Женщина вышла навстречу, как только стало понятно, что иду именно к ее избушке, что значит, тоже наблюдала за мной, что и понятно, сам я красавец, а Бобик и Зайчик так вообще просто необыкновенные по красоте и величию.

Рослая, с широкими плечами, но пояс тонок, бедра широкие, лицо выдает возраст, где-то под сорок – пятьдесят, по местным меркам чуть ли не пожилая, но я вижу женщину в полном физиологическом расцвете, плюс у нее умный, пытливый взгляд и, похоже, неплохие манеры.

Я остановился, а Бобик, не слыша в моем голосе запрета, подбежал первым, обнюхал, следом подошел арбогастр, сунулся мордой в ее прическу с высоты своего роста, попробовал жевать, но выплюнул, повернул голову и с хрустом отломил кончик бревна, торчащего с крыши.

– Здравствуй, – сказал я, – ты красивая женщина. Даже не подумал бы, что ведьма. Ведьмам положено быть уродливыми.

Она грустно усмехнулась.

– Я никому не вредила.

– Знаю, – согласился я. – Видишь, и сам не боюсь, что мне повредишь…

– Вам повредить трудно, – ответила она. – У вас вон сколько защитных амулетов. Вы, должно быть, очень знатный господин… Да и собачка у вас такая, что разве что императору… А конь так и вовсе.

Я кивнул Бобику.

– Видишь?.. Может быть, я только благодаря тебе и стал императором?.. Ну и арбогастру, Зайчик, не обижайся!

Она перевела взгляд на арбогастра, потом на Бобика, наконец, взглянула в упор на меня. В ее глазах я не увидел страха, только сомнение.

– Так вы…

– Император, – согласился я. – Но это не важно. Считай меня тем, кем удобнее. Я как бы полевой император, есть у нас такое понятие. Расскажи о себе, раз уж это княжество оказалось в моей империи.

С замедлением на ее лице наконец-то проступили изумление и замешательство.

– Ваше величество… простите, я не знаю, как вам положено кланяться… и не понимаю, чем вдруг заинтересовала…

– Такие люди всем интересны, – заверил я, – только не все решаются с вами заговорить. Присядь.

Она послушно присела на колоду, куда я кивнул, я сел напротив на деревянный ящик. Ее глаза расширились, когда в моих руках появились две хрустальные вазочки с блестящими шариками красивой пирамидкой.

– Бери, – сказал я и протянул ей одну. – Можно бы вина, но после него почему-то принято совокупляться, этикет здесь такой… да и вообще, принято, иначе как бы зачем и пить?.. Ешь, это вкусно.

Она нерешительно лизнула, глаза стали еще шире. День жаркий, а шарики пахнут зимой и свежестью, на вкус же что-то вообще немыслимое по местным меркам.

– Ваше величество… вы… маг?

– Да что-то в подобном роде, – ответил я с небрежностью, – некогда было разбираться в тонкой грани между магией и чудесами. Как видишь, мне довериться можешь.

Она осторожно грызла один за другим шарики, наконец покачала головой.

– А я вот создавать ничего не умею…

– Точно? – переспросил я. – Даже нечаянно?

Она вскинула на меня взгляд насторожившихся глаз.

– А разве так можно?

– Бывает, – сообщил я. – У меня есть подозрение, что Демона Огня кто-то не создал, а выпустил нечаянно. А теперь дрожит и прячется от наказания.

Она медленно опустила вазочку, где на дне осталось два последних шарика.

– Вы про тот пожар, что начался в трех милях отсюда… а потом угас…

– Не угас, – уточнил я, – а пошел отдаляться. И все еще идет через земли, пугая людей и зверей, выжигая леса и болота. Доедай мороженое, расскажи о себе.

Рассказывала она бесхитростно и послушно, я слушал и проникался, в душе росло гаденькое чувство, что меня миновал этот мир, в котором жила она.

Родилась в бедной семье, отец умер рано, мать от безысходки вышла за грубого мужика, что с первых дней изнасиловал девочку, ей тогда не исполнилось и семи лет. И потом насиловал еще пару лет, приводил с собой пьяных дружков, ее били и тоже насиловали, наслаждаясь детскими слезами и криками о помощи.

Наконец, убежала из деревни, но везде, где скиталась, одинокую молодую женщину били, насиловали, унижали, заставляли выполнять самые мерзкие работы.

Я сказал понимающе:

– Именно тогда в тебе и проснулась эта… дикая магия?

Она помолчала, пытливо взглянула мне в глаза.

– Я не хотела. Так получилось само.

– И теперь получается, – уточнил я. – Это защита организма, все нормально. Мужчина защищается кулаками, зайца спасает быстрый бег, а ты сумела вот так… Если женщину не могут защитить мужчины, она имеет право защищаться так, как… удается.

Она продолжала рассматривать меня без страха, даже с печалью в темных глазах, словно предвидела, что случится нехорошее, сожалела о нем, но предотвратить даже и не попытается, по мне видно, бесполезно.

– И что теперь?

Я пожал плечами.

– В отношении тебя?.. Да ничего. По всем слухам, ты ни на кого не нападала, это главное. А что защищалась, как говорят законники, с непропорциональным применением силы, так ты ж и не могла точно рассчитать силу… Вот я бью комара, смотри, сел мне на руку… Еще не укусил даже, а только вытянул хоботище… ого, какой длинный… И тут я наглеца… Ишь самого императора посмел! Мало ему простолюдинов…

Я осторожно подвел ладонь и с силой хлопнул по руке, а потом брезгливо сковырнул смятое тельце.

– Тоже непропорциональное применение, – пояснил я. – Он еще не укусил… или уже успел? В любом случае я мог ему за такую наглость ногу оторвать, пусть скачет на пяти оставшихся, или хобот попортить, а я вон как бесчеловечно!

Она невесело усмехнулась, но продолжала наблюдать за мною со всем вниманием.

– Люди не комары.

– Люди должны отвечать за свои поступки, – сказал я. – Зло должно быть наказано. Да, не всегда удается в нашей жизни… Но когда удается, надо наказывать за себя и за того парня, что постоять за себя не сумел. В общем, к тебе претензий нет. А кто предъявит, ссылайся на мою монаршую волю… и мое позволение давать сдачи. Только сама не увлекайся.

– Спасибо, ваше величество, – сказала она. – Но я вижу по вашему лицу, что от меня что-то хотите?

– Да, – ответил я, – как и все мужчины, чтобы ты задрала платье на голову и повернулась ко мне пышным задом. Да ты и сама догадываешься, что хочу, по нашим честным мужским лицам всегда все видно.

Она чуть улыбнулась.

– Видно. Но только не верю.

– Почему?

– У вас в столице столько красивых и богатых женщин…

Я отмахнулся.

– А если я сторонник здорового образа жизни и предпочитаю натуральное?..

Ее щеки слегка окрасило румянцем.

– Это… как?

– В городах только с виду здоро́во, – сообщил я. – На самом деле больных там во много раз больше, чем на селе. Здесь чистый воздух, а если что не понравится, можно выйти на околицу, в лес, он же рядом, пройтись по болотам, собирая ягоды… У вас как здесь болота?

Она вроде бы чуть-чуть насторожилась, посмотрела внимательнее.

– Болота как болота… а что вас интересует?

– Ты уже догадалась, – сказал я. – По глазам вижу. Тебя как зовут?

– Агня, ваше величество.

– Ах да, – сказал я, – Агня… говорят, ты ходила в Зачарованные Земли.

– У нас таких земель нет, – ответила она.

– Ну Пятна, – сказал я с благодушием властелина, – Места, Болота, везде по-разному, а суть одна. Думаешь, только у вас такое счастье?..

– Это счастье?

– А что ж еще? – ответил я вопросом на вопрос. – Куда иначе девать романтиков?.. Они же такое устроят, если не суметь направить их на красивую гибель! Желательно приносящую пользу государству.

– Это вам? – уточнила она.

– В точку, – согласился я. – Люблю умных женщин. Империя – это я вообще-то. Так как, говоришь, ты ходила?

Она посмотрела в удивлении.

– Да так и ходила. Ногами, как все.

– Все в Зачарованные Места не ходят, – напомнил я.

Она пожала плечами.

– Боятся, вот и не ходят. А я не боялась, вот и прошла когда-то… Не понравилось, больше не ходила.

Я сказал быстро:

– Значит, ты по своей воле могла войти… и смогла выйти?

Она кивнула.

– Когда подходишь, начинает всего колотить… и такой страх, что всякий поворачивает назад!..

– А ты?

Она сказала со вздохом:

– У меня жизнь была тяжелая. Отучили бояться.

– А как обратно?

Она прямо посмотрела мне в глаза.

– Еще страшнее. И такая боль, что вот-вот упаду и умру. Но я прошла и… осталась живой.

– Эх, – сказал я, – как же хреново, что как императору мне нужно делать только то, что надо, а не то, что жаждется, как любому дураку. То есть когда-то сходим с тобой в то Зачарованное Место.

Она тихонько охнула, глаза округлились.

– Ваше величество!

– У меня жизнь тоже непростая, – ответил я. – И боль, и холод, и голод, все терпел и превозмогал, так что когда-то попытаюсь пройти с тобой рядом. Но не сейчас. Хотя и хочется.

Она покачала головой, не отрывая от моего лица внимательного взгляда.

– Да, вы не похожи на императорского сынка, что родился в неге и роскоши… Но, ваше величество, я недосказала! Находились те, кто все-таки пытался пройти, сцепив зубы и стараясь преодолеть страх и боль…

– Ну-ну?

– Падали мертвыми, – договорила она.

Я подумал, вздохнул.

– Если припечет уж слишком, вернусь. На моих плечах и горбатой спине империя!.. И если почую, что могу сделать еще шаг, хоть крохотный, я его сделаю. А теперь давай рассказывай, что ты там видела.

Как я и ожидал, рассказать ничего не могла, только разводила руками в воздухе и пыталась как-то обрисовать, как я больше догадывался, чем понимал, видела огромные проржавевшие конструкции, изломанные, исковерканные, скрученные неведомой силой так, что иногда ей казалось, что так все и создали неведомые Маги, с ними всегда все непонятно, нигде ни души, нет ни птичек, ни даже мух.

– Вымерший мир, – сказал я в нетерпении, – или уничтоженный. Теперь говори, что оттуда вынесла?

Она округлила глаза.

– Ваше величество!.. Ничего я не брала…

– Врешь, – сказал я. – Мне тоже приходилось бывать в некоторых, да чтоб я чего-то не прихватил на память?.. Люди даже могилы грабят без стыда и совести, зовутся археологами, а здесь все честнее!.. Мир мертв, ничто никому не принадлежит, бери все, что хочешь.

Она покачала головой.

– Все равно…

– Да ладно, – сказал я с досадой. – Даже если мир мертв тысячи лет, что-то спереть всегда найдется. Вон фараоновым могилам сколько, а все еще грабят!.. А ты же не грабительница, просто подобрала на дороге то, что валялось брошенное. Или не на дороге, но все равно хозяев давно нет.

В ее глазах промелькнуло некоторое замешательство, сердце мое радостно подпрыгнуло, а то уже начал сомневаться, оклеветал женщину.

– Нет, – ответила она без прежней убежденности, – ничего я не брала.

– Взяла, – возразил я. – Понимаешь ли, император простолюдинов видит насквозь. Верю, что не взяла ничего ценного. Но что же взяла?.. Говори, клянусь короной и троном, никаких репрессивных мер! Я сам такой, выносил и выносить буду. Все мы человеки, даже император.

Она сказала со вздохом:

– Ваше величество, вы правы, я не взяла ничего ценного. Мне с детства говорили, чужого брать нельзя. И я ничего не брала!.. А то, что у меня оказалось в кармане, я даже и не помню, когда захватила… Только дома уже и обнаружила…

Сердце мое подпрыгнуло.

– Что это было?

Она произнесла упавшим голосом:

– Совсем мелкие камешки, но блестящие, как стекляшки. Разного цвета. Думаю, я взяла их как-то не думая, смотрела на другое… С детства хотела ожерелье. Почти у всех женщин ожерелья из речных камешков, ракушек, стекляшек, монеток… Вот я и подумала, что хорошо бы…

Я сказал с облегчением:

– Не получилось? Слишком твердые?

Она взглянула с прежней пугливостью.

– А вы откуда знаете?

– Я ж говорю, – сказал я, – у меня тоже были. Ожерелья на тебе нет, так что показуй! Я же не сиськи прошу показать.

Она ответила печально:

– Сиськи бы я показала, а вот камешки… Я их в тот же день отдала кузнецу, чтобы нанизал на ниточку. Не получилось, слишком твердые.

– Сейчас у кузнеца?

– Да…

Я поднялся, злой и бодрый, велел:

– Веди!