ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Тьяна
В какой момент нежные, почти трепетные прикосновения сменились огнем желания, который искрил между нами почище любой магии?
В какой момент его поцелуи стали важнее кислорода? Я задыхалась без них. Без него!
Выплеснуть всю боль и страх, открыться, не стесняясь показать свои чувства. Чувствовать его руки на своем теле, отвечать на поцелуи и самой прикасаться, расстегивать непослушные пуговки жилета.
Вздрогнуть, ощутив, как сминается ткань кафтана в руках мужа, когда он, подняв подол, поднимается выше по бедру, лаская бархатистую кожу. Задержать дыхание, чувствуя, как руки поднимаются выше и выше.
Легкий звон, заставивший на мгновение отстраниться.
— Не отпущу, — хрипло выдохнул Сандер, вновь припал к моим губам и собственнически сжал ягодицы.
— Но… — в перерывах между поцелуями попыталась сказать я. — Кристалл…
— Неужели не слышишь? — прикусывая мочку уха, спросил Сандер.
— Слышу, — простонала в ответ, зажмурившись.
— Ему нравится.
Нравится?
Это заставило открыть глаза и оглядеться.
— Сандер, — пытаясь слезть с коленей мужа (и когда успела забраться?) и поправить вырез платья, пробормотала я.
— Не отпущу, — вновь произнес мужчина.
— Мы же в зале. — Я еще больше смутилась.
— И что?
А в его глазах полыхал самый настоящий шторм, грозил захватить меня полностью и утопить в волнах желания.
— Войдут же.
— Убью!
— Сандер! — взмолилась я. В бездну кристалл, меня куда больше волновало, где мы сейчас находимся. — Только не здесь.
Это подействовало. Взгляд стал более осмысленным. Муж огляделся, пробормотал: «Да, не на диване», — и подхватил меня на руки.
— Ох! — только и успела выдохнуть, вцепилась супругу в плечи и спрятала лицо у него на груди.
До нашей спальни идти далеко, а видеть, какими взглядами нас провожают, зная, куда и зачем меня несут, было невыносимо.
Но я ошиблась. У мужа возникли совсем иные планы.
Сандер отнес меня в ближайшую свободную комнату, опустил на пол, закрыл дверь на замок и сразу обернулся ко мне:
— Мы одни.
— Чьи это покои? — пятясь, спросила у него.
— Понятия не имею. Обычно эти комнаты используются слугами или воинами, — ответил он с улыбкой и медленно двинулся в мою сторону.
Так хищник загоняет свою жертву в угол.
— Слугами? — со смешком спросила и покачнулась, налетев на кресло.
Да, обстановка здесь была намного проще, но кровать имелась. Пусть и гораздо меньше той, которая стояла у нас наверху.
Но нам хватит.
Муж тут же оказался рядом, он поддерживал… обнимал… ловил…
— Тьяна…
Я замерла, зачарованно глядя ему в глаза и позволяя осторожно расстегивать пуговички на своем кафтане.
Повела плечами, сбрасывая ненужную ткань, оставшись в одной сорочке, позволила рассмотреть себя, совершенно не чувствуя смущения.
— Тьяна…
Сорочка упала следом, невесомым облачком осела у ног.
Он смотрел — внимательно, пристально. А мне хотелось ощутить на себе его прикосновения.
— Какая же ты красивая.
Хриплый шепот на грани слышимости, ладонь, бережно коснувшаяся отяжелевшей груди, большой палец, теребящий горошинку соска.
Тяжелый вздох и мои руки, взметнувшиеся по сильному телу мужа вверх.
Жилетку я почти расстегнула, осталось всего две пуговки, с которыми было покончено очень быстро.
Он позволил раздеть себя. Крохотное мгновение власти, растаявшее как дым.
Как только жилетка упала на пол, Сандер притянул меня к себе, прикасаясь. Кожа к коже. Одно дыхание на двоих и безумный ритм сердец, бьющихся, как одно.
Мягкая перина за спиной, легкий скрип кровати и тяжесть тела.
Снова звон кристалла, но теперь и я улавливала нотки одобрения. Думать об этом не хотелось, сейчас я могла думать лишь о мужчине, который покрывал поцелуями мою грудь, живот, спускался все ниже, разводя ноги.
Зажмуриться, ни о чем не думая, с громким стоном выгнуться от первого же прикосновения грешных губ.
Чувственный водоворот, хриплые стоны, переходящие в крики.
Снова тяжесть сильного тела.
Лазурный взгляд, выжигающий клеймо на душе.
Хриплый стон в ответ на мое неожиданное напряжение:
— Не больно… Сейчас все иначе. Доверься мне…
Проникновение, невероятное, неповторимое ощущение наполненности и первый толчок, как шаг к высшему наслаждению.
…Гораздо позже, с трудом восстанавливая дыхание, мы лежали в постели, вслушиваясь в грозу, которая бушевала над островом.
— Так будет каждый раз? — вздрогнув, спросила у мужа, когда извилистая молния разрезала пополам небо.
— Даже лучше, — чмокнув в макушку, усмехнулся он.
Его рука прижимала меня к себе, другая теребила волосы.
— Я про грозу, — покраснев, ответила ему и легонько стукнула по плечу.
Сандер тоже глянул в окно:
— Не знаю. Мы с тобой первые такие.
— Какие?
— Особенные.
Но этого показалось мало.
— Почему кристалл так себя повел?
— Жадное создание, — фыркнул он.
— Кто? Я?
— Нет, — рассмеялся мужчина, чмокая меня в нос. — Кристалл. Завеса снова увеличилась.
— Увеличилась? — не поверила я, снова посмотрела в окно, но там были лишь темное небо и всполохи молний.
— Да, благодаря нам. Нашей любви.
— Значит, твой предок ошибся.
— Не совсем. Ты же не обычная огненная. Я читал его дневник. Жена Крайгена пыталась убить его во время первой ночи. Она его ненавидела. Но не за то, что он лишил ее возможности иметь детей и высосал огненную силу. А за то, что ее заставили выйти за него замуж, увезли от развлечений столицы в глухомань. Ее ненависть разъедала кристалл, уничтожала его. Ни о какой любви там речи не шло.
— А потом?
— Мы всего лишь четвертая пара, Тьяна. Жена моего деда оказалась не лучше. Ненависти, правда, не было, лишь презрение.
— А Валенсия?
Сандер вздохнул:
— Она любила отца, хотя никогда не признается в этом. Очень любила. И не могла простить, что он не ответил на ее чувства, предпочел маму. Валенсия ведь появилась вскоре после моего рождения. Но я видел, что с ней было, когда отец умер. Тогда-то в ее жизни и появился Ниардо, что-то вроде попытки забыться.
— Выходит…
— Ни у кого из них не было шанса узнать о других возможностях подпитки кристалла.
— Но ведь возможность иметь детей кристалл отнимал, — возразила я. — И дальше будет отнимать.
Сандер провел ладонью по моему животу:
— У него все будет по-другому.
— А если нет?
Я не хотела своему сыну такой участи. И будущим огненным девочкам тоже.
— Мир меняется. Мы этим воспользуемся, — целуя меня в макушку, произнес Сандер и вдруг отстранился. — Бездна! Забыл!
— Что?
— Одевайся быстрее! — вскакивая с кровати, произнес муж.
— Сюда должен явиться хозяин комнаты? — кутаясь в покрывало, спросила я.
— Нет. Но надо спешить.
Процесс одевания занял пять минут. Сандер так спешил, что даже не дал мне посмотреть на себя в зеркало.
— И так красивая. Пошли быстрее!
— Куда?
— Тебя кое-кто хочет видеть, — шепнул мне Сандер на ушко, когда мы вышли в коридор.
— Кто?
Сейчас я совершенно не желала кого-то принимать и тем более с кем-то разговаривать. Больше всего мне хотелось уединиться с мужем в наших (какое замечательное слово!) покоях.
— А ты посмотри сама, — хитро улыбнулся Сандер.
— Опять говоришь загадками? Не надоело тебе? — насмешливо пожурила, стараясь не смотреть по сторонам.
Никогда не думала, что у нас так много слуг. И чего они улыбаются? Подумаешь, гроза.
— Нет. Это сюрприз.
— Сюрприз?
Энтузиазма в моем голосе не прибавилось, как и желания встречаться с сюрпризом.
— Тебе понравится, — обдавая горячим дыханием чувствительное место за ушком, шепнул муж, а я едва не застонала, почувствовав реакцию тела на эту близость.
Мне его было мало. Так мало, что даже не представляла, как проживу в разлуке.
Всего пара минут, и мы оказались у неприметной двери на втором этаже.
— Мне сюда? — переспросила с сомнением.
— Сюда. В более богатые покои сюрприз переселяться отказался.
— Даже так, — недоуменно пробормотала в ответ, взялась за ручку и открыла дверь.
Едва слышно скрипнули петли, нарушая неожиданно тягучую и волнующую тишину. В груди в ожидании чего-то невероятного, как сумасшедшее, забилось сердце.
Она сидела ко мне спиной. Крохотная, сгорбленная фигурка, несмотря на жаркую погоду, укутанная в шерстяную шаль, некрасиво распушившуюся от времени и многочисленных стирок. Седую поникшую голову покрывал черный платок с мелкими белыми цветочками.
Но я сразу ее узнала. С первого взгляда.
А дальше реальность смазалась, исчезла, потерялась.
Очнулась я на коленях перед креслом, прижимая морщинистые, изуродованные артритом руки к своим щекам и беззвучно заливаясь слезами.
— Нянюшка…
Ирил
Гроза за окном набирала обороты: сверкали молнии, дул сильнейший ветер, клонил к земле могучие деревья, разметал по острову листву и тонкие ветки, а от раскатистого грома закладывало уши.
Дверь в спальню была открыта настежь, и капельки дождя, насквозь промочив занавески, блестящей глянцевой лужей собрались у самого порога, наполняя воздух прохладной свежестью.
Сорджи пил.
Развалившись в кресле и привычно закинув ноги на низкий столик, мужчина потягивал дорогое вино прямо из бутылки и, зажмурившись, вслушивался в пение кристалла.
Хорошо поет, радостно и так ярко, что не почувствовать его невозможно. Даже обычные смертные ощутят его магию и ринутся в спальни.
Кажется, демографическая проблема для Каросса решена одним махом. Как и защитная. Ирил нутром чувствовал, как медленно, но верно граница увеличивается и крепнет, отгоняя морских чудовищ все дальше вглубь океана.
Ему это даже на руку, не так страшно оставлять здесь женщин, отправляясь на материк. Как в старые добрые времена, когда они с Сандером были двумя самоуверенными мальчишками, забравшимися в самое сердце Тьмы.
Ну что ж, надо признать, он ошибся в своих предположениях относительно огненной наследницы. Сорджи готов был прилюдно извиниться перед Тьяной. Конечно, если ей это нужно. Девчонка-то с характером, хотя и старалась выглядеть кроткой овечкой.
Легкий шум за спиной заставил мужчину поморщиться и, даже не удосужившись повернуться, недовольно произнести:
— Я же просил никого ко мне не присылать.
— И часто тебе присылают девушек в покои? — спокойно спросила Фриона, подходя ближе.
По правилам надо было встать, приветствуя женщину, но сегодня не тот случай. Дриаду сюда никто не звал, и проявлять вежливость сорджи не собирался.
Вместо этого Ирил сделал новый глоток, исподлобья наблюдая за женщиной, которая сейчас выглядела совсем как девочка. Золотисто-рыжие волосы локонами падали на грудь и спину, обрамляя бледное совершенное личико с полными губами и большими глазами.
Из одежды на Фрионе была лишь тоненькая шелковая сорочка. Черная.
Опять черная.
Даже сейчас, придя в его спальню, она не сняла траура по возлюбленному.
Хотя, надо признать, ей шло. Черный шелк подчеркивал женственную грудь, прозрачное кружево оттеняло молочно-белую кожу, один взгляд на которую заставил тело отозваться глухим желанием.
Ничего нового. За эти годы он привык желать и страдать от неудовлетворения, пытаясь спустить пар с очередной служанкой или жрицей любви. Вот только ни одна из них не была Фрионой, и ни одна из них не могла заставить забыть холодную дриаду.
— Зачем пришла? — спросил Ирил, зло осмотрев ту, которую столько лет любил и страстно желал.
— Ты слишком много пьешь, — спокойно отозвалась Фриона, бесшумно подошла ближе, изящно присела в соседнее кресло, закинув ногу на ногу, дала понять, что там, под сорочкой, ничего нет. Лишь соблазнительное тело.
Ирил снова сделал глоток, пытаясь промочить внезапно пересохшее горло.
— Ты не моя мать, чтобы читать нотации, Фриона.
— Ты друг нашей семьи, и я…
— Я не твой друг, — перебил ее мужчина с болью в голосе. — Я знаю, зачем ты здесь.
— Знаешь? — переспросила она, покачивая босой ножкой.
Ирил завороженно наблюдал за тем, как движется вверх и вниз стройная нога с изящной узкой лодыжкой и небольшой стопой.
Как ему хотелось подойти ближе и заявить свои права!
Развести бедра и ласкать Фриону до тех пор, пока она не закричит от удовольствия, сбросив маску равнодушной дриады, не станет просто женщиной — желанной, страстной, обжигающе прекрасной.
Его!
Но это лишь фантазии, которым нет места в жизни.
— Я же сказал, что не буду спрашивать с тебя долг. Так что уходи.
— Уверен?
— Уходи, Фриона.
— Ты столько лет добивался меня — и сейчас прогоняешь?
Ирил смотрел ей в глаза и не понимал, какого чувства в нем больше: любви или ненависти.
Что с ней стало? Раньше она не была такой. Ирил отлично помнил, как впервые увидел амери великого Роула и остолбенел от ее красоты. Яркая, улыбающаяся и такая счастливая. Ее глаза сияли, а смех задевал неведомые струны души. Сорджи влюбился с первого взгляда и отчаянно отказывался признаваться в своих чувствах, пока она сама однажды не пришла к нему. Через год после смерти любимого.
Что от нее осталось сейчас?
— Я умираю, — спокойно произнесла женщина, словно прочитала его мысли.
Ирил как раз сделал глоток и, чуть не поперхнувшись, расплескал дорогое вино.
Бутылка с глухим стуком упала на пол и перевернулась, содержимое разлилось, окрасив ковер в кровавый цвет.
— Что-о-о-о? — выдохнул он, вскакивая. — Что ты сказала?
Но его выпад не произвел на женщину никакого впечатления, она даже не дернулась, лишь произнесла сухо:
— Успокойся и сядь, пожалуйста.
— Что значит «успокойся»?! Это проклятие? Болезнь? Почему ты молчала?
Вопросы сыпались один за другим.
Ирил все-таки сел — на самый краешек кресла, сцепил руки замком и подался вперед, готовясь в любой момент вскочить.
Ох, как ему хотелось это сделать, а еще схватить ее за плечи и встряхнуть. Разбудить, достучаться!
— Не кричи, пожалуйста. Знаешь, что происходит с дриадами, которые разменяли первую сотню лет, но так и не нашли возлюбленного? Они остывают, холодеют и исчезают.
— Ничего не понимаю. Какое это имеет отношение к тебе? Ты же встретила Роула, родила сына.
— Сына, но не дочь, — печально отозвалась женщина. — Я нарушила закон Древа и несу соответствующее наказание. Моя душа остыла. Не сразу, но с каждым прожитым днем я все больше чувствую, как страшный холод сковывает меня изнутри.
— Ты сказала Сандеру? Надо…
— Нет, — перебила его Фриона. — Я уже потеряла одного мужчину и не позволю случиться этому вновь. Я бы давно ушла, если бы не Роул, именно его тепло согревало меня эти годы, но и оно подошло к концу.
— Ты сама не понимаешь, что говоришь.
— Сандер счастлив, — ответила дриада и взглянула в окно, где продолжала бушевать гроза. — Впервые за столько лет мой сын по-настоящему счастлив. Нашел свою амери, скоро станет отцом. А мой срок закончился еще сорок лет назад, я должна была уйти вслед за Роулом. Но боги наказали меня, оставив влачить жалкое существование в этом мире и помнить.
— И ты пришла сюда, думая, что я позволю тебе умереть?! — яростно и зло выкрикнул Ирил.
— Чтобы ты потом рассказал ему правду. Объяснил.
— Сумасшедшая! — сжав кулаки, выдохнул Ирил потрясенно.
— Возможно. Ты говорил, что любишь меня.
— Фриона. — Мужчина уже рычал, он вложил в этот рык всю боль, тоску и разочарование в той, которая никогда не ответит на его чувства.
— Я устала от этого холода, Ирил, — сказала Фриона, поднимая на него погасшие глаза, которые сейчас приобрели цвет пожухшей от мороза зелени. — Согрей меня этой ночью. Согрей в последний раз.
Потому что первый раз у них уже был когда-то давно. Та ночь, после которой сорджи окончательно потерял голову, а она сбежала, отгородилась и закрылась, моля его все забыть.
И вот теперь снова.
— Мы уже это проходили, Фриона, я не буду твоей игрушкой, — покачав головой, ответил Ирил. Кто бы знал, как тяжело дались ему эти слова. — Но в любом случае я спасу тебя. Найду способ.
— Не хочу, — неожиданно выдала женщина. — И тебе не позволю это совершить. Однажды я уже пошла против воли Зеленого бога. Больше не решусь. Следующего ослушания Древо не простит. Я не допущу, чтобы кто-то пострадал. Хватит и Роула.
— Ты сама не знаешь, что говоришь!
— Знаю, — ответила она, устало поднимаясь.
Подняла руки, спустила тонкие бретельки сорочки, позволяя той мягко скользнуть по телу к ногам.
Ирил угадал. Под сорочкой ничего не было. Лишь худощавое тело со впалым животом, округлыми бедрами и высокой, по-девичьи крепкой грудью с темными вершинками.
— Одевайся, — сглотнув, отвернулся Ирил. — Одевайся и уходи!
— Прогоняешь меня? — спросила она, склонив голову набок.
Золотисто-рыжий локон-завиток коснулся груди, щекоча нежную кожу.
Она сама обошла столик, сама подняла мужчину из кресла, как безвольную игрушку, и принялась методично расстегивать пуговицы на рубашке, вытаскивая ее из штанов.
Сухие губы в мимолетной ласке коснулись яремной впадины, затем шеи с двухдневной щетиной, царапающей нежную кожу, потом добрались до уха.
— Так и будешь стоять столбом? — тихо произнесла Фриона. — Думаешь, что я не знаю, о чем ты вздыхаешь, когда смотришь на меня? Думаешь, я не видела огонь желания в твоих взглядах, которые ты бросал, считая, что я не чувствую? Какой же ты все-таки мальчишка… Я твоя на эту ночь, ветреный сорджи. Неужели не хочешь воспользоваться? Неужели прогонишь, решив потерять навсегда? Другого шанса не будет.
— Моя? — свистящим шепотом спросил мужчина, отстраняясь и ища взглядом ее глаза.
— На эту ночь, — подтвердила женщина.
— Моя, — выдохнул Ирил, забывая обо всем на свете, подаваясь вперед и жадно вдыхая аромат ее тела. — Моя! — шептал он, увлекая любимую на мягкий ворс ковра.
Это была ночь-откровение и ночь-познание.
Мужчина не мог отпустить дриаду даже на секунду, ласкал губами и руками каждый миллиметр ее тела. Делал то, о чем так давно мечтал в своих самых грешных фантазиях. Любил и рассказывал ей об этом срывающимся от страсти голосом, обещая, что не отпустит, спасет и защитит от всего мира, закроет собой от гнева богов.
А Фриона жила, впервые за столько холодных и беспросветных лет она жила, греясь в чужой любви и ощущая себя желанной.
Вот только сердце, покрытое тонким льдом, молчало.
Утром она бесшумно выбралась из крепких объятий любовника и исчезла в предрассветных лучах солнца, оставив после себя запах на подушке и сладкие воспоминания о том, что уже не повторится никогда.
Ушла и унесла с собой клятву молчать о произошедшем и о том, что она рассказала.
