Это был день дотошнейших расспросов. Возвращаясь с места трагедии, «высокий полицейский чин» заглянул в домик садовника, где провел беседу со всеми тремя гостями, а также с Макбрейнами. К большому облегчению приезжих, выяснилось, что необременительные манеры Высокогорья сказались даже на местной полиции. Выуживая информацию из опрашиваемых, следователь демонстрировал мучительную деликатность, отчего, как выразился впоследствии мистер Палтни, смахивал не столько на ищейку в человеческом обличье, сколько на королевского офицера, расследующего скандал в кабинете министров. Каждый ответ сопровождался ревностным: «Разумеется, мистер Бридон; иначе и быть не может, мистер Бридон; прекрасно вас понимаю. А теперь, надеюсь, вы не станете возражать, если я затрону еще один момент» – и так далее. Он не выказал ни малейшего любопытства по вопросу о причинах, побудивших Бридонов снять комнату в домике садовника, хотя – впрочем, об этом читатель может догадаться и сам – имел длительную беседу с мистером Палтни относительно рыбалки вообще и пойманного тем лосося в частности – данный факт был «известен полиции». Его, судя по всему, ничуть не удивило, что далеко за полночь Анджела не спала, а Бридон, помимо того, что тоже не спал, был еще и полностью одет. Следственно, не было никакой нужды обременять его сведениями о том, что лодка переменила место причала, или подозрениями, возникшими в голове у Бридона. Последний, конечно, упомянул, что присутствовал при находке клада, однако умолчал, что имеет к ней особый интерес. Он сообщил также, что вскоре после завтрака видел отъезжающий автомобиль Летеби, но забыл сказать, что зрелище немало его смутило. В общем, как заметила Анджела, все неплохо провели время.

Учтивый представитель власти не только максимально деликатно пытался добыть информацию, но и достаточно любезно ею поделился. Порыв северного чистосердечия подбодрил и оказал ощутимую помощь Бридону, привыкшему к беспощадной замкнутости английской полиции. («Они никогда не скажут тебе ничего, кроме того, что нашли ключик, и это будет вранье».) Он выяснил, что тело, скорее всего, принадлежало человеку, который в момент возгорания был полностью одет; полиция обнаружила пуговицы и металлические фрагменты подтяжек, правда, не было наручных часов. (Летеби в письменных показаниях утверждал, что Хендерсон потерял свои наручные часы, когда копал.) Сильно обгоревшие ботинки стояли рядом, а это наводило на мысль о том, что покойный держал их в левой руке.

– Как вы понимаете, мистер Бридон, если это был кто-то, кому на тот момент нечего было делать в гараже, он спокойно мог дойти босиком, так как это совсем недалеко от окон спальни.

Ни одна из находок не давала шансов идентифицировать тело для целей закона: ширпотреб – извечный враг справедливости.

Возвращение Летеби часов в шесть вечера стало поводом для более серьезных следственных действий. Не со стороны уже откланявшейся полиции, а со стороны сэра Чарлза Эрдри, который наведался в домик садовника в надежде на возможность проведения этих самых действий. Майлзу, конечно, очень хотелось присутствовать при разговоре, однако сыщик не горел желанием объяснять Летеби, кто он такой, что могло бы вспугнуть юного кладоискателя. Условились, что сэр Чарлз выдаст Бридона за «своего свидетеля». Идея представлялась вполне правдоподобной, Летеби мог счесть присутствие лишнего человека нормальным требованием, поскольку каждый англичанин твердо знает, что в Шотландии собственные законы, не имея ни малейшего представления о том, какие именно. Роль дознавателя, естественно, брал на себя сэр Чарлз, но Бридон заготовил ему ряд вопросов, которые, по его словам, необходимо было задать. К тому же всегда имелась возможность встрять в разговор под предлогом уточнения неясностей.

Вернон Летеби вылил на слушателей потоки благовоспитанных извинений, без конца вставляя в них непереносимое «на самом деле» – привычка нынешней молодежи, особенно когда она врет.

– Мой дорогой сэр Чарлз, – сказал он, – я до смерти сожалею, что так получилось. Я собирался все объяснить вам сегодня утром, но получил известие от тетушки. Она едет на север, и ее ждали в Мортоне с ночевкой, я просто обязан был лично убедиться, что для нее все приготовлено. На самом деле в доме постоянно живут только два человека, супружеская пара, им приходится делать все. Но я боюсь, случилось самое страшное: то, что мы вчера выкопали, исчезло. Я совсем забыл об этом, пока бушевал пожар. Потом эта ужасная история с телом Хендерсона, если это Хендерсон. Понимаете, у меня просто вылетело из головы. Не представляю, как теперь узнать, куда оно подевалось, потому что на самом деле это мог быть любой из тех, кто примчался вчера ночью, ведь правда же? А сейчас очень трудно кого-то обвинять, вы со-гласны?

– Так, по-вашему, выходит, клад прихватил кто-то из моих арендаторов, прибывших сюда вчера ночью, чтобы помочь тушить пожар? Должен сказать вам, мистер Летеби, в этих краях живут очень порядочные люди.

– О, только не подумайте, сэр Чарлз, что я собираюсь кого-то обвинять. Я практически уверен, что это не они. Ведь клад пропал до пожара, а тогда это скорее всего Хендерсон, правда ведь? Знаете, я никогда особенно не доверял ему; вы были абсолютно правы. На самом деле я выписал страховой полис на случай именно такого мошенничества и, полагаю, получу по нему выплату, если клад на самом деле украл Хендерсон. Живой или мертвый, не важно. Если это он его умыкнул, то дело страховых ребят выяснить, куда подевались сокровища. Или заплатить мне, не так ли?

– Я за вами не поспеваю, мистер Летеби. Если не возражаете, давайте по порядку. Когда вы в последний раз видели Хендерсона и были ли у вас основания подозревать его? Я хочу сказать, основания – помимо недоверия. Например, он еще долго колобродил, после того как вы пошли спать? Или что-то другое?

– На самом деле вчера я завалился спать очень рано. Начал клевать носом еще в кресле, что со мной бывает крайне редко. Если честно, я думаю, Хендерсон что-то подлил мне в кофе. Он все время варил кофе, а вчера вечером кофе не пил. По-моему, я лег не то в девять, не то в десять. Хендерсон никогда так рано не ложился; он сказал, что плохо спал, поэтому и не хочет кофе – по крайней мере, с его слов.

– А что вы сделали с содержимым сундука, если позволите спросить? Просто оставили в углу или решили перепрятать в более надежное место? Мы будем избавлены от кучи проблем, если так.

– Знаете, мне ужасно жаль, но все оставалось в сундуке. Понимаете, мы не ждали взломщиков, потому что вести о кладе еще не могли разнестись по округе. И… ну да, конечно, было бы неплохо переложить барахло туда, где Хендерсон не мог бы до него дотянуться без моего ведома. Но как, помилуйте, я мог это сделать, когда засыпал на ходу после этой гадости? Знаете, несколько неудобно говорить человеку, что ты не можешь доверить ему клад, после того как завалился на боковую. На самом деле мы думали перенести сундук в спальню. Но там едва ли безопаснее, а весу в нем, знаете, до черта. Хотя если бы я мог представить, что такое может случиться, я бы сделал все, что в моих силах, поверьте.

– Значит, вы пошли спать и оставили Хендерсона в гостиной. Он пил вечером?

– Он допил бутылку и, кажется, собирался открывать следующую. На самом деле я говорил ему, чтобы он не налегал на виски, потому что запасы заканчиваются. Между нами, их уничтожил скорее Хендерсон. Наверно, он все-таки открыл еще одну бутылку, потому что, когда я на следующее утро заглянул в кладовку, там было пусто. Но опять-таки… Я, право, полагаю, вы придерживаетесь хорошего мнения о тех, кто у вас рыбачит и охотится, и скажете, что это не они.

– Я был там все время, мистер Летеби, никто из них не входил в дом. Я видел только, как гости из Стратдауни искали в доме огнетушители. Или вы хотите сказать, они по пути поживились?

– Нет, ей-богу, я не имел этого в виду; я думал, может, кто-то из местных. Но если никто не заходил в дом, то вряд ли. Знаете, что я вам скажу, наверно, старина Копатель на самом деле напился до чертиков, если это он взял лампу в гараж. Я хочу сказать, какая страшная глупость, правда? Ничего не имеют против ваших ламп, сэр Чарлз, но все-таки это не в полном смысле лампы Дэви, так ведь?

– И тем не менее нам предстоит выяснить, зачем он вообще отправился в гараж. Это довольно сложно объяснить прихотью выпившего человека. У вас есть какие-либо предположения, зачем Хендерсону понадобилось идти в гараж в столь поздний час, пока вы спали?

– Ну, это, в общем-то, главный вопрос, да? Нет, я не против, разумеется. На самом деле, боюсь, когда вы сказали, что в гараже найден труп, первым делом мне в голову пришло, что бедный старина Копатель выдумал какой-нибудь трюк, чтобы надуть меня с этим кладом. Знаете, он долго жил в Канаде, у него нет этих наших восточных представлений о порядочности и все такое прочее. Если начистоту, я не стал бы утверждать, что это вовсе невероятная история: Копатель подливает мне что-то в кофе – не чтобы я помер, понимаете, а просто чтобы меня вырубить, – и пытается уйти с кладом, пока путь свободен. И берет машину, потому что в сельской местности не очень удобно путешествовать с сундуком под мышкой, набитым разного рода ювелирными изделиями, правда ведь? После того как мы последний раз пользовались машиной, она стояла в гараже. Вы ведь помните, сэр, после обеда ее там не было, – прибавил он, обращаясь к Бридону. Тот кивнул. – Отлично, значит, он выводит машину и, как полный идиот, забывает, что у нас есть прекрасный электрический фонарь. А может быть, он попытался, подергал выключатель и решил, что кончилось питание, не знаю. Как бы то ни было, он взял лампу и принялся возиться в гараже, поставив лампу абы как на полку или куда там еще. Вот она и упала, и несчастный Хендерсон понес заслуженное наказание.

– Да, проблема только с ключом. Кажется, вы говорили вчера, что не знаете, где лежал ключ от гаража.

– Я даже не догадывался о нем. На самом деле мы и не думали запирать гараж. Представить, что на острове будут околачиваться угонщики? Знаете, что я вам скажу, сэр Чарлз, мне думается, щеколда замка просто была все это время наполовину выдвинута. Хендерсон, зайдя в гараж, наверно, хлопнул за собой дверью, замок соскочил, и дверь, если можно так выразиться, самозаперлась. Не могу поверить, что кроме нас на острове был еще кто-то, до пожара, разумеется. Так вот, дверь, должно быть, заклинило. Мне кажется, это самое правдоподобное объяснение.

– Значит, вы полагаете, Хендерсон посреди ночи решился бежать, прихватив клад и оставив вас, меня, страховую компанию на произвол судьбы?

– Именно. Понимаете, я не устану повторять, у старины Копателя не шибко много моральных принципов. Не думаю, что он оставил бы товарища с носом, если бы при этом ничего не терял, понимаете? Но он, наверно, решил, что я не пострадаю, поскольку Компания неизбежно придет к выводу, что он свинтил, и раскошелится. На самом деле я, конечно, до сих пор надеюсь, что она так и сделает, хотя нельзя отрицать, эти воды были бы намного безопаснее, если бы старина Копатель не начал расшвыривать лампы в гаражах.

– Вы меня простите, – сказал сэр Чарлз, которому с большим трудом удавалось сдерживать свои чувства, – но мне кажется, я не совсем улавливаю ход вашей мысли. По-вашему, выходит, Хендерсон вывел машину из гаража, чтобы уехать на ней вместе с кладом. Значит, он выводит машину, потом за чем-то там возвращается в гараж, дверь за ним захлопывается. А где все это время был клад? И почему мистер Бридон не обнаружил его под дверью гаража? Или почему вы не обнаружили его в автомобиле, когда заводили сегодня утром? Я усматриваю в этом определенную сложность.

– Можете меня обыскать, – заявил Летеби с обезоруживающим чистосердечием. – На самом деле я бы на его месте уложил сокровища в саквояж, оставил бы законным владельцам пистолеты и парочку громоздких штуковин, не представлявших особой ценности и в лучшие времена, как своего рода утешительный приз, и рванул бы что есть мочи, а не рылся в гараже, коли уж вывел машину. Но у Копателя довольно изворотливые мозги, и вполне возможно, он подошел к делу более основательно. «Там в домике эти Макбрейны, – мог сказать он себе, – к тому же их жильцы, которые сейчас сидят и играют в бридж, хотя, может, и нет; будет очень некстати, если кто-нибудь остановит меня на мосту и спросит, куда я, собственно, направляюсь, с ценностями на несколько тысяч». Думаю, дело было именно так. Наверно, он сел в лодку – он потрясающий гребец, этот Копатель – и перевез сокровища на берег, чтобы затем вернуться на машине и подобрать их по пути в светлую жизнь. Штука в том, что, коли так, клад, тепленький, нас ждет, правда, неизвестно, на каком берегу и как далеко. И еще, этот парень орудовал лопатой как бог, потому и получил свое прозвище. Не удивлюсь, если сокровища где-нибудь засыпаны несколькими футами земли, а сверху все так гладенько, что ничего и не заметишь. Разумеется, если позволите, сэр Чарлз, я попытаюсь их найти. Как я уже сказал, мне кажется, они не на острове; но, думаю, мне будет не очень сложно пройтись по берегу. Вдруг нападу на какой-то след.

– Ну что ж, сначала попросим полюбопытствовать рыбаков. Если вы будете искать на берегу, оставите кучу следов, которые в следующий свой приход увидит Энгес. И вот что я вам еще скажу, мистер Летеби. Если вы поймете, что после неудачного опыта на острове вам трудно там находиться, почему бы на худой конец не перебраться сюда. Когда вы приехали договариваться об аренде, я сразу понял, что вы приняли меня за неуступчивого торгаша. Может, так оно и есть, но, надеюсь, я не напрочь лишен обычной человечности. Хочу поделиться с вами своими намерениями. Если вы потрудитесь внести остаток условленной арендной платы – по-моему, это только за месяц, – я больше не потребую от вас ни одного пенни ни за время, которое вы провели на острове, ни за то, чем вы там занимались. Мы сделаем вид, что ровным счетом ничего не случилось, если, конечно, не всплывет клад. А если он всплывет, мы с вами поделим его пополам, согласно договоренности. Подумайте и не благодарите меня за щедрость. Видите ли, я люблю, когда вокруг все спокойно; и всего того шума, который на нас свалился, когда вы приехали сюда на поиски клада, мне вполне достаточно, больше не хочу. Вот вам мотив моего предложения, мистер Летеби; и вы должны простить мне мою откровенность в выражениях.

Летеби немного помедлил – то ли растерялся от великодушия хозяина, то ли не знал, стоит ли им воспользоваться, – и после паузы ответил:

– Прошу вас, не обвиняйте меня в неблагодарности, сэр Чарлз. Это потрясающее предложение с вашей стороны, просто жутко здорово. Но я чувствую, что обязан какое-то время оставаться там, просто из соображений порядочности по отношению к Компании, где я застрахован. Насколько я понимаю, им придется хотя бы рассмотреть возможность оплаты моего полиса, а я, со своей стороны, должен для них убедиться, что клад на самом деле пропал. Не думаю, что разумно уезжать, пока идет расследование, а коли уж я обосновался на острове, то проще всего там и остаться. Но я не собираюсь, если вы это имели в виду, раздавать интервью журналистам и… вообще валять дурака на потеху публике, вы понимаете, о чем я. Вся эта история, конечно, стала для меня сильным ударом, я намерен какое-то время пожить тихо. Но я на самом деле ужасно вам благодарен за предложение; и мне так жаль, что я причинил вам столько неприятностей. Это все, что я могу сказать. Вот только еще, – добавил он, обернувшись к Бридону, – я, кажется, толком не поблагодарил вас за минувшую ночь. Если бы не вы, полагаю, я бы тоже мог там угореть, по крайней мере сильно пострадать.

Несмотря на элегантный финал, ни Бридона, ни сэра Чарлза разговор не удовлетворил. Летеби так и не дал убедительного объяснения своего отъезда утром; понятно, что он распрекрасно мог передать все распоряжения в Мортон по телефону. Он также не представил никаких доказательств того, что клад исчез в промежуток времени между тем, как ему пойти спать, и тем, как он отправился на поиски рано утром. Версия, связанная с замком, который запирается сам, если хлопнуть дверью, была малоправдоподобна; а действия Хендерсона в его изложении в высшей степени невероятны. В то же время вид невозмутимой искренности мешал прорвать оборону Летеби, если, конечно, вы не собирались загонять его в угол безжалостной следовательской логикой. Летеби был настолько искусственным существом, что не позволял себе показать вам, когда говорит правду – если такое вообще случалось.

Дополнительные нюансы беседе придало совершенно неожиданное обстоятельство. За ужином, когда Бридон подводил итоги, не преминув инкриминировать Летеби дефицит правдивости, мистер Палтни, оторвав взгляд от щедрой порции лосося, прервал выкладки сыщика.

– Если я правильно вас понял, – сказал он, – Летеби питает определенные сомнения по вопросу о том, не умыкнул ли его оплакиваемый компаньон сокровища еще до того, как в гараже вспыхнул пожар?

– Он полагает – по крайней мере, делает вид, что полагает, – будто Хендерсон свистнул и припрятал где-то клад, чтобы забрать его позже. С моей точки зрения, это малоубедительно.

– Какая удача, что я могу подтвердить правоту юноши. Честное слово, когда эта божественная трапеза подойдет к своему завершению…

– Не надо ничего завершать, – заерзала Анджела, – просто объясните нам с Майлзом, вы о чем, собственно. Мне следовало догадаться, что, коли уж мы взяли вас с собой, без бесконечных открытий не обойдется. Майлз, помнишь Чилторп? Его нельзя было оставить ни на минуту. А что у нас сейчас?

– Боюсь, природа наделила меня необычайно щедрой долей того, что зовется человеческой любознательностью. Вы не станете отрицать, миссис Бридон, что сегодня ночью, когда вы разбудили меня, я, не теряя времени, привел себя в надлежащий вид и отправился на место действия. Не могу похвастаться, что

но смею утверждать, что принял некое участие в спасательных работах. Ярдов тридцать, если не сорок, я нес не менее трех огнетушителей и только сейчас понимаю, что вес их был весьма значителен. Затем, осознав, что я в некоторой степени лишний, я удовольствовался тем, что вдохновлял крайне энергичных джентльменов из Стратдауни словом и жестом, преимущественно жестом. И почти как Гораций, лишь чудом избежал смерти, когда с дерева упала ветка, которую кто-то спилил прямо у меня над головой, не предпослав тому внятного предупреждения. Примерно тогда до моего сознания дошло, что становится горячо.

– Да уж, я заметил, – пробурчал Бридон.

– Знаете, одно из моих жизненных наблюдений состоит в том, что когда человека будят после полуночи, у него бывает странная сухость во рту. То же самое я испытывал во время воздушных налетов. Так вот, представьте: жар, во рту пересохло, но, по счастью, проходя мимо окон гостиной, я вспомнил, что видел на столе бутылку.

– Мистер Палтни! – воскликнула потрясенная Анджела.

– И мне подумалось, что я заслужил несколько глотков, своего рода чаевых. А также, что опасно оставлять столь легко воспламеняющийся напиток в комнате, которая в любую секунду может осветиться огнем. Руководствуясь этими соображениями, я подтянулся к входной двери и, убедившись, что меня никто не видит, прошел в гостиную. Представьте бездну моей горечи, когда я обнаружил, что бутылка пуста.

– Вы уверены? – спросил Бридон. – Я хочу сказать, вы не просто щадите чувства Анджелы? Потому что это действительно важно, была ли бутылка пуста, до того как… ну, словом, до того как она оказалась в поле вашего зрения.

– Поверьте, это не те вещи, где я могу допустить ошибку. Я перевернул обе бутылки – там было две, – я держал их абсолютно вертикально – безрезультатно. Вот вы, миссис Бридон, вздохнули с облегчением, а у меня в тот момент возникли совсем иные чувства. Однако стоя у стола…

– Надо сказать, у вас действительно такой вид, как будто вы провели ночь бог знает где, – заметила Анджела. – В следующий раз, когда мне вздумается пригласить вас на пожар, я не оставлю вас ни на секунду. И куда вы отправились потом? В кладовку?

– Нет, есть мне не хотелось. Но, как я сказал, любознательность взяла верх; и, увидев в углу комнаты явно древний кожаный сундук, я оказался во власти любопытства, а не есть ли это пресловутое вместилище сокровищ. Я открыл крышку, и взор мой усладился зрелищем чрезвычайно интересного комплекта ценностей.

– Каких? – уточнил Бридон.

– Там были в основном броши, медальоны, другие старинные украшения; но я также заметил несколько пистолетов и некий инструментарий, которым вполне мог пользоваться монарх в изгнании, – флягу, к примеру.

– Она тоже оказалась пустой? – невежливо поинтересовалась Анджела.

– Я предавался зрительной усладе всего пару минут, а затем счел разумным удалиться, опасаясь, что появится хозяин дома и превратно истолкует мое присутствие. Думаю, все заняло не больше пяти минут. Но клад был там, могу поклясться жизнью.

– И когда вы уходили, то, полагаю, ни с кем не столкнулись, – задумчиво произнес Бридон. – Понимаете, это очень важно – кто заходил в гостиную после вас.

– Двери были нараспашку, так что, видимо, под подозрение попадает вся компания, включая, разумеется, и меня. Если вы обвините меня в том, что я набил себе карманы, мне нечего будет предъявить в свою защиту, кроме парочки блестящих рекомендаций от директоров школ, томимых желанием подыскать мне другое место, чтобы взять менее дорогостоящего сотрудника. Был ли кто-то у дверей, когда я выходил? Да, один из добровольных помощников, причем он стоял так, будто собирался последовать моему примеру, так что я чуть было не предупредил его о плачевном состоянии бутылок. Однако задним числом я порадовался, что не сделал этого, так как костюм, похоже, выдавал в нем человека, облеченного священническим саном.

– Маклин, – кивнул Бридон. – Хотя, по его словам, он в сундук не заглядывал. Как же нам повезло, что вас осенило туда посмотреть, Палтни. Вы единственный наш свидетель, благодаря вам мы в силах доказать, что к началу пожара клад был на месте. И если расследование придет к выводу, что в огне погиб Хендерсон, а я практически уверен, что так и будет, то Компания платить не обязана. Ну и история! Знаете, Палтни, нам лучше пока помалкивать. Если вдруг окажется, что Летеби врет – а я считаю это в высокой степени вероятным, – хорошо бы он не знал, что мы знаем, что он врет.

– О какой вероятности ты говоришь? – возразила Анджела. – Вы, мистер Палтни, полагаю, не пробовали поднять сундук? Его легко унести?

– Нет, я и так намучился с этими огнетушителями. Если бы я решился на полновесную кражу – огнетушителей, к примеру, – то непременно позаботился бы о сообщнике, чтобы он таскал за меня тяжести.

– Именно. Кому же придет в голову вдруг, без подготовки выгрести все это барахло и унести его под мышкой, да еще без сундука?

– Хотя бы пожарному, – пожал плечами Бридон. – Трудно придумать профессию, которая предоставляла бы больше возможностей для шальной поживы. Однако важна не вероятность того, что кто-то другой прикарманил клад. Мы должны убедиться, что никто другой его не прикарманил. В противном случае я не вижу шансов доказать, что это сделал Летеби. И еще, так как мы не можем доказать, что в гараже погиб именно Хендерсон, то не можем доказать и то, что Хендерсон не болтался там все это время, готовый в любую минуту, пока никто не видит, схватить клад и раствориться во всеобщей сумятице. Все-таки надо как-то с этим разобраться. Теперь можно двигаться дальше и предложить Летеби парочку испытаний. Посмотрим, какова будет его реакция.

– Каких испытаний? – спросила Анджела.

– В данный момент у меня нет никаких идей. Если бы были, я бы, наверно, тебе не сказал. Но по всей видимости, можно придумать ситуацию, в которой человек, присвоивший клад, поведет себя иначе, чем человек, клад потерявший. Слава богу, он решил остаться на острове.

– Да, меня это удивило.

– Лично у меня на этот счет имеется одна очень хитрая мысль, но она не для публикации. Нет, пойду-ка я сегодня пораньше спать. У меня такое чувство, что могу проспать сутки.