Глава двадцать восьмая
Пока Джей находился в Уильямсберге, Лиззи получила письмо от матери. Первое, что поразило ее, был указанный на письме обратный адрес: Абердин, Церковь Святого Иоанна, дом священника.
Как ее матушка оказалась под крышей дома викария в Абердине?
Она взялась за чтение:
«15 августа 1768 г.
Мне нужно так много тебе сообщить, моя дорогая дочурка! Но необходимо сдержать свои порывы и изложить случившееся шаг за шагом, по мере того как все происходило.
Вскоре после моего возвращения в Хай Глен твой деверь Роберт Джеймиссон взял управление имением на себя. Поскольку сэр Джордж теперь выплачивает проценты по моим закладным, я не вправе отстаивать свою позицию в споре с ними. Роберт попросил меня покинуть особняк и в целях экономии перебраться в наш бывший охотничий домик. Признаюсь, меня не слишком обрадовало его требование, но он настаивал, и, должна заметить, вел себя далеко не так обходительно и почтительно со мной, как следовало ожидать от близкого члена семьи».
Волна бессильного гнева нахлынула на Лиззи. Как посмел Роберт изгнать ее мать из собственного дома? И ей припомнились его слова, сказанные после того, как она отвергла его и приняла предложение Джея: «Пусть я не стану твоим мужем, мне все равно достанется поместье Хай Глен». Тогда это представлялось невообразимым, но теперь стало жестоким свершившимся фактом.
Она заскрежетала зубами и продолжила читать.
«Затем преподобный мистер Йорк объявил, что покидает нас. Он служил пастором в Хьюке пятнадцать лет и стал моим самым давним другом. Насколько я поняла, после трагически безвременной кончины жены он уже давно чувствовал желание уехать и поселиться на новом месте. Но можешь себе представить, как огорчилась я, узнав, что он уезжает именно в тот момент, когда такой друг требовался мне больше всего.
А затем произошло самое поразительное! Моя дорогая, я краснею от стыда, но сообщаю тебе: он предложил мне выйти за него замуж!! И я приняла предложение!!!»
– Боже милостивый! – вслух произнесла Лиззи.
«Вот как случилось, что мы поженились и перебрались в Абердин, откуда я и пишу тебе.
Многие скажут: она вышла замуж за неровню себе, будучи вдовой лорда Хэллима. Но только я прекрасно знаю, до какой степени обесценились любые титулы, а Джон не придает значения людской молве. Мы ведем спокойный образ жизни. Я теперь миссис Йорк, но счастлива, как никогда прежде».
Письмо продолжалось описанием отношений матери с тремя приемными детьми, поведения прислуги в доме священника, первой проповеди мистера Йорка на новом месте и светских дам среди прихожанок церкви, но Лиззи пребывала в таком шоке, что больше ничего не могла толком воспринимать.
Она никогда не думала о возможности повторного брака для своей матери. Хотя, разумеется, никаких особых препятствий для нового замужества не существовало: леди Хэллим было только сорок лет. Могла даже родить детей – ничто этому не мешало.
Реальной причиной шока для Лиззи стало ощущение бесприютности и одиночества. Усадьба Хай Глен всегда была для нее родным домом. Пусть сейчас ее жизнь протекала здесь, в Виргинии, вместе с мужем и с будущим ребенком, она неизменно думала об особняке Хай Глен как о месте, куда она в любой момент сможет вернуться, если ей это действительно понадобится, если потребуется свой собственный кров. Но теперь дом оказался в руках Роберта.
И еще. Лиззи неизменно оставалась самым важным человеком в жизни своей матери, центром ее существования. Ей и в голову не приходило, что когда-нибудь это может измениться. Но теперь мама стала женой священника, жила в Абердине, имела троих приемных детей, чтобы любить их, заботиться, и способна была очень скоро обзавестись еще одним собственным отпрыском.
А все это означало, что у Лиззи не осталось другого дома, кроме этой плантации, не было иной семьи, кроме Джея.
Что ж, в таком случае следовало преисполниться решимости сделать свою жизнь здесь как можно лучше.
Она по-прежнему обладала привилегиями, которым могли позавидовать многие другие женщины: огромным домом, участком земли в тысячу акров, привлекательным мужем и рабами, выполнявшими каждое ее поручение, исполнявшими все желания. Рабы, трудившиеся в особняке, успели от всего сердца привязаться к ней. Сэра была отличной кухаркой, толстуха Белле наводила везде порядок, чистила и мыла, Милдред стала ее личной горничной, и она же прислуживала за столом, юный Джимми состоял при конюшне – его отца продали отдельно несколько лет назад. Лиззи еще не успела познакомиться с большинством полевых работников, если не считать Мака, но ей нравились Коби, младший надсмотрщик, и кузнец Касс, чья мастерская располагалась на задах дома.
Да и сам дом был просторным и даже величественным, но в нем царила атмосфера пустоты и запущенности. Он оказался для них, пожалуй, чересчур велик. Здесь могла бы с комфортом устроиться семья с шестью детишками, многочисленными тетушками, дедушками и бабушками. И слуг потребовалось бы значительно больше, чтобы успевать зажигать свечи в каждой комнате и обслуживать всех за грандиозными семейными ужинами. Для Лиззи и Джея особняк стал чем-то вроде мавзолея. Но вот плантация выглядела по-настоящему привлекательно. Окруженные густыми лесами широкие покатые поля, по которым протекали десятки мелких ручейков.
Она уже давно поняла, что Джей вовсе не тот мужчина, за которого она его изначально принимала. Он не обладал отважной свободой духа, какую проявил, казалось бы, когда взял ее с собой в недра угольной шахты. А его ложь по поводу добычи угля на территории усадьбы Хай Глен просто потрясла ее. После этого она уже не могла испытывать к нему прежних чувств. Они больше не нежились вместе в постели по утрам. Целые дни проводили порознь. Обедали и ужинали вместе, но никогда уже не садились вечером к камину, держась за руки и болтая о всякой всячине, как делали в прошлом. Но, быть может, и Джей испытал столь же глубокое разочарование? Он мог претерпеть изменения в своем отношении к ней – она ведь тоже не оказалась той безупречной и совершенной женщиной, какой представлялась ему раньше. Не было никакого смысла сожалеть о чем-либо. Приходилось любить друг друга, несмотря на все недостатки. Не выдуманные образы, а реальных людей, которыми они оба представали сегодня.
И все равно она часто ощущала мощный порыв сбежать куда глаза глядят. Но как только накатывал такой позыв, она вспоминала о младенце, которого вынашивала. Ей нельзя было больше думать только о себе самой. Ее ребенку понадобится отец.
Джей не часто заводил разговоры о младенце. Казалось, эта тема мало волнует его. Но все несомненно изменится после родов. Особенно если на свет появится мальчик.
Она спрятала письмо в ящик письменного стола.
Отдав распоряжения на день домашним рабам, она надела пальто и вышла из дома.
Воздух обдавал холодом. Середина октября. Они уже пробыли здесь два месяца. Лиззи направилась через лужайку к берегу реки. Шла пешком. Наступил шестой месяц беременности, и она ощущала, как шевелится младенец в ее чреве, порой брыкаясь и доставляя болезненные ощущения. Она опасалась причинить ему вред при езде верхом.
Но по-прежнему совершала почти ежедневные обходы своих владений. На это уходило несколько часов. Обычно ее сопровождали Рой и Рекс – купленные Джеем две шотландские борзые. Она внимательно следила за ходом работ на плантации, поскольку Джей совершенно не уделял этому внимания. Наблюдала за обработкой табака, вела подсчет упакованных кип, приглядывала за мужчинами, валившими лесные деревья и занимавшимися изготовлением бочек, осматривала стада коров и табун лошадей, пасшихся в лугах, проверяла уход за курами и гусями в подсобных помещениях позади дома. Сегодня было воскресенье – единственный день отдыха для всех, и ей выпала возможность свободно побывать повсюду, пока Соуэрби и Леннокс отсутствовали. Рой на сей раз последовал за ней, но Рекс остался лениво лежать на ступени под портиком.
Сбор табака был в самом разгаре, хотя работы предстояло проделать еще немало: срезки, разделки стеблей, сушки и прессовки табачных листьев, прежде чем их укладывали в «кабаньи головы» для отправки в Лондон или в Глазго. Кроме того, шла уборка озимой пшеницы, ячменя, ржи и клевера. Однако подходил к концу период наиболее напряженного труда, времени, когда рабы трудились в полях от рассвета до заката, а затем до полуночи продолжали работать в табачном сарае при свечах.
Работников надо будет как-то вознаградить за приложенные ими огромные усилия, подумала она. Даже рабы, даже бывшие заключенные-смертники нуждались в поощрении. Ей пришло в голову устроить для них как-нибудь небольшую вечеринку. Что-то вроде праздника в честь окончания сбора урожая.
И чем дольше она размышляла над этим, тем больше ей нравилась идея. Джей мог выступить против, но ведь его не будет дома еще пару недель. На дорогу до Уильямсберга уходило не менее трех дней в один конец. Значит, она могла осуществить свой план до его возвращения.
Она шла вдоль берега Раппаханнока, прокручивая мысль в голове. В этом месте река была мелкой и покрытой камнями. Выше по течению от Фредериксберга навигация становилась невозможной. Лиззи обошла заросли наполовину погруженного в реку кустарника и внезапно остановилась. По пояс в воде стоял и мылся мужчина, повернувшись к ней широкой спиной. Это был Макэш.
Рой вскинулся на человека, но потом узнал Мака тоже.
Лиззи однажды уже видела его обнаженным в реке. С тех пор минул без малого год. Вспомнила, как сушила его, сдернув с себя нижнюю юбку. В тот момент все происходившее показалось вполне естественным, но сейчас, когда она оглядывалась в прошлое, та сцена приобретала до странности необычный характер. Это был словно сон: лунный свет, стремительное течение реки, сильный мужчина, выглядевший таким уязвимым и беспомощным, объятия, в которые она по своей воле заключила его, чтобы согреть теплом собственного тела.
Она замерла и притаилась, наблюдая за ним, когда он выбирался на берег. Мак был полностью обнаженным, как в ту памятную ночь.
Ей вспомнился другой фрагмент из прошлого. Однажды в Хай Глене она спугнула молодого оленя, жадно пившего воду из ручья. Ей живо представилась та картина. Она вышла из-за деревьев и обнаружила, что стоит всего в нескольких футах от самца двух или трех лет от роду. Животное подняло голову и уставилось на нее. Противоположный берег потока оказался крутым, и потому олень был вынужден двинуться в ее сторону. Когда он вышел из воды, она поблескивала на его мускулистых ногах. Лиззи держала в руках ружье, заряженное и готовое к стрельбе, но не могла в тот момент выстрелить. Слишком коротка была дистанция, и это непостижимым образом придало ей ощущение почти родства с диким зверем.
Вот и теперь, видя, как вода стекает по коже Мака, она подумала, что вопреки всем своим злоключениям он сохранил мощную грацию молодого животного. Когда он стал натягивать на себя бриджи, Рой бросился к нему. Мак поднял взгляд, заметил Лиззи и от неожиданности окаменел. Потом сказал:
– Вы могли бы и отвернуться.
– А почему бы вам не отвернуться самому? – парировала она.
– Я пришел сюда первым.
– Зато это место принадлежит мне, – резко ответила Лиззи.
Поразительно, как быстро он начинал раздражать ее. Он явно чувствовал себя человеком во всем равным ей. Между тем она обладала статусом утонченной леди, а он – всего лишь бывшего заключенного, а ныне почти раба на плантации, но для него это не являлось поводом проявлять к ней знаки особого почтения. Он воспринимал ситуацию как каприз непредсказуемого провидения, и она ничем не заслужила достигнутого высокого положения, а он не ощущал постыдности своей жалкой участи. Его дерзость могла злить, но в своем поведении он оставался честным до конца. Макэш никогда не лукавил, ни за что не стал бы притворяться. Насколько же он отличался от Джея, чьи поступки и их мотивы зачастую ставили Лиззи в тупик, оказывались необъяснимыми. Она никогда не знала, что на уме у мужа, а в ответ на все расспросы он занимал оборонительную позицию, словно его обвиняли в чем-то дурном.
Мак завязывал пояс на бриджах и не без иронии заметил:
– Я тоже принадлежу вам.
Она смотрела на его грудь. Он успел снова обрасти плотью и развитой мускулатурой.
– Вообще-то, я уже видела вас совершенно голым.
Внезапно всякое напряжение между ними пропало, и они оба рассмеялись. Лиззи веселилась, как когда-то в церкви, когда Эстер велела брату заткнуть пасть.
– Я собираюсь устроить праздник для полевых рабочих, – сообщила она.
– Какого рода праздник? – спросил он, влезая в рукава рубашки.
Лиззи вдруг с удивлением поняла, что хотела бы видеть его без рубашки немного дольше. Ей нравилось любоваться его телом.
– А какого праздника хотелось бы вам?
Он глубоко задумался.
– Можно разжечь огромный костер у вас на заднем дворе. Но, разумеется, рабам больше всего пришлась бы по вкусу хорошая трапеза, чтобы им дали вдоволь наесться мяса. Им вечно голодно. Питание крайне скудное.
– Какого рода блюдо им понравилось бы особенно?
– Гм-м. – Он даже облизал губы. – Запах жареной ветчины, доносящийся порой из вашей кухни, настолько аппетитен, что почти вызывает боль в желудке. А еще все любят сладкий картофель. И пшеничный хлеб. Рабы никогда не едят ничего, кроме того заскорузлого хлеба из маиса, который они называют кукурузными лепешками.
Лиззи порадовалась, что завела с Маком разговор на эту тему. Его мнение оказалось полезным.
– А что им предпочтительнее подать из напитков?
– Ром. Вот только некоторые мужчины становятся драчливыми, когда употребляют крепкое спиртное. Так что на вашем месте я бы дал им яблочного сидра или пива.
– Прекрасная идея.
– А как насчет музыки? Негры обожают петь и танцевать.
Лиззи откровенно получала удовольствие. Планировать праздник вместе с Маком оказалось занятно.
– Музыка пришлась бы кстати, но где взять музыкантов?
– Есть освобожденный черный раб по кличке Перечный Джонс, который выступает в ординариях Фредериксберга. Можно нанять его. Он играет на банджо.
Лизи уже знала, что «ординариями» на местном жаргоне называли самые простые таверны, но никогда прежде не слышала о банджо.
– Что это за инструмент? – спросила она.
– Струнный. Имеет африканское происхождение. Не такой сладкозвучный, как скрипка, зато более ритмичный.
– Как вы узнали об этом человеке? Когда успели побывать во Фредериксберге?
По его лицу пробежала тень.
– Ходил туда однажды в воскресенье.
– Зачем?
– Разыскивал Кору.
– И что же – нашли?
– Нет.
– Мне искренне жаль.
Он в ответ только пожал плечами.
– Здесь каждый потерял кого-нибудь.
И отвернулся, спрятав от нее печаль в глазах.
Ей очень хотелось обнять его и утешить, но пришлось сдержаться. Следовало помнить о своей беременности. И ей не стоило обнимать никого, кроме собственного мужа. Но она постаралась вновь придать разговору более жизнерадостную тональность.
– Стало быть, вы думаете, что Перечного Джонса удастся уговорить прийти сюда и поиграть для нас?
– Уверен, он придет. Я видел, как он играл среди хижин рабов на плантации Тумсона.
Лиззи снова была заинтригована.
– А туда вы каким образом попали?
– Можно сказать, нанес визит.
– Вот уж не предполагала, что рабы делают нечто подобное!
– Нам в жизни необходимо иметь хоть что-то, помимо нескончаемой работы.
– И чем же еще вы себя развлекаете?
– Молодым мужчинам нравится смотреть на петушиные бои. Они готовы прошагать хоть десять миль до места их проведения. Девушек, естественно, привлекают молодые мужчины. Люди постарше просто ходят смотреть на детишек друг друга и вместе вспоминают о потерянных братьях и сестрах. И еще – все они поют. У африканцев есть свои очень грустные песни, которые исполняются гармоничным хором. Ты не понимаешь слов, но сами по себе мелодии невольно берут за душу.
– Шахтеры тоже, помнится, часто пели.
Он немного помолчал и кивнул:
– Да, мы любили петь.
Она поняла, что снова навела его на печальные мысли.
– Как вы думаете, вам когда-нибудь удастся снова вернуться к горе Хай Глен?
– Нет. А вам?
На глаза Лиззи навернулись слезы.
– Нет, – ответила она. – Ни вам, ни мне больше там не бывать.
В этот момент взбрыкнул младенец, и она охнула от легкой боли.
– В чем дело? – спросил Мак.
Она положила ладонь на свой раздутый живот.
– Ребеночек толкается внутри. Он явно не хочет, чтобы я тосковала по Хай Глену. Он родится гражданином Виргинии. Ой! Снова толкнулся.
– Вам действительно больно?
– Да. Хотите потрогать? – Она взяла его за руку и приложила ладонью к животу.
У него были твердые огрубелые пальцы, но прикосновение показалось ей нежным.
Младенец затих. Мак спросил:
– Когда вы должны родить?
– Через десять недель.
– Как назовете ребенка?
– Муж выбрал имя Джонатан для мальчика, а Алисия для девочки.
Младенец еще раз взбрыкнул.
– Ничего себе сила! – с улыбкой воскликнул Мак. – Неудивительно, что вы даже поморщились.
Он убрал руку с ее живота.
Ей же хотелось ощущать его прикосновение хотя бы чуть дольше. Но чтобы не выдать своих чувств, сменила тему:
– Мне нужно обсудить идею праздника с Биллом Соуэрби.
– Так вы еще ничего не знаете?
– О чем?
– Билл Соуэрби ушел.
– Как ушел? Что это значит?
– Просто пропал.
– Когда?
– Пару ночей назад.
Лиззи сообразила: она действительно уже не встречалась с Соуэрби два дня. Ее это не встревожило. Ей необязательно было видеться с надсмотрщиком ежедневно.
– Он сказал, когда собирается вернуться?
– Не думаю, что вообще с кем-то разговаривал перед уходом. Но, как я догадываюсь, возвращаться он не намерен вообще.
– Почему?
– Он задолжал деньги Сидни Ленноксу. Много денег. И не в состоянии с ним расплатиться.
Лиззи почувствовала приступ острой злости.
– И с тех пор, надо полагать, Леннокс стал на плантации главным надсмотрщиком?
– Пока только в течение одного рабочего дня… Но да. Он им стал.
– Я не желаю, чтобы грубиян и мерзавец верховодил на плантации! – пылко воскликнула Лиззи.
– Справедливо сказано. Аминь, – произнес Мак тоже с не менее горячим чувством в голосе. – Никто из работников не хотел бы этого.
Лиззи нахмурилась. Ее терзали подозрения, которые напрашивались сами собой. Соуэрби они задолжали крупную сумму в виде невыплаченного жалованья. Джей обещал полностью рассчитаться с ним, как только удастся продать первый урожай табака. Почему же он не мог просто подождать? Тогда он легко выплатил бы любые собственные долги. Значит, он чего-то боялся. Она не сомневалась: Леннокс угрожал ему. И злость в ней постепенно распалялась.
– Думаю, это Леннокс вынудил Соуэрби сбежать, – сказала она.
Мак кивнул.
– Не знаю никаких подробностей, но мне тоже так кажется. Я сам однажды попытался вступить в схватку с Ленноксом, и посмотрите, чем это для меня закончилось.
В его тоне не слышалось ни нотки жалости к себе. Он всего лишь с горечью констатировал факт. Она прикоснулась к его руке и сказала:
– Вы можете гордиться собой. Вам удалось проявить незаурядную храбрость и отстоять свою честь.
– Но Леннокс продажный подонок и отпетый негодяй. И попытайтесь догадаться, что произойдет в недалеком будущем. Он станет надзирать над плантацией, так или иначе найдет способ обокрасть вас, а потом откроет свою таверну во Фредериксберге. Очень скоро он заживет здесь так же вольготно, как жил в Лондоне.
– Не заживет. Я не допущу этого, – решительно заявила Лиззи. – Побеседую с ним незамедлительно. – Леннокс жил в небольшом домике на две комнаты неподалеку от табачного сарая, где располагалось и жилище Соуэрби. – Надеюсь застать его у себя прямо сейчас.
– Не застанете. В это время по воскресеньям он торчит в «Паромной переправе». Это ординария в трех или четырех милях вверх по реке отсюда. Он пробудет там до позднего вечера.
Но Лиззи не могла ждать до завтра. Ей не хватало терпения, когда нечто подобное постоянно занимало ее мысли.
– Тогда я сама отправлюсь в эту «Паромную переправу». Мне противопоказана верховая езда, но я воспользуюсь коляской с пони.
Мак хмуро сдвинул брови.
– А не лучше ли все-таки будет разобраться с ним здесь, где вы хозяйка дома? Он человек жесткий и жестокий.
Лиззи ощутила укол страха. Мак верно указал на проблему. Леннокс мог стать опасен. Но для нее невыносима была и необходимость отложить конфронтацию. Мак защитит ее!
– Вы поедете со мной? – спросила она. – Я буду ощущать себе в безопасности рядом с вами.
– Конечно, поеду.
– Вам придется править коляской.
– А вам – научить меня этому.
– Там не требуется никаких особых навыков.
Они поднялись от реки к дому. Конюх Джимми как раз поил лошадей. Мак вывел пони, выкатил коляску и впряг пони в нее, пока Лиззи заходила в дом, чтобы надеть шляпку.
Скоро они выехали с территории плантации и направились вверх по дороге, проходившей вдоль русла реки к месту паромной переправы через нее. Одноименная таверна представляла собой деревянную постройку ненамного более крупную, чем двухкомнатные дома, в которых жили Соуэрби и Леннокс. Лиззи позволила Маку помочь ей выйти из коляски и придержать перед ней открытой дверь в заведение.
Внутри было сумрачно и очень накурено. Десять или двенадцать человек сидели на скамьях или на деревянных стульях. Они пили из небольших кружек и керамических чашек. Некоторые играли в карты и кости. Другие просто курили, наблюдая за игрой. Из заднего помещения доносился стук друг о друга бильярдных шаров.
В таверне не было ни женщин, ни негров.
Мак последовал за Лиззи, но встал при входе чуть в стороне от двери, спрятав лицо в тени.
Из зала в задней части таверны вышел мужчина, вытиравший руки полотенцем и спросил:
– Что прикажете подать вам, сэр? О, прошу прощения, леди!
– Ничего не нужно, спасибо, – звонко произнесла Лиззи, и в зале воцарилась тишина.
Она осмотрела повернувшиеся к ней лица. Леннокс расположился в углу, склонившись над шейкером и парой игральных костей. На небольшом столе перед ним выстроились несколько столбиков монет мелкого номинала. На его физиономии отразилось раздражение, когда его игру столь неожиданно прервали.
Он тщательно собрал свои монеты, нисколько не торопясь, прежде чем встать и снять шляпу.
– Что вы здесь делаете, миссис Джеймиссон?
– Ясно, что я не приехала сюда играть, – резко сказала она. – Где мистер Соуэрби?
До нее донеслось одобрительное бормотание сразу нескольких посетителей, словно им тоже хотелось бы узнать, что произошло с Соуэрби, а потом она заметила, как некий седовласый мужчина повернулся на своем стуле и уставился на нее.
– Кажется, он сбежал, – ответил Леннокс.
– Почему же вы не доложили мне об этом?
Леннокс пожал плечами.
– Потому что вы все равно ничего не сможете с этим поделать.
– И все же мне всегда необходимо знать о подобных происшествиях. Не повторяйте такого впредь? Ясно?
Леннокс не ответил.
– Почему Соуэрби ушел от нас?
– Откуда мне знать?
Седовласый вставил реплику:
– Он задолжал деньги.
Лиззи повернулась к нему.
– Кому именно он задолжал?
Мужчина ткнул пальцем.
– Ленноксу. Вот кому.
Она снова обратилась к Ленноксу:
– Это правда?
– Да.
– Зачем?
– Не понял, что вы имеете в виду.
– Для чего ему понадобилось одалживать у вас деньги?
– Если на то пошло, он их у меня не одолжил. Он мне проиграл.
– В азартные игры?
– Да.
– И вы угрожали ему?
Седовласый мужчина издал саркастический смешок.
– Разумеется, угрожал. А то как же!
– Я всего лишь настоятельно потребовал расплатиться со мной, – холодно возразил Леннокс.
– И это заставило его поспешно скрыться?
– Повторяю, мне не известно, почему он сбежал.
– А я подозреваю, что он испугался вас.
Отвратительная улыбка исказила черты лица Леннокса.
– Меня здесь уже побаиваются многие, – заявил он, даже не пытаясь прикрыть новую угрозу, содержавшуюся в его словах.
Лиззи почувствовала страх и гнев одновременно.
– Давайте кое-что проясним раз и навсегда, – сказала она. Ее голос слегка дрогнул, и ей пришлось сглотнуть, чтобы ее речь снова стала спокойной и размеренной. – Я – хозяйка плантации, и вам придется делать то, что я вам прикажу. До возвращения мужа я с этого момента полностью беру управление в свои руки. А затем он решит, кем заменить мистера Соуэрби.
Леннокс помотал головой:
– Нет, так дело не пойдет, – ухмыльнулся он. – Я считаюсь заместителем Соуэрби. Мистер Джеймиссон совершенно четко дал мне указание возглавить работы на плантации в случае болезни Соуэрби или любого другого обстоятельства. Кроме того, вы ничего не знаете о выращивании табака.
– Уж точно не меньше, чем бывший владелец таверны в Лондоне.
– Насколько я понимаю, мистеру Джеймиссону ситуация видится иначе, а я стану выполнять только его распоряжения.
Лиззи готова была взорваться от ярости. Она не могла допустить, чтобы этот мерзавец стал главным на ее плантации.
– Предупреждаю, Леннокс, вам же будет лучше подчиниться мне!
– А если не подчинюсь? – Он сделал шаг в ее сторону, по-прежнему глумливо ухмыляясь и распространяя вокруг себя знакомый тошнотворно сладкий запах перезрелых фруктов. Она невольно отшатнулась. Остальные клиенты таверны оставались сидеть, словно примерзли к своим местам. – Что вы сможете сделать, миссис Джеймиссон? – продолжил он и приблизился еще на шаг. – Избить меня?
При этом он воздел вверх кулак, и жест мог лишь служить иллюстрацией к его словам, а мог легко быть воспринят как намерение ударить ее.
Лиззи издала испуганный вскрик и отскочила в сторону. При этом она натолкнулась на подвернувшийся стул, ноги заплелись, и она с шумом невольно уселась на него.
Внезапно возникла фигура Мака, уже стоявшего между ней и Ленноксом.
– Ты поднял руку на женщину, Леннокс, – сказал он. – А теперь попробуй-ка поднять ее на мужчину!
– Ты? – удивленно воскликнул Леннокс. – То-то я гадал, кто там так скромно притаился в темном углу, как черномазый слуга.
– Но теперь ты меня узнал. Осмелишься зайти еще дальше?
– Ты глупец и тупица, Макэш. Всегда оказываешься на стороне тех, кто терпит поражение.
– А ты только что смертельно оскорбил жену человека, который полновластно владеет тобой. Я бы тоже не назвал это умным поступком.
– Я пришел сюда не встревать в споры. У меня здесь игра в кости.
Леннокс развернулся и направился назад к игровому столу.
Лиззи ощущала все те же злость и раздражение, которые владели ею, когда она только прибыла в таверну. Но она решительно поднялась.
– Поехали домой, – сказала она Маку.
Он открыл перед ней дверь, и оба вышли наружу.
* * *
Ей действительно необходимо узнать гораздо больше о процессе выращивания табака, решила Лиззи, когда окончательно успокоилась. Леннокс приложит все усилия, чтобы взять руководство на себя, и одолеть его она могла, только убедив Джея, что сама справится с работой лучше. Она уже успела вникнуть во многие детали управления плантацией, но не обладала настоящим пониманием самой сути и основных природных особенностей растения, разведением которого занималась.
На следующий день она вновь села в коляску с запряженным в нее пони и отправилась к полковнику Тумсону, взяв в качестве кучера Джимми.
За несколько недель, минувших после приема в их доме, соседи стали все более холодно относиться к Лиззи и Джею. К Джею – в особенности. Их, разумеется, из вежливости приглашали на главные общественные празднества, на балы и крупные приемы, но никто не желал видеть их у себя в гостях по менее важным поводам, не высказывал желания устроить интимный ужин на две семьи или нечто подобное. Зато стоило Джею надолго уехать в Уильямсберг, вся округа, казалось, узнала об этом, и в дом к Лиззи наведалась миссис Тумсон, а Сьюзи Делахай позвала ее к себе на чашку чая. Ее огорчало, что с ней предпочитали общаться наедине, но понимала она и простой факт: Джей непростительно оскорбил соседей, высказав глубоко неприятные для них взгляды на политические вопросы.
Проезжая через плантацию Тумсона, она невольно поразилась, насколько процветающей она выглядела. На речном причале выстроились ряды готовых к отправке «кабаньих голов». Рабы казались здоровыми, полными энергии. Все подсобные помещения были ярко окрашены, а поля смотрелись ухоженными и тщательно спланированными. Она заметила полковника по другую сторону одного из полей, занятого беседой с небольшой группой работников, что-то им разъяснявшего и показывающего, как справиться с заданием. Джей никогда не выходил в поля сам, чтобы проследить за работой или лично отдать распоряжения.
Миссис Тумсон была сильно располневшей и добродушной дамой, которой перевалило за пятьдесят. Дети Тумсонов – двое сыновей – уже выросли и жили отдельно от родителей. Хозяйка разлила чай по чашкам и поинтересовалась беременностью гостьи. Лиззи призналась: по временам у нее начинала сильно болеть спина, а изжога мучила почти постоянно, и с облегчением узнала, что эти симптомы были миссис Тумсон хорошо знакомы. В точности те же ощущения пережила когда-то и она. Лиззи упомянула, что пару раз у нее случались легкие кровотечения. Миссис Тумсон нахмурилась. С ней ничего подобного не происходило, но, насколько она знала, и кровотечения не являлись сколько-нибудь дурным признаком. Лиззи просто следовало больше отдыхать.
Однако не обсуждение беременности стало целью ее визита, а потому ее крайне обрадовало появление за чайным столом самого полковника. Он находился примерно в одном возрасте с женой, обладал высоким ростом и седой шевелюрой, но для своих лет выглядел по-молодому активным и целеустремленным. Полковник несколько чопорно пожал Лиззи руку, но она сразу сумела задобрить его своей милой улыбкой и искренним комплиментом.
– Почему ваша плантация произвела на меня гораздо лучшее впечатление, чем хозяйства всех остальных окрестных землевладельцев?
– Очень милое замечание с вашей стороны, – отозвался он. – Я бы назвал главной причиной свое постоянное присутствие здесь. Понимаете, Билл Делахай почти не пропускает скачек и петушиных боев. Джон Армстед предпочитает работе выпивку, а его брат все вечера проводит в «Паромной переправе» за бильярдом или игрой в кости.
Об усадьбе Мокджек Холл он не упомянул вообще.
– А отчего ваши рабы выглядят настолько сильными и энергичными?
– Здесь все крайне просто. Это зависит от того, как их кормить. – Он откровенно получал удовольствие, делясь опытом с привлекательной молодой женщиной. – Они, конечно, способны выжить на одной только поленте и кукурузных лепешках, но станут работать гораздо лучше, если ежедневно добавлять в их рацион соленую рыбу и давать мясо хотя бы раз в неделю. Это обходится дороже, но не так дорого, как необходимость каждый год приобретать новых рабов.
– Почему в последнее время так много плантаторов обанкротились?
– Нужно хорошо разбираться в том, что это за растение – табак. Оно быстро истощает почву. Через четыре или пять лет качество резко ухудшатся. И вам необходимо на сезон засеять табачное поле пшеницей или маисом, а под табак выделить другой участок.
– Значит, вам постоянно приходится расчищать землю под новые поля?
– Обязательно. Каждую зиму я вырубаю часть леса и выравниваю почву для культивации.
– Но вам еще и повезло. В вашем распоряжении такие необъятные земельные владения!
– На вашем участке тоже предостаточно лесов. А когда этого окажется недостаточно, нужно будет приобрести или взять в аренду больше земли. Единственный способ выращивать табак – это постоянно перемещать его поля.
– Так поступают все?
– Нет. Многие берут кредиты у коммерсантов и надеются, что их выручит повышение цены на табак. Дик Ричардс, предыдущий владелец вашей плантации, пошел по такому пути, и в результате все досталось вашему свекру.
Лиззи предпочла не сообщать, что Джей как раз отправился в Уильямсберг, чтобы занять денег.
– Мы могли бы расчистить Стаффорд-парк к следующей весне, – вслух принялась размышлять она.
Стаффорд-парком именовался поросший лесом участок, располагавшийся отдельно от территории основной усадьбы в десяти милях выше по реке. Из-за такой отдаленности он оставался в полном небрежении, а Джей пытался сдать его кому-нибудь в аренду или продать, но желающих не находилось.
– А почему бы вам не начать с того места, которое вы называете Прудовой Рощей? – предложил полковник. – Оно находится достаточно близко от табачного сарая, и почва там самая подходящая… Кстати, вовремя вспомнил, – он посмотрел на каминные часы. – Мне нужно наведаться в собственный сарай до наступления темноты.
Лиззи поднялась.
– Мне тоже пора вернуться домой и поговорить со своим надсмотрщиком.
– Только не перетрудитесь, – заботливо сказала миссис Тумсон. – Помните о ребенке.
Лиззи улыбнулась.
– Я стану теперь непременно подолгу отдыхать. Обещаю.
Полковник Тумсон поцеловал жену и вместе с Лиззи вышел из дома. Он помог ей сесть в коляску, а потом и сам доехал вместе с ней до табачного сарая.
– Если мне будет позволено замечание личного характера, то я скажу, что вы поистине замечательная молодая леди, миссис Джеймиссон.
– О, приятно это слышать. Благодарю вас, – отозвалась она.
– Надеюсь встречаться с вами чаще. – Полковник улыбнулся, и в его голубых глазах сверкнули обаятельные, но чуть лукавые искорки. Он взял ее за руку и когда подносил к губам, чтобы поцеловать, его пальцы словно ненароком мельком прикоснулись к ее груди. – Пожалуйста, не стесняйтесь посылать за мной в любое время, когда вам понадобится помощь. Готов прийти на выручку во всем.
Лиззи поехала дальше. «Если не ошибаюсь, то мне только что впервые намекнули на возможность адюльтера, – подумала она. – А ведь я на шестом месяце беременности. Порочный старикан!» Ей полагалось бы возмутиться, но на самом деле она ощущала, что даже польщена. Разумеется, она никогда не откликнется на его нескромный намек. Более того, ей теперь следует вообще избегать возможности оставаться с полковником наедине. Но все же мысль о том, что она все еще желанна, доставила ей непрошеное удовольствие.
– Поехали быстрее, Джимми, – сказала она. – Я голодна и хочу сесть ужинать пораньше.
* * *
На следующее утро она отправила Джимми, чтобы тот привел Леннокса к ней в гостиную. После инцидента в «Паромной переправе» она с ним еще ни разу не разговаривала. Она теперь имела все основания опасаться его и подумала, не послать ли за Маком на роль своего защитника. Но затем отмела как нелепую саму мысль, что ей требуется телохранитель в собственном доме.
Она расположилась в обширном кресле с резными подлокотниками, доставленном сюда из Англии лет сто тому назад. Леннокс явился только через два часа в испачканных грязью сапогах. Она поняла, что подобной задержкой он стремился показать, насколько не чувствовал себя обязанным подпрыгивать по каждому ее свистку. Стоило ей возмутиться, как у него нашлось бы несомненно веское объяснение своего запоздалого прибытия к ней, и она решила вести себя так, словно ей не пришлось слишком долго дожидаться его.
– Мы вырубим Прудовую Рощу и подготовим на ее месте новое поле под табак к следующей весне, – заявила она. – Я хочу, чтобы к работам приступили незамедлительно. Уже сегодня.
Это был редкий случай, когда Леннокса застигли врасплох, и он не смог скрыть удивления.
– Зачем? – спросил он.
– Хороший плантатор, разводящий табак, должен расчищать новые земли под поля каждую зиму. Это единственный способ поддерживать высокую урожайность. Я осмотрелась на местности, и Прудовая Роща кажется наиболее подходящим местом. Полковник Тумсон полностью согласен с моим мнением.
– Но Билл Соуэрби никогда не делал ничего подобного.
– Билл Соуэрби никогда ничего не мог заработать именно по этой причине.
– Но в чем проблема со старыми полями? Они в полном порядке.
– Выращивание табака со временем истощает почву.
– Ах, вот вы о чем! – с усмешкой откликнулся он. – Но мы обильно применяем навоз как удобрение.
Она насупилась. Тумсон ни словом не обмолвился о возможности использовать навоз.
– Не знаю, но мне кажется… – пробормотала она в растерянности.
Ее колебания оказались фатальными для исхода спора между ними.
– Ради бога, предоставьте решение подобных проблем мужчинам, – сказал Леннокс пренебрежительно.
– К черту ваше мнение о женщинах! Оставьте свои нравоучения при себе, – почти прикрикнула Лиззи на него. – Расскажите лучше подробнее об использовании навоза.
– По ночам мы выгоняем скот на пустующие табачные поля. Там остается после этого достаточное количество коровьих лепешек. Навоз помогает почве восстановиться к следующему посеву.
– Но это не может служить полноценной заменой расчистке новых участков, – возразила она, уже совсем лишившись уверенности.
– Это равноценные меры, – настаивал он. – Впрочем, если вы все же желаете ввести свои реформы, то вам так или иначе придется сначала обсудить их с мистером Джеймиссоном.
Ей отчаянно не хотелось оставить за Ленноксом победу. Пусть даже временную. Но действительно возникала необходимость дождаться возвращения Джея. Вне себя от раздражения она сказала:
– На этом пока все. Можете идти.
Он не смог сдержать очередной усмешки, но вышел, не вступая больше ни в какие пререкания.
* * *
Лиззи буквально силком заставила себя отдыхать на протяжении всего остатка дня, но на следующее утро снова совершила привычный обход всей плантации.
В основном сарае связки высохших табачных стеблей снимали с крюков, чтобы отделить листья и освободить от них тяжелые волокнистые растения. Затем их заново упакуют в вязанки и накроют тканью, под которой они «пропотеют», окончательно избавившись от влаги.
Часть работников трудились в лесу, заготавливая древесину для бочек. Другие сеяли озимую пшеницу на поле, носившем название Ручейное. Лиззи высмотрела там Мака, поставленного в пару с молодой чернокожей женщиной. Они двигались вдоль только что вспаханного поля, выстроившись в ряд с остальными, и разбрасывали семена в борозды из тяжелых корзин. За ними следовал Леннокс, подгоняя более медлительных тычками или просто прикосновениями хлыста. Он был коротким с твердой рукояткой и с плетью фута в два или три длиной, изготовленной из чего-то вроде гибкой лозы. Заметив Лиззи, Леннокс начал использовать кнут активнее, словно напрашивался на попытку с ее стороны остановить его.
Она развернулась и направилась обратно к дому, но не успела отойти далеко, как услышала за спиной крик и вынуждена была снова повернуться.
Напарница Мака упала. Это была Бесс, всего лишь девочка-подросток лет пятнадцати, высокая и очень худая. Мать Лиззи сказала бы, что она росла быстрее, чем набиралась достаточно сил для своего телосложения.
Лиззи поспешила к распростертой на земле фигуре, но Мак находился совсем рядом с ней. Он поставил корзину на землю и встал рядом с Бесс на колени. Прикоснулся пальцами сначала ко лбу, потом к рукам.
– Думаю, у нее обычный обморок, – сказал он.
Подошел Леннокс и пнул девушку в ребра мысом своего тяжелого сапога.
От прикосновения она дернулась, но глаз так пока и не открыла.
Лиззи воскликнула:
– Прекратите! Не надо бить ее!
– Ленивая черномазая сучка! Я сейчас преподам ей хороший урок, – сказал Леннокс и занес вверх руку, в которой держал хлыст.
– Не смейте! – яростно выкрикнула Лиззи.
Но он обрушил хлыст на спину лежавшей без сознания девушки.
Мак вскочил на ноги.
– Остановитесь! – издала новый крик Лиззи.
Леннокс еще раз поднял хлыст.
Но между ним и Бесс стоял теперь Мак.
– Хозяйка только что велела тебе остановиться, – сказал он.
Леннокс сменил хватку и ударил Мака хлыстом поперек лица.
Мак пошатнулся и прижал к лицу ладонь. На его щеке мгновенно обозначилась багровая полоса, а на губах выступила кровь.
Леннокс в третий раз занес хлыст, но нанести удар ему больше не удалось.
Все произошло настолько быстро, что Лиззи не успела разглядеть деталей, но всего лишь через мгновение Леннокс сам уже валялся на земле, а кнутом завладел Мак. Взяв его обеими руками, он переломил кнут об колено, а потом с презрением швырнул два обломка беспомощному пока Ленноксу.
Лиззи ощутила радость победительницы. Нашла коса на камень! Подонку досталось поделом.
Все, кто находился поблизости, наблюдали за этой сценой.
Но Лиззи сразу же распорядилась:
– Продолжайте работать! Спектакль закончился.
Рабы вернулись к своему занятию. Леннокс поднялся на ноги, бросая на Мака зловещие взгляды.
– Вы сможете донести Бесс до дома? – спросила Лиззи у Мака.
– Разумеется.
Он легко вскинул ее тело на руки.
Они пересекли поле в сторону дома и отнесли Бесс в кухню – отдельно стоявшую постройку на заднем дворе. К тому моменту, когда Мак усадил ее на стул, к девушке вернулось сознание.
Повариха Сэра была средних лет черной женщиной, вечно покрытой потом. Лиззи отправила ее за бренди Джея. После первого же глотка Бесс заявила, что с ней все в полном порядке, если не считать боли в ребрах, и она сама не понимает причины обморока. Лиззи велела ей хорошо поесть, а потом отдохнуть до завтра.
Покидая кухню, она обратила внимание на крайне мрачное выражение лица Мака.
– В чем дело? – спросила она.
– Я, должно быть, совсем голову потерял, – ответил он.
– Как вы можете так говорить? – воскликнула Лиззи, даже несколько возмутившись. – Леннокс не подчинился моему прямому приказу!
– Он мстительный гад. Мне не следовало унижать его при всех.
– Как он сможет вам отомстить?
– Легко. Он же теперь главный надсмотрщик.
– Я не допущу этого, – решительно сказала Лиззи.
– Вы не сможете держать меня в поле своего зрения целыми днями.
– Верно, черт побери!
Но она действительно не могла допустить, чтобы Мак пострадал за свой справедливый и благородный поступок.
– Я бы сбежал, если б знал, куда отправиться. У вас нет карты Виргинии?
– Прошу, не надо бежать. – Она в задумчивости наморщила лоб. – Я знаю, что нужно сделать. Вы сможете работать в моем доме.
Он улыбнулся.
– Идея мне по душе. Но вот только дворецкий из меня получится никудышный.
– Я не предлагаю такому человеку, как вы, роль слуги. Вам можно поручить руководство ремонтными работами. Мне, например, нужно подготовить детскую. Все в ней поправить и заново покрасить стены.
Он взглянул на нее с сомнением.
– Вы это серьезно?
– Конечно же, серьезно!
– Будет просто чудесно… И я смогу держаться подальше от Леннокса.
– Значит, так мы и поступим.
– Вы даже не представляете, насколько это для меня хорошая новость!
– Для меня тоже. Я всегда чувствую себя в большей безопасности, когда вы где-то рядом. Я ведь тоже опасаюсь Леннокса.
– И не без причины.
– Вам понадобятся новая рубашка, жилет и ботинки для дома.
Она собиралась получить удовольствие, подбирая для него новый наряд.
– Какая роскошь! – Он усмехнулся.
– Тогда все решено, – подвела итог она. – Можете приступать к новым обязанностям прямо сейчас.
* * *
Домашняя прислуга поначалу не слишком обрадовалась организации намеченного хозяйкой праздника. Работники при доме посматривали на полевых рабов свысока. Сэра оказалась в особенности недовольна необходимостью готовить пиршество для «этих грубых земледельцев, привыкших только к поленте да к кукурузным лепешкам». Но Лиззи высмеяла этот низкосортный снобизм, сумела растормошить своих слуг, и в результате они более охотно включились в подготовку вечеринки.
Ближе к вечеру в субботу на кухне уже варились и жарились блюда к трапезе. Перечный Джонс со своим банджо явился к полудню, но совершенно пьяный. Макэш заставил его выпить несколько галлонов крепкого чая, а потом положил спать в одном из сараев на заднем дворе, и теперь музыкант совершенно протрезвел. Его инструмент представлял собой четыре сплетенных из кишок животных струны, натянутых на тыкву, и когда он настраивал его, звук получался странной смесью аккордов пианино и ударов в барабан.
Обходя двор и наблюдая за приготовлениями, Лиззи ощущала приятное волнение. Она с нетерпением ожидала праздника. Конечно же, она сама не собиралась участвовать в общих увеселениях: ей предстояло сыграть роль знатной дамы-патронессы – величавой, милостивой, хотя, по понятным причинам, отстраненной. Но все равно она предвкушала наслаждение зрелищем, намеревалась порадоваться за тех, кому выпадут редкие минуты, когда можно немного расслабиться.
С наступлением темноты все было готово. Вскрыли бочку свежего сидра. Несколько жирных окороков шипели над углями специально разведенных костров. Клубни сладкого картофеля в огромных количествах варились в кипящей воде чанов, а удлиненной формы буханки белого хлеба по четыре фунта весом каждая уже ждали на столах, чтобы их нарезали на ломти.
Лиззи нетерпеливо расхаживала по дому, дожидаясь прихода рабов с полей. Она надеялась услышать наконец их пение. До нее порой доносились издали их голоса, то тянувшие жалобные мотивы, то ритмично помогавшие песнями своей работе. Но хор неизменно замолкал, как только кто-то из хозяев подходил близко.
Когда взошла луна, пришли пожилые женщины с младенцами на руках и с выводками ребятишек постарше, цеплявшихся за их юбки. Но они не знали, где полевые работники. Накормив их завтраком рано утром, они больше так и не видели их.
Но ведь рабы знали, что сегодня вечером им надлежит явиться к хозяйскому дому. Лиззи внушила Коби четко объяснить это каждому, а на Коби всегда можно было положиться. Сама Лиззи оказалась слишком занята для обхода полей, но предполагала, что рабам пришлось трудиться на самых отдаленных участках плантации, и потому на возвращение требовалось необычно много времени. Оставалось надеяться, что хотя бы картофель не успеет перевариться, превратившись в несъедобное пюре.
Время шло. Никто больше не появлялся. Когда минул еще час, ей пришлось допустить, что произошло нечто чрезвычайное. Какое-то происшествие задерживало всех. Начиная понемногу сердиться, Лиззи обратилась к Макэшу и распорядилась:
– Вызовите ко мне Леннокса.
На это ушел еще почти час, но Макэш все же привел с собой Леннокса, который уже явно основательно приложился к спиртному. Лиззи успела достаточно сильно распалить свой гнев.
– Где все полевые рабочие? – потребовала ответа она. – Им необходимо быть сейчас здесь!
– Ах, вот в чем проблема… – Леннокс говорил нарочито медленно и небрежно. – Но вот только сегодня они никак не смогут прибыть к вам.
Наглость заявления послужила для Лиззи предупреждением, что он нашел какой-то весомый предлог, чтобы нарушить ее планы.
– Что это значит, черт вас побери? Почему не смогут? – спросила она.
– Они отправились валить лес на бочки аж в Стаффорд-парк. – На тот самый отдаленный участок в десяти милях от основной плантации. – Там работы на несколько дней, и им пришлось разбить временный лагерь. Так что рабы пробудут там под надзором Коби, пока не закончат.
– Вам необязательно было валить лес там именно сегодня.
– Время дорого. Нельзя ничего откладывать на потом.
Все стало ясно. Леннокс сделал это, чтобы бросить ей новый вызов. Ей хотелось орать от злости. Но никаких практических шагов предпринять она не могла до возвращения Джея.
Леннокс посмотрел на еду, уже разложенную на раскладных столах.
– Право, жаль. Столько добра пропадает, – сказал он, почти не скрывая гадкой ухмылки.
А потом протянул свою грязную руку и отломил от окорока большой кусок.
Лиззи уже ни о чем не могла думать рационально. Она схватила разделочную вилку с длинной ручкой и вонзила ее зубья в тыльную сторону ладони Леннокса с криком:
– Не смейте прикасаться к чужой пище!
Он взвыл от боли и выронил мясо.
Лиззи извлекла зубья вилки из его руки.
Леннокс снова зашелся в реве от сильнейшей боли.
– Ты – сумасшедшая корова! – завопил он.
– Убирайтесь отсюда и не попадайтесь мне на глаза до возвращения домой мужа! – резко распорядилась Лиззи.
Леннокс смотрел на нее в таком бешенстве, словно готовился к нападению. Но минуло несколько томительных секунд, и он одумался, сунул пораненную руку под мышку и торопливо удалился.
Лиззи почувствовала, как слезы хлынули из глаз. Не желая, чтобы слуги видели ее плачущей, она развернулась и бросилась внутрь дома. И только оказавшись в полном одиночестве в гостиной, позволила себе разрыдаться от горечи и отчаяния. Она чувствовала себя опустошенной и брошенной на произвол судьбы.
Минуту спустя чуть слышно открылась дверь. Донесся голос Мака:
– Мне очень жаль, что так вышло.
Но его сочувствие лишь вызвало новый поток слез. Внезапно она ощутила, как его руки обняли ее. Это подействовало по-настоящему успокаивающе, хотя не остановило рыданий. Она опустила голову ему на плечо, продолжая плакать, плакать и плакать. Он гладил ее волосы, поцелуями сушил слезы на щеках. Постепенно ее всхлипы стали раздаваться реже, а горе уже не казалось настолько неизбывным. Как жаль, что она не сможет простоять с ним вот так всю ночь!
А потом до нее дошло, какую страшную ошибку она совершала.
В ужасе она рывком отстранилась от него. Замужняя женщина на шестом месяце беременности позволила слуге целовать себя!
– И о чем я только думала?! – воскликнула Лиззи, изумляясь самой себе.
– Вы ни о чем не думали, – отозвался Мак.
– Но теперь я пришла в чувство, – сказала она. – Уходите!
С опечаленным видом он повернулся и покинул комнату.
