Бридоны отправились на север во второй половине июля. К этому времени в интересующем их месте оставались уже одни жители округи, так что гостевые комнаты в домике садовника были свободны. Отсутствие рыбалки не мешало им получать удовольствие от пребывания на природе. Дело в том, что мистер Палтни к ним пока не присоединился, он еще мерял шагами классную комнату, зорко наблюдая за желающими получить аттестат. Всякий раз, как почтенный учитель краем глаза видел, что воспитанники в который раз повторяют грубые ошибки, которые он пытался истреблять весь истекающий учебный год, его охватывала бешеная ярость, однако, к его чести, надо сказать, дойдя до другого конца классной комнаты, мистер Палтни успешно подавлял вспышки гнева. Он страдал, как страдают все школьные учителя в июле, но сейчас наставника молодежи подбадривало редко посещающее его видение: он грезил о том, как, стоя по пояс в быстрой высокогорной речке, он так ловко забрасывает удочку, как рыбакам удается только в мечтах. По мнению Бридонов, которые уже наслаждались дарами этого воображаемого парадиза, по берегу бурлящей реки, где глубокие омуты перемежались коварными стремнинами, можно было гулять, но уж никак не забираться в нее по пояс. Внимание супружеской четы было нацелено не на безмолвную рыбью жизнь, выражавшуюся в неожиданных всплесках на водной глади, а на таинственный остров посреди реки, который все еще пустовал.

Летеби и Хендерсона ждали только в начале августа, и Майлз настоял на том, что приехать раньше значит получить преимущество.

– Начнем с того, – принялся объяснять он, – что у человека, который опасается слежки, всегда бо́льшие подозрения вызывает тот, кто приезжает, чем тот, кто уже находится на месте. Кроме того, в округе судачат о приезжих день-два, потом разговоры стихают. И в довершение всего, чем раньше мы освоимся на новом месте, тем лучше.

И они проехали долгие мили по пустынному холмистому краю, мимо хмурых зарослей вереска и папоротника на обочине, выступающих скал, бурных ручьев, которые в это сухое время года, казалось, смеялись над перекинутыми бетонными мостиками, мимо узких лощин, где дорога змеится посреди растущих уступами лиственниц, мимо тихих длинных озер, отражающих в своих торфянистых водах дважды умирающий закат, мимо низеньких беленых домов, заброшенных коровников и полуразрушенных перегонных заводиков, пока их не принял и не перебросил к дальнейшим приключениям каскад улиц Инвернесса. Когда супруги добрались до поломанного указателя на остров Эрран, было уже довольно темно. По головокружительно крутому склону они спустились к аккуратной хижине на берегу реки, где в мягком свете фонаря гостей приветствовала немолодая румяная женщина, окружившая их заботой точно ангел.

Впрочем, слово «хижина» тут, пожалуй, неуместно. Когда Бридоны очнулись от глубокого сна, в который их погрузил приветливый шум ниспадающей воды, то увидели вокруг себя скромный комфорт (точнее, то, что считается комфортом, когда вы живете главным образом под открытым небом). По всей видимости, два дома были в свое время объединены в один, так что в распоряжение посетителей предоставили две низенькие спальни и просторную гостиную. Одно ее окно выходило в царство хозяина – сад, дары которого, разумеется, были предназначены для дома на острове, но как пиршество для глаз он был полностью предоставлен здешним жильцам. Сад, вопреки местным традициям и вполне в современном духе, не был обнесен стенами и в этом укромном уголке долины действительно не нуждался в ограждении. Пестрый по краям, он был как бы врезан в холм, оплетенные розами беседки чередовались с буйно растущими альпийскими горками. Из другого окна открывался вид на берег, чуть ниже того места, где на высоких опорах стоял бетонный мост.

Здесь Дауни, протестуя против такого бесчинства, подобно Аракс у Вергилия, прерывает медленное течение и бурлит над позеленевшими бархатными валунами, чтобы затем сердито броситься в кипящую заводь. На фоне грохота кажется, что берега, обрамленные бахромой рябин и свисающих березовых ветвей, погружены в смущенное молчание, как люди, ставшие свидетелями бурной истерики. В эту пору вода стояла предельно низко, но метки на одной из опор моста свидетельствовали о том, как вероломно она может подниматься и почему дорогу тут проложили на двадцать футов выше.

В этом-то и состоит загадка вечно бегущей воды, заставляющая нас останавливаться и тратить драгоценное время. Почему – пусть решают психологи. Казалось бы, река, чей неостановимый поток напоминает о безжалостном течении времени, должна подстегивать к действию, вдохновлять на сражения, прежде чем нас унесет, как героев известной песни. Но где бы человек ни построил через реку мост, если только не вовсе в безлюдном месте, вы непременно увидите, как кто-то облокотился на перила, предавшись созерцанию бегущей воды. Оказавшись на реке, мальчишки забывают обо всех открытых перед ними жизненных возможностях; по велению какого-то ритуала они останавливаются, пускают бумажный кораблик, бросают камешек или плещутся в воде. Купание – компенсация взрослым запрета на бултыхание – потеряло бы половину своего очарования, если бы не являлось столь очевидной тратой времени. А есть еще такие, кто, бесстрашно погружаясь в суть вещей, утверждает, будто рыбацкие радости – такие надежные, такие некоммуникативные – в действительности проистекают от самого бесполезного времяпрепровождения, какое только может придумать человек… Но оставим этот вопрос.

В любом случае можно утверждать наверняка, что Майлз Бридон, после завтрака отправившийся на разведку местности, которой суждено было стать фоном одного из его наиболее обескураживающих профессиональных подвигов, едва дойдя до моста, принялся бросать в реку палочки и смотреть, как они ведут себя в стремительной воде; а его жена (Анджела, как и большинство женщин, просто ненавидела попусту тратить время) до такой степени пошла у него на поводу, что подкидывала ему валявшиеся поодаль веточки. Затем в свои права вступил дух соревнования – тот всегда бдит во время нашего досуга и портит его, – и бросание палочек в стремнину Дауни превратилось в игру, со своими правилами, системой подсчета очков и приемчиками. В этих легкомысленных забавах легко могло пройти целое утро, если бы вдруг, с соблюдением всех церемониальных тонкостей, сопутствующих здесь вторжению внешнего мира, к гостям не вышла с телеграммой хозяйка, миссис Макбрейн. Оказалось, телеграмма от мистера Палтни, в ней сообщалось, каким поездом он прибывает (к слову сказать, единственным поездом в тот день). Игра, однако, закончилась: Бридоны, смутившись, прекратили бросать палочки, как застываем все мы, застигнутые за занятием, превращающим нас в дураков. Когда послание было прочитано, чары спали.

– Миссис Макбрейн, – сказала Анджела, – мы как раз подумали, можно ли попросить разрешения обойти остров, пока пустует дом. Зрелище потрясающее.

Ответ прозвучал на том музыкальном, довольно старательном английском, характерном для людей гэльского происхождения и так отличающемся от того, что южане именуют шотландским акцентом. Миссис Макбрейн с безупречной вежливостью горцев, горячо, но без излишней услужливости предложила гостям чувствовать себя как дома.

– О, конечно же, мадам, никаких возражений. Если дом свободен, господам, приезжающим сюда на рыбалку, разрешается ходить где угодно. Единственная просьба – не позволять туристам устраивать здесь пикники, поскольку сэр Чарлз опасается, как бы они не подпалили лес. Только на прошлой неделе, хотя, может, и раньше, кто-то развел на берегу костер; вероятно, отдыхающие, поскольку огонь погас, прежде чем туда подоспел мистер Макбрейн. Но гости, проживающие на территории поместья, ходят где угодно, мадам, если дом не сдан. А те джентльмены приедут только в субботу; так что, разумеется, все в порядке, мадам.

И было понятно, что она готова так и стоять у моста и держать ворота открытыми, если бы в этих гостеприимных краях они имели обыкновение быть заперты, дабы отпугнуть случайных прохожих.

Бридоны, однако, не пошли по подъездной аллее к главному входу, как поступили бы обычные гости. Отходившая налево в заросли рододендрона тропинка явно служила началом прогулочного маршрута вокруг острова; а нельзя познакомиться с островом, не обойдя его кругом – тут супруги были единодушны. Над тропинкой нависали тяжелые ветви кустарника с длинными, витиеватыми отростками, укрывшимися от внимания садовника. Через несколько минут они вышли на обрамленную орляком лужайку, оттуда налево вниз шел крутой спуск, а между дубовыми ветвями открывался вид на обмелевшую утекающую реку. Справа начинался подъем футов на двести к верхнему плато, где в беспорядке росли дубы, лиственницы и сосны. Его прорезали глубокие канавы, поросшие орляком и мхом, в них валялись гнилые стволы, свидетельствовавшие о том, что зимой здесь сходят мощные потоки воды.

То был тучный в своем гниении остров. Он чрезмерно, больше, чем Высокогорье в среднем, порос лесом, его заливали дожди, воздух здесь всегда был влажным, земля чавкала под ногами. У поваленных деревьев, которые, будто вопия против человеческого небрежения, повсюду вывернули к небу фантасмагорических очертаний корни, повыскакивали поганки яркой окраски, мимикрируя под искусственные существа. Весной среди странных грибных порождений здесь можно было обнаружить известный деликатес – аморфную массу съедобной гнили, именуемую сморчком. Большинство папоротников, забивших скальные трещины, имели простейший геометрический узор, словно являлись пережитком первобытного периода, когда формы еще не расчленились, – древности, когда природа еще находилась на стадии ученичества. Так было в лесистой части, на редких же полянах вереск, орляк, восковница – все имели свою нишу, куда вторгались мощные заросли рододендрона и азалии – человеческого импорта. И они нагромождались друг на друга с такой скоростью, что растительность вдоль дорожек, кроме подъездной аллеи, приходилось подрезать почти каждый год, чтобы остров не превратился в джунгли.

На фоне буйной флоры острова бросалось в глаза неприятное отсутствие движущихся объектов. Правда, во множестве летали мухи и пчелы, да еще паучки выстелили землю сетями паутины, блестевшей капельками ранней росы, но птицы избегали этих мест, будто на озере Аверно; их пение так редко доносилось из кустов, что, заслышав его, вы вздрагивали. Кролики, тучами носившиеся на берегу, лишь изредка выскакивали на тропинку, белки не играли в прятки на деревьях. Тем более неожиданными были редкие встречи с другими представителями животного мира – то тетерев вдруг с шумом взлетал из кустов, то цапля возвращалась к своему жилищу, то одинокая косуля – коричневое пятнышко в подлеске – испуганно отпрыгивала, заслышав шаги. Звериное царство не было здесь мирным соседом, хорошо знакомой компанией, сопровождающей вас на прогулках, а приводило в трепет тишиной или страшило внезапной активностью.

Даже ветер, постоянный и зачастую шумный спутник на окрестных болотах, только шевелил верхушки деревьев, лишь изредка их наклоняя, – так надежно схоронился остров в горной, высеченной водами чаше. Что до человеческого общества, не приходилось ожидать, что за бетонным мостом вам встретится собрат по биологическому виду. Тишина полной изоляции создавала ощущение, будто вы попали в сказочную страну, весьма приятную для глаза, но несколько жутковатую и несущую легкую угрозу; человек чувствовал себя здесь захватчиком. Справа и слева прямо над рекой шли оживленные дороги, доносился хруст гравия под колесами машин, одолевающих неожиданный подъем перед погостом Глендауни; но вы на бесполезных акрах этого призрачного пятачка были отрезаны, отделены ото всех.

Тропинка вокруг острова, в южной части почти вплотную приближавшаяся к реке, на севере подошла к обрыву отвесной скалы, и супругам открылся исключительно красивый вид, не утоливший, однако, их любопытства относительно человеческого вмешательства. Несколько деревянных скамеек в местах, где панорама давала повод замедлить шаг, основательно подгнили; низенькие мостики над протоками замшели и отсырели почти до состояния трухи; проволока, некогда помечавшая границы сада, провисла и зияла пустотами забвения. Тем удивительнее было примерно через четверть мили к югу вверх по течению наткнуться на рыбацкую лодку, пришвартованную у внезапно появившегося невысокого песчаного склона, на верху которого росли кусты и орляк. Лодка, судя по всему находилась в пользовании: дерево прочное, краска относительно свежая; весла тут же – с полным доверием к порядочности прохожего, культивируемым в Шотландском высокогорье. Четыре несоразмерно большие для маленькой лодки лапы якоря накрепко придавили ее к песку – совершенно напрасно, так как место было высокое, сухое, почти в двух футах от бурлящей реки и по меньшей мере на фут выше.

– Странно, – сказал Бридон. – Очень странно.

Он произнес эти слова тихо, как мы обычно говорим в церкви; похоже, на такую тональность его настроила неуютная пустынность острова.

– Ты имеешь в виду, зачем здесь лодка? Для рыбалки, полагаю. Ты не вправе требовать от Эдварда, чтобы он целый день торчал в воде в непромокаемом комбинезоне. Кроме того, здесь страшно глубоко.

– Я понимаю. Но дело в том, что лодка не там, где ей полагается быть, а именно не на нашем берегу. Приезжие рыбаки, по крайней мере большинство, живут не на острове; и я думаю, тебе доведется увидеть, как Палтни пришвартует свою лодку выше по течению и на берегу. Нет, я бы сказал, это пережиток тех дней, когда бетонного моста еще не было, а деревянный рухнул, прежде чем его снесло потоком. Понимаешь, противно, когда не добраться до бакалейной лавки. Хотя, если честно, я не очень долго ломал голову над тем, как здесь очутилась лодка.

– Хорошо, только не надо нервничать. Что случилось-то? Знаешь, Майлз, я понимаю одно: лодка тут несколько некстати. Она означает, что Летеби и компания могут улизнуть по реке, обернув весла, причем сделать это, пока мы с тобой будем наблюдать за мостом.

– Именно, и это чертовски неприятно. Выходит, можно перебраться на берег так, чтобы тебя не увидели на мосту. Что ж, придется Палтни удить рыбу по возможности у южной части острова. Северная часть и другой берег крутоваты; похоже, остается только здесь. Можно, конечно, попробовать, правда, боюсь, если он будет торчать на одном и том же месте, то будет выглядеть скорее полным идиотом, чем рыбаком. И все-таки что-то с этой лодкой не так. Хотя ты, кажется, со мной не согласна?

– Я просто прекрасно знаю, что стоит мне выказать малейший интерес, ты тут же закроешь рот на замок. Тем не менее продолжай; невооруженным глазом видно, что ты сгораешь от нетерпения все рассказать. Надеюсь, здесь ты будешь общительнее обычного. Ненавижу гадать.

– Странно, что ты так говоришь, поскольку в действительности как раз вполне вероятно, что здесь рот у меня будет именно что на замке. Я вовсе не шучу, Анджела. Тебе придется попытаться смириться. Но эта маленькая задачка нам не повредит. В данном случае важно, когда в реке поднималась вода. Ведь миссис Макбрейн говорила, что в прошлом месяце погода держалась необычно сухая для этого времени года.

– Еще она сказала, что вода в реке уже давно стоит низко. И что тебе не нравится?

– Если коротко, местоположение лодки – всего в паре футов от воды. Только не говори, что кто-то вытащил ее из воды. Учитывая крутизну берега, это было бы чертовски забавное зрелище, ну, еще там, где ее тащили, остались бы следы от киля, а их нет. Значит, лодка оказалась на высоком сухом месте, поскольку уровень воды в реке постепенно понизился. А когда она причалила к берегу, то была на плаву, или почти на плаву, в ту пору вода стояла намного выше. Возражения?

– В твоих словах что-то есть, но я не понимаю, почему от этого должно захватывать дух.

– Потому, маленькая моя глупышка, что если лодку пришвартовали, когда уровень воды уже понизился, а потом понизился еще, то ее почти наверняка оставили примерно неделю назад. Конечно, она может стоять здесь с прошлого лета, но тогда бы ее зимой затопило и в ней была бы вода. Напрашивается вывод: ее оставили недавно, в нынешнюю засуху. Интересно кто?

– Макбрейн, вероятно. Он ведь имеет все основания таскаться по острову с утра до вечера. Почему бы ему не воспользоваться лодкой?

– Ну да, надел свой галстук клуба «Леандр» и отправился немножечко погрести. Сдается, ты не вполне отдаешь себе отчет, каков местный склад мышления. Если Макбрейну понадобится на остров, он пройдет по мосту и вернется тоже по мосту. Ему просто не придет в голову поступить как-то иначе. Нет, лодкой обычно пользуются те, кто живет на острове. Если, например, им вздумается прошвырнуться до Стратдауни, что аккурат выше по течению, то лучше срезать путь на лодке, чем делать крюк пешком по мосту. Но если лодку берет тот, кто приехал сюда на пару дней, мне думается, он что-то задумал. Вот это-то и странно.

Хотя рассуждения мужа так и не разогрели интереса Анджелы, ей, как обычно, пришлось «раскачать» миссис Макбрейн. Оказалось, будущие охотники за сокровищами действительно посетили остров всего неделю назад, или около того, «просто осмотреться и убедиться, все ли так, как они того желают». Приехали на машине, вскоре после обеда, и мистер Макбрейн, разумеется, пошел вместе с ними к дому; но они, заявив, что хотят осмотреть участок, его отослали и несколько часов провели на острове, вернув ключи лишь около семи. На вопрос – в другом контексте, разумеется – о назначении лодки миссис Макбрейн подтвердила правоту Майлза Бридона. Была еще одна лодка, пришвартованная выше по течению, та использовалась для рыбалки; а той, что на острове (назовем ее лодкой № 1), пользовались редко, однако предоставляли в пользование жильцам. Она очень кстати, если вам вдруг вздумается устроить пикник, особенно когда дети. А может, она сгодится джентльменам, которые будут искать клад; ведь на острове есть такие отвесные скалы, что не заберешься.

От беседы Анджелу отвлекла необходимость ехать за мистером Палтни в Инвернесс. На длинной унылой платформе учитель показался ей каким-то потерянным, однако ничуть не утомленным дорогой. О пяти часах пути из Перта он мог доложить лишь, что, «видимо, на этой ветке аварий бывает немного». Нежданная перспектива оставить на время школу и отправиться на рыбалку взбудоражила его как мальчишку.

– Хотя меня ужасает мысль о том, что рыбу придется ловить в присутствии другого человеческого существа, – добавил учитель. – В ходе одиноких бдений на реках в ожидании форели у меня развилась привычка разговаривать с самим собой, что легко можно подвергнуть неверному толкованию. И потом, это новая для меня технология. Я перелопатил множество книг и собрал значительный объем теоретических знаний о рыбьих повадках. Или, скорее, незнаний, поскольку, судя по всему, никто не знает, почему живая тварь ведет себя так, как ведет; почему, к примеру, поднимается по реке, когда, казалось бы, ей куда лучше в море; почему вырастает до огромных размеров; или почему время от времени ловит мух, хотя не имеет ни малейшего желания ими питаться. Как будто не рыба, а школьник, ей-богу. Скажите, а охотники за сокровищами уже здесь? Неплохо бы иметь соседей, которые, по их словам, заняты еще более бесполезным делом, чем ты.

– Их ожидают назавтра. По крайней мере, мистера Летеби. Наверно, его следует называть мистером, даже если вы подозреваете, что он жулик. Он приедет из Шотландии, у него тут где-то дом. Второй прибудет из Лондона. Диву даешься, сколько между делом можно собрать слухов в сельской местности, правда? Вероятно, мы все будем подсматривать из-за жалюзи, чтобы понять, что же он собой представляет. Ужасно люблю подсматривать, а вы?

– Профессия мешает. Знаете, существует такой неписаный закон: учитель должен соблюдать кодекс чести, который у учеников не в чести. Между нами идет непрекращающаяся война, и одна сторона соблюдает правила Куинсберри, а другая дерется вообще без правил. Тем более славно хоть разок плюнуть на приличия. Если это какое-то особенно бесчестное задание, надеюсь, могу оказаться для него даже более пригодным, чем вы или мистер Бридон. Полагаю, кстати, у него все в порядке? Господи, помилуй! Это что такое было? Постоялый двор? Я-то думал, в Шотландии можно отдышаться только в отелях и пабах.

– Там, куда мы направляемся, лицензии не сыщешь в радиусе пяти миль; так что придется довольствоваться тем, где нас разместили. Не так уж и плохо, между прочим. Когда расходы несет Компания, Майлз всегда недурно устраивается. Скажите, а вы с тех пор бывали в Чилторпе?

– Прошлым летом. В «Бремени зол» провели электричество, но на кулинарных достижениях миссис Дэвис это не сказалось. Она очень тепло вспоминает о вас, в выражениях легкого сожаления, словно тоскует по тем золотым денькам, когда миллионеры еще удушались при помощи газогенераторных установок. Чудесный уголок! Трудно дать меньше, чем восемьдесят пять из ста возможных.

И так пожилой джентльмен молол языком, пока не потускнел солнечный свет и путники не погрузились в темную тень холмов у острова Эрран, способную охладить даже самый жаркий летний вечер.

Майлз Бридон бродил по саду и окружающему его лесу в тщетной надежде обнаружить место, откуда бы с берега просматривался дом на острове, и пока Анджела ставила машину, перехватил мистера Палтни.

– Я хотел бы кое-что вам объяснить, – сразу начал сыщик. – Боюсь, в том, что касается дела, вы сочтете меня не шибко разговорчивым. Так вот, я не просто собираюсь напускать на себя таинственность, хотя, вероятно, питаю к этому дурацкую склонность, как, впрочем, и большинство людей. Но на сей раз я действительно волнуюсь. По меньшей мере один из тех двоих, что гоняются за кладом, не самый законопослушный гражданин, а значит, просто-напросто может возникнуть опасность. Так что чем меньше я рассказываю Анджеле, тем меньше вероятность того, что она начнет беспокоиться или тем паче окажется в опасности, слишком настырно сунув нос в неположенное место. И пока мы не покончим с этой историей, я бы хотел по возможности хранить о ней молчание. Я буду бесконечно благодарен, если вам удастся хоть чуть-чуть присмотреть за джентльменами на острове. Но еще больше, если вам удастся занять Анджелу и отвлечь ее от расследования, поскольку, повторюсь, я немного волнуюсь, что она вмешается. Надеюсь, вы не сделали вывода, что я слишком груб.

– Положитесь на мою скромность, мистер Бридон, – ответил пожилой джентльмен. – Вы предоставили в мое распоряжение пару миль лучшей рыбалки в Шотландии, и начни я выуживать информацию, это будет позорной благодарностью за вашу щедрость. Обязуюсь наступить на горло своему любопытству – отвратительный порок. Что касается опасности, надеюсь, вы ее преувеличиваете. Я вполне искренне желаю, подобно Нестору, быть молодым и быстрым, чтобы иметь возможность вам помочь. Хотя, насколько мне известно, воспоминания Нестора о подвигах его юности до сих пор не подтверждены независимыми свидетельствами. Что до меня, я абсолютно точно знаю, что в решающий момент потеряюсь. Думаю, я больше сгожусь на то, чтобы быть полезным дамам. А-а, вон нам машет рукой миссис Бридон. Если это не беззастенчивый обман, нас ждет ужин. Ужинать никогда не рано.