Глава 9
– Давай обнимемся, что ли, на прощание, – Пётр шагнул вперёд и крепко обнял Николая. Постояв мгновение, он решительно отвернулся и быстрым шагом поднялся на борт коча. Спустя пару секунд звучный голос кормщика выкрикнул знаменитую команду: – Отдать концы!
Нескольких минут хватило, чтобы зафрахтованный корабль отвалил от причала, всё быстрее направляясь вниз по течению Северной Двины. Три с половиной сотни магаданских дружинников выстроились на берегу, по команде Николая проводили отплывший коч троекратным «ура!».
Офицер довольно улыбнулся, воспитание дружинников приносило свои плоды, за два месяца пути по льду многочисленных рек от Ярвы до Холмогор батальон новобранцев многому научился. Каждый день, независимо от погоды, начинался привычным для офицеров построением, завтраком и отправлением в путь. Учёба проходила вечером, почти всегда при свете костров. Татары осваивали строевой шаг, перестроения, движение в боевом и походном порядках. В непогоду, когда метель или мороз не давали возможности чётко двигаться, разбивались по своим шатрам на двадцать бойцов, где разбирали, чистили оружие. Повторяли порядок подготовки к стрельбе и правила стрельбы. Стреляли не часто, когда выдавалась удобная погода, один-два раза в неделю.
Учитывая, что одновременно с учёбой дежурные готовили пищу, разбивали лагерь, а караульный взвод расставлял посты охраны лагеря, хлопот хватало. Да и бойцам выпадала нешуточная нагрузка, несколько раз приходилось переносить груз из саней на руках, когда обходили снежные заносы. Впрочем, вполне ожидаемо, трудности пути лишь сплотили молодых парней, расплывшихся в уюте магаданского острога за полгода. И, когда батальон прибыл в Холмогоры, Петру не было стыдно за подтянутых и дисциплинированных ребят. Почти сразу он отправился к воеводе Прозоровскому, добывать подорожную для выезда из порта и найма корабля.
Кое-какое понимание русской бюрократии шестнадцатого века к этому времени у магаданцев было. В столице Великой Перми, в Чердыни, Николай не зря побывал. Там оба офицера растрясли запас червонцев и подарков, получив две подорожные. Одну на магаданского немца Петра, с запасом товаров и охраной следующего в Холмогоры, для найма корабля. Другая подорожная гласила, что воинский немец Николай с тремя сотнями наёмников направляется через Холмогоры в пределы норвежские. О шведах оба офицера не упоминали, памятуя Ливонскую войну. С этими подорожными два месяца никто не пытался противиться движению отряда. Впрочем, на своём пути гарнизоны более тридцати бойцов магаданцы и не встречали. Так что возражать некому было, глядя на уверенных бойцов, поголовно вооружённых пищалями, никто не пытался поставить документы под сомнение.
На общение с холмогорским воеводой у магаданцев ушли всего две недели, опыт проживания в шестнадцатом веке сказывался. Да и слухи о победе над Маметкулом дошли в Холмогоры к весне 1574 года. Не так и велика была Русь, несмотря на расстояния между городами. Самих жителей на Руси насчитывалось едва пять-шесть миллионов, по грубым оценкам Павла Аркадьевича. Из них дворян и служивых людей едва сотня тысяч набиралась, по его же прикидкам. Население небольшого города, по меркам двадцать первого века. Естественно, многие дворяне знали друг друга лично, были знакомы с родственниками, либо просто слышали о ком-нибудь в свете воинских действий. Отсутствие развитой информационной системы в шестнадцатом веке компенсировалось немногочисленностью действующих лиц и редкими событиями.
Происшествия чётко делились на местные, вроде неурожая репы или обильного половодья, и общерусские. Такие, как набег хана Гирея на Москву в 1571 году, восстание черемисов на Каме в 1572 году, неудачный набег царевича Маметкула на строгановские земли в 1573 году. На подобные набеги воеводы порубежных городов Руси обращали особое внимание, с обязательным выспрашиванием подробностей. Сколько было врагов, как шли, какой дорогой, чем воевали? Были пушки или нет, если были, сколько и как себя оправдали. Любопытство подобного рода носило не праздный характер. Мелкие нюансы поведения врага или удачная находка победителей могли помочь самим воеводам в сражении. Все знали и принимали как должное, что любого врага придётся встречать самим. Сколько бы врагов ни пришло к стенам холмогорского острога, никакого отступления воевода Прозоровский себе представить даже не мог.
Придёт помощь или запоздает, первые несколько месяцев, вплоть до полугода, всем надо рассчитывать лишь на свои силы. Гарнизон в Холмогорах стоял довольно сильный, две сотни стрельцов с пятью пушками. Так думал воевода, пока в город не вошёл батальон магаданцев с десятком орудий. Нет, выглядели немецкие татары как раз непрезентабельно, одежда истрёпанная, обувь разбитая, лица загорелые, обтянутые красной обветренной кожей, но опытный воин Прозоровский достойно оценил их уверенный шаг в походных колоннах, беспрекословное исполнение приказов, а также молчаливое равнодушие, с каким магаданцы смотрели на посты холмогорских стрельцов, не сомневаясь в своём превосходстве.
Даже обидно стало воеводе, особенно, когда нахальный магаданский немец Пётр с первых слов потребовал (!), не попросил, а именно нагло потребовал документы на выезд из Холмогор. Хотел Прозоровский спустить нахала с крыльца или в поруб бросить, да внутренняя осторожность остановила. Отговорился делами да велел за документами через неделю прийти, посмотрит, мол, пока. И своих дьяков и десятника-пройдоху Харитона за немцами следить отправил. Те как ни в чём не бывало не пошли избы снимать у вдовиц, а разбили свой лагерь ниже по течению Северной Двины. В ожидании ледохода не торопились, установили походные шатры, караул, рогатки вокруг из жердей навязали. Как выразился Харитон, в Александровской слободе такого порядка нет.
– Ты язык придержи, – гаркнул на дурака воевода. Он испугался слов, слетевших с языка десятника, можно и самому на дыбу попасть за таких десятников. Однако доносить о магаданских немцах велел дважды в день, в любую погоду.
Оказался прав, потому что магаданцы вызвали в Холмогорах небывалый переполох. Оба офицера, Пётр и Николай, с утра до вечера принялись обходить купцов и кормщиков, корабелов и английских торговцев, недавно прибывших из Москвы с товаром в ожидании навигации. Пётр, представившийся купцом, хотя какой он к лешему купец, опытный вояка из него за версту торчал. Так вот, Пётр всё больше с корабелами да купцами, людьми уважаемыми, встречался. Свой товар показывал, о морском пути в Англию спрашивал, цены на русские товары узнавал. С англичанами по-аглицки говорил, без толмача. Посему и не смогли подсылы прозоровские узнать, о чём баяли два немца, магаданский и английский. Николай, здоровый, как лось, попроще оказался, простых людей не чурался, хоть и майором назвался.
За пару недель до ледохода Николай со всеми Холмогорами перезнакомился, от девок на постоялом дворе до артели лесорубов, в землянках на том берегу Двины живших. С девками ладно, всем понятно, о чём молодые мужики с ними говорят, но о чём он с лесорубами два дня говорил, воеводские дьяки так и не узнали. Артельщики – народ своевольный, наглый, чужаков к себе близко не пускают, но из кустов дьяки подглядели, что прощались они с немцем магаданским вежливо, шапки ломали, едва не в пояс кланялись. Пытались дьяки правду у самого немца узнать, татей шатучих подговорили его ограбить да поспрошать, пока майор вечером от корабелов возвращался. Так шустер оказался магаданский вояка, двух татей побил, третьему руку вывихнул, а четвёртого с собой уволок да всё выспросил сам. Небось, собака, про самого воеводу тать тот всё выложил.
Дважды немецкие дружинники стрельбы устраивали, о первых стрельбах неделю судачили все Холмогоры. Подсылы воеводе донесли, что пищали немецкие за триста шагов стреляют, заряды за пару мигов меняют в них да снова стреляют. Не поверил старый вояка, на следующие стрельбы сам пришёл, убедился в правоте подсылов. Однако затаил обиду на немцев магаданских, что вежливости к нему, государеву слуге, нисколько не проявляют. Посему решил подорожных грамот им не давать, пусть живут в Холмогорах, пока не оголодают, небось, проявят тогда вежливость. Так и собирался сказать главному купчине Петру, когда тот напросился на приём. Да не смог, и всё тут. Хитёр оказался магаданский немец, насквозь Прозоровского увидел.
– Вижу, ты, воевода, решил подорожную нам не давать, – нагло уселся на скамью Пётр, заявившись к Прозоровскому поутру. Закинул этак ногу на ногу, в высоких сапогах, да посмотрел на хозяина без всякой опаски. – Думаю, хочешь нас в Холмогорах мурыжить, пока не оголодаем. Зря хочешь, не советую. Ты в Москве давно не был, не знаешь, что мой друг магаданский врач самого государя Иоанна лечит… Надо знать, если нам палки в колёса решил вставлять. Не дашь завтра выездную грамоту на меня и отдельно на мой отряд, через пару недель англичане мою грамоту царю передадут. Да не жалобу обычную, от магаданского купца, а донос на воеводу Прозоровского. О том, что воевода сей проворовался, с английских купцов лихву берёт, государевы интересы нарушает. Пошлину портовую укрывает, едва половину в Москву отправил в прошлом годе. Посадский народ обирает, корабелов и кормщиков грабит. Что молчишь, думаешь, я стану ответа ждать? – Немец оскалил зубы в наглой улыбке. – Не такой я дурак, чтобы ответа из Москвы дожидаться, где тебя десять раз простят. Нет, я, милый мой, своим отрядом Холмогоры захвачу, тебя повешу, да с купцов и рыбаков ещё десяток жалоб и челобитных соберу. Их в Москву отправлю, а сам все корабли с собой уведу, мне обратно возвращаться нет нужды. Коли вернусь через год-другой, то следующий воевода на твоём месте сговорчивей будет. Как полагаешь? Стоит государю торговля с Московской торговой компанией твоей головы или нет? Что царь-батюшка решит, тебя не воскресить, а торговля прибыток немалый государству приносит. Мои ружья видел?
Побагровевший воевода машинально кивнул, сглатывая слюну. Он давно бы приказал схватить наглеца в поруб, коли бы тот русским был. А немцев государь велел вежливо принимать.
– А ты знаешь, змеиная твоя душа, что эти ружья Иоанн Васильевич для русской армии у нас закупать будет? Сколько русских душ те ружья спасут, коли ими стрельцов вооружить? Стоит твоя больная голова тысяч русских воинов или победы русской над поляками и шведами? Думаю, если я твою голову у государя за сотню ружей попрошу, он всю семью твою выдаст, не только тебя! – Пётр встал со скамьи. – Завтра к утру две грамоты мне нужны, одна для меня, торговца, на свободный выезд с товаром. Другая грамота для моей дружины, на командира Николая, для свободного выезда из Холмогор на любых кораблях. Сделаешь всё ладом, Николай тебе ружье с зарядами подарит, такое лишь у царя имеется пока.
Нервничали, конечно, оба офицера, после такой демонстрации. Усилили караулы, сами легли за полночь, но затея удалась, не зря они собирали слухи и жалобы на воеводу. Не зря Николай узнавал подробности жизни Прозоровского да записывал рассказы ограбленных купцов и несправедливо наказанных корабелов. Ещё в пути оба офицера между собой договорились сразу, к взяткам от магаданцев царских чиновников приучать не станут. Пусть работают не за подношения, а за страх. Времена опричнины ещё памятны всем русским боярам, угроза сработает лучше иной взятки. Пусть видят силу магаданцев сразу, в другой раз не будут волокитить документы. Никуда не делся воевода, выдал утром его дьяк Петру обе грамоты. Сам не вышел, затаив обиду. Ничего, эти грамоты Николай всё равно бы получил, договорённость с одним из дьяков уже была. Тот оказался падок на золотишко, обещал грамоты на выезд сделать в любое время, коли воевода воспротивится. Главное, показать их кормщику перед самым отплытием, чтобы воевода не прознал о том.
Полдела сделано, провожал Николай взглядом уходивший по течению коч. Остался сущий пустяк, перевезти батальон и сотню нанятых работников на норвежский берег. Не просто так возился майор с корабелами, с девками и артельщиками. Многих завербовал на переселение, под стандартный договор на три года. Теперь остаётся добраться до выбранных на карте мест, выстроить в бухте крепость да верфь сразу наладить. Две бригады молодых корабелов обещали наладить производство кочей, по два корабля в год, коли платить исправно станут да дерева вдоволь будет.
Через неделю отплыли первые зафрахтованные шесть кочей из Холмогор, увозя с собой полторы сотни бойцов и сотню строителей, с забитыми трюмами припасами. Не только пушками и снарядами, но и мукой, крупами, зерном. Добрых три недели полз караван по весеннему морю, затем вдоль побережья русской Колы. На рубеже русских земель вошли в залив и полдня поднимались на парусах против течения небольшой реки, к счастью, довольно глубокой, чтобы пройти всем кочам. Добравшись до Колы, самого западного русского порта на Скандинавском полуострове, все кочи встали на якоря. Николай с несколькими десятниками высадился на берег. Селение было малюсеньким, едва ли два десятка дворов, а, поди ты, известно русским летописцам с середины шестнадцатого века. Правда, те дворы были огромными строениями, по всем традициям русского Севера, настоящие крепости, окружённые добротными стенами.
Николай, как и положено, представился начальству порта и крепостицы, командовавшему полусотней стрельцов. Воевода острога, стрелецкий сотник, мужичок лет сорока, с обветренным загорелым лицом, недоверчиво посмотрел на выданную подорожную. Однако, разговорившись с магаданским немцем и знакомыми кормщиками, Артамон Матвеевич успокоился. Разрешил всем сойти на берег и денёк отдохнуть, указав на постоялый двор. Николая же вместе с кормщиками пригласил вечером к себе, поговорить спокойно. Пока майор разместил своих бойцов, распорядился насчёт бани, обеда и спальных помещений, наступило условленное время. Кормщики первыми привели себя в порядок, зашли к майору с напоминанием о визите.
С пустыми руками к хозяину идти неудобно, кормщики прихватили гостинцы – кто шмат сала из дома, кто копчёного северного осетра. Николай взял стандартный подарочный набор стеклянной посуды и, подумав, прихватил трофейную татарскую саблю. Специально для подобных ситуаций командиры выдали ему два десятка самых дорогих сабель на представительские расходы. С комендантом Колы, ближайшего русского порта, магаданцам нужны были самые лучшие отношения. Потому и постарался опытный сыщик проявить свои самые коммуникабельные качества в ходе разговора с Артамоном Матвеевичем. Пока шла официальная, так сказать, часть обеда, Николай оставался немногословен, отвечая на вопросы вежливо, но кратко, в лучшем духе поморов. Слава богу, успел изучить привычки северян в Холмогорах.
Часа два пришлось ждать, пока разговор перешёл наконец в рабочее русло. Все перемены блюд прошли пробы, на столе остался бочонок пива да рыбная закуска. Кормщики неторопливо чистили рыбу, хозяин же придвинулся ближе к магаданцу и приступил, собственно, к допросу.
– Скажи мне, мил человек, как православная душа православной душе, – Артамон машинально перекрестился на образа, – куда ты своё войско ведёшь? Не на Вардо, случаем, набег замышляешь?
– Честно, говоришь, – задумался Николай, которого давно никто не допрашивал. Последний раз его допрашивали в прокуратуре, обещая через пару месяцев отдать под суд, да обошлось. Потому методы воеводы опытному сыщику понравились – созданием доверительной атмосферы, способствующей расслаблению клиента. Самому же Артамону майор не верил, пока не верил. Вполне возможно, боевой страж русских рубежей сливает информацию шведам, кто знает? Так что магаданец по привычке постарался перехватить инициативу разговора, «раз пошла такая пьянка». – А тебе зачем? Против Руси или государя мы ничего худого не замышляем, вот тебе истинный крест. Шведы же ведут войну против Руси православной, любой вред шведа станет пользой для русских, не так ли? Или ты шведов жалеешь, объясни мне, почто?
– Правильно всё баешь, – не ушёл от разговора стрелецкий сотник, внимательно глядя на собеседника. Лицо воеводы резко осунулось, он сбросил маску радушного хозяина, начиная откровенный разговор. – Рано или поздно война закончится. В соседнем с нами Вардо живут такие же рыбаки и купцы, как в Холмогорах. Не свеи – мурманы. Свейского войска там нет. С мурманами мы живём долгие годы, как добрые соседи. Коли ты нападешь на Вардо и обидишь мурманов, нехорошо будет, не по-соседски.
– Так мне они не соседи, – улыбнулся Николай, заметив, как дёрнулось лицо хозяина. – И мы не русские, а магаданцы, не забывай. Мы действуем по своей воле и по воле царя Магадана. А царь магаданский отдал нам Швецию во владение. Потому Швецию мы захватим, рано или поздно. Насчёт мурманов я с тобой согласен, воевода. Соседи они добрые, зла против них мы не держим, грабить Вардо не собираемся, можешь быть спокоен. Да и самих мурманов дальше на побережье тоже зорить не будем, хотя острог свой на мурманском побережье выстроим. Так побережье-то мурманам не принадлежит, оно шведское. Вот так.
– Как же ты свеев победишь со своей полутысячей? – недоверчиво продолжил Артамон, с облегчённым видом. – Русь с ними который год воюет, тысячи воев в Ливонии шведов громят, а война не кончается.
– В Библии есть притча о соломинке, которая сломала спину верблюда, – уклончиво ответил Николай. Хвастать перед возможным шпионом магаданскими ружьями и пушками он не собирался. – Слыхал о такой притче? Коли слыхал, поймёшь меня, – мы, магаданцы, и есть та самая соломинка, что сломает спину шведского верблюда. Вот так, господа.
Вот и последнее русское поселение осталось за кормой кораблей. На Печенегский монастырь магаданцы взглянули издали, посетить не хватило времени, корабли спешили на запад. Дальше начинается норвежская земля, на которой ещё в Форт-Россе выбрана по карте удобная бухта, примерно в двухстах километрах западнее Вардо. Жаль, в планшете не оказалось вида с моря той бухты, пришлось измерять долготу Николаю каждый день, отмечая примерно пройденный путь. Но настал день, когда караван втянулся в глубокое и узкое горло искомой незамерзающей бухты. Не обращая внимания на десяток домиков и пару рыбацких лодок на берегу, магаданцы начали высадку. Благо глубины в заливе от берега шли хорошие, кочи бросили якоря совсем рядом с землёй.
Место на берегу обширного залива выбрали вдали от аборигенов, но удобное для обороны. Едва выгрузили людей и припасы, едва Николай согласовал со строителями места для острога и верфи, как пришлось отплывать. Что делать, с обороной полторы сотни стрелков с пятью пушками вполне справятся. А грамота на выезд из Холмогор выправлена лично на Николая, деваться некуда. Обратный путь затянулся, караван попал в шторм, пустые кочи раскидало ветром по Белому морю. Однако к родному устью Северной Двины добрались все, чтобы через две недели вновь выйти в море с остатками батальона и грузов. Сдружившись в плавании с кормщиками, собиравшимися на обратном пути заняться привычным делом – рыбной ловлей, Николай договорился о закупках рыбы, а к осени и другой провизии. Магаданцы слыли в Холмогорах выгодными покупателями, платили звонкой монетой, не скупились и не жульничали.
На выбранном морском побережье Норвегии, а ныне Швеции, остатки батальона высадились в середине июня. Артельщики не подвели нанимателя, на берегу к этому времени высились пятиметровые стены острога, с выступающими башенками для пушек. Дружинники разведали все окрестности в радиусе сотни вёрст, договорились с местными рыбаками о поставках рыбы, купили у лапландцев немного меховой рухляди и десяток оленей на еду. Благо запасы ножей, топоров и прочих наконечников стрел были достаточные. Командиры изначально планировали создать запасы на два года жизни отряда в возможной морской блокаде. Немного напрягали белые ночи, но привычные поморы успокоили татар, мол, зимой настанут тёмные дни, отоспитесь вволю. Близость холодного моря успели оценить все, с одной стороны, постоянные ветра сдувают мошку, истинное наказание тундры и тайги, с другой – непривычно шумит морской прибой круглые сутки.
Наладив службу, Николай отправился на юг, искать указанные на карте богатейшие железные рудники. С собой он взял сотню бойцов и пару орудий, их и боеприпасы приходилось везти на оленях, сплошная морока. Удалось найти добрых проводников – за пару стальных ножей и полсотни наконечников для стрел, показавших вполне проходимую дорогу на рудники. Разговаривали на смеси вогульских и русских слов, но международные жесты выручали. Однако на дорогу к руднику ушёл почти месяц, что в километрах составило более трёх сотен, точнее не посчитать. Дорога та, после зимника из Чусовой на Холмогоры, показалась сущим адом. В тайге жара, гнус и мошка не только дышать, смотреть не дают. Истинное наказание божье. По пути майор ставил отметки, планировал с дружинниками удобную дорогу зимой и летом, может, потому и шли долго, но сам рудник порадовал Николая, как раз то, что нужно. Здесь шведы не только добывали руду, но и выплавляли железо, сплавляя слитки по рекам на юг, к балтийскому побережью.
Сотня стрелков захватила городок Кируну при руднике и заводик без единого выстрела, два десятка солдат шведского гарнизона не пытались сопротивляться. Николай позже понял, что обязанность солдат состояла не в охране рудника и заводика, а в принуждении рабочих и запугивании, если те решат бунтовать. Сам рудник и заводик при нём произвели на Николая жалкое впечатление, в Форт-Россе магаданцы добывали едва ли не больше руды. Да и выплавка чугуна и его переработка методами шестнадцатого века не воодушевили майора. Посёлок Кируна, по недоразумению называвшийся городком, насчитывал едва ли тысячу жителей, их домишки ничем не напоминали хвалёную Европу. Жалкие деревянные лачуги, уступавшие размерами русским избам. У мастеров, что богаче, дома были из камня, однако это не сказывалось на удобствах. Грязь, копоть, нищета, равнодушие. Казалось, шведы не заметили смену руководства на руднике. Чтобы их как-то вдохновить на героический труд и повышение производительности труда, Николай увеличил плату всех рабочих и рудокопов вдвое. Даже эти повышенные выплаты составили сущие гроши, но дали нужный эффект.
Шведы зашелестели, как муравьи, не обращая никакого внимания на национальную принадлежность новых хозяев. Какие там восстания или забастовки? После выплаты первой удвоенной зарплаты, о чём пронюхали все соседние крестьяне, в посёлок повезли продукты с ближайших хуторов, понесли добычу охотники и рыбаки, надеясь на щедрую плату чужаков-магаданцев. Обжившись на заводике, Николай отправил небольшой караван с железными и стальными полуфабрикатами и охраной, в виде десятка дружинников на побережье, за подкреплением, решив с подходом требуемых двух сотен бойцов пробиваться на юг, по рекам, в Балтику. Охранять молчаливых и терпеливых шведов было скучно, с этим справится и гарнизон из полусотни дружинников. На Балтике же, по рассказам местных жителей, неплохо владевших саамским языком, который отлично понимали татары, он весьма походил на вогульский, в устье реки с непроизносимым лапландским названием стоял городок, куда весной и осенью сплавляли железо.
Пока, в ожидании подкрепления, которое прибудет не раньше осени, Николай занялся набором рекрутов из молодых шведов и их обучением. Да и шведский язык не мешало изучить, методом погружения в языковую среду. Этой языковой средой оказалась довольно симпатичная девица Ингрид, дочь одного из литейщиков. Причём навязалась сама, как позднее понял сыщик, деваться ей было некуда, молодой муж умер год назад, а приданого не осталось, никто её замуж не брал. Молодых шведов в городке и окрестностях практически не было, многих забрали в рекруты. Так что появление сотни молодых и крепких мужчин внесло заметное оживление в жизнь маленького городка. Дочь литейщика оказалась не только симпатичная, но и толковая девица. Она быстро поняла перспективу общения с магаданцами, их демократичность и отсутствие сословных ограничений. Буквально через неделю лучшего агента влияния в Кируне было не найти. Сначала молодёжь обоего пола, затем и более взрослые шведы стали активно изучать русский язык, ибо с помощью Ингрид майор распустил слухи, будто магаданцы будут брать на работу только владеющих русским языком шведов.
Две сотни бойцов подкрепления прибыли гораздо быстрее, чем ожидалось; знакомая дорога всегда короче. К этому времени жители Кируны успели адаптироваться к новой жизни, активно занимались привычным делом – добывали руду и выплавляли чугун, отливали стальные заготовки. Неудобство с изучением русского языка вполне компенсировалось отменой налогов и отличной, по старым меркам, оплатой труда. В середине сентября Николай начал планировать свой десант на юг, поставив исключительно пиратские и разбойничьи цели. Его задача была нашуметь на балтийском побережье, ограбить несколько селений, захватить там продукты, ценности и пленников, которых с наступлением зимы привести по льду обратно в Кируну.
Надо отвлечь шведов от войны с Русью, да и себя показать. Не просто разбойничьей шайкой, захватившей заштатный городок, а силой, способной напугать шведское общество. Новобранцы пройдут боевое крещение, поверят в свои силы, у магаданцев появится слаженное крупное боевое подразделение, Николай обретёт определённый боевой опыт, который пока имеется лишь у Петра. А майор не сомневался, что умение воевать, командовать войсками ему наверняка пригодится в шестнадцатом веке, для выполнения тех амбициозных планов, что разработали командиры. Пусть король Юхан направляет на подавление набега регулярную армию. После её разгрома, в чём магаданцы не сомневались, с королём и шведскими властями будет проще разговаривать, они увидят реальную силу захватчиков и легче пойдут на мировую. Оставшийся в городке гарнизон с помощью нанятых крестьян к тому времени выстроит добротную крепость, где можно отсидеться до подкрепления из Чусовой. Дружинники такую программу партии восприняли на ура. Им давно хотелось и пострелять по врагу, и пограбить вдосталь, отвести душу на пленницах. Таким образом, прекрасным сентябрьским утром две с половиной сотни бойцов при двух пушках отправились вниз по рекам, в прохладные воды Балтики.
Плыли на конфискованных и купленных лодках, сравнивая местные реки с уральскими. После опасных порогов Николай часть лодок скрепил попарно шестами, как катамараны. Такие связки не улучшили мореходных качеств, но избавили от опасности переворачивания. Торопиться было некуда, до ледостава оставалось больше месяца, потому на стоянках торговали с местными охотниками, скупали меха в редких охотничьих зимовьях. Деревни с крестьянами не трогали, понимая, что всем предстоит тут проходить обратно. В таких деревнях договаривались о покупке зерна и муки на зиму. В ближайших к Кируне хуторах Николай даже выплатил крестьянам аванс, договорившись доставить продукты в городок.
Добравшись до побережья Балтики, лодки уверенно повернули на запад, к двум соседним городкам. Что-что, а их местонахождение и даже численность гарнизонов сыщик давно выяснил, не зря общался со шведами. Там дружинники оторвались на всю катушку, жаль, никакого сражения не получилось. Местная стража первого городка, в полсотни копий, после первых выстрелов из ружей сдалась в полном составе на милость победителей. Да и городок едва превышал по размеру Кируну, дай бог, две тысячи жителей, но в отличие от Кируны, жителей которой Николай запретил дружинникам трогать, городок магаданцам не был нужен. Поэтому магаданский отряд развернулся на полную катушку, без лишней жестокости, впрочем. Оснований для особой жестокости не было, потерь отряд не понёс, шведы сопротивляться не пытались. Своё пленение и грабёж имущества аборигены принимали с фатализмом обречённых. Николай впервые наблюдал отношение европейцев к средневековым войнам и, как говорится, мотал на ус.
В небольшом порту дружинники застали три купеческих кораблика, загружавших в трюм бочки с сельдью и малосольной сёмгой. Майор решил, что такие трофеи вполне подойдут самим, и конфисковал груз, временно захватив суда для доставки пленников. В число пленников попали многие горожане, в первую очередь мастера и ремесленники со своими семьями. Затем все молодые парни, способные стать рекрутами, независимо от происхождения. Ну, и девицы, куда от них денешься, Николай не всегда поддерживал позицию Елены Александровны в отношении насилия. Да и сами шведки особо не переживали, воспринимая мужское насилие достаточно спокойно, всё-таки шестнадцатый век на дворе. Топиться никто из жертв насилия не собирался, а глядя на внешность некоторых шведок, Николай даже сочувствовал насильникам, только изголодавшиеся по женщинам татары могли польститься на подобных страшил.
В городке татары смогли удивить своего командира, не ожидавшего такого делового отношения к обычному грабежу. За пару дней дружинники вынесли из домов всё ценное имущество, уложили это на кораблях и лодках, туда же посадили пленников, не забыв повозки и сани для перевозки трофеев вверх по рекам, к Кируне. Очень хозяйственно отнеслись грабители к своей работе, подмели запасы продуктов, все ткани, запасы кожи, шерсти, металлические изделия, от столовых приборов до подсвечников. Николай удивился размеру добычи, приняв решение разделить отряд. Сотня бойцов отправилась с пленниками и добычей на базу, в Кируну, а остальные дружинники поплыли дальше, в соседний город. Пушки Николай предусмотрительно взял с собой и не пожалел об этом.
Соседний городок уже готовился к обороне, напуганный известиями о разбойничьем нападении. В порту не было ни одного судна, даже лодки исчезли, предупреждённые соседями, успевшими бежать от разбойников. Городская стража пыталась организовать оборону, честно выставив на берегу все шесть пушек, но немногочисленные пушкари были расстреляны из ружей с двух сотен метров, едва успели выстрелить, никуда, понятно, не попали. Выжившие стражники бросили оружие ещё до высадки десанта на берег. Едва дружинники начали причаливать к набережной, в бухту порта вошли сразу три небольших кораблика, зато с пушками на борту. Видимо, все, кто успел прийти на помощь и затаился неподалёку. Однако нападение не застало дружинников врасплох, как, скорее всего, ожидали шведы. Всё-таки три корабля с двумя десятками пушек, по меркам шестнадцатого века, это о-го-го! Наверняка капитаны кораблей не сомневались в победе над разбойниками.
Николаю пришлось понервничать, пока его бойцы выгрузили орудия на берег и приготовили их к стрельбе. Выручила медлительность судов шестнадцатого века и небольшая дальность стрельбы их орудий. Пока шведские моряки подходили к берегу на расстояние выстрела своих орудий, две магаданские пушки успели пристреляться и расколотить фугасами все три кораблика. Те даже не успели развернуться бортами, чтобы выстрелить по разбойникам. На всё сражение ушло двадцать снарядов и пять минут, не больше. Однако горожане получили впечатляющий урок, чтобы отказаться от любого сопротивления. Этот городок грабили ещё быстрее, чем предыдущий.
Учитывая отсутствие плавсредств, часть пленников пришлось отправить берегом, они повезли трофеи на многочисленных тележках и тачках. Отправив с ними сотню бойцов, Николай с остальными дружинниками, с обеими пушками и самыми важными пленниками, поплыл морем на лодках. Лучше бы не делал этого, осенняя Балтика – не сахар. Спокойная тёплая погода неожиданно сменилась резким ветром со снегом. Конечно, зиму и похолодание ждали все, но не так не вовремя. Полдня разбойники пытались бороться с ветром и волнами, пока не промокли насквозь. Особенно досталось пленникам, их и пожалел Николай, скомандовав высадку на берег. Высадились, развели костры, обсохли и остались на ночлег, в километре от береговой линии. Лодки, естественно, вытащили на берег, оставив возле них караульных.
Эти караульные и сообщили рано утром, что в виду берега стоит целый флот, больше десятка кораблей. Ругая себя за жадность, майор спешно организовал отступление по суше к устью реки. Однако идти пришлось долгую неделю, слишком медленно двигались пленники, да и местные дороги не вызывали никаких добрых чувств. Что, впрочем, не помешало Николаю организовать боевое охранение и арьергард в лучших традициях будущего. Именно это и спасло дружинников от разгрома. Когда посыльный из арьергарда догнал Николая и сообщил, что их полусотню преследует полк шведов, майор не поверил, остался с разведчиками сам, прикинуть численность преследователей. И оказался поражён в самое сердце, действительно, полк, численностью до тысячи пикинёров. К счастью, без пушек и без кавалерии.
В тот же день, выбрав удобное ущелье, дружинники дали бой своим преследователям. Десяток бойцов конвоировали пленников, остальные заняли позиции на склонах большого оврага. А пушки установили прямо поперёк дороги, замаскировав их кустами. С пушкарями остался Николай, обговорив с бойцами порядок действий. Шведы нагнали их всего через два часа, они шли налегке, без всякой разведки, видимо, отлично знали, сколько разбойников ушли из города на лодках. Лодки эти, похоже, были найдены, потому как преследование по суше началось именно с того берега. Полк был высажен с кораблей, очевидно, потому и конницы не было. Преследователи не опасались встречи с полусотней разбойников, шли плотными колоннами, без обоза, не сомневаясь в скором захвате врагов.
Шведы шли плотным строем, колонной по четыре человека, разбившись на сотни. Всего десять колонн, растянутых на семьсот – восемьсот метров. Майор пожалел, что посадил своих стрелков на полкилометра, а не дальше от себя, но деваться некуда, первый выход его, пушкари зарядили орудия картечью и напряженно ждали команды. Передовая колонна шведов приближалась, вот прошли сто метров, вот и пятьдесят метров, пора! Кусты полетели в сторону, буквально через секунду, пока шведы не успели остановиться, оба орудия по очереди выстрелили картечью, полностью выкосив ближайшую колонну. Однако солдаты оказались опытными, не попрятались от неожиданности, а, напутствуемые громкими командами капралов и офицеров, побежали вперёд. Шведы понимали, что их единственный шанс выжить состоит в захвате пушек, пока их не успели зарядить.
Увы, орудия зарядили всего за пару секунд, подпуская врагов ближе. Вот шведы из второй колонны пробежали убитых, до пушек осталось меньше полусотни метров, несколько секунд бегом, на лицах передовых солдат уже видна радость победы. Николай командует, закрывая уши от грома выстрела, ещё одна колонна врагов отправилась к праотцам. Пушкари быстро заряжают орудия, в ожидании ещё одного броска очередной колонны, но следующие шведы остановились, не понимая, в чём дело. Сыщик напряжённо ждёт несколько секунд, пока не видит, что офицеры дают команду шведам рассредоточиться. Опытные командиры решили не идти напролом, не губить солдат в лобовых атаках, а обойти врагов с фланга.
– Огонь! – кричит майор, до ближайшей колонны шведов всего сто пятьдесят метров, картечь проходит совсем густо.
– Огонь! – Едва пушкари успевают перезарядить орудия.
Ещё дважды стреляют пушки картечью, пока выжившие шведы не оказываются за линией результативного огня картечью, на расстоянии более трёхсот метров. Дальнейший огонь картечью не эффективен, а фугасы майор решил экономить, пушки перестают стрелять, что служит командой открытия огня для стрелков, залёгших по обеим сторонам ущелья, убедившись, что шведы отходят, затем переходят в бегство, не выдержав необычайно беглого огня. Наверняка офицеры шведского полка подумали, что в засаде не сорок стрелков, а несколько сотен, такой частой и эффективной оказалась стрельба из ружей. Николай командует сбор трофеев и легкораненых пленников. С этим делом татары уже знакомы, не проходит и часа, как две сотни легкораненых и контуженых шведов нагружены связками пик, узлами с одеждой, снятой с убитых солдат. Ценности и деньги дружинники несут в своих карманах, не доверяя пленным. Подгоняя не пришедших в себя шведов, дружинники спешат догнать своих бойцов, ушедших за два часа на добрый десяток километров.
За следующие пять дней никто магаданскую дружину преследовать не пытался. Все удачно добрались до реки, влившись в огромную колонну пленников, гружённых трофеями. По льду рек всем пришлось пройти более двухсот километров вверх по течению, сопровождая две тысячи мужчин и женщин с узлами, тележками и тачками. Преследования, к счастью не было, потому шли медленно, с полноценными ночлегами, где всех кормили горячей пищей. Да и шведы были свои, из шестнадцатого века, умели быстро развести костёр, разбить палатки, легко проходили с грузом полсотни километров в день, не простывали и не натирали ноги. Потому до Кируны добрались за неделю без каких-либо потерь.
Там дружинников ждала выстроенная крепость, с запасами продуктов на год осады. Для прибывших мастеров были выстроены бараки с печным отоплением. Тех мастеров, у кого имелись дети, Николай подселил в дома зажиточных горожан. Остальным были обещаны отдельные дома в случае добросовестной работы. Мастерам-плавильщикам и кузнецам, естественно. Все остальные ремесленники и молодые парни, включая две сотни пленных шведских солдат, после недельного отдыха отправились в сопровождении сотни дружинников на северное побережье. Шли мужчины, понятное дело, не с пустыми руками, везли с собой на санях железные слитки, запасы продуктов, конфискованные ткани. Сам Николай с двумя пушками и полутора сотнями бойцов оставался зимовать в Кируне, намереваясь разбить любую армию, если шведы рискнут зимой воевать. Учитывая запас патронов и снарядов, имевшийся у дружинников, с армией менее пяти тысяч человек к Кируне шведам можно было не соваться. Николай же сильно сомневался, что шведы за зиму соберут подобную армию.
По неистребимой привычке опера, он продолжал моральную дезинформацию противника. Всем жителям Кируны и редким приезжим из соседних хуторов объявили, что Швеция подарена ему и его другу магаданским царём. Потому в ближайшие годы маленькая Швеция будет полностью захвачена и присоединена к огромному Магаданскому царству. Поэтому дикари, живущие на этих землях, подлежат обучению магаданскому языку. Тех, кто усвоит магаданский язык, будут брать на работу за деньги и научат делать магаданские товары и оружие. Тех, кто захочет, возьмут в магаданскую армию. Остальные, кто не сможет разговаривать по-магадански, будут использоваться на тяжёлых работах, в рудниках и на лесоповале. Они будут работать бесплатно, за питание и крышу над головой. Как говорится, учите язык! Что характерно, шведы поверили настолько, что удивился сам Николай. Видимо, во все времена люди склонны верить самым глупым выдумкам, насколько бы идиотскими они ни были. Пришлось организовать школу изучения русского языка, где иногда самому преподавать, проверяя уровень обучения шведов русскому языку своими бойцами, татарами, что характерно.
Из захваченных трофеев каждый дружинник получил неплохую сумму серебром, не считая выданных тканей и других ценностей. Грабить горожан Кируны и окрестностей майор запретил, объяснив, что эти земли уже его и горожане его подданные. Татары поняли причину, тем более что питались все централизованно, а деньги нужны были только на спиртное и девиц, чего первые месяцы вполне хватало, а в успешных набегах будущим летом никто не сомневался. Горожане, привыкшие к совершенно иному поведению шведских солдат, грабивших лавки своих соотечественников, как в покорённой стране, прониклись к чужакам определённым уважением и начали разговаривать по-магадански. Отчего же говорить на этом языке, если магаданцы так сорят деньгами?
Николай, отдохнув от суматошного рейда, убедился, что добыча руды и выплавка железа налажена, принялся разъезжать по соседним хуторам и селениям. Он практиковался в шведском языке, заводил знакомства, выменивал меха и продукты, вербовал осведомителей. Не скучал, одним словом, и едва не проворонил приближение целой армии с юга. О чём, кстати, сообщил шведский крестьянин, когда привёз гарнизону заказанные продукты. Отправив разведку, майор принялся ломать голову над картой города и окрестностей, выбирая удачную тактику обороны. Он мог, конечно, закрыться в крепости, взять с собой мастеров и их семьи, оттуда магаданцев никакая армия не выкурит до весны. Однако при таком раскладе шведы могут взорвать рудники и разрушить все мастерские, сплошной убыток получается.
Поэтому вариант с пассивной обороной отпадал. Но что делать? Логично напрашивался вывод – идти навстречу врагу и громить его на подступах. Как ни крутил майор, ничего толкового придумать не мог. С такими мыслями он отправился спать, во сне продолжая просчитывать разные варианты обороны, вплоть до запруживания реки направленным взрывом. Взрывчатки, конечно, хватит, но это лишь отсрочит осаду на неделю-другую, не больше. Оптимальный вариант появился после возвращения разведки. Бойцы подтвердили, что армия шведов насчитывает до десяти тысяч солдат. Из них до тысячи кавалерии, которая идёт в авангарде и давно бы достигла Кируны, если бы не обоз с полусотней или больше пушек. Этот обоз и сдерживает продвижение шведов, продвигаясь по двадцать – тридцать километров в день, не больше.
– На сколько вёрст растянулась армия? – Николай повернул командиру разведки карту. Тот показал расстояние между кавалерией и артиллерией шведов, растянувшихся на добрый десяток вёрст.
– Вот здесь, чуть впереди пушек, шатёр генерала Шлиппенбаха, командующего армией, – дружинник отметил на карте крутой поворот дороги. – Генерал впереди пушек идёт, но недалеко, видать, беспокоится за них. Думаю, знает, какие мы укрепления в Кируне выстроили, без артиллерии крепость не взять.
– Разрешите доложить, – внезапно распахнулась дверь, и, весь в клубах морозного воздуха, в избу вошёл крестник Николая, Павел, в девичестве (до крещения) татарин Мустай. Он оставался командовать сотней дружинников и строителями на побережье. По довольной роже хитреца всё понятно стало без слов, заскучали бойцы без трофеев и воинской славы.
Так и оказалось, когда Павел рассказал последние новости. Сотня за лето выполнила всё, что планировал Николай. Артельщики выстроили крепость, избы для себя и казармы для будущих войск. Дружинники разведали все окрестности на неделю пути, распродали весь привезённый товар, накупив рыбы и припасов на два года вперёд. Мехов выменяли у саамов, оленей завели. К осени стали скучать, завидуя ушедшему на юг отряду. Артельщикам хорошо, те работают и работают, новые дома строят, мастерские разные, как Николай нарисовал. Корабелы за лето приготовили материал, начали первый коч собирать. А дружинники лишь стрельбы раз в неделю проводят да караульную службу несут.
Тоска смертная, по выражению Павла, пока не вернулась сотня дружинников с пленниками и трофеями. Рассказы о сражениях и сам вид трофеев, количество пленных, всё это подействовало на скучавших в тундре дружинников, как бутылка водки на алкоголика. Через неделю вся сотня, с парой пушек и запасом боеприпасов, бодро шагала по лесу, протаптывая проложенную дорогу до размеров настоящего тракта. Бойцы заботились о будущей доставке своих пленных и огромных трофеев. Потому немного задержались в пути, расчищая завалы на трудных участках, спрямляя дорогу. Даже пару перевалов взорвали, чтобы расширить тракт. Зато весной можно будет трофеи на повозках или санях спокойно провезти до самого побережья.
Да и оставшиеся на побережье бойцы обещали к весне вывести пленников на строительство переправ и расширение перевалов. Будущим летом триста с гаком вёрст от побережья до Кируны обозы с грузом за три недели пройдут, не больше. Сотня Павла по зимнику прошла этот путь с запасом снарядов и пушками за две недели, налегке шли дружинники, без обоза, пушки олени везли, в нартах. С прибытием свежего пополнения планы Николая по обороне крепости превратились из разряда «авантюрных» в «просто рискованные». Пока соскучившиеся бойцы рассказывали друг другу новости, хвастали своими успехами и подвигами, майор собрал всех командиров, от сотников до десятников, на обсуждение операции.
Как заведено, не только подробно распределили обязанности, но и провели на карте тактическую игру в режиме почти реального времени. С внесением внезапных поправок на погоду и другие случайности. Третий вариант командной игры прошёл вполне удовлетворительно, командиры ушли готовиться к выступлению. Первыми выступали отдохнувшие за пару месяцев в Кируне дружинники, они уходили в ночь, поскольку местность знали отлично. У каждой из двух полусотен была своя задача, расписанная и понятная всем рядовым бойцам.
С утра начали выдвигаться необстрелянные новички, они шли со всеми четырьмя орудиями и запасом снарядов. С ними двигался Николай, считавший этот участок самым опасным. Нагрузили бойцов по самое не хочу, каждый нёс с собой жерди для строительства рогаток, топоры и кирки. Хорошо, далеко идти не нужно было, километров десять, где после короткого отдыха усиленно стали укреплять позиции. На выбранном участке дороги, меж невысоких холмов, впереди магаданских позиции устанавливали рогатки, присыпая их снегом. Два орудия устанавливали прямо поперёк тракта, быстро вырубая из мерзлого грунта кирками высокий бруствер. Бойцы понимали, что этот бруствер спасёт их в случае конной атаки, работали быстро и агрессивно. Никто не горел желанием попасть под удар шведской сабли. Татары, сами отличные наездники, не нуждались в указаниях, создавали противоконные заграждения.
По совету Николая бруствер перед пушками маскировать снегом не стали, чтобы показать шведской коннице доступного врага. Вот, позиции на правом, более крутом холме маскировали тщательно, чтобы до первых выстрелов и мысли не возникло у шведов о засаде. Там, в двухстах метрах от основных позиций, установили две другие пушки, окружив их замаскированными рогатками и наспех вырытыми ровиками. Пушкарей на холмах защищала одна полусотня «новичков», вторая принимала бой под командованием Николая, прямо в лоб. Едва успели замаскировать засадные орудия, как боевое охранение сообщило о подходе конницы.
Поведение шведов понравилось Николаю своей дисциплиной, передовой эскадрон при виде двух вражеских пушек в окружении десятка воинов не налетел на заманчивую своей слабостью приманку. Нет, командир разведки остановил свой отряд в трёх сотнях метров от орудий, отправив пару всадников в тыл, наверняка с докладом. Видимо, шведы полагали дистанцию в триста метров достаточно безопасной против пушечных ядер. Магаданцы пока плохо ориентировались в тактико-технических характеристиках орудий шестнадцатого века, зато свои возможности знали отлично, и пушкари умоляюще смотрели на Николая, предлагая пальнуть по врагу фугасом.
– Не время, Штирлиц, не время, – напряжённо усмехнулся замёрзшими губами майор. Он не меньше нервничал в ожидании реакции шведов. Вдруг они решат остановиться и ждать пехоту? Тогда весь план уничтожения кавалерии пойдёт коту под хвост.
Но не прошло и получаса, как к гарцевавшему на виду магаданцев шведскому отряду рысью подошло подкрепление. Ещё полчаса ушли, чтобы на узком участке дороги сгрудились почти все пять сотен шведской кавалерии. Дружинники отлично видели, как командиры шведов нервно переговаривались друг с другом, пока не собрались все вместе, спешились и приступили к совещанию. Видимо, кавалеристы везде похожи, совещались шведы недолго, уже через пять минут заиграли горны, отряды стали выстраиваться для атаки. Широкого фронта атаки на этом участке дороги не получилось, командиры шведских отрядов ругались между собой, спорили, но наконец, выстроились в две очереди. Два отряда будут атаковать сразу, одновременно, по всей ширине лощины, около полусотни метров, за ними пойдут остальные, как получится.
Ещё раз прозвенели трубы, и шведы рысью двинулись на две маленькие пушки. Стрелять оба орудия стали с отметки двести метров, сначала залпом, потом по готовности беглый огонь. После первого выстрела, выкосившего два десятка передовых всадников, выжившие кавалеристы лишь пришпорили коней, переходя в галоп. Они не сомневались, что второго залпа не последует, двести метров всадники пройдут за пятнадцать-двадцать секунд, ни одну пушку так быстро не зарядить. Однако уже через пару секунд картечь ударила в неуспевших разогнаться шведов, вынося новые жертвы. Потом ещё выстрел, ещё, под шумом выстрелов и азартом атаки шведы не успевали сориентироваться в меняющейся картине боя.
Максимум, что успевали подумать атакующие всадники, это о наличии у врага двух-трёх замаскированных орудий, но даже десяток пушек не остановят конную атаку полутысячи сабель. Возможно, именно такая уверенность успевала мелькнуть в мозгах шведов, не переставших разгоняться для атаки. Пусть с потерями, но враги будут растоптаны доблестной конницей. И шведская кавалерия постепенно приближалась к позициям пушкарей, несмотря на непрерывную стрельбу и падающих всадников. Снег давно окрасился в чёрно-красный цвет разорванных тел и крови. Раненые и убитые лошади падали, ржали, пытались встать, сбивая несущихся во весь опор кавалеристов. Крики, выстрелы, звуки горна и стоны смертельно раненных людей и животных создавали на поле ужасную неразбериху. Два орудия били непрерывно, наводчики едва успевали поправлять прицелы.
Однако вражеские кавалеристы продолжали подбираться всё ближе и ближе к пушкам, несущим смерть. Сзади на передовую линию атакующих шведов напирали следующие ряды кавалеристов, не понимающих, в чём заминка. Пушкари работали не разгибая спины, вот к ним подключились стрелки, когда атакующие шведы пересекли стометровый рубеж. Наступление всадников немного замедлилось под градом выстрелов из полусотни ружей, но оставшиеся считанные десятки метров подстегнули погибающих шведов. Они понимали, что от гибели или победы их отделяет нетронутая полоса белого снега между всадниками и пушками. Вот вперёд вырвались кавалеристы второй линии атаки, именно они пересекли последний сигнальный рубеж в полсотни метров.
Николай машинально перевёл взгляд на правый холм, на вершине которого появились два сизых облачка от пушечных выстрелов. Из-за шума никто не заметил вступление в бой новых орудий. Только атакующие всадники вдруг обнаружили, что позади никто не напирает, выталкивая их вперёд. Командир кавалерии, полковник Горн, заметил удар во фланг атакующей коннице и развернулся, чтобы дать команду горнистам играть отступление, но сразу три пули ударили его в живот и в голову, хоть и на излёте, трёх ранений хватило, чтобы свалить раненого полковника. Горнисты промолчали лишних пять минут, пока адъютанты перевязывали раненого командира. Однако этого хватило для полного разгрома кавалерии шведов. Беглого огня с двух направлений из четырёх пушек и сотни ружей кавалеристы не вынесли. Никто из них не успел даже бросить оружие, новички-дружинники стремились показать себя, выбивая всех, кто сидел в седле.
Лишь адъютанты полковника Горна успели подхватить раненого командира и в сопровождении двух десятков штабных офицеров и горнистов бежали к не успевающей подойти пехоте. До передовых частей пехотинцев, спешащих на помощь к избиваемой кавалерии, оставалось ещё три километра, добрых полчаса пути. Этого времени с избытком хватило, чтобы собрать богатые трофеи на поле боя. Десяток татар, забравшись на трофейных коней, за это время сбили из выживших лошадей целый табун в две с лишним сотни голов. На коней дружинники азартно навьючивали собранные трофеи, переходили по полю, осматривали раненых и контуженых шведов. Тяжелораненых кавалеристов татары безжалостно отправляли в мир вечной охоты, предварительно сняв с них одежду и доспехи с оружием, а способных ходить пленных шведов пинками сгоняли к месту сбора.
Когда передовые колонны шведской пехоты подошли к полю боя, там лежали раздетые трупы кавалеристов да убитые лошади. А вдали, не особо торопясь, отходили к крепости несколько десятков магаданцев, сопровождая повозки с орудиями. Командир передовой колонны шведов едва не скомандовал наступление, наступая на старые грабли, но его спас от неминуемой гибели курьер из ставки командующего. Вид курьера был настолько изумлённым, что капитан Де Лагарди приготовился к неприятностям сразу, но не ожидал, что они будут такими.
– Командующий убит, командование принял генерал Шеттингоф. Полчаса назад было нападение на артиллерийский обоз, все пушки уничтожены, пушкари погибли, запасы пороха взорваны. Генерал Шеттингоф приказывает вставать на ночлег, в семь часов собирает военный совет.
