Переговоры о мире или перемирии, согласно мусульманской концепции священной войны, заняли целый год. В затяжной дипломатической игре участвовали матримониальные планы короля Ричарда, его обмен любезностями с Саладином (и его братом аль-Адилем) и бесконечные военные операции (Аскалон, Яффа, Арсуф), в которых франкская жестокость к пленным в Акре привела к аналогичным репрессалиям султана. Только в сентябре 1192 года было достигнуто соглашение, которое, по сути, санкционировало status quo. В этом соглашении мало что напоминало мусульманам о первых великих победах 1187 года, поэтому Саладин принял его с большой неохотой и только под давлением измученной и недисциплинированной армии. Плану вытеснить франков обратно к морю, который в какой-то момент казался вполне реальным, пришлось ждать реализации еще сто лет. Основные источники этой главы – Баха ад-Дин и Имад ад-Дин.

В 26-й день месяца Рамадан 587 / 17 октября 1191 года аль-Малик аль-Адиль выполнял обязанности командира авангарда, когда неожиданно получил от короля Англии предложение направить к нему гонца. Аль-Малик направил к нему ибн ан-Наххаля, приятного молодого человека, выполнявшего обязанности его секретаря. Встреча состоялась в Язуре, куда этот король прибыл с большим отрядом пехотинцев, который затем разошелся по равнине. Они провели порядочно времени, разговаривая о мире, и король произнес такие слова: «Я сдержу обещание, данное моему другу и брату», – подразумевая под этими словами аль-Малика аль-Адиля; и секретарь сообщил эти слова аль-Малику аль-Адилю. Он также написал и передал с этим гонцом письмо, предназначенное султану, в котором были следующие слова: «Передай ему привет и скажи, что и мусульмане, и франки доведены до крайности; их города разрушены, а человеческие ресурсы и припасы обеих сторон исчерпаны. Пора все это остановить. Вопрос заключается в Иерусалиме, кресте и земле. Иерусалим для нас объект поклонения, от которого мы не откажемся, и твердо намерены ни в коем случае не сдавать этот город, сражаясь за него до последнего человека. Что касается земли, она должна принадлежать нам вплоть до той стороны реки Иордан. Что касается креста, для вас это всего лишь кусок дерева, но для нас он бесценен, и, если султан милостиво передаст его в наши руки, мы заключим мир и получим возможность перевести дух после длительной усталости».

Ознакомившись с содержанием этого послания, султан созвал своих советников, чтобы посовещаться с ними о том, как ответить английскому королю. После чего написал ему так: «Иерусалим наш в той же степени, что и ваш, и нам он дороже, чем вам, ибо это место, куда совершил ночное путешествие наш Пророк, и то место, где соберется наша община в день Страшного суда. Поэтому не думайте, что мы отдадим вам этот город или что мы позволим уговорить себя в этом вопросе. Что касается земли, она тоже изначально принадлежала нам, а вы пришли и отобрали ее. И если вам и удалось захватить ее, то лишь по причине слабости мусульман, которые раньше владели ею. Аллах не позволит вам поставить камень на камень в этой стране, пока идет война. Наконец, что касается креста, то обладание им является нашим большим преимуществом, и мы не можем отдать его вам без выгоды для Ислама». Таков был ответ, который гонец повез королю Англии.

В 22-й день месяца Рамадан / 20 октября аль-Малик аль-Адиль призвал к себе меня, а также Алам ад-Дина Сулеймана ибн Жандара, Сабик ад-Дина, повелителя Шейзира, Изз ад-Дина ибн аль-Мукаддама и Хусам ад-Дина Бишара. Он сообщил нам о предложении, сделанном английским королем его посланнику, которое заключалось в следующем: чтобы аль-Малик аль-Адиль женился на сестре короля (Джоанне Сицилийской, вдове Вильгельма II), которую тот, направляясь в Палестину, привез с собой из Сицилии после смерти ее супруга, короля этого острова; она должна была жить в Иерусалиме, и ее брат был готов передать ему те города Палестины, которые ему принадлежали, а именно Акру, Яффу и Аскалон, а также относящиеся к ним земли. Султан, со своей стороны, должен был подарить аль-Малику аль-Адилю все принадлежавшие ему города Палестины и провозгласить его королем этих регионов. Аль-Адиль должен был сохранить за собой все те города и наделы, которые тогда ему принадлежали; Истинный крест следовало возвратить франкам; деревни и укрепления, принадлежавшие храмовникам и госпитальерам, должны были остаться их владениями. Всех пленных мусульман и франков следовало отпустить на свободу, а король Англии должен был взойти на корабль и вернуться в свою страну. Король полагал, что таким образом можно было бы уладить все проблемы.

Таковы были предложения, доставленные посланником аль-Адиля королю Англии. Аль-Адиль счел их реалистичными, призвал нас к себе и велел нам передать султану послание. Я должен был выступать в качестве главы посольства и сообщить султану о встрече с королем. Если бы султан одобрил план и решил, что он может пойти на пользу исламу, мы должны были засвидетельствовать согласие и одобрение султана. А если бы он отклонил это предложение теперь, когда переговоры о мире приняли конкретные формы, мы аналогичным образом должны были засвидетельствовать его отказ. Когда мы предстали перед султаном, я изложил ему все вопросы, а затем, в присутствии вышеозначенных людей, прочел письмо. Султан немедленно согласился на эти предложения, ибо прекрасно знал, что король Англии их не выполнит и что это всего лишь лукавство и насмешка с его стороны. По моей просьбе он выразил свое формальное согласие, трижды четко сказав «да» и призвав всех присутствовавших быть свидетелями его обещания. Получив его согласие, мы вернулись к аль-Малику аль-Адилю и сообщили ему обо всем, что случилось. Мои коллеги заявили, что я несколько раз предупреждал султана о том, что я должен засвидетельствовать его согласие и что он незамедлительно одобрил весь план.

В 5-й день месяца шавваль нам сообщили, что в качестве посла Маркиза, повелителя Тира, прибыл повелитель Сидона. Мы уже несколько раз вели с ним беседы, и он заявлял, что желает порвать с франками и объединиться против них с нами. Причиной этого стала ссора между Маркизом и другими франкскими правителями в связи с его женитьбой на жене брата короля Ги (на самом деле на сестре жены Ги – именно Ги, а не Годфруа, как его обычно называет Баха ад-Дин; Изабелла Анжуйская была сестрой королевы Сибиллы; она вышла замуж сначала за Хамфри Торонского, а потом за Конрада Монферрата). Этот брак был скандальным по религиозным меркам. Из-за него начались разногласия. Маркиз, заботясь о своей личной безопасности, под покровом ночи бежал в Тир, взяв с собой жену. Затем он обратился к султану, стремясь заручиться его поддержкой. Мусульманам был на руку разрыв Маркиза с франками, ибо в его лице враги лишились наиболее энергичного предводителя, самого опытного воина и мудрейшего из советников. Когда султану доложили о прибытии его посла, он приказал оказать ему самый пышный прием. Для него был разбит шатер, в котором находились подушки и ковры, достойные королей и великих людей. По приказу султана ему предложили спешиться там, куда доставили багаж, чтобы он мог немного передохнуть перед беседой.

В 19-й день месяца шаввал султан дал аудиенцию и приказал привести к нему повелителя Сидона, чтобы услышать его послание и заявление. Я был при нем, когда к нему вошли посол и его свита. Султан оказал ему самый любезный прием, поговорил с ним, а затем приказал устроить для них великолепный пир. После еды он отвел их в сторону: посланники просили султана заключить договор с Маркизом, повелителем Тира; в последнее время к его партии присоединились некоторые влиятельные предводители франков, такие как повелитель Сидона и другие известные предводители. Мы уже рассказывали о его позиции. Султан ответил, что он очень хочет заключить с ним мир, но при условии, что тот открыто порвет с заморскими франками. Маркиза можно было побудить сделать такой шаг благодаря страхам, которые он испытывал, а также тому, как франки отнеслись к его женитьбе. Султан был расположен заключить этот договор на определенных условиях, которыми он рассчитывал посеять раздор в среде франков и вызвать вражду между ними. Внимательно выслушав посланника, султан обещал дать окончательный ответ позже, и тот удалился в поставленный для него шатер.

Вечером того же дня в лагерь султана с посланием от короля Англии прибыл сын Хамфри, один из больших франкских лидеров и королей. Говорят, в его свите находился человек, которому было сто лет. Султан послал за ним и выслушал его слова. Он передал следующее: «Король говорит: «Мне нравится твоя искренность и стремление к дружбе. Я сказал, что передал бы твоему брату все прибрежные регионы, и я хочу, чтобы ты был судьей между нами в разделе земли. Однако мы обязательно должны обладать частью Иерусалима. Я желаю, чтобы ты поделил землю так, чтобы ни ты не получал никаких упреков со стороны мусульман, ни я – со стороны франков».

Султан сразу же ответил на это послание, обещая уладить все проблемы, и немедленно отпустил посла. Это послание произвело на него глубокое впечатление. Как только посол уехал, он послал кого-то вслед за ним, чтобы поговорить о пленных – это дело следовало улаживать отдельно. Ему ответили: «Если будет мир, то это будет всеобщий мир, – сказал он (предположительно, посол короля Англии, но возможно, и Саладин), – в противном случае о пленных не может быть и речи». Настоящая задача султана состояла в том, чтобы не допустить заключения мира. Когда аудиенция закончилась и посланники удалились, султан обратился ко мне и сказал: «Если мы заключим мир с этими людьми, ничто не защитит нас от их предательства. Если я умру, то может оказаться сложным собрать армию, подобную моей, а тем временем враг может стать сильнее. Лучшее, что можно сделать, – это продолжать священную войну до тех пор, пока мы не прогоним всех их с побережья либо пока не умрем, пытаясь сделать это». Таково было его личное мнение, но он делал шаги в сторону мира под внешним давлением.

В 21-й день (в тексте – 11-й день, что не согласуется с предыдущей хронологией) месяца шавваль / 11 ноября султан призвал к себе эмиров и государственных советников, чтобы изложить им предложения Маркиза, которые он был весьма склонен принять. Следовало обсудить, стоит ли позволить ему овладеть Сидоном при условии, что он открыто порвет с франками и присоединится к нам в активном противостоянии им. С другой стороны, на султана произвели впечатление предложения, сделанные королем Англии в качестве основы для договора. Он просил ряд городов в прибрежных регионах, перечисленных по названиям, предлагая отдать мусульманам холмистую местность, или же владеть этими городами пополам; в любом случае христианам следовало разрешить держать священнослужителей в монастырях и храмах Святого города. Король предоставлял нам выбирать между этими двумя вариантами, и совету предстояло решить, какой из них предпочесть. Затем он представил эмирам условия мирного договора, которые выдвигал король, и условия договора, к заключению которого стремился Маркиз, предложив им высказаться по этому поводу и решить, что предпочтительнее – предложения короля или предложения Маркиза. Он также велел им решить, на каком из выдвинутых королем предложений следует остановиться. Совет заключил, что если есть необходимость заключать мир, то следует заключать его с королем, поскольку невозможно рассчитывать на искренний союз между мусульманами и франками в Сирии и следует ожидать предательства с их стороны.

Таким образом, договор с Маркизом ни к чему не привел, и вопрос о мире обсуждался длительное время. Гонцы сновали взад и вперед, прежде чем удалось согласовать предварительные условия договора. Главное условие состояло в том, что король должен выдать замуж свою сестру за аль-Малика аль-Адиля, который, как ее супруг, получит во владение все города в прибрежных районах, независимо от того, принадлежат ли они мусульманам или христианам. Первые должны были быть дарованы аль-Адилю султаном; последние – братом принцессы королем. В своем последнем послании аль-Адилю король так выразился по поводу этого дела: «Все христиане выступили против меня за то, что я вознамерился выдать сестру замуж за мусульманина без получения разрешения папы, главы нашей религии. Поэтому я посылаю к нему посла и через шесть месяцев должен получить его ответ. Если он даст свое согласие, дело будет сделано; если нет, то я отдам тебе в жены одну из своих племянниц, ибо для этого разрешения папы не требуется». (Как указывает Баха ад-Дин в другом отрывке, сестра Ричарда была вдовой, а папское разрешение не нужно, если речь шла о девственнице; в реальности все эти матримониальные планы потерпели неудачу из-за возражения христиан против брака с мусульманином.) Пока все это происходило, враждебные действия продолжались.

Временами повелитель Сидона выезжал вместе с аль-Адилем, и они поднимались на какой-нибудь холм, чтобы осмотреть расположение войск франков. Всякий раз, когда враги видели их вместе, они прилагали новые усилия для подписания мира, ибо они боялись, что Маркиз заключит мир с мусульманами и тем самым подорвет силы франков. Такое положение дел сохранялось до 25-го дня месяца шавваль.

Юсуф, слуга повелителя Сидона, прибыл, чтобы от имени Маркиза вести переговоры о мире с мусульманами. Одним из условий, выдвинутых султаном, было следующее: Маркиз должен был порвать с иноземными франками и открыто выступить против них. Земли, которые он сумеет захватить у тех франков собственными силами, ему разрешалось оставить себе. А вся взятая нами земля аналогичным образом должна доставаться нам. Если же территория взята нами совместно, город доставался Маркизу, а нам – мусульманские пленники и то, что находится в городе. Маркиз должен был отпустить на свободу всех пленных мусульман, находившихся на подвластных ему территориях. А если бы король Англии передал ему управление страной по какому-либо заключенному между ними соглашению, следовало соблюдать мир на условиях договора, заключенного между нами и королем Англии, не считая города Аскалон и области за его пределами, которые не входят в договор. Прибрежные равнины должны были принадлежать Маркизу, а то, что мы тогда занимали, – нам, а то, что находилось меж ними, следовало поделить пополам. Посланник уехал сразу после того, как ему сообщили эти условия. (Кинжал убийцы вскоре положил конец этим интригам с Конрадом, который так и не увидел заключения перемирия.)

В месяце шабан 588 / конце августа 1192 года аль-Адиль (мусульманский представитель) прибыл в Яффу и поселился в шатре, разбитом за пределами города. Королю сообщили о его прибытии. Он велел привести его к себе вместе с остальными. Когда аль-Адиль передал ему проект договора, он сказал: «Я недостаточно здоров, чтобы прочесть его; но я торжественно заявляю, что заключу мир, и вот моя рука». Затем послы встретились с графом Генрихом и сыном Барзана (Балиан II Ибелинский), а также с другими членами совета и сообщили им о положениях договора. Все условия были приняты, даже те, которые касались равного разделения Рамлы и Лидды, и было решено, что договор должен быть скреплен клятвой в среду утром. Франки заявили, что не могут поклясться на нем прямо сейчас, потому что они в тот день ели, а по их обычаю клясться можно было только после поста. Аль-Адиль отправил гонца к султану, чтобы сообщить ему эту новость.

В среду, 22-й день месяца шабан, членов мусульманского посольства пригласили к королю, и он дал им свою руку. Они имели в виду принести клятву вместе с ним; однако он извинился и сказал, что короли не приносят клятву, и султан принял это заявление. Затем все присутствующие поклялись вместе с графом Генрихом и его племянником, который должен был стать его преемником в Палестине, и Балианом ибн Барзаном, повелителем Тверии. Госпитальеры, храмовники и все предводители франков присоединились к этой клятве. В тот же день послы султана пустились в обратный путь к своему господину. От франков их сопровождали сын Хамфри, ибн Барзан и некоторые другие военачальники. Они прибыли в мусульманский лагерь ко времени последней вечерней молитвы. Послы франков были встречены с почестями и размещены в специально разбитом для этого шатре соответственно их рангу. Затем аль-Адиль предстал перед султаном и сообщил ему о том, что произошло. На следующее утро, в 23-й день месяца шабан, султану был представлен королевский посол, который, взяв его царственную руку, заявил, что принял мир на предложенных условиях. Затем он и его товарищи попросили, чтобы аль-Малик аль-Адиль, аль-Малик аль-Афдаль, аль-Малик аз-Захир, Али ибн Ахмад аль-Маштуб, Бадр ад-Дин Йилдирим, аль-Малик аль-Мансур и все прочие правители, такие как ибн аль-Мукаддам из Шейзара, чьи владения граничили с землями франков, принесли клятву, что будут соблюдать условия договора. Султан обещал отправить с ними своего порученца к вышеозначенным правителям, чтобы принять их клятву. Королевский посол также дал клятву от имени князя Антиохии и Триполи, при условии, что мусульмане сделают то же самое от лица других мусульманских правителей. Если нет, договор аннулируется. Затем султан велел объявить в лагере и на базарной площади о наступлении мира во всей земле и о том, что христианам дозволен свободный проход и проезд по мусульманским территориям, а мусульмане могут свободно посещать владения христиан. Было также объявлено, что теперь по Сирии была открыта дорога для паломничества и что сам он принял решение совершить паломничество. Я присутствовал на совете, когда он принял это решение. После этого он приказал отправить сотню саперов в Аскалон для уничтожения стен этого города (одно из условий договора); он поручил командовать ими высокопоставленному эмиру, которому было дано указание проследить за тем, чтобы франки ушли. Отряд франков должен был сопровождать саперов и оставаться с ними до тех пор, пока укрепления не будут снесены, ибо христиане боялись, что мусульмане не станут их сносить.

Это был памятный день; лишь Аллаху ведомо, какая безграничная радость охватила оба народа. Впрочем, было известно, что султан заключил мир не совсем по своей доброй воле. По этому поводу он как-то сказал мне во время одной из наших бесед: «Я боюсь заключения мира и не знаю, что со мной будет (страх смерти часто заметен в речах Саладина). Враги увеличат свое войско, а затем выйдут за пределы земель, которые мы им оставляем во владение, чтобы захватить те, которые мы от них очистили. Вот увидишь, каждый из них построит крепость на вершине какого-нибудь холма; я не могу отступиться, но, когда меня не станет, это соглашение погубит мусульман».

Так он сказал, и впоследствии его слова сбылись; однако он понимал, что в данный момент лучше заключить мир, ибо войска утратили мужество и проявляли открытую враждебность (к продолжению войны). Аллах решил, что мир пойдет нам на пользу, потому что вскоре после утверждения этого договора султан умер; если бы он умер в разгар военных действий, ислам оказался бы в величайшей опасности. Поэтому мир был актом Божественного промысла и большой удачей для ислама.

Когда король Англии понял, что мусульманская армия объединилась, его собственные проблемы стали серьезнее, Иерусалим вернуть невозможно, а ему грозит наказание свыше, он умерил амбиции. Его хвастливые заявления стали не такими возмутительными, и он осознал, что нельзя одолеть того, кому помогает Всевышний, равно как и противостоять бесчисленному множеству людей, поднявшихся против него. Он объявил, что если не добьется перемирия, то останется там и будет искать смерти, встретится с худшим, в то время как ему следует вернуться в свою страну и решить там некоторые вопросы. «Приближается время, – сказал он, – когда море станет непригодным для плавания, поскольку гребни волн поднимутся очень высоко. Если вы согласитесь на перемирие и дадите мне возможность, я исполню свое желание уехать, но если вы станете противостоять мне, я велю разбить лагерь и стану жить здесь. Обе стороны устали, измучены. Я отказался от Иерусалима и теперь откажусь от Аскалона. Но не обманывайтесь множеством войск, стекающихся отовсюду. Все они рассеются, когда придет зима. Продолжая упорствовать в своем жалком конфликте, мы уничтожим себя. Так исполните мое желание и заручитесь моей дружбой; заключите мир со мной и позвольте мне уехать, согласитесь со мной и примите мое уважение».

Султан собрал эмиров и советников, объяснил ситуацию и поинтересовался их мнением. «Мы, – сказал он, – слава Аллаху! – занимаем сильную позицию, и победа, к которой мы так долго шли, близка. Наши вспомогательные войска, перешедшие на нашу сторону (игра слов, намекающая на две категории сподвижников пророка – помощников Медины и переселенцев Мекки), – это люди набожные, благородные и отважные. Мы привыкли сражаться в священной войне, и в ней мы достигли наших целей. Теперь трудно отказаться от того, что стало привычным, и, с помощью Аллаха, пока от нас еще никто не откололся. У нас нет других занятий и целей – только вести священную войну. Мы не из тех, кто увлекается играми и распутством. Если мы откажемся от этого занятия, что мы станем делать? Если мы откажемся от надежды их победить, на что мы станем надеяться? Боюсь, если у нас не будет дела, за мной придет смерть. Как сможет тот, кто был украшен, привыкнуть к невзрачности? Лично мне хотелось бы отвергнуть идею перемирия. Я предпочитаю войну. Я предпочитаю честь, и пусть она ведет меня вперед. Я не хочу стать бездеятельным, если это связано с изменением моего теперешнего состояния. Мне была вменена обязанность. Это мое дело, и с помощью Аллаха я буду действовать уверенно и решительно». На это эмиры ответили: «Все, как ты говоришь, и ты должен поступать так, как думаешь. Правильное решение – то, которое ты сделаешь. Лишь то, что ты решаешь, остается твердым, лишь то, что ты устанавливаешь, остается прочным. Аллах помогает тебе во всем. Ты один считал себя тем, кто привык к радости, к желанию служить Богу, к получению вечных добродетелей. Ты всегда принимаешь меры, необходимые для достижения успеха, презираешь леность, не любишь стоять в стороне. В себе ты находишь силу и стойкость, и твоя несокрушимая вера дает тебе возможность добиться того, к чему мы все стремимся. Но взгляни на состояние страны – она разрушена и растоптана, на своих подданных – они сломлены и сбиты с толку, на свои армии – они измучены и больны, на своих лошадей – они истощены и одичали. Нет фуража, не хватает продуктов, базы снабжения далеко, предметы первой необходимости дороги. Все припасы мы доставляем из Египта, преодолевая опасности пустыни. А все войска, которые в великом множестве собрались здесь, вполне могут разойтись, и твое пространное объяснение создавшегося положения ничего не изменит. Ведь продовольствия нет, дороги блокированы, богатые голодают, а бедные нищенствуют. Солома дороже золота, ячмень недоступен ни по какой цене. А если франки не получат мир, они сделают все, чтобы укрепить свои позиции здесь. Они пойдут на смерть, чтобы только добиться своих целей, и ради своей веры откажутся покориться унижению. Вспомни, что сказал Аллах: «Если они будут склоняться к миру, то и ты склонись к нему» (Коран VIII, 63). Тогда наши люди вернутся на свои земли, и во время перемирия в изобилии будет хлеба и плодов. Армии смогут пополнить свою амуницию, приобрести все необходимое. Когда война вернется, мы тоже вернемся, окрепшие и сильные, с продовольствием и фуражом, избавленные от усталости и раздоров. В мирное время мы подготовимся к войне и снова будем наносить сильные удары мечами и копьями. Это не значит, что мы свернули с пути служения Всевышнему. Это лишь способ увеличить нашу полезность ему, нашу силу и способность добиваться успеха. Франки не будут держать слово долго и не станут выполнять договора, в выполнении которых поклялись. Заключи с ними мир, который позволит им удалиться восвояси, чтобы зализывать раны, не оставив в Палестине никого, кто мог бы нам сопротивляться».

В конце концов султан сдался и согласился с советниками. Расстояние между двумя армиями было небольшим – не более дня пути, и над авангардом уже собирались облака пыли. Если бы мы двинулись вперед, то сумели бы их вытеснить, посеять в их рядах панику. Но воля Всевышнего одержала верх, и запрос о мире английского короля был удовлетворен. Я помог составить проект договора и написал текст, определив границы и обозначив основные условия. Это был вторник, 21-й день месяца шабан 588 / 1 сентября 1192 года. Перемирие продлилось три года и восемь месяцев. Они верили, что передышка совпала с их прибытием морем и возможностью постоянного получения подкрепления – люди приезжали и оседали там. И они обусловили общее перемирие на суше и море, равнинах и горах, в пустынях и городах. Франки получили землю от Яффы до Кесарии и от Акры до Тира. Франки, даже когда покинули землю, которую прежде держали прочно, выглядели счастливыми и довольными и включили Триполи и Антиохию в положения также как ближние и дальние провинции.