Тритон попросил сделать небольшую остановку – последние полчаса пути чувствовал он себя неважно: навалилась слабость, начало подташнивать, закружилась голова. Выбрали безопасное место, скинули рюкзаки. Наймит принялся начищать оружие, Малёк решил осмотреться. Его никто не бросился останавливать – ни у кого не было сил.

– Будь осторожен, – только и смог произнести сталкер. Вид у него был усталый, лицо бледное, как маска смерти, под глазами – темные круги.

Малёк кивнул. Далеко ему и самому не хотелось идти, да и вообще топать куда-то уже не было никакого желания, если бы не одна деталь, которую он заприметил шагах в двадцати от того места, где группа устроила привал. Привлекло внимание паренька странное дерево без кроны, ствол которого был густо оплетен лианами и мхом. При ближайшем рассмотрении стало понятно, что это искусственная конструкция. Что-то бетонное. Похожее на постамент.

– Это же памятник Ленину! – воскликнул Малёк, вглядываясь в едва узнаваемые черты статуи.

За долгое время монумент сильно поистрепался. Рука, когда-то направленная вперед, теперь безвольно, словно перебитая в бою, повисла, как на сухожилиях, на железной арматуре. Ноги борца революции утопали в буром ковре из мха и плесени.

– Чего? – спросил Наймит, подняв голову.

– Это памятник Ленину! – повторил Малёк.

– Верно, – подтвердил Тритон. – Видимо, тут когда-то была улица или даже площадь. Ильича раньше часто на площадях ставили. Видишь, как теперь все природа обратно себе отвоевала? А ты, кстати, откуда про Ленина знаешь?

– Я… я… – Малёк растерялся. – Само из головы всплыло. Как только лицо увидел. Я, кажется, стоял когда-то у такого памятника. Не помню только зачем. С цветами, вроде. Обрывки какие-то в голове появляются.

– Понятно, – махнул рукой Наймит. – На свидание кого-то, видимо, приглашал, дело молодое. Вспоминать, значит, начинаешь?

– Наверное! – радостно воскликнул Малёк, вглядываясь в монумент – вдруг еще что-то всплывет в голове?

Но, как назло, ничего больше не вспоминалось.

– Слышь, Тритон? – обернулся Наймит к другу. – А может, и не надо их ни к какому лекарю? Пока дойдем, сами все вспомнят.

– А нам и так уже не надо к врачу! Побывали уже у одного, – ядовито заметила Вобла. – То, что надо, я уже вспомнила.

– Это ты про другую реальность? – хмыкнул Голубец.

– Да.

– Это могут быть ложные воспоминания! Может, ты головой приложилась хорошенько, вот тебе и померещилось всякое. Ну какие еще другие миры?! Бред!

– Никакой не бред! Говорю же тебе, я вспоминала сам переход! Мы из другого мира!

Наймит тяжело вздохнул.

– Недаром говорят: если человек – дурак, то это надолго. А если долбанутый – то навсегда.

– Иди ты… сам знаешь куда! – прошипела Вобла, посмотрев на собеседника полным льда взглядом.

«От той запуганной девочки, которую я вытащил из горящего дома, не осталось и следа. Значит, память, а вместе с ней и привычки, и характер, возвращаются на прежнее место», – отметил про себя Тритон.

– И я говорю правду. Не знаю, как такое возможно, но я действительно не из этого мира. В моем мире этой всей гадости с Судным днем не было!

– Будет, – спокойным тоном произнес Наймит, начищая оружие и насвистывая простенькую мелодию себе под нос. – Всегда этим заканчивается. Любой праздник.

– С чего это ты так решил? – вдруг подключился к разговору Малёк.

Голубец смерил его пристальным взглядом, но колкостью отвечать не стал. Сказал:

– Я тут давеча с одним попом пил. Ну, он бывший, конечно, поп, сейчас какие-то мутные темы отрабатывает, у него и приход свой был, и в церкви он служил, – все как положено. Пока Судный день не произошел. И церковь его, и людей вместе с ней – все подчистую смело. А он остался. И он с тех пор расстригся. Или как там у них это называется правильно? В общем, ушел из попов. Так я ему по пьяной лавочке тоже начал на мозоль его больную наступать: как, мол, так, что всех – и плохих, и хороших, – под один топор пустили? Вроде же там, в небесной канцелярии, должны были помиловать кого-то? Ну, кто молился, посты держал и прочее. А он мне такую интересную вещь сказал. Бог, говорил он, просто на примирение с дьяволом пошел. Представляешь? Как это, спрашиваю у него. Не понял чего-то я тут логики его. А все просто, отвечает он и такую мысль толкает. Дескать, изначально предметом раздора у Бога и дьявола был человек. Один хотел, чтобы человек без грехов жил, другой, наоборот, всячески соблазнял бедолаг земных. Ну, эта тема всем известная. И так, через человека, они, Бог и дьявол, вроде бы как спорили вечно между собой. Но, поняв, что это бесполезное дело, решили на примирение пойти. Ну и уничтожили человечество как предмет раздора. Представляешь? «Так не достанься же ты никому!». У этого попа, с которым я пил, малость по этому поводу крыша потекла. Он много еще разного говорил. Так что, братец, – Наймит, чуть улыбаясь, пристально посмотрел на Малька, – даже если и есть где-то другие миры, то их тоже такая же участь ждет. Все когда-нибудь заканчивается. И вашу землю, ваш мир, когда-нибудь уничтожат.

Малёк хотел что-то ответить, возразить, но не нашел нужных слов, запыхтел, покраснел, да так ничего и не сказав, отвернулся в сторону.

Тритон внимал россказням Наймита вполуха. Все эти истории он слышал уже не один раз – Голубец любил поболтать, когда сталкер приходил к нему в магазинчик. Беспокоило здоровяка сейчас другое – собственное состояние. Слабость то накатывала волной, не давая даже пошевелить и пальцем, то трусливо отступала, и во всем теле чувствовалось что-то сродни тому, когда жахнешь пару энергетиков. Но продолжалось это облегчение недолго. Вновь наваливалась пыльная усталость и душила, не давая сделать вдох. Становилось тяжело дышать, сердце начинало биться как-то лениво, словно бы через силу. Кружилась голова, а на уши давило, словно бы Тритон находился глубоко под водой. В такие моменты подкатывал беспричинный страх.

«Да что же это такое, черт возьми?!» – заругал сам себя сталкер, не в силах совладать с эмоциями.

Глоток воды помог слабо. Тут надо было принять что-то покрепче.

И вдруг ему подумалось – эта мысль пришла словно бы из ниоткуда, но напугала до чертиков, всколыхнула чувство безнадежности: «А что, если это все – всего лишь плод моего воображения? – От страха у него даже сперло дыхание. – Вот это все, что происходит сейчас, этот горящий дом, из которого я вытащил вот этих двоих, ущербных, эти шахты с дикарями внутри, вся эта беготня по Чащобе – что, если все это всего лишь галлюцинация? Ничего этого на самом деле нет. И не было. Ни Судного дня. Ни многих месяцев и лет страданий и одиночества. Ничего этого не было. А была лишь авария, и я сейчас лежу там же, на асфальте, под дождем и умираю, а мозг рисует эти галлюцинации».

Тритон читал когда-то статью в одном научно-популярном журнале. Старый ученый в ней давал свою версию рая и загробной жизни. По его теории получалось, что когда человек умирает, его мозг погибает не сразу, а постепенно. Сначала выключаются основные функции, отвечающие за дыхание, биение сердца, потом – участки, ответственные за восприятие окружающего мира. И как только отмирает восприятие времени, то человеку, в те оставшиеся мгновения его жизни, кажется, что наступает вечность.

«Тритон, ты ведь сейчас лежишь на мокром асфальте, на той злосчастной трассе, где тебя угораздило перевернуться на машине, и умираешь. Марта умирает рядом. Или уже умерла».

Сталкер дернулся, хлестанул со всей силы себя пятерней по щеке. Боль немного отрезвила разум. Но лишь на мгновение. Мысль о том, что все происходящее – всего лишь сон, вновь вернулась. От страха у здоровяка затряслись руки.

«Очнись! Очнись! Очнись же!»

И вновь вспышка – и очередное озарение.

«Ведь у тебя есть пистолет. Подставь его к виску и нажми на курок».

Тритон вздрогнул. Это было круто даже для него. Никогда, даже в самые тяжелые и черные минуты одиночества и печали, не думал он о самоубийстве, даже мельком.

Дрожащими руками Тритон достал пистолет, посмотрел на него так, словно видел в первый раз.

«Очень просто. Не надо никаких мыслей и терзаний, просто нажми на курок – и все. Настоящий ты – там, по ту сторону сна. Пробуди себя. Ну же!»

И эта мысль, словно яд, начала проникать все глубже и глубже в подсознание, не оставляя шансов на спасение. Сталкеру стало тяжело дышать.

Он оттянул затвор, приставил ствол к виску. «Действительно, что может быть проще? Просто. Нажать. На. Курок».

– Тритон, ты чего? Ты чего удумал?! – раздался откуда-то, словно из толщи воды, голос Воблы. В мутном белом тумане сталкер едва разглядел силуэт девушки – она бросилась к нему.

Раздался выстрел.

От этого грохота подскочил Наймит, о чем-то глубоко задумавшийся за чисткой оружия.

– Ты что, мать твою! – закричала Вобла. Голос ее, как и руки, дрожал. Успела. В последний момент она успела. Пуля ушла верхом, не задев голову сталкера. – Ты что, рехнулся?! – повторила девушка.

– Что случилось? – подскочил Голубец. Увидев в руках товарища оружие, он понял все без слов.

– Этого ничего нет, – севшим голосом ответил Тритон, глядя в одну точку. – Тебя нет. Их нет. Ничего нет. Я это все придумал.

Сталкер поднял пустой, безжизненный взгляд и вдруг зашелся сухим трескучим смехом, словно ветер начал раскачивать давно проржавевшие качели.

Малёк невольно вжал голову в плечи, не на шутку перепугавшись. Не по себе стало и остальным.

А сталкер продолжал хохотать. Из глаз его брызнули слезы. Он смеялся до хрипоты, горло его начало саднить, будто туда засыпали битого стекла, но смех продолжал вырываться наружу.

– Возьми себя в руки, – наконец произнес Наймит, подсаживаясь к другу и обнимая его. – На-ка вот лучше хлебни.

Фляжка с водой перекочевала в руки к Тритону. Тот нехотя глотнул.

– Этого нет. Ничего нет, – заплетающимся языком сообщил он, пытаясь поймать Вову за руку. – Понимаешь? Ни-че-го.

– Что это с ним? – шепотом спросил Малёк, выглядывая из-за спин товарищей.

Наймит пожал плечами, повернулся к девушке:

– Что случилось-то?

– Сидел просто, о чем-то своем думал. Потом, гляжу, пистолет достал. Долго так его рассматривал и к виску вдруг приставил. Я еле успела. Еще бы чуть-чуть – и вышиб бы себе мозги.

– Может, место нехорошее тут? – предположил Малёк, недоверчиво оглядываясь. Деревья в темноте напоминали ему чудовищ и осьминогов. – Радиация какая-нибудь? Или еще чего?

– Может быть, – согласился Наймит. – Аномалия, может, где притаилась. Или псионик мозги жарит. Хотя, я ничего не чувствую. А ты?

– Я тоже ничего, – ответил парнишка. – Спать только охота.

– Я вот думаю, сниматься с места нам надо. Пусть Тритон малёха покемарит пока, успокоится, а потом пойдем. Оружие только его заберу на время, от греха подальше.

– Это правильно, – кивнул Малёк. – Оружие лучше забрать. А то, глядишь, и нас пришлепнет, даже не поморщится.

Наймит с укором посмотрел на юнца и, не скрывая презрения, спросил:

– И где таких берут только?

– Чего? Я что-то не так сказал? Он ведь и правда может пришлепнуть нас всех, пока мы спим. Ты, может, еще и отобьешься, а мне он сразу голову свернет, как цыпленку.

– Я не позволю, – злобно улыбнулся Голубец. – Первый это сделаю.

– Да ну тебя к лешему, – отмахнулся от него Малёк, вновь усаживаясь на пригретое у костра место.

Вдали в кустах хрустнула ветка. Потом другая.

– Кто там? – испуганно прошептал парнишка.

Ему не ответили. Вместо этого над самым его ухом просвистело две пули. Малёк охнул, повалился на землю. Вновь раздались выстрелы, а потом грозный крик:

– Сейчас я их всех убью!

– Кажется, отдых откладывается, – недовольно проговорил Наймит, готовя оружие.