– Это как понимать? Ты больше не собираешься полоть? – спросила Анджела.

– Ни за что, – ответил муж. – Когда у нас такой дорогой гость, как Шолто, я просто обязан бросить всякую ерунду и полностью посвятить себя ему. Кстати, тебе не приходило в голову тоже оставить это занятие? Даже смотреть на тебя жарко.

– Странное дело, – задумчиво произнесла Анджела, продолжая выдирать крестовник, – когда ты раскладываешь свои дурацкие пасьянсы, то убеждаешь, будто тебе не мешают мои разговоры, хотя карты, по идее, должны почти полностью занимать то, что за неимением более точного слова мы называем твоей головой. Но когда температура поднимается выше 15 градусов, ты жалуешься, что не можешь думать и одновременно драть сорняки.

– Я могу помочь? – вероломно предложил посетитель, сделав неубедительный жест человека, готового вскочить с шезлонга, если и без того скверная ситуация станет еще хуже.

– Сидите уж, пейте свой джин с тоником. Птичка просто не в духе, ничего страшного. Кроме того, мы не позволяем чужим выдирать сорняки, потому что никогда точно не знаем, что сажали в прошлом году. Приходится решать на ходу, где сорняк, а где цветок. Анджела, сделай милость, не усугубляй, ты ставишь Шолто в затруднительное положение. Не забудь, он закончил частную школу и все такое.

Анджела раздраженно встала и бросила оценивающий взгляд на неухоженный, заросший сад, в каковом виде они приобрели его у предыдущего владельца, да так и не привели в порядок.

– Делайте что хотите, – сказала она. – По взгляду мистера Шолто сразу видно, у него для тебя работка. Если это означает, что ты оставишь меня в покое недельки на две, может, я и найду время как следует прополоть клумбы. Ну, выкладывайте, мистер Шолто, – добавила Анджела, усевшись на краешек гамака и оттолкнувшись ногой.

Шолто посмотрел в свой стакан и поболтал приятно постукивающие кусочки льда – все молча, как человек, который не уверен, хорошие или плохие новости он принес.

– Боюсь, двумя недельками не обойтись, – произнес он наконец. – Скорее всего, придется ждать. Никакой горы трупов, кражи драгоценностей, поджога какой-нибудь усадьбы – пока. Просто Компания не вполне уверена в намерениях одного своего клиента и… ну, короче, хочет, чтобы кто-нибудь на месте убедился, что все чисто. Романтический ландшафт, бодрящий климат, – с надеждой прибавил он.

Опять я чувствую необходимость объясниться. Не то чтобы «Бесподобная страховая» компания больше нуждалась в представлении, чем его преподобие Вернон Летеби. Она разделяла пристрастия молодого человека к газетным заголовкам и тоже высоко оценивала информативность колонок светской хроники. Компания применила к делу страхования принципы новейшего массового производства и гордилась тем, что может застраховать все на свете – от пары очков до жизни южноамериканского диктатора. Кинозвезды страховали все свои передние зубы по отдельности; отцы (за вопиюще незначительную сумму) оберегали себя от возможности рождения пятерых близнецов; мужья (по несколько более высоким расценкам) – от ослабления привязанности жен. Шолто являлся сотрудником этой уникальной организации, хотя у меня не было случая понять, какое именно место он занимал в ее сложной иерархии. Положение Бридона, его сегодняшнего хозяина, было куда более любопытным: он был единственным сыщиком, которого регулярно нанимала единственная страховая компания, которая регулярно пользовалась услугами сыщиков.

Бридон – то ли искренне, то ли нет – ненавидел свою работу, особенно когда она заключалась в том, чтобы, нарушая заветы тактичности, добывать информацию об указанном человеке, торчать там, где он торчать не хотел, да и вообще шпионить за людьми – а так обычно и бывало. Беда в том, что он делал все это поразительно хорошо, время от времени с выдающей гения изюминкой неожиданности. К примеру, когда ему приходилось следить за посетителями ночных клубов, он мог переодеться соглядатаем в штатском. На свете существовал единственный человек, который знал, как его окоротить, и – безмерная удача – этим человеком была его жена. Благодаря Провидение за столь удачное решение вопроса, на будущее Бридон просил у Него лишь возможности жить в своем доме, раскладывать пасьянсы и иногда разгадывать какой-нибудь кроссворд. Его жена следила, чтобы, когда Компания в этом нуждалась, его тем не менее можно было согнать с насиженного места. Что не мешало ему заявить сегодня решительный протест, как, впрочем, и всегда.

– Я понимаю, что это значит, – проворчал Бридон. – Компания, черт бы ее драл, хочет засунуть меня в дыру вроде приморского Богнора, уверить, что это не столько работа, сколько отдых, и я еще должен радоваться, что расходы окупятся. Морской воздух ударит по печени – всегда бьет, – а оркестр будет наяривать песню «Ах, малыш, какой тяжелый день». О, почему я не выбрал более благородную профессию!

– Боюсь, кое-куда подальше Богнора, – откликнулся Шолто, не прерывая своих музыкальных занятий. – Если быть точным, на Шотландское высокогорье. С другой стороны, какое изысканное общество. Если вы когда-нибудь читали газеты, вам, вероятно, попадалось имя Вернона Летеби.

– Ах вот оно что! Нестерпимый пуп земли, который намерен откопать какие-то сказочные сокровища? Хуже не придумаешь. Знаете, я отказываюсь за ним следить. Это лишь потешит его тщеславие; он же только и мечтает о том, чтобы за ним следили. Я так понимаю, ваша безумная дирекция согласилась застраховать его дурацкий клад, даже не дожидаясь, пока он его найдет?

– Странно, что вы так говорите. Не то чтобы дирекции захотелось выдать ему полис, именно Летеби попросил об этом. Заявился со своим дружком по имени Хендерсон – сомнительный тип, выглядит так, будто сидел, – и простодушно эдак спрашивает, дери его за ногу, на каких условиях мы готовы выписать полис, чтобы застраховать их на случай, если выяснится, что никакого клада нет. Или же, как вариант, что он куда скромнее, чем гласит местное предание. Каково?

– И что, дирекция не клюнула? Это как раз в ее духе.

– Дорогой мой, в страховом деле существует такая штука, как закон. А этот ваш клад проходит по разряду азартных игр.

– Неужели дирекция задумалась о том, что ее ждет? Впервые слышу, чтобы она так привередничала. Значит, Летеби отказали?

– Да еще как, уверяю вас. Сказали, самое большее, что можно сделать, это в случае чего покрыть его расходы на арендную плату – он-то совсем не того хотел. Если, конечно, он не готов предоставить хоть малейшее доказательство того, что клад в самом деле существует, и указать его приблизительную стоимость. О, мы были очень любезны. Обратили внимание клиентов на то, что им нужно всего-то создать синдикат, который понесет все риски и явится выгодоприобретателем, но только это не вполне наша сфера деятельности. Они ушли, и мы думать не думали, что еще столкнемся с ними.

– Однако столкнулись?

– Этого жулика Хендерсона мы больше не видели, но Летеби явился на следующее утро – его преподобию все божья роса – с новым предложением, показавшимся нам более разумным. Сказал, что подцепил своего компаньона бог знает где и, в сущности, ничегошеньки о нем не знает. Он, мол, полезен по забавной причине, а именно: здорово умеет копать – в самом буквальном смысле слова. Если желаете перекопать грядки, миссис Бридон, бросьте на них Хендерсона; если верить слухам, он разделается с ними в два счета. Ну такой у него талант, похоже. Он выявил его во время войны и с тех пор шатался по свету, как натасканная на трюфели собака, выкорчевывая то золото, то минойские черепки, да все что угодно, его просили – он копал. Так что, по словам Летеби, гнать его пока не стоит; нелишне иметь в компаньонах землеройку. Плохо только, что в рекомендациях Хендерсона говорится, что он умеет пользоваться лопатой, но нет ни слова о том, что ему неловко клянчить деньги или воровать, если на то возникнет настоятельная необходимость. Вот Летеби и подумал: а почему бы не застраховаться от мошенничества со стороны Хендерсона? Такая история.

– А это вообще законно?

– Абсолютно. Нет никаких оснований человеку не застраховаться от бесчестности или нерадивости нанятого работника. Единственная загвоздка в данной ситуации, что Хендерсон не станет воровать, пока не будет что, собственно, воровать. Летеби, по его словам, в трудном положении, он-де не собирается торчать там недели, а то и месяцы, и оформлять страховку на тот случай, если Копатель даст деру с грошовой лопатой. А вот нельзя ли получить полис, который вступит в силу только в том случае, если обнаружится клад? В этом и состояло его предложение; и тут, знаете ли, даже можно усмотреть некий смысл.

– Мм, ну да… А все-таки какого объема улов? Если Хендерсон найдет барахлишко и с ним улепетнет, как «Бесподобная» намерена оценить утраченное? Вам придется зафиксировать некую сумму, а тем самым вы оказываетесь просто в шаге от мошенничества. Что мешает Хендерсону слинять на побережье с пустой шляпной коробкой, Летеби тем временем предъявит требования Компании, а потом они поделят добычу? Мне это не нравится. Какие цифры он называет?

– Хочет десять тысяч. История, которой Летеби обосновывает ценность клада, заключается в том, что Карл Эдуард якобы возил с собой деньги, драгоценности и всякое такое, переданные ему важными французскими леди. На первый взгляд история малоубедительная, но другой нет. Однако, если все так, немало шансов, что ценность клада значительно превысит десять тысяч, поскольку он, собственно, не только чего-то стоит, но и обладает музейной редкостью. Но если это просто остатки казны после сражения при Каллодене, мы, может статься, будем сильно разочарованы. Компания пока не дала окончательного ответа, но, думаю, пойдет на сделку. А значит, ваш выход, сэр.

– Вы хотите сказать, я должен поехать и посмотреть, не творятся ли там темные делишки?

– Ну что-то в этом духе. Килт старого шотландца Бридона, шотландский берет – и в засаде где-нибудь в подлеске вы практически невидимы. Правда ведь, миссис Бридон?

– Пока не выдаст себя храпом. Знаешь, Майлз, а это довольно любопытно. Я слегка подзабыла шотландский диалект за время, что прошло после дела Блэруинни.

– Боже милостивый, и не вспоминай. Честное слово, когда ты пытаешься говорить по-шотландски, я краснею до корней волос. Но скажите-ка, Шолто, я-то в каком положении? Этот Хендерсон будет знать, что я за ним слежу? Полагаю, нет. А Летеби? Мне что, стать другом семьи или побыть приехавшим в город N незнакомцем, которого Летеби не замечает? Я не увлекаюсь ни рыбалкой, ни охотой; волынка всегда оставляла меня равнодушным. Как, черт подери, мне оправдать присутствие на шотландской лососевой речке? Охота на чудовище вроде лох-несского или что? Если же поездка не из тех, когда надо напяливать клоунский нос, не возникнет ли некоторая неловкость? Особенно поскольку Летеби как раз из тех, от кого я далеко не всегда в восторге. Анджеле он, вероятно, понравится, но у нее отъявленно дурной вкус в отношении мужских особей. Вот убейте меня, если я собираюсь стать ему старшим братом. Как вы себе это представляете?

– Мы думали об этом. В общем, было решено, что лучше с ним близко не сходиться – поначалу, во всяком случае. Видите ли, если бы мы были уверены, что просто защищаем Летеби от Хендерсона, это было бы естественно. Но в том-то и дело, мы не можем в этом быть уверены, и вы тоже это подтверждаете. А вдруг вся история – продуманный мошеннический план, и потом они поделят добычу пополам? Тогда вам намного лучше внезапно вылезти из-за гобелена со словами: «Неосторожные, безрассудные люди, ваши махинации не остались незамеченными теми, кого вы пытаетесь обмануть». Ну или еще что-нибудь, на ваш вкус. Проклятие, почему же вы не рыбачите?! Вот это никому не пришло в голову. Пасьянс на плоском камне выглядит довольно нелепо.

– Давайте-ка лучше поговорим об этом занятном деле, а не о моих пасьянсах. Итак, вы хотите сказать, руководство готово отправить меня на месячишко на рыбалку? Какая досада. Ненавижу попусту транжирить деньги.

– Деньги, кажется, не понадобятся. Там есть старикан, владелец почти всей округи, по имени сэр Чарлз Эрдри, он хорошо знаком с одним из наших директоров и готов позволить нашему мистеру Бридону месяц поудить рыбу задаром, если тот в свою очередь готов не упускать из виду охотников за сокровищами. Понимаете, это его земля, соответственно, его интерес.

– А который из охотников не понравился сэру Чарлзу?

– Главным образом Хендерсон. Во всяком случае, по его словам, если Летеби в самом деле такой дурак, каким кажется, а Хендерсон в самом деле такой жулик, каким кажется, то быть беде, и ему было бы спокойнее, если бы за ними кто-нибудь присмотрел.

– М-да, он, судя по всему, не пользуется большим успехом, этот мистер Хендерсон. Вы пытались что-то о нем разузнать? Полиция?

– Да, мы навели справки по нашим каналам, и, должен сказать, полиция оказалась более разговорчива, чем обычно. Хендерсон из тех, о ком лишь им кое-что известно, поскольку о таких никогда не соберешь полную информацию. Родом откуда-то из Австралии, имеет какое-то университетское образование, кажется, естественно-научное. Жизнь его потрепала, хотя не очень понятно, как именно. Был хорошо известен на ярмарках, где за шесть пенсов дергал зубы и торговал часами и авторучками. Приехал в Европу во время войны и обнаружил талант копать землю, работал на каких-то землекопов на Востоке, потом новости, шумиха вокруг Клондайка потянули его в Канаду, но из этого ничего не вышло. Когда ввели сухой закон, был более или менее на мели; затем влился в ряды бутлегеров и неплохо зарабатывал, но вроде бы опять остался ни с чем – полиция полагает, тому виной азартные игры. Еще он какое-то время назад проходил подозреваемым по делу об ограблении поезда, но доказать ничего не смогли. Заокеанская компания, которую «представляет» Хендерсон, – чистой воды фальшивка, и живет он, по-видимому, своей ловкостью. Так что, как видите, наш вождь горцев не столь уж и далек от истины в своей оценке; а Летеби, желая оформить страховой полис, насколько я понимаю, демонстрирует больше здравомыслия, чем дирекция Компании, которая ему этот полис выпишет. Не знаю, получите ли вы там удовольствие, но сдается, ваш клиент действительно хочет, чтобы за ним присмотрели.

– Беда только в том, что он, похоже, уже привык к тому, что за ним смотрят, а еще лучше – смотрят ему в рот. Однако в малонаселенных краях, как тот, о котором вы говорите, где все наперечет, необходимо иметь какой-нибудь повод для присутствия, иначе о вас будет судачить вся округа. Можно было бы поставить палатку, но сомневаюсь, что туристы забираются так далеко на север; кроме того, в палатке омерзительно неудобно. Нет, если рыбалке за выходные можно выучиться настолько, чтобы местное население не отнеслось к тебе с откровенным презрением, я бы попробовал именно ее.

Анджела, которая все еще тихонько покачивалась на гамаке, вдруг подскочила, воскликнув:

– Майлз, я знаю! Эдвард!

– Эдвард? – переспросил Бридон, нахмурив брови. – Мне доводилось встречать это имя, но, взятое само по себе, оно мне ни о чем не говорит.

– Ну неужели ты не помнишь? Эдвард Палтни!

– Сударыня, если это некая темная личность из вашей прошлой жизни, до того как вы повстречались на моем жизненном пути, то поговорим о нем чуть позже. Пощади чувства нашего гостя.

– Но, Майлз, ты должен помнить этого чудного старикашку в Пулфорде, когда ты потратил столько времени, выясняя, что случилось с бедным Моттрамом. Школьный учитель, который обычно удит рыбу на местной речке. Поедем втроем на рыбалку в Шотландию, он будет делать все, что нужно, а ты станешь вторым, тем, кто сидит на носу лодки и вот-вот начнет удить рыбу, но что-то никак не начинает.

– Действительно припоминаю, в Чилторпе – не в Пулфорде – был такой пожилой джентльмен, с которым ты пыталась флиртовать. Следует ли мне заключить, что ты состоишь с ним в тайной переписке?

– Если помнишь, он прислал мне открытку на Рождество, и это трудно назвать тайной перепиской, поскольку она лежала у нас на камине, и ты все время отрывал от нее кусочки и совал в трубку, чтобы не шатался мундштук. Не самая располагающая привычка, дорогой мой Майлз.

– Ну конечно, для курильщика открытка что надо. Восхитительной плотности. Но он, разумеется, слишком джентльмен, чтобы оставить на открытке свой адрес, не правда ли? Это было бы хамством.

– Нет, но там изображена школа, где он преподает, и название внизу. Думаю, рассылается родителям как реклама, хотя и сомнительного качества, потому что, кроме изолятора, на ней ничего не видно. Поразительно, школы вечно вбухивают все свои деньги в строительство изоляторов, как будто мальчики только и делают, что болеют. Ну, как бы то ни было, открытка есть и адрес будет. И не надо говорить мне, что Эдвард уже построил планы на каникулы, потому что он почти всегда ездит к своей овдовевшей сестре, предположительно в Богнор. Симпатичное письмецо от меня, и он приедет, я уверена; особенно ради прекрасной возможности бесплатной рыбалки на отличной шотландской реке. Давайте его попросим.

– Ненавижу мирить супругов, – сказал Шолто, – но, знаете, мне думается, миссис Бридон права. По-моему, должно сработать.

– Единственное препятствие я вижу в том, что если меня – пинками – еще можно уговорить поселиться в палатке, а Анджела, так та уверяет, что даже любит это дело, то лицо Палтни под брезентом не видится мне сияющим от счастья, насколько я его помню. А этот местный магнат, наверно, не готов пойти так далеко, чтобы предоставить в наше распоряжение малюсенький замок.

– Мы все продумали, – отозвался Шолто («Бесподобная» всегда все продумывает). – Мы предполагали, что вы не захотите поселиться абы где. Смешно, но рыбаки, приезжающие туда (не местные), обычно останавливаются в домике садовника, как раз напротив острова, где будут шуровать Летеби и компания. Правда, на самом острове тоже есть дом, но относящийся к нему сад расположен на берегу, прямо у моста; шотландцы по неведомой причине любят разбивать сад на некотором отдалении от жилища. В согласии с хорошо известным принципом ubi hortus ibi hortator, садовник тоже живет на берегу – и сдает пару комнатенок, – с женой, которая, как утверждают, лучше всех на много миль кругом готовит здоровые местные блюда. Идея сэра Чарлза состоит в том, что вы будете жить в этом домике, где обычно останавливаются рыбаки; и хотя ваш друг мистер Палтни в смете не предусмотрен, могу себе представить, что для него тоже найдется комната. А это значит, вы будете жить вплотную к острову. Да вообще-то в радиусе мили это единственное пристанище.

– Звучит неплохо, – ворчливо отозвался Бридон. – А где там, кстати, ближайшее поле для гольфа?

– Господи, да откуда мне знать? В Нэрне, наверно. Но трудно ожидать от несчастного Карла Эдуарда, чтобы он депонировал свою скудную наличность под восемнадцатой лункой в Сент-Эндрюсе. Это работа, дорогой мой, работа.

Когда сидели за ужином – Шолто остался на выходные, – возникла новая проблема. Анджела, которая демонстрировала в отношении поездки печальное легкомыслие (например, предположив, что ее муж, если только поставит себя на место Карла Эдуарда, пожалуй, сможет умыкнуть клад, прежде чем это сделает кто-нибудь другой), вдруг стала серьезнее.

– Я вот не вполне понимаю и даже не уверена, что это имеет к нам отношение. Вы говорите, Компания готова уплатить десять тысяч, если Хендерсон найдет сокровища и усвистит с ними, а Летеби не удастся его остановить. Понятно, должна быть круглая сумма, поскольку в таковом случае невозможно будет оценить клад задним числом. Но предположим, ситуация будет развиваться несколько иначе. Предположим, они нашли клад сегодня, а Хендерсон драпанул завтра. Предполагается ли, что кто-то бросит мимолетный взгляд на сокровища в промежутке между двумя этими событиями и попытается понять, сколько они действительно стоят? А если красная цена им шестьдесят шесть фунтов шесть шиллингов и восемь пенсов, Компания, когда они исчезнут, тоже выплатит десять тысяч?

– Вы абсолютно правы, миссис Бридон, я забыл сказать: Компания проинструктирует хозяина одной лавки древностей в Инвернессе, который собаку съел на этой эпохе. А вашему мужу придется подловить момент, когда хоть что-то будет найдено, и вызвать антиквара, его зовут Добби. Тот прикидывает приблизительную стоимость, вы тем временем ставите нас в известность, и на следующий день мы высылаем официального оценщика. Все обговорено с Летеби как условие сделки. Он обещал сам вызвать Добби – в случае находки, разумеется, – но, конечно, может… ну, словом, может забыть, вы понимаете.

– Бедолага, нелегко ему будет объяснить этот визит компаньону. «Послушайте, дружище, тут к нам после обеда заедет один старьевщик оценить эту штуку, на случай если вы с ней удерете», – как-то так, да?

– Он говорит, все будет в порядке, и, знаете, я ему верю. Если бы вы были знакомы с Летеби, то поняли бы, что он способен сымпровизировать любую ложь.

– Похоже, он мне понравится. Делегат Имперских конференций, кажется, более тяжелый случай, но, полагаю, мы притремся к его манерам.

И Анджела ушла пожелать детям спокойной ночи. Ее муж, выкладывавший на тарелке узор из вишневых косточек, обнаружив, что остался наедине с гостем, взял более серьезный тон.

– Все это прекрасно, Шолто, – заявил он, – но возникает вопрос: имею ли я право брать с собой Анджелу? Легко говорить – следите за поисками сокровищ и сообщайте, если что-то пойдет не так. Но вероятно, если дело нечисто, Компания не ждет, что я продолжу сидеть с биноклем и заказывать междугородние звонки. Они ведь исходят из того, что я вмешаюсь и что-нибудь предприму – предотвращу бегство нашего скорохода, к примеру. Вы утверждаете, будто крайне маловероятно, что до такого дойдет, но, черт подери, гладко это на бумаге. А судя по тому, что вы рассказали о послужном списке мистера Хендерсона, я не удивлюсь, если он неплохо умеет обращаться с ружьем. И если кто-то – Хендерсон или Летеби – вдруг устроит что-нибудь в этом роде, вы можете себе представить, как Анджела стремглав, но сохраняя изящество, мчится к бомбоубежищу? Лично я не могу.

– Знаю. Было глупо с моей стороны рассказывать все в ее присутствии. В общем-то, по дороге к вам я и не собирался этого делать, но вы помните, она начала задавать вопросы, а Анджела не из тех, кому можно заговорить зубы, не правда ли? Нет, я не спорю, дело может оказаться опасным. Конечно, Компания предоставит вам людей, но…

– Исключено. Запорет все дело. Нет, если не удастся убедить кого-нибудь из детей заболеть, похоже, придется ее брать. Хотя, знаете, все-таки по мере возможности я буду изворачиваться. Постараюсь, чтобы она как можно дольше думала, что это такой пикник. Например, если представится разумное основание, я могу не захотеть сообщать ей, что клад найден. Но мне придется сообщить об этом вам, и по всей вероятности, по телефону. Вы не возражаете, если мы условимся о простом шифре, означающем, что клад найден? Тогда вы сможете позвонить оценщику из Инвернесса, Добби, – много времени не потребуется, – а я, оставив Анджелу на попечении рыбака Палтни, улизну и стану в караул.

– Да, звучит разумно. Шифр полезен в любом случае. Что-нибудь из мира скачек? Вроде самое правдоподобное, во всяком случае, если вы будете мне писать.

– Хорошо. Только пусть это будет выдуманная лошадь. Мы ведь не хотим, чтобы сотрудники почты из-за нас разорились. Как сегодня кличут лошадей?

– Да какая разница? Погодите-ка… А если Иноходец? Правдоподобно, и, насколько мне известно, на лошадь с такой кличкой еще никто не ставил. «Ставьте на Иноходца» – как вам?

– Вполне. Получив такое сообщение, вы поймете, что клад найден, но кто-то рядом – предположительно, Анджела – либо не знает об этом, либо не знает, что я знаю. Я напишу на открытке по пятьдесят шесть шиллингов за дюжину, – добавил Бридон, и тут в комнату вошла его жена.