– Это что еще такое! – воскликнул Бридон, выйдя на следующее утро на прогулку.

«Это» относилось к устрашающим воротам на мосту со стороны берега. Впервые с момента приезда супругов они были заперты. Ворота будто выросли за ночь, так мало мы обращаем внимания на постоянно открытые пропилеи.

– Их закрыли, пока ты спал, – объяснила ему Анджела. – А чего ты удивляешься каким-то переменам, если тебя не добудиться чуть не до одиннадцати? Судя по всему, сэр Чарлз поймал мистера Летеби на слове. Ну ты помнишь, тот сказал, что не собирается давать никаких интервью. А поскольку полиция сняла заслон с дороги, распорядился, чтобы никто не пересекал мост, пока не докажет, что его ждут на острове. Утром тут шныряло немало недовольных джентльменов, доложу я тебе.

– Пикантность в том, – заметил Бридон, – что мост теперь единственная возможность перебраться на остров. По крайней мере я не вижу никого на лодке. Еще бы, на такой-то воде. Боже, как поднялась. Пожалуй, если бы я вовремя не проснулся, меня бы затопило во сне. Смотри, как близко она подобралась к отметке на мосту! Я бы сказал, за ночь уровень воды повысился на добрых восемь футов, причем без единой капли дождя – пока. Но, похоже, после обеда начнется нескончаемый ливень.

Реки Высокогорья вообще имеют обыкновение таинственным образом подниматься. Местные жители, если вы поинтересуетесь у них этим явлением, скажут вам, что «на западе был дождь», такое случается нередко. На протяжении многих миль все пересохшие реки, еще недавно имевшие вид уродливых канав у подножия холмов, вдруг превращаются в кипящий бульон, который, пенясь, впадает в основной поток, чьего глубокого русла редко хватает настоящей реке, так что всей клубящейся массе воды приходится нестись вниз с бешеной скоростью, превращая вчерашнюю мирную речушку в стремнину, более пригодную для мельниц, а вчерашние бурлящие пороги – в подлинную пучину. Вода подхватывает и уносит ветви деревьев, попадавшие в воду в этой обители лесистых берегов; они то всплывают, то снова исчезают в водной пене. Высокие брызги, казалось, висят в дымчатом воздухе; и, стоя на мосту, оглохнув от шума воды, пригвожденный зрелищем безостановочного движения, вы словно участвуете в головокружительной авантюре, вам будто предстоит ринуться в кровавое сражение. Старческая апатия повсюду сменяется юношеской порывистостью.

Как и сказал Бридон, картина напоминала начало наводнения. Хотя ни на берегу, ни на острове дождя не было, над далекими холмами клубился белый облачный покров, по краям распластывающийся туманом. Казалось, в ничейном пространстве между водой, грозившей накрыть вас сверху, и водой, силившейся затопить вас снизу, сухим остаться невозможно. Скалы со своими цепкими спутниками – березой и рябиной, – казалось, лишились основания и вот-вот сползут вниз, упадут в реку. Ветер стих, и на фоне кипящего меж берегов неистовства тишина в верхушках деревьев несла зловещие признаки грядущих катаклизмов.

Слух и зрение Бридонов были настолько поглощены зрелищем внизу, что лишь сигнал клаксона в двух шагах привел их в чувство, возвестив, что сзади подъехала машина. Автомобиль остановился прямо у моста; водитель, очевидно, ждал, пока кто-нибудь подойдет и ответит на его вопрос; немолодая дама – единственный пассажир, сидевший рядом с шофером, – даже не выглянула в окно. Сразу было видно, она из тех, кто привык вот так сидеть.

– Провалиться мне на этом месте, если это не миссис Уочоуп, – сказала Анджела.

Гостиничные знакомства редко бывают теплыми, но те несколько дней, что Бридоны провели в отеле «Блэруинни», когда «Бесподобная» страховая компания пыталась установить точную дату смерти Колина Ривера, были столь наполнены событиями, а миссис Уочоуп, случайно оказавшаяся постоялицей той же гостиницы, проявила такой материнский интерес к происходящему, что, повстречав ее, вы будто увидели старого друга. Они с Анджелой изредка переписывались, но с тех пор не сталкивались. Тем не менее миссис Уочоуп не относилась к людям, которые забывают знакомых или устраивают пышные церемонии из простого приветствия.

– Господи, помилуй меня грешную, – тут же начала она, – вы-то что здесь делаете? А-а, ну конечно, мне следовало догадаться… Все эти тайны острова… Полагаю, ваш любознательный супруг уже сунул туда свой нос. Дорогая, какой же тяжкий крест быть связанной брачными узами с любопытной Варварой. Вы, вероятно, остановились в какой-нибудь ужасной гостинице…

– Вовсе нет. Мы как раз живем в этом домике. Точнее, его снимаем. Однако не хотите ли проехать в ворота?

– Да я бы проехала, только у них не очень гостеприимный вид. Но теперь, когда я встретила вас, пожалуй, можно заехать и поболтать. А что, нельзя попасть на остров, если имеется такое желание?

– Боюсь, если вы пишете колонки светской хроники, то нет. Строжайший запрет, никто не может проехать без письменного разрешения его преподобия В. Летеби. Возможно, он вам знаком?

– Дорогая моя, если я его родная тетка…

– Что вы говорите! Мне это и в голову не приходило. Чрезвычайно интересно. Мы бы не стали читать ваше письмо, если бы знали, что оно ваше, правда, Майлз? Как хорошо, что вы не приехали вчера, мы тут такого наговорили про тетушек…

– Ты наговорила, – поправил жену Бридон. – Сколько помню, я не произнес ни единого неуважительного слова. Но вы же знаете Анджелу, миссис Уочоуп, она терпеть не может собственных теток, а мне так и не удалось убедить ее полюбить моих.

– Такова молодежь, – вздохнула миссис Уочоуп. – Я многократная тетка и не стыжусь этого, но отнюдь не требую от своих племянников и племянниц, чтобы они меня любили, особенно от Вернона Летеби, поскольку, не одобряя его поведения, я держу его на сухом пайке. Я отдала ему ключи от дома в Пертшире – кстати, я как раз оттуда, – но денег не даю, стало быть, ему от этого мало проку. И вообще, знаете, мои дорогие, я приехала вовсе не к нему; он страшно действует мне на нервы. Мне только хотелось узнать новости, а вы, судя по всему, куда больше в курсе. Вы всегда лучше информированы о происходящем, чем сами преступники, не правда ли, мистер Бридон?

– Ну на данный момент я не так в этом уверен. Хотя, может быть, в каком-то смысле. Но почему вы называете вашего племянника преступником, миссис Уочоуп?

– Как почему? За вторым завтраком до меня донеслись обрывки разговоров, так вот, похоже, ни у кого не вызывает сомнений, что он убил своего компаньона и присвоил клад. Но я неплохо его знаю и не могу представить, чтобы он решился на подвиг, хоть вполовину такой толковый. Ну а теперь в самом деле, впустите меня и дайте же осмотреть ваш дом.

Было непростой задачей ввести миссис Уочоуп в курс дела. Бридон невольно старался щадить ее родственные чувства, предлагая наиболее милосердное толкование поведения Летеби и его предполагаемых мотивов. Миссис же Уочоуп неизменно видела картину именно в том мрачном свете, который он старательно пытался разогнать, и исходила исключительно из того, что ее племянник неисправимый мот. Однако в то, что он убийца, леди верить отказывалась.

– Не то что его обуревают соображения нравственности, – объяснила она. – Он аморальный тип, как говорят сегодня эти идиоты, что, мне думается, куда хуже, чем быть просто безнравственным, такими, какими были резвые молодые люди в пору моей юности. В общем-то это то же самое, только означает, что вы безрассудно гордитесь своими слабостями, вместо того чтобы их стыдиться. Но я абсолютна уверена, Вернон, если бы взялся убить, безнадежно напортачил бы. Стреляя в Хендерсона, он бы попал вместо него в какую-нибудь дорогую собаку; такой уж человек. И конечно, тут он влип в историю, которая прямо просится на страницы газет. Вряд ли он получил бы хоть какое-то удовольствие от нарушения заповеди, если бы не имел возможности рассказать об этом на Флит-стрит. А что за человек был Хендерсон? Я его ни разу не видела, но, насколько понимаю, что-то вроде бутлегера. Если бы Вернон познакомился с ним пораньше, ему бы нашлось вполне приличное занятие. Да, а что там с моим письмом? Не стану утверждать, что одобряю чтение чужих писем; я не особо стесняю себя в эпистолярном жанре, вы ведь знаете, миссис Бридон.

– Но я же понятия не имел, что оно ваше! Просто вчера утром ваш племянник уехал, а поскольку я его упустил, то решил, что неплохо осмотреться в доме, может, удастся найти объяснение пожару и… ну, всякому такому. Увидев письмо от сокрушающейся тетушки, не указавшей свою фамилию, я подумал, не будет чрезмерной нескромностью бросить на него взгляд. И конечно, оно объяснило, почему ваш племянник уехал именно в указанное время.

– Ей-богу, снимите вашу маску непроницаемости, мистер Бридон. Я прекрасно понимаю, к чему вы клоните. Вы хотите сказать, Вернон сообщил вам, что отправился в Мортон приготовить дом, поскольку я должна была приехать с ночевкой. И зная, какой он врун, вы хотели убедиться, что он таки туда доехал. Ну что ж, могу вам доложить, доехал; разумеется, если вы поверите на слово почтенной супружеской паре, живущей в доме и при необходимости ухаживающей за всеми, кто в нем останавливается. Они рассказали мне, что Вернон примчался, запыхавшись, и даже отказался от обеда, сказав, что поест на обратном пути. Он, конечно, велел все для меня приготовить, что было совершенно излишне. Но в то, что Вернон проделал без малого двести миль из желания позаботиться, чтобы мне – именно мне – было удобно, – поверить невозможно. Я понятия не имею, что ему было нужно, но дом он торопливо обежал. Нет, он не подровнял мне простыни на кровати, это я бы заметила. Судя по тому, что вы рассказали, могу заключить: вы подозреваете, будто он приезжал в Мортон припрятать клад с острова Эрран. Ладно, может быть, но если так, то действовал он в спешке и не мог найти по-настоящему надежное место. А ведь он знал, что я приеду, и ему прекрасно известно, что я любопытная старуха, которая повсюду шарит, поскольку ей хочется, чтобы все было в порядке.

– Скажите, а вам известно что-нибудь о его шофере, миссис Уочоуп?

– Не могу себе представить, чтобы у него была такая игрушка, как шофер. Чем бы он платил? Ну а теперь мне в самом деле пора. Я же еду к Летти Кокрейн…

– Но обедаете вы здесь, – уточнила Анджела. – Миссис Макбрейн так старалась. Вас там все равно ждут не раньше чем после обеда.

– Дорогая, вы просто великолепны. Не хотела вам говорить, но я просто умираю с голода; знаете, ведь мы выехали в семь утра. Если бы вы и впрямь кинули мне маковое зернышко, да еще попросили бы хозяев накормить на кухне шофера, я могла бы потом заехать на благотворительную ярмарку в Бирнивуд. Там как раз правит бал Летти Кокрейн, так что все чудесно устраивается. Вы, наверно, как англичанка не посещаете такие места? Здесь это главное развлечение, думаю, вам известно.

– Мы, правда, не собирались, – признала Анджела, – но почему бы и не поехать, если, конечно, Майлзу не захочется непременно убедиться, что мистер Летеби не отправится еще куда-нибудь по делам. О, а вот и мистер Палтни. Мистер Палтни, миссис Уочоуп. А вы примете участие в благотворительной ярмарке, мистер Палтни? Он приехал сюда на рыбалку, миссис Уочоуп, и вчера поймал лосося, так что, думаю, обязательно должен появиться на ярмарке, чтобы принять поздравления всех важных персон, не так ли?

– Если будут разыгрывать призы, можете на меня рассчитывать, – откликнулся мистер Палтни. – Странным образом обожаю это занятие, хотя, сколько помню, ни разу не выиграл ничего существеннее флакончика духов.

– О, такого вы там не найдете, – покачала головой миссис Уочоуп. – Здесь все серьезнее. Туда едут заключать сделки, а не просто для того, чтобы вас ободрали как липку. Какая у вас замечательная кухарка и какой чудесный вид из окна, если бы мне хоть что-нибудь было видно.

Благотворительная ярмарка проходила в сельском клубе, подобающе случаю, хоть и без излишнего усердия украшенном гирляндами. Половина лотков была завалена тем, что Бридон классифицировал как «гнусно бесполезные» предметы – рамки для фотографий, безделушки, каминные экраны и все, что валяется в доме от одной ярмарки до следующей; вторая половина торговала «продуктом». Это, по-видимому, означало, что у вас имелся шанс вернуться домой с головкой сыра или оленьей ногой, купленной по сниженной цене. Никто точно не знал, к чему приурочена ярмарка; она являлась уважительной причиной и приятной возможностью для всех, больших и маленьких, проделать много миль и обсудить последние новости под добротным филантропическим предлогом. Призы не разыгрывали, что было большой удачей, так как мистер Палтни остался дома присматривать за пересекающими мост автомобилями. Что до Бридона, резвость, с какой он изъявил готовность поехать с компанией, озадачила Анджелу, осведомленную о его крайней неприязни к любого рода социальному обременению. У Майлза, однако, имелась цель: кто-нибудь мог что-нибудь знать о том, кто пару недель или месяц назад, до его появления здесь, приезжал в эти края, кто уезжал, а кто-нибудь мог поделиться полезной версией, скажем, о том, кто же все-таки погиб в гараже.

Ему повезло почти сразу же. Леди Летти Кокрейн, сказав речь о том, как она рада видеть столь представительное собрание соседей, воспользовалась этим удачным стечением обстоятельств и в надежде, что никто не уйдет отсюда, не купив чуть больше, чем собирался, принялась обходить зал с огромным и особенно уродливым пледом из шотландки, который разыгрывала в лотерею как принадлежавший потомкам старинной династии скотоводов, о чем поведала Бридону миссис Уочоуп. Возможно, заметив, что нового гостя зрелище коробит, леди Летти не попыталась выдать приобретение пледа за удачную сделку, а ловко воззвала к лучшим чувствам:

– Возьмите билет, мистер Бридон. Я продала их уже довольно много, поэтому шансы, что вы выиграете, ей-богу, мизерные. Дома я просто видеть уже не могу этот плед. Купила как-то у одного из кочующих торговцев, разъезжал в такой малюсенькой машинке. Он торговал отвратительным хламом, даже не понимаю, как он собирался его распродать, если только кто-нибудь не купил у него что-нибудь из милосердия. Бедняга, похоже, совершенно не разбирался в своем ремесле.

Бридона вдруг осенило – а именно благодаря этой способности он, как когда-то сказал директор «Бесподобной», стоил десятка толковых работников.

– А у него, случайно, не было такой бело-розовой бабочки? – спросил сыщик.

– О, от всей души надеюсь, это не ваш близкий друг! Я не сказала ничего страшного? Именно такая бабочка, что придавало ему даже какой-то трогательный вид.

Убедившись далее, что у торговца были белесые усы, но не добившись от леди Летти, чтобы она точно вспомнила день, когда он заезжал («может, две, а может, три недели назад, я все время путаю даты»), Бридон отважно приобрел шесть билетов, демонстративно проигнорировав широко раскрытые глаза Анджелы, стоявшей всего в паре ярдов. Жена его приписала это упорству, а вот леди Летти, когда Майлз предложил избавить ее от невыносимого пледа и пошел с ним по людям, возможно, приписала его действия чему-то большему, чем повреждение рассудка. Но сыщик знал, что делает; у него в руках оказался пропуск, позволявший заговаривать о коммивояжерах со всеми посетителями, и он только и старался наводить разговор на этот предмет, самым наплевательским образом манкируя обязанностями продавца.

– Нет, – сказал ему сэр Чарлз Эрдри, – сам я обычно не беседую с такими людьми, иногда это делает невестка. Но мне всегда сообщают о подобных визитах, потому что, видите ли, иные из торговцев не вполне ангелы во плоти, и полезно знать, кто у нас тут разъезжает. Не стану отрицать, я украдкой нет-нет да и взгляну на них из-за занавески. Абсолютно уверен, за последнее время в замок никто не приезжал с пледами. Мы ведь, как вам известно, живем в стороне, не всякий возьмет на себя труд сделать крюк и, возможно, убедиться, что я уехал по делам на юг.

Не больше удачи сопутствовало Бридону и в беседе с пастором из Глендауни.

– Странно, что вы спрашиваете меня об этом, мистер Бридон. Месяца два назад ко мне в самом деле заезжал человек, торгующий пледами. И что вы думаете? Он был черен, как вороново крыло. Вы, осмелюсь предположить, не вполне отдаете себе отчет в том, насколько это невероятно. Однако не так давно в этих ущельях, завидев чернокожего, полагали, что встретились с самим Окаянным – так у нас в Шотландии именуют князя тьмы. Едва ли была удачная идея посылать такого торговца. Должен вам сказать, когда в наших краях встретишь на пустынной дороге негра с огромным тюком пледов на спине, возникает довольно странное чувство. Они, однако, отличные носильщики, эти ребята. Но, разумеется, дешевые легковые автомобили намного облегчили жизнь тем, кто проводит ее в дороге. Не так давно я слышал о торговце, о котором вы спрашиваете. Кажется, моя жена видела его на шоссе. Но к нам он не приходил, в этом я совершенно уверен.

Несколько человек – сложность была в том, что Бридон не хотел спрашивать у них ни имен, ни адресов, если только они не горели желанием рискнуть и приобрести билет, чтобы вступить во владение пледом из шотландки, – засвидетельствовали, что видели разъездного торговца в маленьком автомобиле. Обитателей Стратдауни Бридон решил не расспрашивать, поскольку они едва ли были старше его самого. Ему, однако, не удалось укрыться от взоров леди Гермии, которая налетела на него из дальнего угла зала и приковала к себе, выказав интерес к пледу. (У нее не хватило наглости назвать его «премилой вещицей», как выразился мистер Маклин, который в отличие от Дженнингс билета не купил.) По всей видимости, даме захотелось поговорить о Верноне Летеби с человеком, которого она по не вполне очевидным причинам сочла близким по духу.

– По-моему, с вашей стороны было прекрасно, мистер Бридон, сразу подняться наверх и вытащить несчастного Вернона из постели. Ведь если бы его не разбудили, все могло бы кончиться ужасно. И так-то все ужасно! Бедный этот Хендерсон! Но мне не очень жалко Вернона. Я считаю, друзья иногда дурно на него влияют. Но ведь вы, мистер Бридон, я уверена, и подумать не можете, что Вернон как-то замешан в этой истории. Говорят совершенно кошмарные вещи – впрочем, их всегда говорят, – договорились до того, что он запер компаньона в гараже и поджег. Я отвечаю таким, что, даже если вы не знаете Вернона, как знают его некоторые, какой же смысл выкидывать подобные номера? Нет, конечно, деньги ему нужны, но ведь там хватило бы на всех, правда? У меня просто слюнки потекли, когда я увидела в сундуке украшения и все прочее. Вы ведь не думаете, ведь не думаете же, что эта история может вызвать интерес у стражей закона? У Вернона столько врагов, они готовы пойти на что угодно, а гниль всегда воняет, правда? Но вы справитесь, я хочу сказать, если вас пригласят свидетелем, ну, что-нибудь такое, вы покажете им, насколько смехотворны все обвинения.

Бридон пришел в замешательство, преодолеть которое ему было тем труднее, что он снова перехватил взгляд жены, пытавшейся его рассмешить. Он как мог утешил леди Гермию. Сон Летеби, то, как он проснулся, скорее всего, говорит о том, что его опоили, если только он не виртуозный артист, уверил Бридон – вполне искренне. Сыщик также поделился с собеседницей мнением миссис Уочоуп по поводу упомянутого обвинения, не приведя, правда, ее доводов.

– Но должен сказать, – добавил он со слабой надеждой, что его слова будут переданы по назначению, – храня такое упорное молчание, Летеби вредит себе, создавая тем самым впечатление, будто ему есть что скрывать. А вы не откажетесь, леди Гермия, ответить на один вопрос, который, возможно, покажется дерзким? Вам, к примеру, известно что-нибудь о бородатом шофере, который привез Летеби на остров? Сейчас вы поймете, почему меня это беспокоит. Если шофер оставался на острове – хотя, как вы помните, когда мы пришли, на звонок никто не ответил и, судя по всему, никого третьего там не было, – но если он все-таки оставался на острове, неотвратимо встает вопрос, чье тело нашли в гараже – шофера или Хендерсона. А когда мы ответим на него, встанет следующий: был ли это действительно несчастный случай, или Хендерсон убил шофера, или шофер убил Хендерсона. Так или иначе следователь поинтересуется признаками сговора Летеби с убийцей. Поэтому мне очень жаль, что Летеби продолжает делать тайну из вопроса о шофере.

– О, но тут нет никакой тайны! Вернон совершенно открыто все мне рассказал. Шофера у него нет, просто нет денег платить. Кроме того, он сам неплохо водит. Но когда он собирался на остров, ему втемяшилось устроить спектакль из триумфального возвращения к очагу предков, ну любит он такие штуки. Так вот, по каким-то делам ему нужно было в Глазго, и в пабе он познакомился с человеком, который тут же начал рассказывать ему о своем горе. Он был водителем грузовика и попал в аварию, в которой, по его словам, совершенно не виноват, но его вышвырнули на улицу, и он никак не может найти работу. Вернон не очень ему поверил. Решил, вдруг тот замешан в какие-то преступные дела и отрастил бороду, чтобы его не узнали. Но он умел держать руль, потому что права и все такое у него были, и Вернон дал ему прокатиться пару миль, чтобы посмотреть. Потом предложил оплатить расходы, ну и еще чуточку, если тот довезет его до острова Эрран. Вернону показалось, что здорово будет по пути играть на волынке, понимаете? Вот так все и получилось. Предполагалось, что шофер проведет на острове всего одну ночь. Конечно, никто не хотел, чтобы он оставался дольше, потому что вид он имел весьма жуликоватый и его присутствие при находке клада было просто-напросто опасно. В действительности шофер не остался даже на ночь, заявив, что в таком пустынном месте ему не по себе. Его высадили на берегу и дали денег на автобус до Инвернесса. Проблема только в том, что если он нужен как свидетель, скорее всего, его не найти. Вернон не знает ни имени его, ни адреса, а шофер, по всей видимости, не из тех, кто откликнется на объявление в газетах, потому что, понимаете, может подумать, что это ловушка и полиция охотится за ним из-за прошлых подвигов. Так все наперекосяк, и все это Вернону по доброте сердца. Он просто не может видеть, как кто-то страдает, всегда такой был, понимаете.

– Понимаю. Боюсь, у меня будет к вам еще один вопрос, хотя вам он может показаться неприятным. Но все-таки я хочу его для себя прояснить. Когда Летеби вам все это рассказал?

Леди Гермия даже покраснела, как будто под сомнение была поставлена ее честность, а затем сказала:

– Да, наверно, вы не могли не спросить. Все-таки вы не знаете Вернона так, как я. Думаю, не будет вреда сказать вам. Я позвонила ему сегодня утром и попросила подбросить меня на ярмарку. Я не была уверена, что справлюсь с автомобилем мужа, и обратилась к Вернону с просьбой прислать мне шофера. А он поведал мне эту историю. У него нет от меня никаких секретов, ни единого.

Время шло, и необходимость расширить круг членов клуба самоубийц, разыгрывавшего кошмар из шотландки, дала Бридону предлог отойти. Он не до конца поверил, что у Летеби вовсе нет секретов от его самопровозглашенного ангела-хранителя, но как-то заробел расспрашивать леди Гермию дальше – а вдруг это правда? Лотки с «продуктом» уже почти смели; оставшиеся столики теперь торговали по чисто номинальным ценам, и саше из лаванды можно было получить практически даром. Посетители начали разъезжаться, и под занавес состоялась лотерея. Когда плед достался миссис Уочоуп, Бридон испытал чувства человека, только что убившего лучшего друга. Однако благородство леди достойно выдержало испытание.

– Пригодится для домашнего театра, – пожала она плечами, – а может, мне удастся забыть его в поезде. Да и вообще, я на бренной земле задерживаться не собираюсь и знаю, как распорядиться этой гадостью. По завещанию она отойдет Вернону Летеби.

Есть основания опасаться, что объяснения, которые Бридон предложил жене по поводу своего поведения на ярмарке, не произвели на нее особого впечатления. Она внимательно выслушала соображения мужа, будто он, в отличие от нее, не хочет близко сходиться с населением округи и надеется, что его усилия уморить их разговорами про сокровища усопшего принца не прибавят ему популярности в глазах местной знати и землевладельцев, и они показались ей не вполне убедительными.

– Ну, как бы то ни было, – уже искреннее добавил Майлз, – тактика имела одно преимущество. Как распорядитель я выбросил свои билеты.