Если Бридон наелся одиночества, то мистер Маклин, по всей вероятности, постоянно пребывал в означенном состоянии, ибо не упускал возможности завязать разговор, когда ему подворачивалась хоть какая-то аудитория.

– Входите же, сэр, – тотчас начал он, – хотя не знаю, имеем ли мы с вами право друг друга сюда приглашать. Но открытая входная дверь и отсутствие слуг означает, что зайти может кто угодно, так что мистеру Летеби, когда он вернется, придется смириться с нашим обществом. Считаю своим долгом сообщить вам, я пришел лишь для того, чтобы по мере скромных сил утешить его в потере друга. Видите ли, мне неизвестно, каких взглядов придерживается мистер Летеби, но у него горе, и существует такая вещь, как уместное слово, не правда ли? Я решил, мой визит не причинит никакого вреда. Вы, насколько могу заключить, мистер Бридон из домика садовника? Да, в этих пустынных краях мы знаем о соседях все и не дожидаемся официальных представлений, вам подтвердит кто угодно. Ужасная история, мистер Бридон, бедного Хендерсона постигла страшная судьба, да еще в тот момент, когда они нашли клад. Я слыхал, вы присутствовали при этом, верно?

– Да, так случилось, я как раз зашел к ним после обеда и видел, как выкопали клад.

– Тогда, скажите, пожалуйста, как вам показалось, клад мог находиться там со времен самого принца Чарли? Позвольте доложить, я всегда утверждал, что верить легендам не грех, но если начистоту, не очень надеялся, что после стольких лет можно хоть что-то найти. А вы как полагаете, они могли наткнуться на какой-то другой тайник? По ошибке? Здесь в округе многие – больше, чем вы можете себе представить, – не доверяют сбережения банкам. Я хочу сказать, может, кто-то припрятал свои ценности?

Бридон начал смутно догадываться, что пастор, как бы искренни ни были его намерения утешить ближнего в скорби, пришел на остров не только с этой целью.

– Я бы с удовольствием показал вам клад, – ответил он пастору на невысказанную просьбу, – но Летеби уехал и, вероятно, куда-то его спрятал. Нельзя же оставлять сокровища на виду, правда? Ни в коей мере не могу считать себя знатоком, но, понимаете, там нет наличных денег, без которых вряд ли обошелся бы чей-то тайник. А некоторым предметам, несомненно, больше сотни лет. В том числе, и сундуку, в котором хранился клад; вот он, в углу. Его точно можно датировать временем Карла Эдуарда.

Мистер Маклин осмотрел сундук и остался доволен.

– Что ж, – сказал он, – это послужит наукой человеку, который слишком торопится со своими категоричными суждениями. Простите, но я был убежден, что если они что-нибудь и найдут, то не то, что ищут. И, судя по всему, ошибся. Но в одном я оказался прав. Я предупреждал джентльменов, что каждого, кто попытается найти клад принца Чарли, постигнет проклятие, и, как оказалось, это святая правда.

– А проклятие наложил сам принц или кто-то другой?

– Нет, оно несколько моложе. Жил тут один старик, вскоре после тех событий, по имени Дэвид Хэбингтон, почитавшийся пророком. И одно из его пророчеств заключалось в том, что всякому, кто потревожит сокровища принца Чарли, они встанут поперек горла. Смерть не упокоится на погосте Глендауни – так он говорил. И вот несчастный Хендерсон, судя по всему, погиб, а Летеби, отдав предпочтение осмотрительности, покинул наши места. Могу только сказать, мудрое решение, мистер Бридон.

– Да, пожалуй, у него больше здравого смысла, чем можно было предположить по некоторым поступкам, – сухо согласился Бридон и добавил: – Мне только несколько странно, что проклятие падает лишь на того, кого в поисках клада ждет успех. Казалось бы, в данном случае волю следует приравнять к поступку, и несчастья должны начать сыпаться, не дожидаясь находки, как только кто-то приступит к поискам.

Мистер Маклин заметно растерялся.

– Вы молоды, мистер Бридон, – пробормотал он, – и, полагаю, не очень хорошо знаете эти края. Неудивительно, коли вам многое кажется здесь странным. Но позвольте заметить, в местных долинах немало людей, которые, с тех пор как пошли разговоры о поисках клада, старались не ходить по дороге мимо моего дома. Другие поздно ночью видели на острове и на берегу напротив свет, когда там никого не могло быть, и все это за последние две-три недели. Однако мне пора. Вы не проводите меня до моста? Или у вас тут дела?

На сей раз Бридон обрадовался, что можно уйти с острова. Без мистера Маклина он бы мучился одиночеством, с ним же компании было чуть больше необходимого. Пастор, как, наплевав на все приличия, выразился впоследствии сыщик, принадлежал к тем, чье слово способно довести до белого каления вне зависимости от того, уместно оно или нет. По дороге к мосту о сверхъестественном больше не говорили. Обитатель Глендауни, видимо, заметил в умонастроении спутника скептическую жилку южан, которым, дай волю, они вмиг повыгоняют из всех северных озер таких реальных чудищ, и решил, что спорить с ним – попусту тратить время.

Было здорово снова оказаться в домике садовника и даже приступить к церемонии бритья, которая по необъяснимым причинам так долго откладывалась. Анджела, сидя у окна в спальне, бросала теннисный мячик хозяйской собаке, находившей непреходящее удовольствие в том, чтобы ловить его на крутой лестнице. Бридон рассказал жене о загадках, которые задал ему дом, поскольку порой ее прозрения оказывались полезными; о малодушии во время прогулки по острову, поскольку, стоило Бридону ввязаться в очередную авантюру, его жена возвращалась к утомительной привычке переоценивать его неосторожность; о беседе с мистером Маклином, поскольку она принадлежала к числу тех удовольствий, которыми приятнее наслаждаться задним числом. Анджела заявила, что на месте сэра Чарлза Эрдри она позвонила бы в Общество физических исследований и предложила им остров Эрран в качестве пристанища призраков.

– Кстати, о звонках, – добавила она. – Только что звонил Шолто. Я решила тебя не звать. Он просто хотел узнать, как идут дела. И немного поворчал, что ты не телеграфировал ему, когда нашли клад. Сказал, что прочел об этом в утренних газетах и не на шутку разозлился.

– Потому что я не телеграфировал ему, когда нашли клад? Но я же телеграфировал… Хотя да, в каком-то смысле, наверно, все-таки нет. И что ты ответила? Надеюсь, дала какое-нибудь особенно изворотливое объяснение.

– Сказала, что в ситуации, когда события в этой части света с такой частотой выходят из-под контроля, мелочь вроде находки клада стоимостью в пару тысяч фунтов может вылететь из головы. Он спросил, какие события; я рассказала про пожар. Надеюсь, я не совершила роковой ошибки. Ах да, еще. Кажется, они получили в полиции дополнительную информацию про Хендерсона, и, похоже, его жизненный путь несколько более извилист, чем предполагалось вначале. Знаешь, его мечтает видеть нью-йоркская полиция, и Шолто считает, Компания мужественно перенесет известие о его смерти. Наверно, все это появится в вечерних газетах, так что, судя по всему, молчать смысла не было.

– Да, пожалуй. А теперь расскажи мне подробно, что ты думаешь о минувшей ночи и сегодняшнем утре, а я пока побреюсь. Все-таки в этом деле важнее всего расслабить челюсти.

– Такого же результата можно достигнуть, взяв новое лезвие. Хотя я люблю с тобой беседовать, когда ты не можешь слишком часто перебивать. Дай подумать… Ты хочешь услышать от меня, что если Д. Хэбингтон и имеет некое право считаться пророком, то усилия М. Бридона в этом направлении менее успешны. Ведь ты только ночью пришел к выводу, что либо Летеби и Хендерсон сговорились натянуть нос Компании (то есть Хендерсон улепетывает с сокровищами, а после они раскурочивают их пополам), либо Хендерсон обводит вокруг пальца Летеби, удрав с кладом и не оставив адреса. Хотя Хендерсон усоп, по меньшей мере усоп настолько, что Летеби не обломится выплата по страховому полису. А если Летеби, спешно смотав манатки сегодня утром, прихватил сокровища, это ему что мертвому припарки, так как всем известно, что они нарыли клад, и сэр Чарлз, если захочет довести дело до конца, может прижать его за горло и потребовать свою долю.

– Невзирая на непочтительность некоторых использованных выражений, довольно точное описание ситуации.

– Между прочим, шофер тоже исчез при подозрительных обстоятельствах. Летеби, очевидно, когда писал тебе вчера вечером, рассчитывал, что тот будет разгуливать на виду у всех, но увы, этому не суждено было случиться. А когда его преподобие грубо растолкали посреди ночи, сказал, что означенного работника несколько дней назад отправили домой. И слепой увидит, что здесь что-то не так. Скажи, Майлз, ты не думаешь, что шофер – просто переодетый Хендерсон? Ведь это объясняет, почему Летеби так хотел избавиться от него, как только Хендерсон погиб.

– В любом случае шофером не всегда был Хендерсон. Ты сама видела их вдвоем в машине. А Летеби, когда я его добудился, в самом деле знал, что Хендерсон погиб? Если да, дело плохо.

– Да чтоб тебе пусто было! Ведь если ты ни свет ни заря приходишь и кричишь ему в самое ухо: «Пожар!» – он наверняка понимает, что план где-то дал трещину. Однако, как ты верно заметил, шофера и Хендерсона видели вместе надежные свидетели. Значит, должен быть кто-то еще, кто либо жить не может без грима, либо имеет привычку пользоваться им время от времени. Кстати, о гриме: у тебя возле левого уха большое мыльное пятно, не знаю, что ты собираешься с ним делать. Да, так лучше… О чем я говорила? Майлз, ты ведь не думаешь, что они убили шофера, а?

– Это не невозможно. В таком случае утверждение Летеби, что шофера отправили в Мортон с машиной, было призвано объяснить его исчезновение. Но тогда, ради всего святого, что они затеяли? Убили такого замечательного шофера, спалили такой замечательный гараж; Хендерсон провалился сквозь землю, клад провалился сквозь землю, а доказательства, что его умыкнул Хендерсон, у них как не было, так и нет. И словно чтобы еще больше навести тень на плетень, Летеби после завтрака первым делом незаметно сматывается. И кто докажет, что он не прихватил клад? Я неплохо знаю «Бесподобную». Поверь, Компания ни за что не оплатит такой сомнительный полис.

– Особенно поскольку присяжные, точнее прокурор, или кто там, почти наверняка решат, что это труп Хендерсона. Если наши друзья хотели, чтобы Хендерсон удрал, ну или сделал вид, что удрал, было довольно неосторожно оставлять труп, который распрекрасно может оказаться его собственным.

– Ты, конечно, исходишь из того, что все было продумано, а Летеби посвящен в план. Если Хендерсон собирался раствориться с сокровищами по собственному почину, ему было удобней оставить тело, чтобы мы не особенно усердствовали в поисках. Но если ты права, почему Летеби не начал кричать о пропаже сокровищ? Почему тихонько испарился, вместо того чтобы помогать тут полиции и раздавать интервью? Кстати, почему остров до сих пор не наводнили газетчики?

– Полиция выставила на дороге заслон и не пускает никого, кому тут нечего делать – так мне сказали Макбрейны. После обеда на месте преступления ждут высокого полицейского чина.

– Слава богу, что я успел осмотреться там утром. Кстати, хотелось бы послушать о моих находках в гостиной. Ну хоть в спальнях.

– Не понимаю, как можно обвинять человека в том, что к нему приезжает тетушка. Это воля Божья.

– Я не утверждал, что усматриваю в этом какой-то злой умысел. Хотя признаю, сегодняшний визит тетушки меня заинтересовал. Если она его тетушка, как говаривал наш директор школы. Иными словами, может быть просто удачным совпадением, что Летеби поехал в Пертшир. Или он хочет встретить тетушку? Или спрятаться от нее? Все-все, молчу. Отлично знаю, ты не испытываешь к тетушкам теплых непотических чувств, но из этого вовсе не следует, что Летеби их тоже не испытывает. Ладно, проехали тетушку. Зачем Хендерсону понадобилась такая невероятная наклейка для багажа, с такими огромными буквами? Зачем он накорябал ее ночью и почему потом выбросил?

– Тебя действительно интересуют ответы на эти вопросы? Или тебе все известно и ты спрашиваешь просто забавы ради?

– Честно, я хочу знать, какое впечатление производят на тебя эти подробности и что ты из них заключаешь. Если я не говорю тебе той крупицы, которая мне известна, так это в самом деле крупица. Даю тебе честное слово, я по-прежнему блуждаю в безнадежных потемках и у меня нет ответов на вопросы, которые я сейчас тебе задал. Из того, что мне известно, не выводится никакого ответа. Я, конечно, могу догадываться. Но ты ведь тоже можешь. А людские догадки куда полезнее, когда их высказывают независимо друг от друга.

– Это я все прекрасно знаю. Ладно, если буквы действительно такие большие, как ты говоришь, вряд ли стоит считать наклейку уловкой, подброшенной сознательно, чтобы сбить нас с толку. Ведь тогда человек постарался бы сделать ее как можно обычнее на вид, правда? Никакого смысла в гипертрофированности нет. Поэтому я за то, что за наклейкой ничего не кроется. Просто Хендерсон по какой-то причине перерешил и выбросил ее. Единственное предположение, почему он сделал такую крупную надпись, – чтобы пассажиры его вагона легко могли ее прочесть. Лично я всегда читаю наклейки. Давным-давно, до нашего с тобой знакомства, моим попутчиком как-то оказался человек по фамилии Венчан. «Вот это имя», – подумала я и чуть было не попыталась устроить так, чтобы он сделал мне предложение. Но это так, в скобках. Хендерсон, полагаю, исходил из следующего: если в вагоне, в котором он будет улепетывать с сокровищами – или делать вид, что улепетывает, – окажется несколько таких любителей читать багажные наклейки, то когда полиция по радио попросит поделиться информацией о человеке по имени Дж. Хендерсон в поездах железной дороги Высокогорья, от свидетелей не будет отбоя. А сам он тем временем спокойно сойдет на Кингс-Кросс и вернется обратно. Или подастся еще куда-нибудь. Ну что, полезно?

– Да, мысль стоит принять в расчет – за исключением случайностей. Я бы предположил, что он собирался прицепить наклейку не на свой багаж, который, насколько могу судить, представлял бы собой довольно маленький и невзрачный вещмешок, а на какое-нибудь вместилище более зловещего вида, такое большое и тяжелое, что любители читать чужие наклейки потом показали бы на другого человека. Ну конечно, только там и мог быть клад! Это, разумеется, пальцем в небо, но если окажется правдой, то Хендерсон почти наверняка не собирался прикарманивать клад. Вероятно, они хотели где-нибудь его припрятать, как я тебе уже и говорил.

– Да-а, надеюсь мы не слишком увлекаемся. А что насчет железнодорожной карты? Она как-то вписывается в твою гадательную схему?

– А в твою?

– Черт бы тебя драл, я-то думала, что на сей раз тебя опередила. Верно, наклейка наводит на мысль, что он собирался сесть на поезд в Авиморе. Потому что довольно глупо садиться в Инвернессе, не так ли? Наклейка явно новая, а значит, ее собирались в скором времени использовать. Авимор как раз один из городков, помеченных на карте, правда ведь? Короче, я думаю, вполне возможно, что они с Летеби собирались сыграть в эту игру, ну ты знаешь – один выходит, другой заходит… Нет, Майлз, это не так глупо, как кажется, ведь тут проходит одна из очень немногих железнодорожных веток на свете, где можно без проблем мчаться за поездом на автомобиле. Помнишь, когда мы добирались сюда, то все время ехали параллельно поезду? Значит, Хендерсон мог доехать до Авимора да машине, Летеби на поезде, а потом они поменялись местами: Летеби поехал дальше на машине, а Хендерсон сел на поезд. Впрочем, понятия не имею. Мне надо подумать. Но звучит любопытно, правда?

– Я и не считаю, что это такой уж маразм, как кажется на первый взгляд. Все-таки мы имеем дело с Летеби и вроде бы условились – у этого человека извращенное чувство юмора. Могу допустить, что он придумал какую-нибудь бредовую схему вроде той, которую ты набросала. Двойной, как бы он сказал, блеф – довольно надежный способ в подобных ситуациях, а результаты дает просто фантастические. Ей-богу, если бы все прошло гладко и мы мусолили бы только планы Летеби, они, по-видимому, оказались бы до такой степени отчаянно гениальными, что их разгадал бы даже ребенок. Но совершенно ясно: кто-то вставляет палки в колеса. То ли Хендерсон, то ли кто-то третий, то ли вмешалось само Провидение. Милая миссис Бридон, попытайтесь еще потянуть за ниточку вашей сообразительности, скажите мне, что там случилось.

– Кто же теперь может точно это сказать? Почему Хендерсон не мог вставить палку, или веник, или еще какой-нибудь неизвестный предмет в колеса Летеби, а уж потом Провидение тоже решило вмешаться? Я хочу сказать, вероятно, Провидению значительно способствовало то обстоятельство, что Хендерсон, по всей видимости, крепко нализался еще до полуночи, а чтобы зажечь такую керосиновую лампу, как те, которыми мы пользуемся в этих отсталых краях, нужны асбестовые перчатки, иначе спалишь дом.

– Понятно. Ты, разумеется, в курсе, что пытаешься доказать, будто Хендерсон был пьян до невероятия. В доме имелся по меньшей мере один электрический фонарик, а также, пес знает почему, допотопный фонарь со свечой. Ну зачем, скажи мне на милость, ему понадобилось брать в гараж эту лампу и тем самым выдавать всем, кто, как мы, мог наблюдать за островом хотя бы с дороги, что в доме что-то неладно? Хорошо, проехали. Однако ты до сих пор не решила вопрос, который все время встает у нас на пути, – ключ. Хендерсон опоил Летеби, а потому вроде бы не имел никакой нужды запираться в гараже. Если бы ключ был у него, тот уцелел бы при пожаре и его нашли бы в завалах. Значит, по твоей логике, там слонялся кто-то третий в ожидании, когда можно будет прикарманить ключ, после того как гараж и уединившегося в нем Хендерсона осветит уютное зарево. Кто-то, кто не носит имя Летеби, если, конечно, последний не прикидывался одурманенным. Видишь, твою версию хорошо бы закруглить.

– Проклятие, как-то не складывается. Майлз, мне просто не хочется верить, что кто-то может дойти до такой степени мерзости, чтобы запереть дверь снаружи и сжечь человека заживо внутри. Ты ведь об этом?

– Сам толком не знаю. Если ты ночью будешь из-за этого ворочаться с боку на бок, утешайся мыслью, что у меня имеется другое объяснение того, как дверь оказалась заперта. Только оно означает, что все еще сложнее, чем кажется на первый взгляд. Запереть дверь мог, во-первых, Летеби, что маловероятно, поскольку, когда я его нашел, налицо были все признаки полной невменяемости; во-вторых, Хендерсон, а в этом случае мы обязаны переменить свое мнение о том, чей труп нашли в гараже; или же кто-то третий, но с третьим, который хоть как-то вписывался бы в общую картину, у нас не очень получается. Однако тот, кто запер дверь, не обязательно убийца. Человек в гараже мог быть уже мертв, когда начался пожар; или дверь могли запереть, чтобы все выглядело, как убийство, хотя это было не убийство, во всяком случае, не похоже на убийство. Или, что вполне правдоподобно, тот, кто запер дверь, не знал, что в гараже кто-то есть, хотя в этом случае придется найти объяснение, почему дверь понадобилось запирать именно в этот момент.

– Майлз, не хочу изображать из себя упрямую ослицу, но ведь остается вероятность – правда, ведь возможно же, – что это просто-напросто несчастный случай? Ну, например, представь: Хендерсон подсыпает Летеби что-то в кофе, что-то, оказывающее медленное действие, и Летеби вовсе не в такой отключке, как полагает Хендерсон. Хендерсон берет лампу и идет в гараж; Летеби подозревает, что там творится бог знает что, и хочет вывести Хендерсона из игры, не поднимая шума. Он крадется к гаражу и поворачивает ключ в замке, намереваясь просто продержать там подельника до утра. Потом начинается пожар, бедняга Хендерсон что есть мочи колотит в дверь, но пойло наконец подействовало, и Летеби уже вырубился. Именно поэтому, когда ты растолкал его, он ходил и кричал: «Хендерсон!» – как будто действительно не знал, что с тем случилось.

– Если так, то он совсем обезумел. Почему он сказал мне, что шофер уехал? Если бы он заявил, что тот в гараже, мы бы пришли к выводу, что труп принадлежит шоферу, а Хендерсон исчез по причинам, лучше известным ему самому… Хотя если в истории с шофером что-то нечисто, то да, дело могло кончиться для Летеби очень скверно. Нет, я не спорю, твое объяснение одно из возможных. Только я не считаю Хендерсона человеком, который начинает действовать, не убедившись, что на все сто обездвижил соперника. И не думаю, что он попотчевал компаньона зельем, которому требуется столько времени. Предположительно Летеби пил кофе сразу после обеда, а Хендерсон, по моим прикидкам, начал реализовывать свой план, в чем бы он там ни состоял, значительно позже.

– Почему ты так считаешь? И вечно ты что-то считаешь.

– Ну… в общем, похоже, прежде чем отправиться в гараж, он принял на улице вызывающее уважение количество алкоголя. И все-таки – что ему нужно было в гараже, столько-то времени, я хочу сказать? Если бы Копатель хотел просто вывести машину, было бы чертовски трудно запереть его там, чтобы он вообще ничегошеньки не заметил. И на кой ляд он взял с собой лампу?

– Конечно, странностей немало, я не спорю. Только хочу сказать, что эти странности можно объяснить какой-нибудь другой версией, а можно моей. Тебе, кажется, до смерти хочется подключить к делу третьего. Это не… – как ты все время меня попрекаешь? – неэкономно, вот.

– Твоя проблема в том, что ты изо всех сил игнорируешь лампу. Ты, конечно, понимаешь, что она говорит больше в пользу сфальсифицированного несчастного случая, не настоящего. Я знаю – и не трудись напоминать мне, – что пустое дело устраивать якобы несчастный случай, а потом запирать дверь гаража, так что даже самый простодушный коронер сразу увидит инсценировку. Вот над этим нам в самом деле предстоит поломать голову. И над вопросом, почему Летеби сегодня утром решил скрыться. А также, где клад. Ну и еще парочка мелочей.

– Майлз, посмотри мне в глаза и ответь: ты знаешь, где клад?

– Как тебе известно, вчера после обеда я присутствовал при том, как на острове, вон там, из земли извлекли кожаный сундук, или ящик. Открыв его, мы увидели ювелирное барахло, которого хватило бы до конца жизни даже тебе. Сегодня утром, вскоре после завтрака, мы с сэром Чарлзом обнаружили этот сундук, или ящик, в гостиной, но когда открыли его, там ничего не было. Конечно, можно предположить – а если имеются хоть какие-то основания считать его честным человеком, это будет вполне естественное предположение, – что Летеби, по некой причине торопясь куда-то сегодня утром, припрятал содержимое сундука, чтобы оно не оказалось в распоряжении первого встречного, намереваясь его оценить и все такое, как только вернется. Мне грустно говорить, но я в это не верю. Думаю, в таком случае он наверняка оставил бы сэру Чарлзу – который все-таки является законным владельцем – записку или сообщение, что клад в надежном месте. Я склонен полагать, что сегодня утром он взял клад, или то, что от него осталось, с собой, а инструмент выложил из машины и оставил на острове, поскольку ему нужно было закрытое место для громоздкого барахла, которое не засунешь в карман или под сиденья. Возможно, питая такие подозрения, я клевещу, возможно, он не брал никаких сокровищ, просто потому что больше нечего было брать. Тогда, по всей видимости, их увезли ночью, и сделал это либо Хендерсон, либо третий человек, на которого, если он когда-либо материализуется, падет серьезное подозрение в убийстве Хендерсона. По большому счету я склоняюсь ко второй версии, так как, хоть убей, не понимаю, зачем Летеби нужно было увозить свой клад, точнее, клад сэра Чарлза. Почему он не спрятал его где-нибудь на острове, сделав вид, что тот исчез ночью? Хотя я вообще не понимаю, какого черта он уехал. Ну, ответил я на твой вопрос?

– Вроде того. Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь. Никогда бы не подумала, что тебе потребуется такое количество слов, чтобы поделиться этой незамысловатой информацией.

– Бывают времена, – заметил Бридон, – когда важно очень точно подбирать слова.