На обратном пути, когда багер стремительно понес над лесами и снова лесами, снова вспомнил Гугола. Именно воспоминание о нем натолкнуло на мысль, что Демон Огня может быть таким же механизмом, как тот, который он однажды запустил в маркизате на берегу моря и с тех пор вынужденно живет в нем.

Видимо, подобные тяжеловесные геммы не были редкостью в исчезнувшем мире. Возможно, даже простые машины типа стиральной или посудомоечной могли продавать вот в таком упакованном, говоря образно, виде.

Приходишь из магазина или с работы домой, бросаешь такой камешек в угол и говоришь что-то типа: «Сезам, откройся». И механизм, подчиняясь команде, быстро строит полноценную стиральную машину, используя как материал окружающую нас в изобилии темную материю. Ну а Демон Огня приспособил для дешевизны упрощенный вариант: простую землю под ногами, перерабатывая ее в нужное когда-то кому-то твердое покрытие. Или такое задание и было, если таких терраформеров забрасывали на какой-нибудь Плутон.

Скачка на арбогастре все-таки измотала, мысли начали путаться, ушли в сторону, потянулись замысловатые размышлизмы, может ли Гугол быть христианином, если он не совсем человек?.. Но Библия дает убедительные примеры того, что моавитянку признали иудейкой за благочестивый поступок, а премудрый Соломон вообще женился на негритянке Савской, которая еще и с козьими копытцами, потом вообще настроила в Израиле языческих капищ…

Так что Гугол не только может считаться добрым христианином, но даже одним из достойнейших. Если же брать позицию Господа, тот вообще не замечает, кто в каком теле, для него главное – поступки, а Гугол как раз человечнее большинства человеков…

Все-таки задремал, а очнулся, когда Бобик топтался на мне, как носорог, а арбогастр тревожно пофыркивал.

– Да не сплю я, – сказал я сонным голосом. – Что, уже приехали?

Багер стремительно идет на сближение с причальной пирамидой, а дальше к небу в розовых лучах рассветного солнца поднимаются сверкающие и прекраснейшие крыши дворцов Волсингсбора, самого удивительного по изяществу и красоте города, какие только видел.

На воротах бравые гвардейцы в прекрасных начищенных доспехах, меня узнали издали, створки распахнули еще перед Бобиком.

Из караулки выскочил Титус, заметно посвежевший, в новом камзоле поверх сверкающего панциря, на голове украшенный перьями шлем изящной работы.

– Ваше величество!

Голос его прозвучал воспламененно-влюбленно. Еще бы, наше появление положило конец резне и грабежам в городе, а Титус, как любой военный, обожает твердую власть и крепкую руку командира.

– В Багдаде все спокойно? – спросил я весело.

– Все, – заверил он истово. – Никогда не было так мирно!

Я кивнул, ввиду военного времени по моему распоряжению в городскую охрану набрали вдвое больше стражей, так что теперь патрули ночами задерживают всех подозрительных и тащат в темницу, а если кто противится, того просто по законам военного времени казнят на месте, что так нравится простому народу, любителю понятных и ясных решений.

Юстер, командир дворцовой стражи, тоже не спит, попался в момент, когда строгим голосом отчитывал троих гвардейцев внутренней стражи за какие-то упущения в одежде.

Красивый и яркий, крикнул звонко и страшно, все трое выхватили сверкающие мечи, отсалютовали мне и замерли, как отлитые из металла статуи.

– Все в порядке, – заверил я. – Проверил свой охотничий домик. Пора, пора обновить перед сезоном…

Когда начинается здесь сезон, не имею понятия, но интонация важнее слов, а я постарался сделать голос как можно благодушнее и довольнее, в империи все хорошо, все хорошо.

– Ваше величество, – сказал он преданно, – я счастлив… видеть такой порядок! А нельзя ли это военное положение продлить как можно дольше?

Я ответил с пониманием:

– А лучше бы вообще оставить в силе?

Он сказал торопливо:

– Да, это было бы счастье!

Я сказал заговорщицки:

– Удельные лорды будут очень даже против, но над этим работаем.

Юстер выпрямился, осчастливленный, император снизошел до разговора, доволен, значит, и работу по охране одобряет, жизнь удалась, а я промчался на арбогастре до главного здания дворца, бросил повод первому из придворных, что подбежал, обгоняя других, и соскочил на прогретые солнцем плиты двора.

Отсутствовал я всего сутки, но, похоже, и за эти сутки скрывать эмоции так и не навострился, по мне видно, что какой-то результат есть, потому вскоре в мой кабинет без всякого приглашения вторглись Альбрехт, Келляве, а за ними неслышно вошел сдержанный и почти незаметный сэр Норберт.

Последним появился тучный и отдувающийся, как шекспировский Гамлет, сэр Рокгаллер, облаченный, подобно Альбрехту, в живописный жостокор, только поскромнее, положение градоначальника столицы не позволяет выглядеть щеголем, а шляпа совсем скромная, хотя и с неизбежным набором перьев.

Штанишки едва заметные, облегающие и до колен сверху прикрытые камзолом, а от них спускаются роскошные кружева, по-женски воздушные и праздничные, как на подоле невесты.

Мои лорды, особенно Келляве, стараются не хихикать, сэра Рокгаллера уважают.

Я с теплотой подумал, что я для них все еще полевой вождь, деливший с ними в походах место у костра. От одной мысли вот так войти бесцеремонно к императору упадет в обморок любой из южных вельмож, а эти все еще живут по правилам Севера.

Альбрехт спросил с ходу:

– Ваше величество?

Я смотрел на них почти с нежностью, широким жестом указал на кресла у стола.

– Ждете новостей?.. Хорошо, они у нас есть. Природа Демона Огня, что очень важно, уже не является тайной, хотя и непонятно, что он такое. Хрурт! Распорядись насчет вина!

Хрурт выскочил в коридор, мои военачальники притихли, всматриваясь в меня с ожиданием.

– Ого, – прогудел сэр Рокгаллер, он вытер лицо большим клетчатым платком и спросил с надеждой: – Обезврежен?

– Пока нет, – ответил я.

– Э-э, обездвижен?

– Тоже нет, – ответил я. – Да я и не ставил такую задачу на ту поездку.

– А… что с ним?

– Пока прет тем же курсом, – пояснил я, – но уже понятно, примерно как с ним обращаться. Во всяком случае, видим, что окажется бесполезным, а что… может сработать.

Хрурт появился снова, губы шевелятся, заново пересчитывает, сколько нас в кабинете. Кивнул кому-то в коридоре, двое из людей Норберта занесли кувшины с вином и медные чаши.

Пока наполняли и расставляли перед собравшимися, я указал взглядом Альбрехту на шкаф с золотыми накладками на двери. Тот молча удивился, обнаружив там роскошные кубки из золота, усыпанные драгоценными камнями.

– Богатства империи должны служить народу, – сказал я. – Отныне на стол подавать только их!.. Никаких музеев, даже императорских. В общем, теперь мы уже знаем, откуда Демон взялся. Что натворил, тоже видели. Правда, на этот счет есть и другое мнение… Сэр Альбрехт, хватит любоваться! Наливайте. Самое прекрасное, что есть в кабинете, – это не кубки, а мы сами.

Келляве спросил с настороженностью в голосе:

– А какие еще могут быть мнения?

– Могут, – сообщил я. – Мнение может быть мое и неправильные. Это к тому, что, хотя два села стерты с лица земли, как доложил Милфорд, а еще с полдюжины лесных деревень, зато имеем абсолютно ровную и прочную тектоническую плиту шириной в полмили.

Альбрехт налил в драгоценные кубки, взглянул на меня с вопросом в глазах. Знает, я могу создать и хрустальные фужеры, но слишком нежные, то для женщин, а мужчины должны пить из металлических чаш, а еще лучше из кубков, как ездить только на конях и никогда на лошадях.

– А длина? – спросил Рокгаллер с интересом.

– Уточните у герцога Дарабоса, – ответил я и кивнул в сторону сэра Норберта. – И заметьте, плита не просто зеркальная, а с той минимальной шероховатостью в наилучшей степени, что обеспечивает наилучшее сцепление с колесами.

Он взглянул на меня с изумлением.

– Ваше величество?

– Когда-нибудь понадобится, – сказал я загадочно. – Так вижу!

Я осушил вино из медной чаши до дна и бросил ее под стол. Глядя на меня, остальные тоже начали бросать пустые следом, а драгоценные кубки придвинули поближе.

Сэр Келляве заметил:

– Боевым колесницам раздолье… Но конница все-таки лучше!.. Кони пройдут и по бездорожью, по оврагам и через лес…

– Зато по такой дороге быстрее, – ответил я. – А когда-то скорость станет важнее силы. При прокладке стратегически важных дорог иногда приходится сносить какие-то строения, так что Демон Огня в этом отношении действует почти правильно… хотя и без согласования и юридически оформленных договоров купли-продажи земли под строительство меж-имперской дороги.

Сэр Келляве переспросил:

– Даже межимперской?

– Континентальной, – уточнил я, – можно выразиться совсем по-солдатски грубо.

Они смотрели совсем ошарашенные, только невозмутимый Альбрехт, уже привыкший к неожиданным поворотам моей мысли, взял кувшин и долил себе в золотой кубок, а потом с заметным удовольствием сделал глоток.

Норберт наконец произнес ровным голосом:

– Судя по прямой линии, на пути Демона Огня нет ни больших, ни малых городов. Это если он будет ее держаться, все-таки может и свернуть…

Я прервал:

– Не свернет.

– Ваше величество?

– Не свернет, – пояснил я. – У него такое задание.

– Какое, – уточнил Альбрехт, – вы ему дали?

Я ответил сварливо:

– Дорогой прынц, не ловите меня на слове. Не я его выпустил! И не я дал задание ровнять землю для каких-то хозяйственных нужд.

– Для сельского хозяйства?

Я пожал плечами.

– Может, и для сельского. Для сельского много чего нужно. А деревни если и попадутся ему на пути, то такие заново отстраивают за сутки-двое. Так что ближайшие месяц-два опасности нет…

– Но потом что-то делать надо, – закончил Рокгаллер. – Не говоря еще о том, что может и свернуть… но и вообще, ваше величество, как что-то смеет вот так нагло и без вашего позволения?

Альбрехт заметил вкрадчиво:

– Сэр Рокгаллер, а вы уверены, что Демон Огня прет без разрешения его величества?.. Возможно, они переговорили и наше величество дало ему указание проломить все барьеры между королевствами и империями до самого океана?

Все замерли с кубками в руках, в глазах Альбрехта я уловил ехидный интерес к тому, как выкручусь.

Я ответил с неудовольствием:

– Демона Огня остановим. Но сейчас он вообще-то делает полезную работу. Мы этого не велели ему, ясно, но он сам…

Келляве прогудел в недоумении:

– Ваш величество?

– Стратегически, – пояснил я. – Ломает барьеры и способствует единению людей и прочих народов. Будет единый путь из глубинки и до самого синего моря!.. Мы оседлаем этот путь, объявив его зоной своих интересов.

Альбрехт заметил:

– Тогда нужно будет признаться, что и Демон Огня наш, а иначе как дорогу присвоить, если это, конечно, дорога, а не что-то похуже?

– Подумаем, – ответил я твердо. – Взвесим все риски, просчитаем, переговорим с соседними империями. Или не переговорим, если они недоговороспособные и нерукопожатные, а просто объявим, что пришли сделать им лучше!

Келляве прогудел с удовольствием:

– Это по-нашему. Ваше величество, а когда вы подумываете доставить в эту погрязшую страну отца Дитриха и его священников? Возможно, отец Дитрих и Демона Огня остановил бы в самом начале и заставил покаяться?..

– И отбивать поклоны, – добавил Альбрехт смиренно. – Земные.

– Здешние люди не заслуживают Бога, – ответил я.

– Ваше величество?

– Потому сперва очистим эти конюшни сами, – пояснил я, – а отца Дитриха призовем, когда грязи станет поменьше.

– А сами не вывозимся по уши?

– Такая опасность в наличии, – ответил я. – Вон смотрите, принц Гуммельсберг, стыд какой, заменил сапоги на туфли!.. Ну ладно, пусть еще не туфли, но башмаки, а это уже полусапоги, полутуфли, путь нравственного падения. А ведь сапоги – наш символ! Как только сменим сапоги на лаковые туфли – конец нашему благородному варварству!

Сэр Альбрехт промолчал, даже сделал движение отступить, прячась за спинами патриотов в сапогах, а Келляве сказал с намеком:

– Чтобы развернуть знамя, нужно пойти против ветра.