Глава пятнадцатая
Драматизация

Слово «драматизация» практически определяет различие между долговыми расписками, списками «купли и продажи», контрактами, актами, прописями и собственно литературой.

Любой вымысел практически направлен на то, чтобы максимально воздействовать на сознание, на усиление эмоций.

Зачем?

Все зависит от автора и от целей, которые он ставит. Но, что бы ни задумал господин писатель, ему нужно внимание читателя. И без драматизации не обойтись.

Почему нельзя просто рассказать то, что происходило, ведь нам тысячи раз говорили, что жизнь – лучший рассказчик. Но это просто красивая фраза. У жизни есть два огромных преимущества. У потребителя жизни нет выбора – читать эту историю или нет. Хочешь не хочешь – пробежишь от титула до последней запятой. С книгами – все иначе.

И главное – время. Время текста ограничено. Нет ни месяца, ни года, все нужно уложить в считаные часы. Поэтому все спрессовано, все концентрированно.

Практически драматизация – функция времени. И надо об этом вспоминать каждый раз, когда хочется просто описывать жизнь. Нет у вас таких мощностей, поэтому приходится использовать запрещенные приемы.

Всегда для автора представляет определенную трудность такая штука, как ввод героев. И тут, конечно, без драматизации не обойтись. Вспомним как д’Артаньян знакомится с Атосом, Портосом и Арамисом – ранение, бахвальство и бедность, честь дамы – три конфликта, три истории в считаных строках, и перед нами – три ярких героя, и задача решена.

Как?

Самое простое и очевидное – экстремальный мир, экстремальный герой, экстремальная история.

Кажется, что все понятно, только в большинстве рукописей мир пресен до ощущения картона во рту, герои «жизненные», то есть никакие, а история так прекрасна, что при попытке ее пересказать, автор скатывается, до «ну, эта…»

Самое забавное, что сами по себе все перечисленные экстремальные обстоятельства не обеспечивают ничего.

Потому что главное – это чтобы читатель прочувствовал этот самый экстрим. Как этого добиться? Нужна система координат. Чтобы понять, экстремально или нет, нужно от чего-то отталкиваться. Если вы хотите заявить что-то светлое и блестящее – нужен темный и матовый фон. Контраст – это еще одна ипостась драматизации.

Отсюда и классическая схема изложения истории, когда эмоциональные пики сменяются спадами, отсюда и необходимость достоверного описания мира.

Отсюда и еще один фактор – граница – линия между двумя мирами, состояниями. Граничные состояния – проживания контрастного – переход от черного к белому, из внутреннего к внешнему. Граница сама по себе генерирует драму. Она содержит в себе условия для повышения накала повествования. Если вам повезло поймать в сюжете граничное состояние – не торопитесь, наслаждайтесь этим моментом.

И вероятно, не самая ожидаемая, но логичная деталь.

Красота. Конечно, для нормального человека естественно тянуться к прекрасному. Это одна из базовых потребностей человека. И присутствие красоты – героев, мира, самой истории, дает вашему тексту некую дополнительную степень драматизма.

Можно, конечно, считать, что красота – тоже часть экстремальности.

Но, как мне кажется, в этом некая отдельная правильность, некая миссия, которая есть у писателя. И за это читатель готов многое прощать.

Есть и уродство. Но в конечном счете, уродство – это просто обратная сторона красоты.

Размер таки имеет значение. И пусть сто раз мы говорим, что смерть одного человека – это трагедия, а смерть тысяч – статистика. Это тоже просто красивое изречение. Как-то не приходит в голову мысль о статистике при чтении «Бабьего Яра» Анатолия Кузнецова.

Фактически речь идет не о математических пропорциях, а о значимости. В конечном счете убийство от грабежа, грабеж от хулиганства, хулиганство от хамства отличаются масштабом. Что действует сильнее?

Суть истории о Принце Датском никак не изменилась бы, если бы действие происходило в одном из двориков Одессы, а страсти разгорались бы по поводу квартирного вопроса.

Как-то масштаб Понтия Пилата чуть серьезнее, нежели все страсти вокруг «нехорошей квартиры».

Что здесь происходит – накладывается личностная история на историю социума. Возможно, сказывается и некая наша архаичность, нам кажется, что история аристократов – значимее истории холопов.

Забавно, что, когда на место аристократов пытаются ставить бизнесменов, – получается картон. Как-то нет веры в то, что крушение бизнеса и сжигание стопок наличных – это что-то важное. Обычно отношение к таким событиям: бог дал – бог взял.

Вы не сможете добиться драмы – без того, чтобы это трогало всех. Поэтому хотите вы или не хотите, драматизация возможна только на базовых ценностях. Смерть, любовь, крушение надежд… Простой тест – щемит? Если щемит – то все хорошо. Даже если герою невыносимо.

К сожалению, еще Эдгар По, а вслед за ним индийский кинематограф вывели идеальную формулу драмы: болезнь и смерть молодой красивой девушки. То есть придумать новый более щемящий сюжет довольно тяжело, если вообще возможно. Но в этом нет ничего страшного, потому что в литературе почти всегда «как» важнее чем «что».

Мне кажется, это своеобразный аналог наркотика. Человек может быть счастлив в кругу друзей, добившись какой-то цели, полюбив… А может напившись или приняв дозу. Слезогонка – литературный наркотик. Эмоции, выбиваемые из читателя. Инвалиды, дети-сироты, несчастные девушки и беззащитные старушки – герои, гарантированно вышибающие эмоции. И мы знаем энное количество популярных книг, авторы которых вовсю их используют. Более того, прием «с героем беда» – используется специально для создания некоего эмоционального фона. К примеру, героя ранят, или он заболевает, или погружается в кому и видит бесконечные сны, словом, герой становится на время дефектным. Читатель подсознательно стремится достичь того места в книге, когда с героем снова все будет ОК. А автор поддерживает этот психоз.

Нет ничего плохого во всей этой истории, если это не прием ради эффекта, а некая часть истории, часть, без которой никак. А если только ради манипуляции читателем… Тогда это не делает чести автору.

Обычно, когда мы говорим о драматизме, то думаем скорее о некоей трагедии. Было хорошо, стало плохо. Но есть ведь и обратная история. Попытайтесь вспомнить книгу, читая, которую вы бы пережили радость. Не что-то смешное, а именно радостное.

Я энное количество раз перечитывал «Алые паруса» именно из-за того радостного финала, когда все становится правильно и хорошо. Но вот как-то редко авторы балуют нас этим. Как правило, лауреаты литературных премий стараются погрузить нас в пучину горя. А жаль.

Вероятно, где-то рядом со счастьем. Если точнее, что есть чудо – это неожиданное превращение, изменение – максимально динамичное. Это всегда дает драматизацию. Забавно, что вспоминая знаменитую триаду Стругацких: «Тайна, достоверность, чудо», почему-то с необходимостью первых двух – никто не спорит. А вот про «чудо» большинство забывает.

Кажется, что это необязательная такая история, ан нет. Автор должен обнажаться. Иначе никакой драматургии не будет. Не бойтесь раскрыться. Многие авторы забывают, что литература – это интимная зона не только для читателя, но в первую очередь для автора. Не сможете обнажиться, и вся драма станет искусственной. Тут, конечно, все очень тонко. И страшно. И надо знать меру. Но меру надо знать потом, когда уже написано. А пока в тексте – забудьте о читателе, о том, что кто-то что-то скажет, плевать, выкладывайтесь и выкладывайте полностью. Сколько текстов талантливых авторов так и остались неопубликованными только потому, что автор не смог осмелеть, раскрыться, продолжал создавать нестыдное, приличное, чтобы никто ничего «такого» не подумал…

• Возьмите любой ваш текст и попытайтесь повысить уровень драматизма с помощью приведенных выше советов. Не более 2000 знаков.