Глава 10

За неделю до нового, 1575, года в Ёбург вернулся Пётр, с десятком дружинников и двадцатью возами добра. Первый день он рассказывал о своих приключениях до самого утра. В бывшем обеденном зале собрались все магаданцы, перебирали гостинцы, слушая рассказы командира. А ему было что рассказать, полгода европейских странствий выдались для подполковника весьма насыщенными. Зафрахтовав весной в Холмогорах коч для плавания в Европу, он договорился с кормщиком об установке на борту одной пушки. Место нашлось на передней части палубы, перед бушпритом. Зато орудие могло стрелять не только вперёд, но и по обе стороны корабля. Собственно, установкой скорострельной пушки подполковник и уговорил кормщика вообще рискнуть отправиться в Европу.

Редко кто из поморов бывал там, предпочитая добывать моржовый клык на Груманте либо ловить рыбу у берегов Колы, продавать всё это в Холмогорах. Путь в Европу считался не столько тяжёлым, сколько рискованным. В первую очередь из-за почти стопроцентной вероятности нападения пиратов. За русскими кочами охотились пираты всех стран, не брезговали нападениями и просто торговые суда, как правило, основных конкурентов. Англичане не пускали русских в Европу, чтобы сохранить сверхприбыли Московской торговой компании, практически монополизировавшей русский рынок. Шведы захватывали русские суда, как основных конкурентов по добыче северных ресурсов – моржового клыка, мехов, рыбы. Изредка поморы собирали крупные караваны, чтобы добраться до европейских рынков, но, даже миновав опасности на море, русские торговцы не могли продать свои товары по европейским ценам.

Почему? Очень просто – так называемый картельный сговор. Русские корабли, с их характерными обводами, за европейские не выдать. Потому все европейские купцы отлично знали, кто привёз товары, а конкуренты никому не нужны. Редкие поморские торговцы умудрялись получить относительную прибыль в Европе, потому и не стремились туда русские мореходы. Зачем терять несколько месяцев на долгое плавание, коли добычу можно легко и быстро продать в Холмогорах? Пусть не так дорого, как в Европе, зато быстро и гарантированно. Возможно, именно в Холмогорах возникла русская поговорка «Лучше синица в руках, чем журавль в небе». Вот такая картина складывалась в русской морской торговле с Западом. Именно поэтому магаданцы хотели поломать сложившуюся не в русскую пользу практику. Потому Пётр сам отправился торговать в Европу, чтобы разобраться на месте, как поступить.

Магаданцу по пути в Европу везло, погода удалась, ветер был попутным, два встречных судна не желали нападать на поморов. Меньше чем за месяц кораблик добежал до Англии, где высадились в Дувре. После уплаты торговых пошлин, оставив дружинников охранять коч, Пётр отправился прогуляться по лавкам и торговым рядам. Приценивался к товарам, практиковался в разговорном английском языке, выдавая себя за купца из Данцига, но не ганзейского торговца, а вольного моряка, случайно купившего груз из далёкого царства Магадана. Не из Руси, с которой торговля в Англии проходила монопольно через Московскую торговую компанию. А именно из Магадана, расположенного на востоке, за пределами царства Иоанна Четвёртого. Своими рассказами он весьма быстро стал известен среди моряков. Однако цену на пушнину и стекло давали едва в четверть от выставленных на продажу в лавках мехов. Будь на месте подполковника обычный русский купец, тот давно бы продал всё и вернулся домой, но командиры заранее предусмотрели подобную ситуацию, и Пётр Головлёв имел с собой кругленькую сумму в золоте и серебре.

Не будучи стеснён во времени и средствах, он на коче пересёк Па-де-Кале, приценился к товарам в паре французских портов, затем отправился в Антверпен. Там русских мало кто знал, да и сам торговый порт был значительно больше. Учитывая многолетнюю войну голландских гёзов против испанских оккупантов, в порту торговали без особых придирок, самым неожиданным товаром со всего света. Несмотря на то, что Антверпен стоял на стороне католиков, то бишь официальной власти, и не поддерживал повстанцев, Петру ситуация в Антверпене понравилась, она чем-то напомнила военный Душанбе, полный самых удивительных товаров, как правило, дешевых. Всего за три дня подполковнику удалось получить относительно нормальную цену за меха, продать стекло и завербовать два десятка голландских семей на переселение в свободные края. Они собирались отправляться в Америку, но не могли сторговаться с капитанами о плате за проезд. Нищими были, честно говоря, беженцы из разорённых испанцами мест, но гордыми, расплачиваться сёстрами и жёнами за проезд не хотели. Потому долго сомневались насчёт предложения бесплатной перевозки, но не в Америку, а на север, в Скандинавию. Лишь после клятвы подполковника на Евангелии поверили в его честность. И согласились прожить зиму в русском городке, до весны. Отчего же не прожить на всём готовом?

Так что осенью 1574 года, закупив на все вырученные средства различных голландских тканей, считавшихся лучшими в Европе, командир погрузил переселенцев на коч и отправился на север, домой. Не тут-то было, едва корабль прошёл пролив Скагеррак, поворачивая к северу, как напоролся на две шхуны, явно пиратские. Как потом выяснилось, они почти месяц ждали именно русский коч, с богатым грузом мехов. Причём понимание того, что меха будут проданы, не умаляло ценности груза, на стоимость мехов наверняка русские купят другой товар. В рассказы Петра в дуврском порту, что он из Данцига, а груз магаданский, никто из знающих моряков не поверил. Слишком отличался поморский коч от европейских судов, да и уральская пушнина давно известна клиентам Московской торговой компании, поставлявшей лучшие в мире меха из Руси. Никто не будет спорить, что для знатока соболь из Колы отличается от соболя из Сибири, как стакан от кружки.

Пиратские капитаны бывали в Холмогорах и отлично знали, что никаких царств за владениями русского царя нет. Сколько английских моряков погибло в безуспешных поисках северного пути на восток. Так что оба капитана больше месяца выслеживали самозванца и его корабль, не сомневаясь, что никто не хватится исчезнувшего в море русского коча. Если и будут о своих земляках расспрашивать редкие русские торговцы, никто ничего не видел, не правда ли? А чтобы справиться с безоружным корабликом, сил двух шхун с десятью пушками на каждой вполне хватит. Дикие татары с их саблями для опытных моряков не помеха.

Потому и подходили шхуны к кочу совершенно без опаски, зарядив пушки картечью, чтобы одним залпом смахнуть татар с палубы. Сам же кораблик дырявить не надо, пока не надо, чтобы не испортить товар. И совсем не ожидали пиратские канониры, ждавшие сближения кораблей с горящими фитилями в руках, что дикие татары за пару минут перещёлкают их из ружей, как белок, оставив палубы шхун без единого живого человека. А два выстрела из магаданской пушки картечью сметут раненых и убитых пиратов за борт. Заряжённые картечью английские пушки так и не смогли выстрелить. Петр же после захвата пиратских судов столкнулся с проблемой их управления. Пары-тройки выживших пиратов не хватало для работы с парусами. Пришлось идти в ближайшее прибрежное селение и нанимать за весьма неплохую цену рыбаков, на год. Дальше в Холмогоры уже три магаданских корабля дошли без приключений.

Сейчас, объяснил подполковник магаданцам, две трофейные шхуны, рыбаки и голландцы, ждут открытия навигации в Холмогорах. Пётр снял им дома на зиму, снабдил припасами и договорился с местными властями, с тем же Прозоровским, чтобы его людей не обижали. Там же на верфи срочно достраивают два коча для продажи богатому купцу Петру, оплатившему половину стоимости кораблей. В целом даже на видавших виды поморов поездка подполковника произвела достойное впечатление, особенно цена, взятая за меха. За полторы недели, пока Головлёв пробыл в Холмогорах, решая свои дела, у него побывали все местные торговцы. С одним вопросом – когда он пойдёт снова в Европу? Естественно, в компании русских купцов. Даже Прозоровский спросил, не сможет ли магаданец взять в Европу приказчика воеводы. У боярина накопились в закромах сотни дорогих шкурок.

– Вот так, друзья мои, – улыбался Петро, – сейчас мы с вами в авторитете в Холмогорах. Можем смело отправлять регулярные караваны из Ёбурга в Холмогоры, воевода нас не тронет, хотя придётся взять на будущий год его приказчика в Европу. Да ничего, для дела полезно. Осталось установить связь с Николаем и его колонией, надеюсь, они живы и здоровы.

– Конечно, – отозвался Толик, – Колю голыми руками не возьмёшь. Вшивым шведам его не обмануть, ничего с ним не сделается.

Женщины прибытие Петра с товарами отмечали едва не месяц, кроили из тканей платья, шили занавески и наволочки, шторы и простыни. В результате целой делегацией потребовали от командиров швейную машинку. Как говорится, не было у бабы хлопот, купила порося. Пришлось обещать, а куда деваться? Тем более что за три года инженеры воспитали едва не две сотни мастеров-механиков. И столько же литейщиков и кузнецов преданно смотрели на своего учителя Надежду. Она к осени разведала-таки рудные выходы цинка, приступила к выплавлению латуни. Появление этого сплава резко расширило возможности магаданских водопроводчиков и оружейников. Первые начали паять латунные трубки, в надежде создать душ и унитаз. Вторые потирали руки, в предвкушении получения полноценного нарезного огнестрельного оружия, ибо покрытые латунной оболочкой свинцовые пули и снаряды не забивают нарезы в стволах.

На вопрос Петра, сколько бойцов можно весной переправить на Скандинавский полуостров, Павел Аркадьевич не моргнув глазом рекомендовал не больше тысячи. При этом останется гарнизон из трёхсот ружей в Ёбурге и сотня бойцов в Устькуйвинском остроге. Все новобранцы обучены стрельбе из ружей и пушек, говорят по-русски, подписали контракт на десять лет службы. Оружия на складах не много, кроме того, что в пользовании, сохраняется запас в две тысячи ружей и полсотни пушек. После изготовления полусотни нарезных винтовок мастера приступили к нарезке орудийных стволов. Провели испытания противооткатных устройств для пушек, пока пружинных, до гидравлики ещё далеко. Однако результаты удовлетворительные, эти орудия можно использовать в полевом сражении, лишь укрепить лафеты специальными штырями в земле. При правильной установке пушки после выстрела ствол не требует корректировки прицеливания.

Так что и Петру пришлось удивляться достижениям друзей, особенно новейшим рациям со сроком годности ламп не менее полугода и с дальностью уверенного приёма не менее тысячи километров. После обмена новостями все снова вспомнили отправившегося в Норвегию Николая с дружиной.

– Как он там, один, второй год? – высказал общее беспокойство Володя.

– Нормально, – уверенно ответил Валентин, – он парень тёртый, к тому же не один. С ним почти батальон с девятью пушками, из крепости их не выбить никаким армиям. Лишь бы сам не погорячился, на захват Стокгольма не отправился.

– Это точно, – улыбнулся Пётр, вспоминая дерзкое поведение майора в Холмогорах. Теперь он с чистой совестью мог подтвердить воеводе Прозоровскому свой блеф о закупках Иваном Грозным магаданских ружей. – Лишь бы живой был, из любого плена выкупим или освободим. Денег достаточно, оружия и солдат больше чем достаточно. Теперь, друзья, мы с вами, пожалуй, самые сильные в Северной Европе. И силу нашу нужно применить вовремя и с умом.

Почти одновременно с Петром в Ёбург прибыл Яков Строганов, в сопровождении полусотни царских стрельцов и дьяка Урусова. Дьяк прибыл для заказа магаданских ружей, пока одной тысячи, на пробное перевооружение одного полка. Поскольку ружья ждали на складе, покупатели задержались лишь на неделю, пока не освоили особенности стрельбы из ружей. Да ещё неделю заняла торговля по условиям продажи патронов и объяснению основ новой тактики для магаданского оружия. По уму, конечно, командирами таких полков надо ставить магаданцев, но некого, самим не хватает. Однако Урусов показался толковым мужиком, стрелять научился быстро, мушку с целиком не путал. Ему Петро и прочитал цикл лекций по тактике, а дьяк записал всё услышанное на бумаге, с зарисовками различных ситуаций и подробными подписями к ним, с чётким анализом и рекомендациями.

Стрельцам царя Иоанна поставили первую тысячу ружей с комплектом из двадцати медных патронов, снаряжённых пулями «турбинка». Отдельно дьяк купил двадцать тысяч капсюлей и запас пороха для стольких же патронов, от пуль отказался, мол, сами отольём, не велика хитрость. Однако форму для «турбинки» взял. Долго обсуждали покупную стоимость оружия и боеприпасов. Накануне тем же самым занимались командиры в компании с Надеждой, Ольгой и Татьяной. Производственники считали себестоимость своей продукции, а командиры прикидывали возможную прибыль или убыток, когда придётся нынешним пленникам платить деньги за работу.

Работать себе в убыток магаданцы не собирались, даже для Русского царства. Тем более что через несколько лет на Русь обрушится поток мехов из Сибири, что за считанные годы выведет страну в богатейшие государства Европы на целый век. Да и сейчас, перехватив торговые пути из Азии в Европу по Волге, русские богатели день ото дня. Не зря европейцы жаловались в своих записках, что русский крестьянин одевается богаче французского дворянина. По выходным дням простые русские парни носят разноцветные шёлковые рубашки, какие иной немецкий барон позволить себе не в состоянии. Да и летописцы ни разу не упоминали материальные затруднения царя Иоанна Четвёртого, ведь он конфисковал через опричников богатейшие поместья и вотчины своих бояр. И всё своё правление боролся против крупных землевладельцев, всячески уменьшая размеры вотчин.

Так что магаданцы решили ограничиться в продаже оружия тридцатью процентами прибыли, вполне достаточно, инфляцией на Руси пока не пахнет. Когда же дьяк Урусов начал уговаривать принять часть оплаты мехами по русским ценам, командиры легко согласились. Пётр уже знал, что продаст эти меха втрое дороже в Амстердаме, и оговорил плату серебром не менее одной четверти, остальное мехами. Нельзя показывать контрагенту, что его предложение тебе выгодно, пусть полагает, что обманул тебя. Хотя, сравнив цену ружья и пищали, Павел Аркадьевич заметил дьяку, что магаданские ружья обойдутся русском царю едва ли не дешевле английских пищалей. Может, стоит Московскую торговую компанию немного прижать?

Однако дальнейшие разговоры по этой теме прекратил, рано ещё. Зато охранную грамоту для Петра на свободный въезд и выезд на Русь и обратно Урусов выписал – за подаренное личное ружьё, украшенное золотым тиснением. Ещё десяток таких же подарочных ружей дьяк взял для передачи царю, пусть удивляет своих подданных и гостей. К ружьям прилагались два десятка патронов, покупать следующие боеприпасы москвичи приедут на Чусовую. Помимо этих подарков дьяк вёз письменное предложение магаданцев царю об открытии в Москве представительства дружественного царства. По аналогии с англичанами – Магаданского торгового дома. При условии дипломатической неприкосновенности магаданцев, свободного передвижения по Руси и выезда за границу, неподсудности русскому законодательству. С правом экстерриториальности и строительства собственного острога, где-нибудь на берегу Москвы реки.

Выгоды от такого представительства Павел Аркадьевич сулил русскому царю немалые, начиная от закупок русских мехов по цене на десять процентов выше английской до обучения мастеров изготовлению магаданских ружей, пушек и пороха. А также подготовку офицеров и военных инженеров, с возможным заключением военного союза. Взамен ничего не просил, предлагая решать вопросы к обоюдной выгоде. Зная гордость царя Иоанна, который не унизится до прямого общения с простым офицером или торговцем, географ заранее предлагал направить к магаданцам для связи доверенного царского человека, с достаточными полномочиями.

После ухода каравана с купленными Урусовым ружьями на магаданцев насел Яков Строганов. Убедившись, что немцев ценит сам государь, настырный властелин реки Чусовой и окрестностей потребовал показать места ближайших рудников на Сылве. Сам лично съездил туда с Толиком, где геолог-самоучка показал выученные по карте два медных и одно железорудное месторождение. Когда офицер вернулся, в Форт-Россе было непривычно пусто. Пётр уехал в Холмогоры, с ним отправились не только дружинники, но и полсотни мастеров, кузнецы, оружейники, стеклодувы. Ещё подполковник забирал свою жену с маленьким сыном, Ларису, ставшую лучшим ювелиром Форт-Росса. С ними же напросилась Елена Александровна, заскучавшая в уютном мирке магаданцев. Этой активной женщине требовались великие свершения, интриги, борьба. Просто Екатерина Вторая какая-то. Хотя оставшиеся на Ярве магаданцы отъезд бывшего завуча только приветствовали, подустали люди от её активности и работоспособности.

Надежда договорилась с Петром, что на следующий год съездит в Скандинавию, наладит там производство особо чистого стекла с использованием апатитов и других кольских минералов. И постарается организовать производство своего пороха и инициирующего вещества, чтобы не возить с Урала. Пока огромный караван вёз на Белое море и дальше, кроме людей, тяжёлые тюки с товарами и припасами, самое главное – три десятка пушек с зарядами, двадцать нарезных винтовок, несколько тонн пороха, сотню гранат и полсотни тысяч капсюлей; ещё три разобранных токарно-расточных станка, без станин. И куда без этого – огромное количество пушнины, стеклянных изделий. Железную продукцию Пётр решил не брать, не сомневаясь, что за год Николай этого добра запас достаточно.

Медленно тянулся огромный караван, день за днём приближаясь к Холмогорам. За последние годы магаданцы отлично изучили «дорогу на океан», как в будущем писал Леонид Леонов. Тем более что каждый раз стремились облегчить путь, вырубали мешавшие деревья, расчищали завалы, прокладывали гати в болотах. Поэтому каждый раз дорога от Урала до Белого моря становилась быстрее. Не короче, а именно быстрее, на день-другой. Жители немногочисленных деревень, ожидавшие возвращения богатого немца с Урала, не упускали возможности заработать на проезжавших путниках. Кто овёс продаст, кто баньку натопит, кто и свои добытые меха продаст, немного дороже, чем обычным скупщикам. Самые дальновидные выспрашивали, часто ли будут караваны этим путём ходить, что надо будет по дороге. Одним словом, всколыхнули переезды магаданцев с Урала к Белому морю и обратно весь русский север. Особенно понравились рассказы магаданских немцев и их дружинников, что у них нет бояр и князей, церковную десятину не собирают, плетьми никого не бьют, в батоги не загоняют. Сказка, а не царство получается. В такие сказки русский человек отвык верить, хотя слушал с удовольствием.

Чем ближе были Холмогоры, тем больше нервничал Пётр, чувствуя, что Николай нуждается в помощи. Его волнение передалось дружинникам, мало-помалу охватывая весь караван. Хотя спешить было бесполезно, раньше открытия навигации в Холмогорах делать нечего, однако мало-помалу движение ускорилось. Прибыв в Холмогоры за неделю до открытия навигации, Пётр постарался зафрахтовать все возможные суда, чтобы перевезти на побережье Скандинавского полуострова сразу всех своих бойцов. Увы, больше шести сотен человек даже зафрахтованные корабли взять не могли. Тогда командир рискнул оставить всех мастеров и переселенцев в Холмогорах, их заберут вторым рейсом. А первыми отправил одних дружинников, со всеми пушками и зарядами пороха.

Из гражданских лиц на кораблях плыла лишь Лариса с сыном, в её задачу входило установление устойчивой связи по радио между Форт-Россом и скандинавским острогом магаданцев. Как успел установить Петро по прибытии к Белому морю, до Холмогор связь из Форт-Росса дотягивалась, хоть и через раз. Как говорится, одна радостная новость, потому подполковник оставлял двух радистов в Холмогорах, где купил для них домик на самой горе. Воевода Прозоровский, отправив с магаданцами своего приказчика с мягкой рухлядью, клялся в любви Петру Головлёву. Однако сообщать ему о том, что радисты – его люди, подполковник не стал. Радисты поселились в Холмогорах по своей легенде, никак не связанной с магаданцами. Учитывая, что все, кто знал радистов в лицо, скоро отбудут на запад, их инкогнито останется в силе. Елена на время оставалась в Холмогорах, она обеспечит отправку всех специалистов с оборудованием и второй части дружинников.

Две недели плавания к побережью Норвегии, где поморы уверенно нашли место высадки магаданцев, прошли в нервотрёпке. Даже встреча с китами, вызвавшая восторг аборигенов и Ларисы с сыном, не вывела подполковника из мрачного состояния.

– Ты точно уверен, что это тот залив? – переспрашивал Пётр у кормщика, хотя уже видел острог на берегу и длинные строения казарм.

– Не сомневайся, боярин, вон и артельщики наши руками машут, – улыбался в бороду помор, не понимая, как можно не узнать места, где бывал.

Пётр, однако, не видел на берегу Николая, отчего не мог успокоиться. Он еле дождался высадки на берег, чтобы быстрым шагом пойти навстречу знакомому дружиннику.

– Здравия желаю, господин командир. – Отдал честь дружинник, весело улыбаясь.

– Где Николай, что с ним? – едва не схватил за грудки тугодума подполковник.

– Так, в Кируне, с генералом Шеттингофом воюет, – невозмутимо улыбнулся десятник.

Лишь через полчаса Петру удалось узнать все подробности шведских похождений Николая. Зимой, после уничтожения артиллерии и кавалерии шведского вой-ска, Николаю всё же пришлось отступить в крепость у городка Кируны. Майор, однако, понимал, что рудники и мастерские придётся сдать врагу. Потому постарался отправить всех мастеров с семьями, кого не вместила крепость, на север, вместе с пленными шведскими кавалеристами. Благо гужевого транспорта хватило, чтобы люди забрали с собой имущество. Сам Николай с дружинниками заперся в крепости, тянуть время до весны, пока Пётр не привезёт следующих бойцов. Продуктов хватало, татары уговорили оставить в крепости полсотни трофейных коней. Почти всю зиму, пока Шеттингоф медленно обкладывал крепость со всех сторон, татары устраивали дерзкие рейды по тылам врага.

Кольцо блокады уже замкнулось, когда с севера подошли семь десятков дружинников с четырьмя орудиями, решивших поддержать осаждённых. В остроге на побережье остались полсотни дружинников, вытянувших несчастливый жребий. И хотя им предстояла тяжёлая работа по охране и перевоспитанию двух тысяч шведов, парни жалели, что они не в Кируне. Там их друзьям приходится сложнее, однако интереснее. Услышав относительно хорошие новости, Пётр успокоился. Захватить без артиллерии крепость с тремя сотнями стрелков и восемью пушками десятитысячная армия не сможет. Правда, Шеттингоф может доставить артиллерию, сняв её с военных кораблей, на что уйдёт около месяца. Скорее всего, генерал так и поступил, значит, уже месяц дружинникам приходится туго.

Короче, утром пять сотен вновь прибывших дружинников и полсотни ветеранов нагрузили оголодавших коней тюками с боеприпасами и двадцатью орудиями, оставили шведов на попечение сотни новичков. Пётр объявил, что всеми командует Лариса до прибытия Елены Александровны, взял четыре рации, оставив жену на связи, и отбыл на юг. Три сотни вёрст команда спасения прошла на едином дыхании, за девять дней. Невероятно, однако все бойцы понимали, что их быстрое появление может спасти окружённый гарнизон. Потому проходили по горной местности до тридцати километров за день, для чего вставали задолго до рассвета и двигались до наступления темноты. Так что костры для бивуака разжигали с помощью факелов. Вымотались за дорогу невероятно сильно, но терпели, чтобы убедиться, что спешили не зря. Шведы, напуганные высадкой неизвестных врагов на севере страны, захвативших рудник и ограбивших пару городков, за зиму стянули под стены Кируны едва не двадцать тысяч солдат.

С вершины ближайшей горы Петро внимательно рассматривал то, что осталось от Кируны. Судя по полуразрушенным стенам крепости, боеприпасов у осаждённых осталось мало. Иначе бы они не позволили подтащить так близко осадные орудия, разбивавшие пудовыми ядрами деревянные стены крепости с пары попаданий. Значит, только ружья магаданской дружины в состоянии стрелять, отражая вялотекущие шведские штурмы крепости, рассчитанные на изматывание противника, выбивание у него боеприпасов. Пушечные заряды у Николая, похоже, давно закончились. Едва Пётр уточнил дислокацию вражеских сил и место базирования шведского генералитета, он решил совместить полезное с приятным. Не только отбросить шведов от Кируны, но и разгромить их, пленив генералов и часть войска.

Так что одним прекрасным майским утром Николай проснулся от знакомых звуков, долго не мог понять, в чём дело. Сидел на кровати, тупо вспоминая, что такого непонятного в звуке выстрелов ему показалось знакомым. Пока не сообразил, слишком часто стреляют орудия, чтобы быть шведскими. Значит, пришла долгожданная помощь, которую они ждали лишь через месяц. Командир пришёл, будем жить! Едва накинув куртку, майор выскочил на улицу, бегом забираясь на стену. Ещё вчера вечером, там, за границей дальности ружейного выстрела, стояли два десятка шведских пушек. Две недели они обстреливали крепость, от полного разрушения которой осаждённых спасала низкая точность попаданий да отвратительная скорострельность. Стреляли шведские пушки с интервалом в полчаса, не чаще.

Всё же ещё неделя, и стены крепости были обречены. Последние дни Николай с бойцами планировал пробиться ночью из крепости на север, уходить к побережью. Жаль, раненых набралось почти сто бойцов, из них половина неходячих, но надеялись на сохранённых три десятка трофейных коней. К счастью, помощь пришла, пора подыграть Петру. Николай скомандовал общий сбор, спустился на небольшой крепостной дворик. В строю было сто восемьдесят из двухсот восьмидесяти трех живых защитников крепости. Семнадцать бойцов погибли, в основном от артиллерийского обстрела крепости за последние недели.

– Бойцы, – Николай внимательно смотрел на осунувшиеся чумазые лица дружинников, не находя там признаков паники. – Бойцы! Помощь пришла. Слышите выстрелы? Это пушки нашего командира Петра! Думаю, он обязательно окружит часть шведов и прижмёт их к стенам крепости! Приказываю, взять весь боезапас и занять позиции у обоих ворот. По команде выйти из крепости и захватить пленных шведов, подавить сопротивление огнём! Задача ясна?

– Так точно! – с просветлевшими лицами гаркнули бойцы, разбегаясь по местам.

Ждать пришлось недолго, скоро наблюдатели заметили, что к стенам крепости выбегают шведы, озираясь назад. Николай отыскал заброшенный рупор, в который подал на шведском языке команду сдаваться, прямо со стены. Для пущей ясности из ворот крепости стали выходить её защитники с ружьями наперевес. Николай всё повторял и повторял своё предложение о сдаче в плен, пока особо раскатистая канонада не подтолкнула первого шведа к принятию решения. Он вышел вперёд, отбрасывая в сторону алебарду, и несмело двинулся к стенам крепости. Тотчас к нему подошел ближайший дружинник, указывая сесть на чистое место, швед сел, прикрывая голову руками. Все напряжённо ждали продолжения, дружинник невозмутимо повторил свой жест, приказывая садиться остальным шведам, ещё державшим оружие в руках.

И столько было в жесте дружинника усталости, безразличного желания всё закончить, да без крови, что шведы перестали бояться. Они целыми отрядами бросали оружие, подходили к стенам крепости, усаживаясь на прогретую весенним солнцем землю. В самом деле, за время осады ни один из мирных жителей не пожаловался на жестокое отношение таинственных магаданцев. К тому времени, как передовые отряды Петра подошли к стенам крепости, количество сдавшихся шведов достигло пяти тысяч солдат. Остальные бежали на юг, к морю, бросая по пути раненых и больных. Через два дня, когда вернулась отправленная в преследование конная группа, количество пленных составило шесть с половиной тысяч солдат, из них почти тысяча раненых.

Сам генерал Шеттингоф со всем штабом был захвачен в плен, вместе с осадной артиллерией шведской армии. Все пленные шведы тут же попали в руки коварных магаданских офицеров, Петра и Николая. Те работали с пленниками азартно, напористо, с небольшим перерывом на сон, с одиночками и в группе. Убеждали, покупали, запугивали, но добивались своего. Через неделю был сформирован первый шведский полк, вооружённый, правда, алебардами. Десятниками и сотниками там были дружинники, получившие к ружью по револьверу – отличительному признаку командного состава. Временным командиром полка стал Петро, взявший себе в заместители сразу трёх опытных дружинников, из числа ветеранов, выдержавших осаду. Пока Головлёв приглядывался к ним, решая, кого назначить полковником, склоняясь к кандидатуре Павла, того самого, что пришёл на выручку осаждённым ещё зимой. Кроме военных талантов и навыков подполковник ценил инициативу, особенно связанную с взаимовыручкой. Ещё двести шведов перешли в артиллерию, вторыми и третьими номерами к магаданским наводчикам. Шведские офицеры и генералы пока держались, но все понимали, стойкость их ненадолго, до следующей победы магаданцев.

Пётр за это время установил прочную радиосвязь с Мурманском, как стали называть с лёгкой руки Ларисы крепость на побережье. Он продолжал агитировать шведов, допрашивать пленных генералов, муштровать новобранцев, но постоянно вынашивал в голове какой-то план, составляя по рассказам пленников карту дорог в Швеции. Спустя месяц пленные закончили разбор заваленных рудников, вернули божеский вид разграбленным домам горожан. Выжившие мастера принялись выплавлять железо, отправляя большую часть слитков на север, в Мурманск, куда прибыли оставшиеся переселенцы из Холмогор. Подсобными рабочими пристроили часть пленников, кто не пожелал встать под знамёна магаданцев.

Крепость Кируны тоже восстановили, установив на её стенах трофейную артиллерию, запасов которой хватит надолго. У подножия крепости выстроили казармы для шведов-новобранцев, которых ежедневно тренировали десятники и сотники, обучая в том числе и стрельбе из ружей. Елена Александровна, уже прибывшая в Мурманск, договорилась с мастерами, что первые мурманские ружья начнут поступать в Кируну в августе. Боезапас, правда, не увеличится, зато суммарный залп вырастет. И то сказать, с тысячью бойцов, вооружённых ружьями, надолго ли хватит двадцатитысячной армии? Даже при половине попаданий сорока патронов на ружьё будет достаточно, не так ли? Конечно, это идеальная теория, но определённая доля правды в этом есть.

Тем более что по радио Пётр связался с Форт-Россом и попросил срочно отправить запас пороха и капсюлей на тридцать тысяч зарядов. Груз небольшой, на трёх телегах поместится или на десятке вьючных коней, шансы успеть его доставить к концу навигации в Мурманск были реальные. После долгих секретных совещаний Николай с десятком завербованных шведских офицеров отбыл в Мурманск, сопровождая очередной груз железных слитков из мастерских Кируны. После года своего отсутствия майор не узнал некогда пустынную бухту. Кроме выстроенного острога, нескольких казарм и мастерских, вырос целый посёлок уютных домиков для мастеров. Рядом с верфью, где заканчивали постройку второго мурманского коча, за месяц успели соорудить причал.

Возле него прочно стояли на якорях две шхуны и три коча, бывшие в собственности Петра. И ещё два зафрахтованных поморских судна выгружали бочки слабосолёной сёмги и бухты конопляных канатов, заказанных Еленой Александровной ещё в Холмогорах. Эти же поморы обещали через месяц доставить груз парусины для двух судов. Николай обрадовался знакомым кормщикам, с которыми нашёл общий язык ещё год назад. Мужики были опытные, надёжные и рисковые, несмотря на это. Они с недоверием отнеслись к предложению Николая, но аргументы его силы и возможности ходили по берегу. Одних пленных шведов почти полтысячи работало на верфях и мастерских. Не считая двух тысяч перебравшихся шведских мастеров с семьями.

Поморы отлично видели уважение, с каким к Николаю обращаются пленные офицеры, заносчивые шведские дворяне. Ещё сыщик напомнил им, как легко добился подорожных грамот у воеводы Прозоровского, известного мздоимца. И добился своего – кормщики ударили по рукам. Итого в распоряжении магаданцев оказались семь судов с экипажем. На борт они могли взять не более полусотни бойцов на корабль, чего по прикидкам офицеров хватало для выполнения плана. К погрузке Николай приступил сразу, после достигнутого соглашения. На все семь судов установили по три пушки, по одной на каждый борт и на нос. В трюмы загрузили боезапас, по три десятка снарядов на орудие.

Последними на корабли погрузили меха для торговли, да полсотни бойцов сопровождения с ружьями заняли свои места в трюме. У командиров и пары лучших стрелков на каждом судне на вооружении были нарезные винтовки. Каждое судно оборудовали рацией, после чего целым караваном отбыли на запад. Шла середина короткого северного лета, кормщики спешили, подняв на мачтах флаг с Андреевским крестом, именно такой военно-морской флаг Магадана утвердили ещё зимой в Форт-Россе. За короткие две недели пути спешившие под невиданным в мире флагом корабли ни с кем не встретились. Ещё неделя ушла на таможенные хлопоты и лавирование в скоплении датских островов, где кормщики удивлялись спокойствию Николая, равнодушно отсчитывавшего золотые и серебряные монеты таможенникам.

Каждый день майор подолгу проводил у радиста в рубке, как назвали мизерную каюту, выделенную на всех кораблях для радистов. При этом Николай выгонял хозяина каюты в коридор, заставляя караулить всё время переговоров, чтобы не подслушали посторонние, те же матросы, например. Согласовывать майору было что: по просёлочным дорогам Швеции все три недели, обходя крупные города с гарнизонами, избегая встреч с представителями власти, от Кируны к Стокгольму двигался почти тысячный отряд магаданцев. Петро переодел бойцов в трофейную форму, посадил их на телеги с заводными лошадьми, что позволяло отряду без особых проблем проходить по тридцать-сорок километров в сутки. Кого из местных властей в военное время заинтересует полк, проходящий мимо городка? Не зашли на постой, не ограбили горожан, и слава богу. Тем более что в составе полка были несколько настоящих шведских офицеров, согласившихся на предложения Петра и Николая.

С собой у магаданцев были два десятка пушек, сотня гранат и по пятьдесят патронов на брата. Кроме того, двадцать лучших стрелков получили нарезные винтовки, пристреливали их по вечерам, привыкая к оружию. Когда магаданский морской торговый караван был в одном дне пути от Стокгольма, Пётр сообщил майору по радиосвязи, что его бойцы достигли конечного пункта. Оставшееся время, пока семь судёнышек спешили добраться в порт шведской столицы, разведчики Петра, знавшие шведский язык, под видом финнов и лапландцев бродили по Стокгольму, уточняя точное расположение объектов, их охрану. Всё это давно было указано на картах, имевшихся у всех десятников, но лишняя проверка не помешает.

Поздно вечером семь торговых судов с грузом северных мехов прибыли в порт Стокгольма, от каждого судна торговые представители дисциплинированно отправились в таможенную службу, где честно заплатили торговую пошлину заранее, до прибытия чиновников на суда. Встретив такую законопослушность у диких северных торговцев, начальник портовой таможни отложил проверку судёнышек дикарей. Длинный летний день уже подходил к концу, измотанный дневными хлопотами чиновник отложил свой визит на утро. Деньги, правда, взял, выдав бирку с указанной суммой пошлины и сроком пребывания в порту. Пригрозив, если товар завтра по списку не сойдётся, крупным штрафом, таможенник отправился домой.

Ночью, едва стемнело, Николай вновь заперся в каюте радиста, наступал решающий момент. Два офицера последний раз поминутно согласовали планы, сверили часы и объявили личному составу три часа на сон. В три часа ночи шведская столица проснулась от ружейной стрельбы в порту. Пока обыватели гадали, прислушиваясь к затихающему шуму выстрелов, кого же задержала доблестная городская стража, сами стражники в это время со всего города сбегались к порту, боясь услышать пушечные выстрелы. С облегчением ветераны прислушивались к стрельбе, перемешавшейся по территории порта, и не сомневались, что всё в порядке. Просто портовая стража вылавливает контрабандистов, и задача городских защитников помочь не дать контрабандистам вырваться из порта в город.

Лишь начальники городской и портовой стражи одевались, не сомневаясь, что придётся оправдываться в поднятой суматохе. Долго и нудно, независимо от степени вины, доказывать, что стражники исполняли свой долг, а не перепились и стреляли по бродячим псам, как случилось год назад. Тогда обе ночные смены стражников набрались в портовых трактирах и не нашли ничего более азартного, как поспорить, кто лучше стреляет. По собакам никто из спорщиков попасть даже не пытался, стреляли по бутылкам. После чего подрались, как всегда, между собой, с кем ещё драться стражникам в четыре часа утра… А обоим командирам пришлось почти месяц оправдываться перед бургомистром, не считая увольнения пьяниц и драчунов.

Так что независимо от причины стрельбы командиры стражи с дежурными отделениями спешно направились к порту – разбираться, что случилось. Тут уже не до раздела территории, хотя обычно городской страже вход в порт был заказан. Оба начальника стражи встретились у входа в порт, вместе выслушали доклад дежурного и облегчённо вздохнули. Стрельба из мушкетов, хотя и оживлённая, шла исключительно на шести военных кораблях, стоявших на рейде, да на обоих орудийных фортах, закрывавших вход в гавань. Командиры совещались недолго, понимая, что простого наблюдения им не простят. Соваться на военные корабли было, однако, ещё опаснее, нежели промолчать. В военное время стражников капитаны кораблей просто утопят, ничем не рискуя, да ославят их командиров перед королём и бургомистром.

Но оба служаки пришли к выводу, что поинтересоваться у караула артиллерийских фортов, что случилось, никто не запретит. Всё же обе батареи стоят на городской и портовой земле. Да и артиллеристы, хоть и считают себя белой костью, не так заносчивы, как моряки. Поди, объяснят причину ночной стрельбы, не сочтут за обиду… Для поднятия авторитета командир портовой стражи лично решил прогуляться к ближайшему форту, а у начальника городских стражников появились иные заботы. Теперь уже в городе забухали глухие мушкетные выстрелы, самое страшное – в районе королевского дворца, затем у казарм, возле цейхгауза с оружием. Последняя пальба обозначилась у казначейства.

Рассуждать некогда, командир бросился со всех ног к королевскому дворцу, велев посыльному поднимать всех, кто живёт поблизости, гнать со всех ног к казначейству. Да ополчение пусть поднимают и городскую милицию, к цейхгаузу идут, оружие охранять. Не до казарм, решил глава городской стражи, пусть эти лентяи сами разбираются, кто стреляет, чем стражников задирать у трактиров. До королевского дворца недалеко от порта, по прямой едва одна верста наберётся, но запыхался глава стражников основательно. Еле переводя дух, дал себе клятву меньше жрать и больше ходить пешком, если живым останется после сегодняшнего переполоха да с должности не прогонят.

Всё же городские стражники к королевскому дворцу опоздали, магаданцы успели захватить все входы в здание, установили там пушки. Пары выстрелов картечью по приблизившимся стражникам хватило, чтобы всяческое движение вблизи королевских апартаментов прекратилось надолго, почти до обеда. Зачищали дворцовые помещения с шумом, жёстко, подавляя выстрелами в упор любой намёк на сопротивление. Опыт восемнадцатого столетия с его гвардейскими переворотами, да и революций двадцатого века, подполковник российской армии Пётр Головлёв изучил неплохо. Потому, кроме захвата королевского дворца, отдельные отряды блокировали казармы с войсками, заняли цейхгауз (арсенал) и казначейство. Надо бы, как у классиков, захватить ещё почту, телеграф и телефон, но жаль, их ещё не построили.

Хотя за неимением вокзала диверсионные группы с магаданских кораблей захватили береговые батареи и высадились на всех крупных военных кораблях шведов. Благо ночью, в своём порту, особой бдительности вахтенные не проявили, а потом стало поздно. Попытки нескольких офицеров навести порядок пресекли беглым огнём из ружей и револьверов. Магаданцы блокировали орудийные палубы и трюмы, согнали команды в запертые помещения. Фортам на берегу пришлось немного пострелять по своим, шведским, стражникам, окончательно введя городское руководство в ступор. Зато в рядах победивших магаданцев всё шло по плану, связь со всеми отрядами была постоянной.

В королевских палатах Николай и Пётр, с участием завербованных шведских офицеров, вели переговоры с королём Юханом Третьим. Удручённый монарх только к полудню понял, что существует Магаданское царство, которое совсем не Московское. К этому времени содержимое подвалов казначейства начало перекочёвывать в трюмы магаданских кораблей. Бургомистр и военный комендант столицы мрачно изучали требования выкупа, предоставленные на бумаге парламентёрами. Утром у кого-то из жителей столицы ещё оставались надежды, что всё не так плохо, всего лишь взбунтовались моряки, но невиданные флаги неизвестного царства, поднявшиеся на захваченных кораблях, береговых батареях и, о боже, над королевским дворцом, не способствовали хорошему настроению.

Попытки городской милиции и остатков городской стражи освободить запертых в казармах солдат закончились таким жестоким и скорым расстрелом, что всё руководство Стокгольма оказалось полностью деморализовано. Вечером посыльные принесли собственноручное приглашение от шведского короля Юхана к нему, в королевский дворец. Не выполнить волю короля, хоть и пленённого, было невозможно. Впрочем, король гарантировал всем приглашённым безопасность и свободу. Так что утром второго дня понурые процессии потянулись во дворец. Туда же магаданцы конвоировали всех пленных офицеров с захваченных кораблей и казарм, но без оружия. Такое соседство немного воодушевило горожан: чего брать с мирных обывателей, коли сами защитники короны в плену?

Речь шведского короля Юхана Третьего внесла некоторое смятение в мысли всех присутствовавших на приёме, однако и дала повод радоваться. Во-первых, никакого выкупа за короля собирать не придётся, непонятные представители Магаданского царства ограничились захваченной казной. Во-вторых, Швеция немедленно отправляла посольство к русскому царю Ивану Четвёртому для скорейшего заключения мира, с сохранением всех захваченных московитами земель и городов. Взамен заключённого мира магаданцы обещали помочь шведам в войне в Европе, против Речи Посполитой. Тамошние земли гораздо богаче и привлекательнее для деловых людей Швеции, нежели болота Прибалтики. Так что отданная магаданцам Кируна и часть территории на севере никого не взволновали. Да и земли там были практически чужие, норвежские, чего бы не подарить чужое…

О таких мелочах, как захваченные корабли, на фоне освобождения короля, никто не заикнулся, но представитель магаданцев без всякого стеснения объявил, что на кораблях будут служить шведские же экипажи и пушкари. Позднее корабли будут перевооружены новейшими скорострельными орудиями. В ближайшее время несколько сотен шведских офицеров отправятся к магаданцам в гости именно на этих кораблях, на обучение. Для шестнадцатого века подобные молниеносные перемены внешней политики были редкостью, однако даже пленные офицеры смолчали, увидев в принятых королём решениях известную долю здравого смысла. О безуспешной осаде Кируны знали все присутствующие, мериться силами с таким сильным противником, как непонятные магаданцы, никто не собирался.

Пусть лучше они помогут против поляков, дадут оружие, а там будет видно, всё может измениться. Так что решение короля подписать мирный договор с Магаданским царством на упомянутых условиях прошло, риксдаг через день утвердил достигнутые с магаданцами договорённости, куда деваться. Альтернативой оставался грабёж захваченной столицы, чего никто не хотел. Хватит того, что магаданцы вынесли все английские и польские склады, выгребая не только сукно и зерно, но и самих англичан с поляками. Через месяц, когда с Руси пришло подтверждение о подписанном мире, караван из трёх десятков судов покинул шокированный Стокгольм, увозя всю магаданскую армию, шведских офицеров и пушкарей, а также полные трюмы товаров, не только конфискованных, но и купленных вполне честно, за уральские меха. Шведы боялись сбивать цену у оккупантов, вынужденно оплачивая меховую рухлядь по европейским расценкам.

Тем более что даже такие цены оказались выгодны, магаданцы закупили огромное количество зерна и муки, солёной рыбы, тканей, колониальных товаров, вроде кофе, сахара, табака. Как шутили купцы, оглядываясь, почаще бы такие оккупанты столицу захватывали, убытки только королю, а честным торговцам невиданная прибыль. Поведение чужаков так выделялось своим спокойствием, уверенностью, соблюдением обещаний, что несколько десятков мастеров и ремесленников, из обнищавших, конечно, заключили контракты на пять лет и отплыли на север со щедрыми работодателями. А что делать, когда за долги того и гляди дочь на панель придётся отдать?

Датские проливы караван проходил под двумя флагами, магаданским и шведским, чтобы датчане не приставали с пошлиной. В Северном море корабли шли только с Андреевскими крестами, вполне мирно разошлись с английской эскадрой. Видать, британцы не знали ещё, что их купцов магаданцы ограбили в Стокгольме. Однако у Петра руки чесались самим напасть на англичан. Лишь полные трюмы людей и товаров удержали подполковника от нападения на подданных английской короны, прочно занявших в его душе место не выросших ещё америкосов. Николай остался со взводом ветеранов в Стокгольме, крепить дружбу и оперативные позиции. Кроме нескольких раций с радистами Пётр оставил другу два десятка пушек и сотню ружей, стрелков под них майор обещал набрать и натаскать из местных. Пока король Юхан приносит магаданцам пользу, надо его защитить. А два десятка орудий вполне вынесут любого агрессора из Стокгольмского порта. Да и береговые форты свою задачу выполнят, в прошлой истории вроде Стокгольм никто не захватывал.

Пётр спешил домой, в Мурманск, к жене и сыну, надо успеть до осенних штормов. Работы на зиму непочатый край: пушки делать, шведов тренировать, гостинцы на Урал отправить, через Холмогоры, обратно порох и взрывчатку забрать. Может, кого сманить в Мурманск получится?