЫШ: ДЕНЬ 58
Вы пеленаете своего малыша? Наверное, уже можно перестать. Новорожденный в пеленке чувствует себя уютно и в безопасности. Но считается, что когда дети становятся подвижнее и начинают переворачиваться, пеленание становится фактором риска синдрома внезапной детской смерти. И даже если в пеленке ребенок засыпает в считанные секунды, все-таки береженого бог бережет.
Липкие ладони Колетт лежали на рукоятке коляски, солнце пекло затылок, хотя не было еще семи утра.
— Я сейчас умру, — Нэлл была вся потная, с пунцовым лицом. — Не представляю, как ты здесь бегаешь.
Колетт замедлила шаг и пошла рядом с Нэлл: — Почти пришли.
Они поднялись на вершину холма и пошли по тенистой тропинке под аркой, от колес коляски отскакивал гравий.
— Я похудела? — спросила Нэлл, когда они остановились у большой площади, по которой шла группа детей из летнего лагеря в купальниках и желтых спасательных жилетах. Они шли парами по направлению к парку.
— Если Себастьян хочет опять увидеть меня голой, я бы хотела, чтобы моя задница к этому моменту весила всего лишь на тонну больше, чем он привык.
— Повернись, я посмотрю.
Нэлл рассмеялась и повернулась к ней спиной, но лицо ее омрачилось, когда она посмотрела вдаль:
— Боже, — пробормотала она. — Ты только посмотри.
Там был Мидас.
Две пожилые женщины держали плакат с его фотографией и пытались установить его на каменной ограде парка. Колетт подошла к очень полной женщине с седыми волосами, собранными в высокий хвостик. Руки ее лежали на железной ручке ходунков. Рядом другие женщины раскладывали кружок из розовых гвоздик на горячем асфальте.
— Что здесь происходит? — спросила Колетт.
Женщина вытянула шею, чтобы заглянуть в коляску и рассмотреть Поппи. Судя по ровному дыханию, Поппи спала, прижав ручки к ушам.
— Ну какое чудо, — сказала женщина. — У нас молитвенное бдение. Мы молимся за малыша Мидаса, где-то час назад начали.
За спиной Колетт появилась Нэлл, женщина взяла с раскладного стола два флаера из стопки и протянула им.
ПОМОЛИМСЯ ЗА МИДАСА
Забудет ли женщина грудное дитя свое,
чтобы не пожалеть сына чрева своего?
но если бы и она забыла,
то Я не забуду тебя.
Книга пророка Исайи 49:15
Колетт перечла слова, напечатанные внизу: «невыполнение обязанностей по отношению к ребенку — преступление». Возле них располагалась фотография — та, которую показывали в шоу Патриции Истины: Нэлл и Уинни в «Веселой ламе».
На фото они выглядели ужасающе: Нэлл с голым животом и коктейлем в руке, Уинни пьяно смотрела в камеру из-под полуопущенных век.
Колетт вернула флаер и взяла Нэлл за руку:
— Ладно, пошли.
— Оставайтесь с нами — сказала женщина. — Чем больше людей будут молиться, тем лучше для малыша. И к нам скоро присоединится почетная гостья, — она наклонилась к ним и тихо, почти шепотом сообщила: — Патриция Истина.
— Нет, спасибо, — Колетт одной рукой везла коляску, а другой подталкивала Нэлл.
Когда они вышли из парка и достигли тротуара, Нэлл была готова разрыдаться. Из фургона с незаглушенным двигателем, который стоял на углу, вылез молодой человек с темной бородой, и, несмотря на жару, в теплой шапке. В руках он держал телевизионную камеру.
— Это фото… — Нэлл давилась слезами с трудом выговаривала слова — Там же не… Выглядит так, как будто мы…
— Пойдем ко мне, — сказала Колетт.
— Мне нужно собираться на работу, — глаза Нэлл наполнились слезами.
— Совсем ненадолго, Чарли нету. Попьем кофе, — Колетт взяла Нэлл под руку, и они ускорили шаг.
— Кто все эти люди? — спросила Нэлл, когда они подошли к дому Колетт. Альберто открыл им, они затолкали коляски в лифт. Нэлл взглянула на флаер, который до их пор сжимала в руке. — Чего им надо?
— Не знаю, налепить всем алые буквы «А»?
В квартире было тихо. Колетт поставила кофе и нарезала лимонный пирог, который испекла утром, поскольку Поппи проснулась в пять. Нэлл села на диван, прижимая Беатрис к груди:
— Что же творится?
— Не знаю.
— Все плохо. У меня дурное предчувствие. Они во всем обвинят ее.
— Да-да, знаю, — Колетт села на высокий кухонный табурет. В голове у нее пульсировала боль. — Странно, что это не началось раньше.
— Это же фигня, — Нэлл несколько раз нервно выдохнула. — Мы ведь… она ведь… всего лишь пошли выпить, всего один раз!
— Прекрати, Нэлл, мы ничего предосудительного не делали, даже не…
— Ты ведь тоже смотришь телевизор? Понимаешь, куда клонит Патриция Истина? Вчера она опять показывала то видео с Уинни, которое записали на следующий день после исчезновения Мидаса. Она каждое движение ее прокомментировала и спрашивала, почему Уинни с тех пор молчит.
— Да. И нам обеим не нужно больше это смотреть.
— Да не могла же Уинни…
Колетт сжала виски:
— Не знаю.
— Не говори так. Она не могла сделать ничего дурного. Мы же ее знаем.
Колетт с сомнением посмотрела на Нэлл:
— Ты так думаешь? Разве мы все друг друга так уж хорошо знаем?
— Достаточно, чтобы быть уверенными, что среди нас нет какой-нибудь психопатки. Все всегда любят говорить, что во всем виновата мать, но я отказываюсь признать, что Уинни имеет к этому хоть какое-то отношение. — Она размазала слезы по щекам. — Я вчера прочла жуткую статью. Про Уинни и так называемый комплекс Медеи, это из греческой мифологии. Это царевна, которая убила своих детей, чтобы отомстить мужу за измену.
— Хватит это читать, Нэлл, серьезно тебе говорю. Это никому не поможет.
— Ты бы видела, что пишут про Уинни в комментариях. Все набросились на нее скопом, говорят, нельзя оставлять ребенка с чужим человеком и идти бухать. А если Мидаса и найдут, его нельзя возвращать Уинни, потому что она плохая мать. — Нэлл старалась не разрыдаться. — Неужели непонятно, как это непросто? И какая огромная ответственность лежит на матери: следить за тем, чтобы ребенок был жив и здоров? Как непроста материнская любовь и как легко все это похерить. Как это, по нашему мнению, сделали наши матери. — Она запнулась. — Вот честно, мне иногда кажется, что я сорвусь. Я так чертовски устала. Всякое бывает, но сама представь. Разве можно причинить вред своему собственному ребенку?
Колетт посмотрела на Поппи, которая спала в коляске рядом с ней.
— Зачем я так сделала? Зачем удалила приложение? И ключ ее потеряла. Я не…
— Ну хватит, Нэлл, не давай им пудрить тебе мозги. Ты ничего плохого не сделала. И мы тоже. Даже если ты выронила ее ключ, не то что кто-то его поднял и решил: «Супер, это ключ Уинни, пойду-ка я к ней и похищу ее ребенка». Я не знаю, что там произошло, но это точно было спланировано.
Нэлл кивнула:
— Я себе все время это повторяю, но кто же это спланировал? У полиции нет никаких версий. Почему не нашли ни телефон, ни ключ? — она отвела взгляд. — Я хочу тебе кое-в-чем признаться.
Тон Нэлл встревожил Колетт:
— В чем?
— Я в тот вечер напилась.
Колетт усмехнулась:
— Офигеть, Нэлл, вот это новость.
— Я сказала, что выпила только…
— Да знаю я. И не только ты. Мы были в баре. Без детей. И нет ничего ужасного в том…
— Просто все получилось как-то странно. Я выпила несколько коктейлей, а потом с какого-то момента просто вообще ничего не помню. Со мной так не бывает. Я так сильно не пьянею и не забываю, что было. Это на меня не похоже, — она секунду поколебалась. — А на следующее утро я заметила, что у меня рубашка на плече порвана. И теперь боюсь, вдруг что-то случилось, а я не помню.
— Что именно?
— Не знаю. Я помню ощущение — как будто кто-то стоит рядом со мной и трогает меня. Может, тот кто украл Мидаса, был там в тот вечер, искал Уинни, забрал у меня ее телефон и ключ, а я не помню. А потом мне кажется, что нет, такого быть не могло. Я бы запомнила, да? Я уже не знаю, чему верить. Мне кажется, я схожу с ума, — Нэлл посмотрела на Колетт. — И с чего она весь вечер смотрела в телефон, наблюдала за кроваткой Мидаса, ты не думала?
Колетт кивнула:
— Как будто чего-то ждала.
— Я хочу, чтобы это закончилось. Чтобы мне четко сказали, где была Уинни. Сказали, что Мидас жив. — Она разрыдалась. — Если он мертв, я никогда… — она прервалась, взяла из коробки на столе детскую салфетку и высморкалась, на лице у нее остался блестящий беловатый след. — Я хочу точно знать, что она ни в чем не виновата.
— Да, — мягко сказала Колетт, глядя на диван в гостиной. — Я тоже.
Нэлл придвинула барный табурет ближе к стойке. Беатрис лежала у нее на плече.
— И давно она у тебя?
— Три дня.
— Ты не смотрела, что там?
— Нет, — Колетт сняла с запястья резинку, собрала волосы в хвост и вставила флешку в ноутбук. На экране появилась папка с длинным списком файлов. — Я зря ее взяла. Я решила не смотреть, а просто положить на место, когда в следующий раз буду у Тэба.
Она открыла первый файл, это оказалось видео.
— Боже, — сказала Нэлл. — Это же я. На видео Нэлл сидела на диване рядом с, как предположила Колетт, Себастьяном. Лицо ее было бледным, глаза красными. Колетт нажала на «плей».
— Вы ничего не имеете против того, что наш разговор будет записан? — послышался голос Хойта. — Это новое правило в полицейском управлении.
— Конечно. Пока мы не начали, я могу налить себе воды?
— Это в первый день после похищения, они пришли ко мне домой. — Нэлл пододвинулась, наклонилась к экрану. — Слушай, неужели я и вправду такая толстая?
— Тяжелая ночка?
— С младенцем каждая ночь тяжелая.
— Давай посмотрим, что там еще есть, пожалуйста. Не могу на себя смотреть.
Колетт закрыла видео и открыла следующий файл. Это тоже было видео.
— Это Скарлет, — сказала Колетт. — Они, наверное, со всеми беседовали.
На экране Стивен Шварц вышел из-за камеры и сел напротив Скарлет.
— Как я понял, вы вчера никуда не ходили?
— Нет, к мужу приехали родители. Просто не верится. Какой ужас, — голос ее был полон тревоги. — Я и представить себе не могу. Вам хоть что-нибудь известно?
— Мы для этого и беседуем со всеми знакомыми Уинни. Скажите, а тот мужчина из вашей группы, — Шварц заглянул в блокнот. — Вы его, кажется, Одди называете?
— Да.
— Вы с ним близко знакомы?
— Да не очень. Когда я была беременна, я часто ходила на встречи, а сейчас мы переезжаем и мне не до того. Если честно, мне это прозвище всегда казалось дурацким.
— Фу, — сказала Нэлл. — Давай дальше.
Колетт закрыла файл и открыла следующий.
— Это Юко, — сказала Колетт, закрыла видео и перешла к четвертому файлу.
Джемма сидела за обеденным столом. За ней стоял мужчина, который держал на руках их сына:
— Я пришла около половины девятого, кажется. Могу на телефоне проверить, я написала Джеймсу, как только пришла, чтобы спросить, как ребенок.
У Колетт душа ушла в пятки. Было ли там видео, где она говорит с Хойтом? Знал ли Тэб, что она была в тот вечер в «Веселой ламе»? Она открыла последний файл, готовясь увидеть себя. Нэлл ахнула.
На видео была Уинни. Она сидела на раздвижном диване у себя дома. Тусклые волосы безжизненно висели, глаза опухли. Она безучастно смотрела в камеру.
— Вы хоть немного поспали? — на этот раз голос был женский.
— Поспала.
— Я очень рада. — В кадре появилась женщина. На ней были черные брюки и розовая блузка без рукавов. — Я задам несколько рутинных вопросов и оставлю вас в покое. Прежде всего, как я поняла, вы ходите к психиатру.
Женщина взяла пуфик и села напротив Уинни.
— Это не вопрос.
— Вы вчера сказали об этом детективу Хойту, — мягко сказала женщина.
— А, да?
— Вы забыли?
— Мне задают столько вопросов, сложно все запомнить.
— Как давно вы у него наблюдаетесь?
— Давно.
— По какой причине?
— Депрессия, — она пожала плечами. — Мне нужна поддержка. После смерти матери отец почти заставил меня пойти к врачу.
— И когда вы в последний раз проходили лечение?
— Несколько месяцев назад.
Женщина подняла брови:
— А после родов?
— Нет.
Женщина хотела что-то сказать, но Уинни ее перебила:
— После рождения Мидаса я очень хорошо себя чувствовала. Впервые за много лет.
— Понятно. Еще я бы хотела поговорить о Дэниеле.
Уинни подалась вперед:
— А зачем?
— Вы встречались, пока учились в школе. Почему вы расстались?
По лицу Уинни пробежала тень:
— Я тогда ни о чем не могла думать. Включая Дэниела.
— Но вы остались друзьями?
— Да, он был моей первой любовью.
— А после того, как он женился, у вас с ним не было романа?
— Романа?
— Понимаю, вопрос очень неловкий, но…
— Нет, между нами ничего не было. И я не…
Колетт услышала, что в дверь вставили ключ.
— Это кто? — прошептала Нэлл.
Дверь открылась, в квартиру вошел Чарли, неся два стакана с кофе на картонной подставке и белый бумажный пакет.
— О, привет, — сказал он, снимая наушники.
Колетт закрыла ноутбук:
— Здравствуй, любимый, — она старалась говорить как можно спокойней. — Как ты рано вернулся.
— Оказывается, в кофейне теперь проходит спевка детского хора. Меня чуть не затоптали дети с нянями. — Он заглянул в коляску, посмотрел на Поппи, а потом вновь на Колет: — Что смотрите?
Колетт расцепила руки на коленях:
— Видео. Как правильно укладывать младенцев.
— О, правда?
— Ну да, — ответила Нэлл. — Сажаешь его в кроватку с банкой супа. Запираешь дверь. А потом возвращаешься через пару недель.
Чарли засмеялся:
— У нас была такая ночка, что впору идти за супом. — Он пошел на кухню и поставил кофе и пакет на стойку рядом с ноутбуком Колетт. — Я купил тебе кофе и миндальный круассан. Нэлл, я просто не знал, что ты тут, но…
— Спасибо, мне все равно пора на работу.
Чарли поцеловал Колетт в лоб:
— Мне тоже надо работать. До скорого.
Колетт дождалась, пока Чарли закроется в кабинете. Когда оттуда раздалась джазовая музыка, она сделала звук потише и включила видео.
— Нет, между нами ничего не было. И я не совсем понимаю, куда вы клоните.
— Уинни, мне жаль, я понимаю, что это сложно. Но мы должны задать вам все эти вопросы для понимания общей картины.
Из глаз Уинни потекли слезы:
— Мы с Дэниелом были просто близкими друзьями.
— Понимаю. — Женщина протянула Уинни бумажный платок. Другой рукой она небрежно держала блокнот. — Давайте сменим тему. Расскажите, если можно, где вы были после того, как ушли из бара.
— Я уже рассказывала.
— Детективу Хойту. Но мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне.
Уинни закрыла глаза:
— Я была в парке.
— В парке?
— Да. Я впервые после родов была без ребенка. В баре мне совсем не хотелось оставаться. Я вышла и решила пройтись. В результате оказалась в парке.
— Вас кто-нибудь видел?
— Не знаю.
— Может, когда вы туда шли? Или в самом парке? С кем-то столкнулись на улице, заговорили?
— Нет, — Уинни несколько секунд смотрела на руки, которые положила на колени, а потом резко подняла голову. — Вы слышали?
— Что такое?
— Там Мидас.
— Мидас?
— Тсс, слушайте. — Уинни встала, словно вслушиваясь в какой-то звук, раздающийся вдалеке. — Вон там. Слышите?
— Да нет же, а что вы…
— Он плачет. — Уинни вышла из кадра. — Я слышу, как он плачет.
— Уинни…
Она снова появилась в кадре:
— Успокоился, — она посмотрела в сторону детской. — Но откуда же был слышен плач?
— Уинни, послушайте, давайте я позвоню вашему врачу. Мы советуем вам записаться к…
— Не нужен мне врач. — Она запустила пальцы в волосы и сжала их. — Мне нужно, чтобы вы нашли моего сына. Он плачет. Он хочет ко мне. А вы тут сидите и в сотый раз спрашиваете у меня одно и то же. Зачем вы вообще пришли? — Она подошла к двери на террасу и открыла ее. — Почему вы не ищете моего ребенка?
Женщина встала и скованно подошла к камере:
— Давайте прервемся.
Она неразборчиво сказала что-то еще, и экран стал почернел.
В комнате повисло молчание. Колетт почувствовала, как у нее засвербило в груди.
— Господи боже, — сказала Нэлл. — Она сошла с ума. А что ты… А она…
Нэлл сидела на закрытом унитазе, держа молокоотсос у груди. Она взяла телефон, закрыла фото Беатрис и, не удержавшись, зашла на сайт Патриции Истины. Там, как Нэлл и ожидала, показывали прямую трансляцию с площади в парке с заголовком крупными буквами: ПОМОЛИМСЯ ЗА МИДАСА.
Нэлл неуверенно включила видео, на экране тут же возникла Патриция в обтягивающем платье в цветочек, она обращалась к проходящей мимо женщине, толкающей сдвоенную коляску:
— Извините, у вас найдется минутка?
Женщина остановилась, а Патриция тут же направилась к ней, осторожно ступая на восьмисантиметровых каблуках. За ней группа женщин стояла в кругу, молитвенно склонив головы, в руках у них были розовые гвоздики.
— Я Патриция Истина, ведущая программы «Момент Истины».
— Да, я знаю, — ответила женщина с коляской.
— Сегодня мы обсуждаем явление, которые многие называют «Веселые мамы».
— Мне кажется, только вы его так называете.
— То есть вы о нем слышали?
— К несчастью, да.
— Отлично. Вы, очевидно, сама мать. По вам видно, что вы любите своего ребенка, — Патриция подняла брови. — Каково ваше мнение о группе матерей, которые ходят по барам и употребляют алкоголь? Насколько мне известно, некоторые пьют и посреди дня и берут с собой детей.
Она незаметно вытерла пальцем выступивший на брови пот и поднесла микрофон ко рту женщины.
— Да кому какое дело.
Патриция Истина взглянула в камеру и скривилась.
— Это же не дети пьют, Патриция, вы сама это прекрасно знаете.
— Но родители-то пьют. Учитывая, сколько разных мест можно придумать для встреч, вам это не кажется безответственным? Ведь в ту ночь, когда похитили Мидаса Росса, его мать была в баре. — Она показала женщине фотографию Нэлл и Уинни. — Вы видели это фото? Именно в тот вечер…
Нэлл выключила видео и заткнула гудящий молокоотсос. Она не успела сцедить много молока, но в туалете было душно и жарко, и пора было возвращаться на рабочее место. Она застегнула рубашку, убрала бутылочку и, дождавшись, пока в туалете никого не будет, вышла из кабинки. Ей было необходимо выпить кофе: с тех пор как она ушла от Колетт, она чувствовала себя не в своей тарелке и не могла выбросить из головы видео с Уинни.
Она двинулась по коридору и с удивлением увидела, что у входа в кабинет, опершись на дверь, ее ждал Йен. Хохолок у него на голове напоминал вопросительный знак. Нэлл знала, что многие сотрудницы компании были от этого хохолка без ума. Сегодня на нем был небесно-голубой ремень с розовыми фламинго.
— Привет, — сказал он, когда она зашла в кабинет и убрала молокоотсос под стол. — Есть минутка?
— Конечно.
С ним была девушка из редакции, Нэлл пару раз видела ее мельком. Ей было лет двадцать пять. Белое кружевное платье, черные джинсы и рыжие балетки. Волосы собраны в идеально-небрежный пучок. В руках она держала папку.
— Ты знакома с Клэр? — спросил Йен.
Нэлл кивнула и распрямила спину, осознавая, что рубашка на груди топорщится. Она так и не успела купить одежду, которая была бы как раз. Йен продефилировал к окну и уселся на подоконник, стараясь не задеть рамку с фотографией Беатрис, которую Нэлл туда поставила утром:
— Твой второй день сегодня, ты как?
— Восхитительно, благодарю.
— Правда? Тебе нормально снова быть на работе?
На нем были разные носки, Нэлл решила, что это нарочно.
— Ну, не скажу, что это просто было устроить, но я рада, что вернулась.
— Отлично тебя понимаю.
Она улыбнулась и подумала: «Нет, не понимаешь».
Ему было сорок четыре, по слухам, он встречался с ассистенткой из «Беру тебя в жены», свадебного журнала их компании. Откуда ему знать, каково это — оставить практически новорожденного ребенка в яслях на девять часов.
— Надо признаться, я рад, что ты вернулась. Мы много прекрасных сотрудниц потеряли из-за детей. Уходят в декрет, обещают вернуться, а потом опаньки.
— Опаньки? — Нэлл подняла брови.
— Именно что опаньки. За несколько дней до возвращения они вдруг звонят. — Он запищал: — «Я не смогу, не смогу оставить ребенка». Рад, что ты не такая.
Она представила, как сбивает этого подонка с ног и тычет мордой в ковер:
— Тысяча благодарностей, Йен.
— Только рад. Так, мы с Клэр пришли за помощью. — Он махнул Клэр, чтобы та подошла ближе. — Мы не можем договориться насчет обложки, нужно мнение профессионала.
Клэр достала из папки две распечатки и положила их рядом на столе Нэлл. Это были макеты обложек журнала «Сплетни» — самого большого журнала их компании. Они представляли собой фотографии Кейт Гласс — актрисы, которая недавно родила, — в двух разных позах. Снимки были сделаны на пляже: она была одета в шорты и купальник, в руках держала американский флаг. Над фото красовался жирный заголовок: КАК Я ВЕРНУЛА СВОЕ ТЕЛО.
— Ну как тебе? — спросил Йен.
— Мне? — Нэлл чувствовала на себе выжидательный взгляд Клэр.
— Ну да, ты, женщина, которая недавно родила, что ты чувствуешь при взгляде на это фото?
— Дай-ка взглянуть, — Нэлл взяла фотографии в руки. — Чувствую радость.
— От чего?
— Радость за то, что к ней вернулось ее тело.
— Обалдеть, скажи? — сказала Клэр. — Это всего через пять недель после родов.
— Ну, ничего себе. Ей, наверное, было так непросто заботиться о младенце, не имея тела. И что же случилось? Тело похитили? А потом поисковый отряд обнаружил этот накачанный пресс в фитнес-центре где-нибудь в Кливленде?
Йен рассмеялся.
— Говорил же, с ней не соскучишься, — сказал он Клэр, не отрывая глаз от фотографий. — Понимаю, они, конечно, простенькие, но фотографии после беременности всегда страшно популярны. Женщины от них в восторге. — Он внимательно изучал обе фотографии: — Вот думаю, не вытереть ли этот флаг.
— Не стоит.
— Не надо?
Нэлл не сдержалась:
— Да нет, ведь все женщины после родов всегда берут с собой на пляж американские флаги.
Он снова негромко фыркнул. Было видно, что он раздражен.
— Извините, просто… — Нэлл посмотрела на Клэр. — Из всего, что мы публикуем, этот журнал — не мой любимый.
— Понимаю, да. Но ты не забывай, что без доходов от «Сплетен», мы бы никогда не смогли публиковать «Писателей и художников».
— Да-да, ты прав. Давай я еще раз взгляну. — Она снова посмотрела на обложки: — Вот эта, — сказала она, поднимая фотографию в левой руке. — И уберите флаг, это дикость какая-то.
Клэр стала беззвучно аплодировать, поднеся розовые ногти ко рту:
— Я же говорила, что эта лучше.
Йен кивнул и задумчиво собрал фотографии со стола:
— Мне все равно кажется, что это огромная ошибка.
— Огромная ошибка? — Нэлл пренебрежительно махнула рукой.
Когда тебя, пьяную и толстую, одетую в джинсы для беременных спустя два месяца после родов, фотографируют в баре, а потом выставляют результат на обозрение всех жителей Бруклина — вот это огромная ошибка. А это ерунда.
— Да все нормально будет, фотографии же почти не отличаются.
Йен вновь покачал головой:
— Я не об этом. — Он опять подошел к окну и посмотрел в сторону Нижнего Манхэттена, на реку Хадсон в нескольких кварталах. — Ошибка в том, что на обложке не малыш Мидас.
Йен обернулся к Нэлл, она сохранила безразличное выражение лица.
— Но мы уже сто раз это обсуждали, — сказала Клэр. — О нем напишут все. А мы ставим на читателей, которые устали от малыша Мидаса.
— От него никто не устал. Все хотят побольше информации про него, а не меньше. — Он посмотрел на Нэлл. — Так ведь? Тебе же хочется, чтобы про него писали побольше?
— Нет. Зачем все время об этом писать, разве что для привлечения читателей. Этой семье нужно…
— А кто отец Мидаса? — Йен становился все недовольней. — Почему она ничего про это не рассказывает?
— Я слышала, она родила от донора спермы, и…
— Да-да, но почему она не может просто рассказать об этом? Пойти к Опре, столько женщин в такой ситуации так делали.
— Опра больше не ведет шоу.
— Все равно, ты понимаешь, о чем я, Нэлл. Это то поведение, которого мы все ожидаем, и Гвендолин Росс это знает. Она же выросла в окружении прессы. Почему она молчит? Что скрывает?
— Ты помнишь, что мы о ней шесть страниц написали? — мягко заметила Клэр. — А сейчас речь просто об обложке.
— Помню, но читатели вообще дойдут до этой статьи? Стоило бы сосредоточить наше внимание на Мидасе. Пора кое в чем разобраться. У нас в Куинсе дежурит внештатный корреспондент, пытается вытянуть ответы из няни. Я слышал, что она ребенка даже не видела. Даже в комнату не заходила. Но корреспондент фиговый. А эта история с «Веселыми мамами»? Можно было несколько недель про это писать.
— Я считаю, мы должны быть выше этого, — сказала Нэлл.
Он резко повернул к ней голову:
— Выше этого? Но это не наша работа. Наша работа создавать это.
Она понимала, что спорить бесполезно:
— В любом случае, мне кажется, Клэр права насчет обложки. Я бы скорее купила журнал с Кейт Гласс.
Йен вздохнул:
— Ладно, надеюсь, вы правы. У нас упали продажи. Госпожа начальница недовольна. — Он встал с подоконника. — Ну что ж, давайте дальше работать. — Он пошел было к двери, но остановился. — И вот еще что, я совсем забыл. Нэлл, у меня к тебе еще разговор. Мы отправляем тебя на задание.
— Задание?
Он рассмеялся:
— Не пугайся так. Я имею в виду, что тебе надо будет в ближайшие две недели поехать в командировку. На четыре дня. На… — он выдержал эффектную паузу — Багамы. Там собираются создавать новый файловый сервер, и хотят, чтобы ты поехала. Познакомилась с основными сотрудниками. Работа без заботы. Как тебе такая мысль?
— Четыре дня?
— Ага, причем почти на пляже.
— Здорово, — Нэлл натянуто улыбнулась. — Пойду паковать свой флаг.
Нэлл в четвертый раз перечитала один и тот же абзац из учебного пособия, пытаясь сосредоточиться, но не могла перестать думать о том, что сказал Йен.
Уехать на четыре дня.
Об этом и речи быть не могло. Выставка, которую курировал Себастьян, открывалась через три недели. Он каждый день работал допоздна и не смог бы возвращаться в Бруклин к закрытию яслей, к шести вечера. Кто будет забирать Беатрис? Получится ли нацедить молока на четыре дня? И как расстаться с Беатрис так надолго? Она постаралась забыть об этой командировке, о связанных с ней насущных вопросах (может, ее мама могла бы взять отпуск и приехать из Род-Айленда) и пыталась сосредоточиться, но все время отвлекалась. Она свернула пдф-файл.
Нужно было увольняться.
Прямо сейчас пойти в кабинет Йена.
«Опаньки! — сказала бы она. — Ну, два дня-то я продержалась».
Но к Йену она точно не пошла бы. А пошла бы на восемнадцатый этаж, чтобы лично поговорить с начальницей. Тридцатипятилетняя Адриен Джейкобс, в прошлом модный блогер, занимала должность арт-директора компании «Саймон Френч». Она была самой молодой руководительницей за 98-летнюю историю компании и первой женщиной на этом посту. Жена брата Себастьяна. Золовка Нэлл.
Нэлл представила себе, как поднимется туда, пройдет мимо секретарш, войдет к Адриен в кабинет с панорамным окном. Белоснежные стены, белые диваны, белый турецкий ковер, который стоит больше, чем ее годовая зарплата. Опаньки!
А что дальше? Зарплаты Себастьяна не хватало на квартиру, выплаты по его студенческому кредиту, на отпуск, в который они договорились поехать на Рождество (впервые за четыре года). С тех пор как они начали встречаться, у них впервые была стабильная финансовая ситуация. Намного лучше, чем когда они жили в Лондоне. Себастьян учился на искусствоведческом, а она заканчивала магистратуру и одновременно преподавала информационную безопасность в местном университете. Они несколько раз в неделю питались лапшой рамен, а в кино тайком проносили попкорн из дома, чтобы сэкономить пару фунтов.
Найти другую работу было бы непросто. Учитывая ее резюме, ее прошлое, то, о чем ее приходилось рассказывать, когда она устраивалась на работу.
С этой работой ей повезло. Она пришла в «Саймон френч» полтора года назад и с первого дня не позволяла себе об этом забыть. Везение началось даже раньше, в одно холодное осеннее утро. Тогда Нэлл вернулась с работы, таща два тяжелых пакета с продуктами. А Себастьян рассказал ей о предложении Адриен.
«Ты не шутишь?» — Она замерла на месте.
«Нет, — глаза его горели от радости. — Адриен мне сама позвонила, пока тебя не было. Она предлагает тебе эту работу. Вице-президент по технологиям. Будешь главной по всяким Интернет-безопасностям».
«Главной по Интернет-безопасностям? Так должность официально называется?»
«Ты опять можешь делать то, что любишь».
«Нет, Себастьян, не стоило ей»…
«Это не благотворительность, Адриен так и сказала: Нэлл лучше всех. Она хочет, чтобы ты была в ее команде. Говорит, она все устроит. — Он откашлялся. — Я ей все объяснил. И сказал, что теперь тебя зовут Нэлл».
«Я не смогу там работать».
«Почему?»
«Потому что основной журнал, который они выпускают, это „Сплетни“! А у меня есть какие-то принципы».
Нэлл ходила по кабинету и вспоминала, как тогда посмотрел на нее Себастьян. Незадолго до этого ему позвонили из Нью-Йоркского музея современного искусства и пригласили на работу его мечты. Он собирался отказаться. На зарплату, которую ему предложили, они бы не могли переехать в Нью-Йорк, тем более что они с Нэлл недавно решили завести ребенка. Но как она могла ему отказать после всего, что он для нее сделал? Он никогда не осуждал ее за ошибки прошлого. Принимал, такой, какая она есть на самом деле, а не такой, какой ее считали другие. А еще — это была возможность переехать обратно в Америку. Вернуться домой. Быть ближе к маме.
«Ладно, я поговорю с Адриен».
Себастьян подошел к ней, широко улыбаясь, поцеловал ее и забрал из ее рук пакеты: «Спасибо. И не говори им, что мы пробуем завести ребенка».
Нэлл услышала, что ей пришло письмо, и вернулась к столу. Она понимала, что пора вернуться к работе. Открыв почту, увидела шесть новых писем от «Майских матерей». Группа снова понемногу оживала; после новости о Мидасе все несколько дней молчали, не зная, что написать.
Юко пристала письмо с вопросом: «Привет мамочкам. Помогите, пожалуйста. Утром у Николаса появилась сыпь на спине. Фото прилагаю. Есть ли повод для беспокойства?»
Нэлл пролистнула письмо вниз и стала читать ответы.
«Мне кажется, это просто крапивница от жары», — писала Джемма.
«Только к доктору не ходи, — написала Скарлет. — Он тебе пропишет какую-нибудь химию, а тут надо просто кремом с календулой помазать».
Нэлл удалила письмо и задалась вопросом, получает ли Уинни рассылку от «Майский матерей». Она вспомнила то видео: осунувшаяся Уинни перебегала глазами с места на место. Потом она вспомнила слова Йена: «А кто отец Мидаса? Почему она ничего про это не рассказывает? Пора кое в чем разобраться».
Нэлл закрыла глаза. Она в десятый раз с того момента, как увидела видео с Уинни, и в сотый с тех пор, как похитили Мидаса, спросила себя, насколько надежен сайт «Вилладж». Насколько трудно было бы его взломать и посмотреть анкету, которую Уинни заполняла при регистрации, как и все они. «Ваше имя. Имя вашего партнера. Расскажите о своей семье».
Нэлл встала и закрыла дверь в кабинет. Она вернулась к столу, слыша биение собственного сердца, зашла на сайт «Вилладж» и принялась печатать, пытаясь взломать административную панель сайта. Это заняло меньше пяти минут. Что у нее к этому врожденный талант, стало очевидно после первого же урока информатики. У нее, как позднее сказала один ее университетский преподаватель, было особое чутье. Ей было приятней думать, что это суперспособность. В университете она стала первой первокурсницей, выигравшей в национальном соревновании по кодированию информации. Благодаря этому, она попала на очень престижную стажировку в Госдепартамент США: ее выбрали из восьми тысяч кандидатов. Она работала непосредственно на государственного секретаря Лаклана Рейна.
В самом верху страницы Нэлл увидела профиль Фрэнси и открыла его. Фотография на аватаре была точно такая, как Нэлл и ожидала: селфи с Лоуэлом и распечаткой УЗИ. Нэлл пробежала глазами то, что написала Фрэнси: они с Лоуэлом познакомились в ее родном городе в штате Теннесси, вместе переехали в Ноксвилл, там он учился на архитектора. Она ходила на занятия по фотографии и работала ассистенткой в фотостудии, а в свободное время подрабатывала, делая фотографии котов. «Мы в Нью-Йорке новенькие, так хочется познакомиться с остальными мамочками!» — писала Фрэнси.
Нэлл закрыла ее профиль и стала просматривать остальные. Она читала, иногда поражаясь, как мало она на самом деле знала об этих женщинах. До рождения сына Юко работала помощницей председателя Верховного суда США. А Джемма была из того же города, что Нэлл, в Род-Айленде. Она училась в школе, футбольная команда которой играла против команды школы Нэлл.
Телефон, стоявший у нее на столе, зазвонил, она отвлеклась и закрыла сайт.
— Алло, Нэлл Мэйки слушает, — в трубке слышалось тяжелое дыхание. — Алло, кто это?
— Нэлл, это я.
Она вскочила из-за стола:
— Колетт? — В трубке было молчание, а затем послышались рыдания. — Колетт, это ты? У тебя все окей?
— Я у мэра, в ксероксной, — прошептала она. — Кажется, снаружи кто-то есть.
— В смысле? Все в порядке?
— Нет, — она на секунду замолчала. — Я заглянула в полицейский отчет, там была новая информация. О ней еще не сообщали. Не знаю, что…
— Какая информация, скажи!
— Нашли тело.
Фрэнси провела рукой по шершавому чехлу дивана «Экторп» и пошла дальше по торговому залу. Она остановилась, чтобы посмотреть, сколько стоит кресло-качалка с обивкой из искусственной белой кожи. Похлопала Уилла по попе и взглянула на телефон. У Колетт на сегодня назначена встреча с мэром, она обещала, что заглянет в папку по делу Мидаса и поищет, нет ли там чего-нибудь об Арчи Андерсене. Фрэнси надеялась, что после ее вчерашнего визита в участок Марк Хойт поймет, что они с коллегами проглядели важнейшую информацию. Они определят местонахождение Андерсена и вызовут его на допрос.
Фрэнси пошла в раздел мебели для спальни. За две недели она посещала «ИКЕА» уже в пятый раз. Лоуэл наконец-то установил в гостиной кондиционер (она купила подержанный по объявлению на «Вилладже»), но работал он фигово, из него шел вонючий, тепловатый воздух. Ей так хотелось спастись от жары, которая с каждым днем все усиливалась, но она терпеть не могла его включать — мало ли что там было в этих токсичных парах. Она старалась не унывать, искала укрытия в библиотеке, в музыкальной школе и в «ИКЕА» — тут Уиллу, кажется, нравилось. Может, дело было в ослепляющем неоновом свете, или в замкнутости пространства: было похоже, что они оказались в огромной светлой утробе. Как бы то ни было, когда они туда заходили, он сразу переставал плакать, и у нее появлялось свободные сорок минут, когда она могла расслабиться, собраться с мыслями и немножко проветрить голову.
В отделе с подушками Уилл зашевелился, она ускорила шаг и пошла в сторону кафе. В густом воздухе стоял запах мясных фрикаделек, она пододвинула стул к окну и достала из сумки бутылочку с водой и пакет со смесью. Насыпала порошок в бутылочку, стала трясти и тут заметила, что рядом сидит молодая мать с маленьким ребенком в коляске. Она отправила в рот розовый кусочек лосося и пристально посмотрела на пакет «Энфамила», который Фрэнси положила на стол.
Фрэнси отвела глаза, ей стало стыдно и некомфортно, она поднесла соску ко рту Уилла, стараясь не обращать внимания на девушку. Как ей хотелось, чтобы у нее хватило храбрости объяснить: «Да, я знаю, что грудное молоко полезней, но у меня его нет. Мое тело больше не может кормить моего сына».
Уилл почти допил, и тут у нее зазвонил телефон. Это была Колетт.
— Хорошо, что ты позвонила, — с облегчением сказала Фрэнси. — Я ждала.
— Знаю, извини.
— Ну и что? Что-нибудь нашла?
— Ничего
— Как ничего? Точно?
— Послушай, Фрэнси, хватит мне об это писать, прошу. Ты себе не представляешь, какие у меня будут проблемы, если хоть кто-то узнает, что я сделала.
— Знаю, прости, но я не понимаю. Ты посмотрела папку?
— Да.
— И что?
— И там нет ничего про этого Арчи.
Фрэнси раздраженно вздохнула:
— Вообще ничего? Как же так. Почему Марк Хойт ни капельки не заинтересован в своей работе? Неужели он не найдет его и не допросит?
— Это ничего не значит. Может быть, она просто в другой папке. Блин, Фрэнси, мне…
— Да-да, постой. А есть там что-то о том парне, с которым Уинни говорила в баре?
— В папке вообще нет новой информации, — на заднем фоне раздавались голоса. — Все, мне пора, пока, — сказала Колетт и положила трубку.
Уилл допивал последние капли, а у Фрэнси в глазах стояли слезы. Когда она встала, у нее закружилась голова. Утром она была так расстроена, что не могла есть. Она решила что-нибудь заказать сейчас, но от мысли о еде ее мутило. Она вышла из кафе, направилась к выходу и поняла, что пошла не в тут сторону. Возвращаясь, она совсем запуталась, и остановилась, не зная, куда идти. Уилл заплакал, Фрэнси быстро пошла к отделу с коврами, перед ней медленно шла женщина с коляской, не давая ей пройти.
— Извините, — сказала Фрэнси, пытаясь протиснуться мимо нее, но тут она увидела ее лицо и остановилась: — Скарлет.
Скарлет неуверенно посмотрела на нее, Фрэнси стало очень неловко. Скарлет ее не узнала.
— Это же я, Фрэнси.
Скарлет смущенно рассмеялась:
— Да, конечно, прости, что-то я зависла на секунду. Я бы списала это на беременность, но уже, наверное, нельзя пользоваться этим оправданием, — Скарлет посмотрела на Уилла, тот ерзал в кенгуру и плакал все громче. — Как дела с кормлением? Картошка помогла?
— Да, — соврала Фрэнси.
Ей сейчас было не до новых советов.
— Очень рада. И от кофеина отказалась?
— Н-да, отказалась, вот уже неделю, — неуверенно сказала Фрэнси. — А ты как?
— Устала. Занята то ребенком, то переездом, совсем не остается времени на себя, — Скарлет заглянула под покрывало на коляске и стала говорить тише. — Он уже, слава богу, два часа спит.
— Два часа? Уилл никогда столько не спит.
Скарлет наморщила лоб:
— Вообще никогда? А ты его достаточно кормишь перед сном?
— Мне кажется, да.
Скарлет кивнула, Фрэнси невольно отметила самодовольство в ее взгляде:
— Мне с этим малышом повезло, всегда хорошо спит.
Фрэнси кивнула.
— Ты новый дом обставляешь? — она взяла себя в руки.
— Да, — Скарлет дотронулась до ворса ковра, который висел рядом. — Муж говорит, здесь всякое барахло продается. Знаю, он прав, надо бы поехать в какой-нибудь магазин на Манхеттене. — Уилл заплакал громче: — Как ты? Я по всем скучаю.
— И я, — голос Фрэнси дрогнул. — С тех, пор как похитили Мидаса, все так сложно.
Скарлет закрыла глаза:
— Страшно об этом подумать, даже представить себе не могу, каково сейчас Уинни.
— Да, я тоже, — Фрэнси не удержалась и заплакала. — Мне, если честно, сейчас не просто. Уилл по ночам не спит, а Лоуэлу нужно высыпаться, так что это проблема. У нас очень мало места, — она усмехнулась. — Уж точно не четырехкомнатный загородный дом. А когда Уилл наконец засыпает, я не могу заснуть и думаю о Мидасе. Должно же быть какое-то логическое объяснение тому, что произошло: как можно было проникнуть в дом и зачем кому-то забирать ребенка? — Она понимала, что пора замолчать, но слова вырывались сами собой: — Полиция работает просто ужасно, правда? И этот Марк Хойт, он, кажется, вообще не понимает, что нужно делать. Я не верю, что Мидас мертв. Я сейчас говорила с Колетт, мы делаем все возможное, чтобы разузнать хоть что-то.
Ей хотелось рассказать Скарлет, что Колетт только что разрушила ее последнюю надежду на то, чтобы найти Арчи Андересена. Что она огромное количество времени провела в Интернете, пытаясь найти его, понять, сидел ли он в тюрьме, живет ли он Нью-Йорке и не было ли его рядом с домом Уинни в ту ночь. Фрэнси достала из детской сумки салфетку и высморкалась:
— И я, кажется, совсем перестала есть. Давай пойдем перекусим или хоть кофе выпьем? Мне не хочется быть одной…
Фрэнси посмотрела на Скарлет и поняла, что готова сквозь землю провалиться от смущения. Скарлет смотрела на нее с выражением застывшего ужаса на лице. Фрэнси уставилась в пол от унижения. Господи, как я выгляжу со стороны, подумала она. Стою в «ИКЕА» в рваной футболке из корзины для грязного белья, с растрепанными волосами. Устроила истерику в отделе текстиля.
— Прошу прощения, не хотела тебя грузить.
— Все нормально. С удовольствием выпила бы кофе, — она слабо улыбнулась, в глазах у нее мелькнула жалость. — Но через час приедут грузчики, чтобы все рассчитать.
— Конечно, понимаю.
— Давай встретимся на неделе в парке и пообедаем? — Скарлет уже направлялась к выходу. — Мы еще несколько дней будем ездить из Бруклина в новый дом и обратно. Я напишу.
Фрэнси простилась с ней и пошла в противоположном направлении. Бросила упаковку розовых бумажных платочков в корзину с зелеными пластиковыми щипцами для салата. Кое-как нашла дорогу к выходу, протиснулась среди людей, которые катили металлические тележки с длинными картонными коробками. Вышла обратно в духоту, увидела у остановки на другой стороне улицы автобус и побежала к нему.
Она села сзади и прислонилась головой к окну, пытаясь унять чувство стыда. Зачем она так поступила? Скарлет ведь была такая собранная, такая уверенная в себе. Покупала новую мебель в дом в Весчестере. Это была еще одна мать, которой достался простой ребенок, и чья жизнь выглядела идеальной. А она разрыдалась посреди «ИКЕА». Была не в состоянии успокоить своего ребенка и убедить мужа купить кондиционер в гостиную или новую коляску, хотя на той, что им подарила его тетя, два дня назад сломались тормоза. Фрэнси представлялись страшные картины: она случайно отпускает ручку, Уилл в коляске катится под горку так быстро, что она не может его поймать, а потом коляска выезжает на проезжую часть. Вчера днем Лоуэл позвонил с работы узнать, как дела, и к этому моменту она уже находилась в панике и стала требовать, чтобы он в тот же день заехал по дороге домой в «Таргет» и купил новую коляску. Лоуэл отказался.
Благодаря тряске в автобусе Уилл потихоньку успокоился, и Фрэнси достала из сумки бутылку с теплой диетической колой. Она опустошила бутылку, думая о том, что Лоуэл сказал ей накануне вечером. Они лежали в постели, Уилл лежал между ними. Лоуэл предложил ей сходить к врачу: «Это мама придумала. Я ей сегодня звонил. Она считает, врач наверняка поможет тебе справиться с тревожностью и слезами».
«Не нужны мне никакие таблетки, — ответила она. — Мне нужно, чтобы они нашли Мидаса и вернули его матери».
Рядом с ней сел мужчина, и она подвинулась ближе к окну. Ей больше не хотелось думать о Лоуэле, Скарлет, об осуждающей ее свекрови. Она достала из сумки телефон и проверила прогноз погоды: в ближайшие дни обещали до тридцати трех градусов жары. Потом она открыла «Фейсбук», и в верхней части страницы сразу увидела предложение посмотреть альбом «Наша тусовка», в котором Юко выложила фотографии со сборища в «Веселой ламе». Фрэнси до сих пор не осмеливалась посмотреть альбом, но сейчас ей так хотелось отвлечься, что она открыла его и стала пролистывать фотографии, которые все выкладывали. На одной Юко и Джемма стояли у перил на террасе. На другой чокались Нэлл и Колетт. Когда Фрэнси увидела фото Уинни, у нее перехватило дыхание. Уинни сидела за столом, положив подбородок на руку. На другой фотографии Уинни смотрела на толпу людей, за ней виднелся закат, на лице застыло странное, почти мечтательное выражение.
А затем Фрэнси увидела на заднем плане яркое малиновое пятно.
Она увеличила фотографию. И увидела красную кепку.
Это был тот самый парень, с которым разговаривала Уинни. Он стоял в одиночестве в стороне со стаканом в руке. Он был и на еще одной фотографии, там было хорошо видно его лицо на заднем плане. И он не просто стоял — он внимательно смотрел на их группу, взгляд его был направлен прямо на Уинни.
— Извините, — сказала она через пятнадцать минут мужчине, который сидел возле нее.
Фрэнси переступила через его ноги и быстро пошла от остановки к дому. Она сгорала от нетерпения. Дверь в подъезд была закрыта неплотно. По меньшей мере четыре раза она просила Лоуэла починить дверную защелку, ведь опасно оставлять дверь незапертой. Она вошла в подъезд, где шаткий деревянный столик у двери был завален конвертами, и увидела выписку по кредитной карте и большой конверт, на котором большими зелеными буквами было написано ее имя. Фрэнси сунула выписку в сумку, зная, что ей придется придумать, придумать как быть с тем, что до того, как они узнали, что Лоуэла не берут на работу, она потратила сто долларов на новую детскую одежду. На второй конверт она не стала обращать внимания, почерк был слегка похож на почерк ее матери, и ей сейчас не хотелось с этим связываться: она решила, что мать прислала это дурацкое крестильное платьице. Она вбежала на третий этаж и откопала свой ноутбук из-под рецептов, которые распечатала утром. Покачивая креслице Уилла ногой, она открыла альбом Юко на «Фейсбуке».
Да.
Это был он. Парень, с которым говорила Уинни. Фрэнси внимательно изучила каждое фото, пытаясь высмотреть его на заднем плане. Одновременно она еще раз изучила фотографии Уинни. Отрешенный взгляд, то, как она на одной из фотографий смотрела в телефон, — все это было странно, но Фрэнси старалась об этом не думать. Она попыталась думать о хорошем.
У нее появился план.
