Глава двадцать четвертая
В день суда заключенного будили в пять часов утра.
Вскоре прибыл Дермот Райли с костюмом, который он собирался одолжить Маку по такому случаю. В этом костюме Дермот женился, и Мака растрогала забота товарища о нем. Кроме того, он принес бритву и кусок мыла. Через полчаса Мак приобрел вполне респектабельный вид и почувствовал себя готовым предстать перед судьей.
Вместе с Корой, Пег и еще пятнадцатью или двадцатью другими заключенными его со связанными руками вывели из ворот тюрьмы, препроводили по Ньюгейт-стрит до проулка, носившего печально известное название Олд Бейли, а потом свернули к зданию судебных заседаний, или Дворцу правосудия.
Там его встретил Каспар Гордонсон и объяснил, кто есть кто. Двор перед Дворцом правосудия уже полнился людьми: прокурорами, свидетелями, присяжными, адвокатами, друзьями и родственниками, праздными зеваками. Замешались в толпу, конечно же, проститутки и воры-карманники, искавшие возможности урвать свое среди царившего хаоса. Заключенных провели через двор в отдельный загон, где уже дожидались подсудимые, которых, вероятно, привели раньше из других тюрем: Флитской, Брайдуельской и Ладгейтской. Оттуда Маку открывался вид на импозантное здание Дворца правосудия. Широкие каменные ступени вели к входу на первый этаж, совершенно открытый с одной стороны, если не считать протянувшегося вдоль нее ряда колонн. Внутри на высоком подиуме располагалась скамья для судей. По бокам за металлическими поручнями находились места для присяжных. Балкон предназначался для служащих суда и привилегированных зрителей.
Все это напоминало Маку театральное помещение, вот только выглядело оно заведомо зловеще.
С угрюмым интересом он стал наблюдать за началом долгого дня судебных разбирательств. Первой подсудимой стала женщина, обвинявшаяся в краже из магазина отреза длиной в пятнадцать ярдов дешевой ткани – смеси полотна с шерстью. Обвинителем выступил сам хозяин лавки, оценивший стоимость похищенного в пятнадцать шиллингов. Свидетель, продавщица из магазина, под присягой показала, что женщина схватила рулон ткани и направилась к выходу, но потом, заметив наблюдение за собой, бросила материал на пол и сбежала. Женщина божилась, что только лишь разглядывала ткань и вовсе не собиралась воровать ее.
Члены жюри присяжных удалились для совещания. Все они относились к общественному классу, именовавшемуся «нижним средним». Это были мелкие коммерсанты, более или менее обеспеченные ремесленники, те же лавочники. Они, разумеется, ненавидели любые нарушения порядка и воровство, но питали недоверие к правительству и ревностно защищали свободу (по крайней мере, свою собственную).
Они признали женщину виновной, но оценили ткань всего в четыре шиллинга, то есть значительно дешевле, чем она стоила на самом деле. Гордонсон объяснил, что по закону ей грозила виселица за кражу товаров из магазина стоимостью более чем в пять шиллингов. Вердикт был вынесен намеренно так, чтобы судья не смог назначить наказание в виде смертной казни.
Но приговор и не провозгласили немедленно. Все решения судей зачитывались под конец дня заседаний.
Вся процедура едва ли заняла четверть часа. Следующие дела рассматривались так же быстро, лишь на немногие уходило более тридцати минут.
Кору и Пег вызвали вместе уже в послеобеденное время. Хотя Мак знал, что ход суда над ними заранее предопределен, он все равно сложил пальцы рук крестами и надеялся, что все пройдет по намеченному плану.
Джей Джеймиссон заявил, что Кора вовлекла его в беседу на улице, а Пег воспользовалась моментом, чтобы стащить вещи из его карманов. В качестве свидетеля он вызвал Сидни Леннокса, который видел происходившее и успел предупредить его. Ни Кора, ни Пег не стали опровергать изложенную им версию событий.
Вознаграждением для них послужило появление самого сэра Джорджа Джеймиссона, заявившего, что подсудимые оказали неоценимую помощь в поимке другого, гораздо более опасного преступника, и обратился к судье с прошением о замене повешения высылкой из страны.
Судья сочувственно кивал, но приговор собирался огласить своим чередом в конце своего рабочего дня.
Несколько минут спустя началось разбирательство по делу Мака Макэша.
* * *
Лиззи не могла себя заставить думать ни о чем, кроме суда.
Она пообедала в три часа, а поскольку Джей должен был отсутствовать дома до вечера, к ней пришла в гости и составила компанию матушка.
– Ты выглядишь несколько располневшей, дорогая, – сказала леди Хэллим. – Ты стала слишком много есть?
– Наоборот, – ответила Лиззи. – Порой от еды я начинаю плохо себя чувствовать, чуть ли не заболеваю. Мне кажется это связанным с волнениями перед отбытием в Виргинию. И еще на меня отрицательно воздействует ужасный суд над Маком Макэшем.
– Он никоим образом тебя не касается, – резко заметила леди Хэллим. – Десятки людей ежегодно отправляются на виселицу за значительно менее серьезные преступления. Нельзя оправдывать его только потому, что ты была с ним знакома еще в детстве.
– Откуда тебе вообще известно, что он совершил то преступление, в котором его обвиняют?
– Если не совершал, его признают невиновным. Уверена, его будут судить по тем же канонам, по каким судили бы любого другого человека, имевшего глупость принять участие в бунте.
– Но он не просто так принял в нем участие, – объяснила матери Лиззи. – Джей и сэр Джордж намеренно спровоцировали мятеж, чтобы арестовать Мака и покончить с забастовкой разгрузчиков угля. Джей сам мне признался в этом.
– В таком случае у них имелись для этого веские основания.
Слезы навернулись на глаза Лиззи.
– А тебе не кажется, мамочка, что это крайне несправедливо.
– Мне кажется только одно. Ни тебе, ни мне не должно быть до суда никакого дела, – твердо заявила мать.
Стремясь не выдать своего отчаяния, Лиззи съела полную ложку десерта – яблочного пюре в сахарной пудре. Но от еды ей снова сделалось дурно, и она отложила ложку в сторону.
– Каспар Гордонсон говорит, что я могла бы спасти Маку жизнь, если бы выступила в его защиту во время суда.
– Не приведи господи! – в шоке воскликнула матушка. – Пойти против собственного мужа в зале общественного суда! Даже думать не смей!
– Но на чашу весов положена жизнь человека! Подумай о его несчастной сестре. Каким горем станет для нее известие о казни брата.
– Милая моя! Не забывай, что они простые шахтеры и совсем не похожи на нас с тобой. Их жизнь почти ничего не стоит, и они не расположены так глубоко горевать, как представители нашего общественного класса. Его сестра попросту напьется джина однажды вечером, а уже утром как ни в чем не бывало спустится на работу в шахту.
– В глубине души ты сама не веришь в то, что говоришь, мама. Уж я-то тебя хорошо знаю.
– Пожалуй, я немного преувеличиваю. Но вполне уверена – мы не должны тревожиться из-за подобных вещей.
– Я ничего не могу с собой поделать. Мак – храбрый молодой человек, стремившийся стать свободным, и для меня невыносима мысль о том, что его жизнь может скоро оборваться в петле.
– Тебе остается тогда только усердно молиться за него.
– Я и молюсь, – заверила ее Лиззи. – От всего сердца молюсь.
* * *
На сей раз обвинителем выступил профессиональный прокурор Огастес Пим.
– Он много работает на правительство и всегда очень занят, – шепотом сообщил Маку Гордонсон. – Ему, должно быть, щедро заплатили, чтобы он взялся за ваше дело.
Стало быть, само государство желало смерти Мака. Он совсем пал духом.
Гордонсон приблизился к скамье на подиуме и обратился к судье:
– Ваше честь, милорд, поскольку обвинителем будет профессиональный юрист, быть может, вы дозволите мне выступить в защиту мистера Макэша?
– Разумеется, нет, – отозвался судья. – Если сам Макэш не в состоянии убедить жюри в своей невиновности без посторонней помощи, значит, ему нечего сказать в свое оправдание.
У Мака пересохло во рту. Он ощущал, как сильно колотится сердце в груди. Ему предстоит бороться за свою жизнь одному. Что ж, придется бороться за каждую крупицу правды в своем деле.
Пим начал.
– В тот день, о котором пойдет здесь речь, груз угля был доставлен на склад, расположенный вдоль Уоппинг-Хай-стрит и принадлежащий мистеру Джону Куперу, известному также как Черный Джек.
– Это не был день. Все произошло глубокой ночью, – вмешался Мак.
– Нам не нужны ваши глупые и неуместные поправки, – рявкнул на него судья.
– Они отнюдь не глупые, – сказал Мак. – Это неслыханное дело – доставлять уголь на склад после одиннадцати часов вечера.
– Умолкните. А вас я попрошу продолжить, мистер Пим.
– Люди, доставившие уголь, подверглись нападению со стороны группы бастующих грузчиков, о чем были немедленно извещены магистратура и мировой судья района Уоппинг.
– Кто же известил их? – спросил Мак.
Пим не замедлил с ответом:
– Это сделал хозяин таверны «Раскаленная сковородка» мистер Гарольд Ниппер.
– Он же один из предпринимателей, – уточнил для присяжных Мак.
– И весьма респектабельный коммерсант, насколько мне известно, – тут же добавил судья.
Пим продолжал:
– Мистер Роланд Макферсон, мировой судья, оперативно прибыл к складу и объявил происходящее бунтом. Но разгрузчики угля отказались разойтись.
– Потому что на нас напали! – воскликнул Мак.
Но на его пылкое замечание никто не отреагировал.
– После чего Макферсон вынужден был вызвать войска, что являлось не только его правом, но и долгом в силу занимаемой должности. Отряд третьего гвардейского пехотного полка вскоре подтянулся под командованием капитана Джеймиссона. Среди арестованных оказался человек, который предстал сейчас перед судом. Первым для дачи свидетельских показаний обвинение вызывает Джона Купера.
Черный Джек подтвердил, что отправился по реке до Рочестера и купил уголь, который выгрузили на берег там. До Лондона купленный уголь доставлялся на подводах.
– Кому принадлежал корабль, привезший уголь в Рочестер? – мгновенно задал вопрос Мак.
– Не знаю. Я имел дело только с капитаном.
– Откуда прибыло судно?
– Из Эдинбурга.
– Не могло ли оно принадлежать сэру Джорджу Джеймиссону?
– Не знаю.
– Кто подал вам идею о возможности приобрести уголь в Рочестере?
– Сидни Леннокс.
– Близкий друг Джеймиссона.
– Мне ничего об этом не известно.
Следующим свидетелем Пима стал Роланд Макферсон, который заявил, что зачитал закон о подавлении бунтов примерно в четверть двенадцатого, но толпа отказалась рассеяться.
– Вы очень быстро появились на месте событий, – бросил ремарку Мак.
– Да. Так и было.
– Кто вас вызвал?
– Гарольд Ниппер.
– Хозяин «Раскаленной сковородки»?
– Да.
– Ему пришлось далеко идти за вами?
– Не понял вопроса.
– Где вы находились, когда он вас вызвал?
– В заднем малом зале его таверны.
– Какое удачное стечение обстоятельств, не правда ли? Значит, ваше прибытие планировалось заранее?
– Я знал, что готовится доставка угля, и опасался возникновения беспорядков.
– Кто предупредил вас?
– Сидни Леннокс.
– Ха! Занятно! – вырвалось у одного из присяжных.
Мак посмотрел на него. Это был молодой еще мужчина со скептическим выражением на лице, и Мак отметил его как своего потенциального сторонника среди членов жюри.
Наконец Пим вызвал для дачи показаний Джея Джеймиссона. Джей говорил быстро и небрежно, излагая факты поверхностно, а судья даже заметно заскучал, словно обсуждал с друзьями какой-то вопрос, не имевший особого значения. Маку хотелось выкрикнуть: «Эй! Очнитесь! Не надо так расслабляться. На кону стоит моя жизнь!»
Джей рассказал, что тем вечером командовал отрядом гвардейцев, направленных в лондонский Тауэр.
Скептически настроенный присяжный перебил его:
– С какой целью вас туда направили? Что вы делали в Тауэре?
Джея вопрос застал врасплох. Он растерялся и ничего не сказал.
– Отвечайте на мой вопрос, – настаивал присяжный.
Джей бросил взгляд на судью, которого назойливый член жюри, казалось, тоже начал раздражать, но он с явной неохотой подтвердил:
– Вы обязаны отвечать на вопросы присяжных, капитан.
– Мы должны были находиться в полной боевой готовности, – сказал Джей.
– Для чего? – не унимался присяжный.
– На случай необходимости оказать помощь для поддержания порядка в восточной части Лондона.
– Это обычное место размещения солдат вашего полка?
– Нет.
– Где же оно располагается?
– На данный момент в Гайд-парке.
– То есть совершенно в другом районе города?
– Да.
– Как часто вам приходилось прежде совершать внезапные перемещения в Тауэр?
– Это произошло впервые.
– Почему, по вашему мнению, была избрана именно та ночь?
– Насколько я понял, мой вышестоящий командир опасался возникновения бунта.
– И предупредил его об этом Сидни Леннокс, надо полагать, – сказал присяжный, вызвав в зале смех среди многих присутствовавших.
Пим продолжил допрос Джея, который заявил, что по прибытии к угольному складу обнаружил бунт в самом разгаре. И хотя бы это было правдой. Он рассказал, как Мак напал на него, что тоже соответствовало действительности, но был обездвижен подоспевшим на выручку к командиру солдатом.
– Каково ваше общее личное мнение о разгрузчиках угля, которые якобы устроили мятеж? – На сей раз вопрос исходил от Мака.
– Они являются нарушителями закона и должны понести наказание.
– Как вы считаете, представители народа в массе своей согласны с вашей точкой зрения?
– Да, согласны.
– Стало быть, бунт только еще больше настроит народ против разгрузчиков угля?
– Я уверен в этом.
– Значит, бунт заставит власти прибегнуть к самым жестким мерам для прекращения забастовки?
– Очень хотелось бы надеяться.
Сидевший рядом с Маком Каспар Гордонсон пробормотал себе под нос:
– Превосходно, прекрасно! Он угодил прямо в расставленную вами ловушку.
– А как только стачка закончится, углевозы, принадлежащие семье Джеймиссон, станут регулярно разгружаться, и вы сумеете возобновить прибыльную торговлю углем?
Джей начал понимать, к чему его подводят, но отступать было слишком поздно.
– Да.
– Окончание забастовки означает для вас значительные денежные поступления?
– Да.
– А не следует ли отсюда вывод, что бунт разгрузчиков угля был вам только выгоден?
– Он способствовал тому, чтобы моя семья перестала нести крупные убытки.
– И поэтому вы вступили в сговор с Сидни Ленноксом, чтобы спровоцировать бунт? – спросил Мак и отвернулся.
– Я не делал ничего подобного! – воскликнул Джей, но ему приходилось теперь обращаться к затылку Мака.
– Вам нужно было стать адвокатом, Мак, – сказал Гордонсон. – Где вы научились так аргументированно отстаивать свою позицию?
– В питейном заведении миссис Уейгел.
Для Гордонсона его ответ ничего не прояснил.
Других свидетелей Пим вызывать не собирался. Присяжный-скептик поинтересовался:
– А почему мы не выслушали показания многократно упомянутого здесь Сидни Леннокса?
– У обвинения нет больше свидетелей, – повторил Пим.
– Мне кажется, мы просто обязаны выслушать его рассказ. Он, как представляется, стоял за всеми событиями той ночи.
– Члены жюри не имеют права вызывать свидетелей, – вмешался судья.
Мак вызвал первого из своих людей – ирландского грузчика, известного как Рыжий Майкл по цвету своей шевелюры. Майкл показал, что Мак как раз уговаривал своих товарищей разойтись по домам, когда они подверглись нападению.
Когда он закончил, судья спросил:
– Кто вы по профессии, молодой человек?
– Я разгрузчик угля, сэр.
– Надеюсь, присяжные примут это во внимание, решая, доверять вашим показаниям или нет, – сказал судья.
У Мака стало тяжело на сердце. Судья откровенно делал все возможное, чтобы настроить жюри против него. Он вызвал своего очередного свидетеля, но тот тоже был разгрузчиком угля, и с ним судья обошелся точно так же. Разгрузчиком угля работал и его третий, последний свидетель. Мак полагался на них, поскольку они находились в самой гуще событий и в точности видели, что именно произошло.
Но показания его свидетелей были низведены до уровня пристрастных и недостоверных. Ему оставалось рассчитывать только на себя, на силу характера и на красноречие.
– Разгрузка угля – тяжелая работа. Ужасающе тяжелая, – начал он. – Только сильные мужчины могут справляться с ней. Зато она неплохо оплачивается. За свою первую неделю я заработал шесть фунтов. Заработал, но не получил. Большую часть моего заработка присвоил себе предприниматель.
Его перебил судья:
– Это не имеет никакого отношения к разбираемому делу. Вы обвиняетесь в организации бунта. И в участии в нем.
– Я вовсе не бунтовал, – возразил Мак. Он глубоко вдохнул воздух, собрался с мыслями и продолжил: – Я просто отказался позволить предпринимателю воровать заработанные мной деньги. Вот в чем суть моего так называемого преступления. Предприниматели обогащаются, обирая разгрузчиков угля. Но когда разгрузчики угля решили сами стать предпринимателями, что же произошло? Их стали бойкотировать капитаны кораблей и судо-владельцы. А кто является хозяевами углевозов, джентльмены? Те же Джеймиссоны, настолько явно вовлеченные в этот судебный процесс.
Судья раздраженно задал вопрос:
– Вы можете доказать, что не участвовали в бунте?
Скептически настроенный присяжный тоже не удержался от замечания:
– Важно отметить другое. Инициаторами драки стали не грузчики.
Мак постарался не дать сбить себя с толку их вмешательством. Он продолжил излагать то, что изначально собирался заявить суду.
– Джентльмены в жюри присяжных. Прошу вас задать самим себе ряд вопросов. – Затем он отвернулся от присяжных и посмотрел прямо на Джея. – Кто распорядился, чтобы подводы с углем прибыли на Уоппинг-Хай-стрит в тот час, когда местные таверны переполнены разгрузчиками угля? Кто послал их именно на тот склад, где живу я? Кто заплатил людям, доставившим уголь или сопровождавшим груз? – Судья снова попытался прервать его, но Мак повысил голос и не дал себя остановить. – Кто снабдил их мушкетами и боеприпасами? Кто устроил так, чтобы армейский отряд находился поблизости? Кто организовал и руководил бунтом? – Он снова резко развернулся к жюри. – Ответ вам ясен, не так ли? – Посмотрев на присяжных еще несколько секунд, Мак отвел от них глаза.
Его слегка трясло. Он сделал все, что мог, но его жизнь продолжала оставаться в руках других людей.
Со своего места поднялся Гордонсон.
– Мы ожидаем еще одного свидетеля, готового выступить с положительной характеристикой мистера Макэша. Это преподобный мистер Йорк, пастор из церкви в его родной деревне. Но он пока не успел прибыть.
Мака не слишком расстроило опоздание Йорка, поскольку не стоило связывать с его показаниями каких-либо надежд. Они не произведут ни на кого особого впечатления. И он знал, что сам Гордонсон придерживается того же мнения.
– Если он появится, то сможет выступить перед вынесением мной окончательного решения, – сказал судья, но заметил, как удивленно вскинул брови Гордонсон, и был вынужден добавить: – В том случае, разумеется, если присяжные не провозгласят обвиняемого невиновным, поскольку тогда отпадет всякая необходимость в показаниях новых свидетелей. Джентльмены в жюри, приступайте к обсуждению вашего вердикта.
Мак со страхом наблюдал за присяжными, начавшими свое совещание. Его отчаяние только усугубилось, потому что они внешне не выказывали к нему ни малейших симпатий. Быть может, он высказался слишком резко и перегнул палку?
– Что вы думаете о моей речи? – поинтересовался он у Гордонсона.
– Присяжным трудно будет поверить, что такая знатная и респектабельная семья, как Джеймиссоны, могла вступить в сомнительный сговор с Сидни Ленноксом. Вам лучше было бы сделать особый акцент на том, что у разгрузчиков угля были добрые намерения, но они впали в невольное заблуждение, совершив ошибку.
– Я сказал правду, – покачал головой Мак. – И с этим уже ничего не поделаешь.
Гордонсон печально улыбнулся.
– Не будь вы столь прямым и правдивым человеком, то не нажили бы на свою голову таких огромных неприятностей.
Среди членов жюри явно вспыхнул спор.
– О чем, черт побери, они там толкуют? – волновался Мак. – Жаль, мы не можем их слышать!
Он видел, как скептик с жаром высказывает свою точку зрения, оживленно жестикулируя. Прислушивались ли остальные к его мнению? Или дружно выступали против?
– Скажите им спасибо, – заметил Гордонсон. – Чем дольше они совещаются, тем лучше для вас.
– Почему?
– Если они спорят, значит, у них остаются сомнения, а при наличии обоснованных сомнений им придется вынести вам оправдательный приговор.
Мак продолжал в страхе наблюдать. Скептик пожал плечами, отвернулся от других присяжных, и складывалось впечатление, что в споре он потерпел поражение. Старшина присяжных что-то сказал ему, и он в ответ только кивнул.
После чего старшина приблизился к подиуму.
– Вы сумели вынести свой вердикт? – спросил судья.
– Да, ваша честь.
Мак затаил дыхание.
– И каков же он?
– Мы считаем подсудимого виновным во вменяемом ему преступлении.
* * *
– Лично мне твое сочувственное отношение к этому бывшему шахтеру представляется более чем странным, моя дорогая, – сказала леди Хэллим. – А твой муж может счесть его попросту возмутительным.
– О, мама, ты несешь несусветную чушь. Не надо.
В дверь столовой постучали, и вошел лакей.
– К вам прибыл преподобный мистер Йорк, хозяйка, – объявил он.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнула матушка, которой священник всегда нравился. Потом она добавила, понизив голос: – Я не помню, говорила ли тебе об этом, Лиззи, но его жена умерла, оставив его с тремя детишками на руках.
– Но как он оказался здесь? – встревоженно спросила Лиззи. – Ему сейчас положено быть в Олд Бейли. Пригласите его войти, и поскорее.
Вошел пастор. Было такое чувство, что одевался он в величайшей спешке. Но прежде чем Лиззи успела спросить его, почему он не находится в зале суда, святой отец произнес нечто, заставившее ее мгновенно забыть о Маке.
– Леди Хэллим, миссис Джеймиссон, как только я прибыл в Лондон, то сразу же направился к вам, чтобы выразить свои глубочайшие соболезнования. Какое ужасное несчастье, какой удар для…
– Не продолжайте, – вырвалось у матери Лиззи, но ей сразу же пришлось испуганно умолкнуть.
– …Какой удар для вас обеих!
Лиззи метнула вопрошающий взгляд в сторону матери и спросила:
– О чем вы говорите, мистер Йорк?
– О катастрофе на шахте, разумеется.
– Мне об этом ничего не известно, хотя, как я понимаю, моей маме понятен смысл ваших слов.
– О боже! Мне крайне жаль, что я шокировал вас, сообщив новость первым. На вашей шахте произошел обвал кровли штрека. Двадцать человек погибли.
Лиззи охнула.
– Действительно ужасная новость. – Перед ее мысленным взором сразу возникли двадцать свежих могил на церковном погосте неподалеку от моста. Сколько горя это принесет людям. Каждый будет оплакивать если не родственника, то друга или соседа. Но ее обеспокоило и нечто другое. – Почему вы назвали шахту «нашей»?
– Она расположена на территории усадьбы Хай Глен.
Лиззи похолодела.
– В усадьбе Хай Глен нет никаких шахт!
– Разумеется. Речь идет о новой шахте, конечно же. О той, которую построили после вашей свадьбы с мистером Джеймиссоном.
Лиззи теперь охватила бешеная ярость. Она повернулась к матери.
– И ты знала об этом, не так ли?
У леди Хэллим хватило совести, чтобы принять виноватый и пристыженный вид.
– Моя дорогая, мне ничего другого не оставалось. Положение оказалось безвыходным. Только на этом условии сэр Джордж согласился передать вам плантацию в Виргинии…
– Ты предала меня! – вскричала Лиззи. – Ты меня обманула. И ты и мой муж. Как же ты могла? Как у тебя язык поворачивался, когда ты мне лгала?
Ее мать разразилась слезами.
– Мы думали, ты никогда ни о чем не узнаешь, отправившись в Америку…
Но ее слезы не растрогали Лиззи, а лишь усугубили гнев.
– Ты полагала, я ничего не узнаю? Ушам своим не верю!
– Умоляю, не принимай поспешных решений, не совершай необдуманных поступков.
Страшная мысль молнией пронзила Лиззи. Она повернулась к пастору.
– А какова судьба сестры Мака Макэша? Они близнецы.
– К моему величайшему сожалению, Эстер Макэш оказалась в числе погибших, – ответил он.
– О нет!
Мак и Эстер стали первыми близнецами, которых увидела еще в детстве Лиззи, и сходство между ними неизменно поражало ее. В малолетстве их вообще с трудом отличали друг от друга те, кто не был с ними близко знаком. И позже Эстер выглядела как женская версия Мака. Те же поразительные зеленые глаза, такая же коренастая и мускулистая фигура, типичная для работницы шахты. Она вспомнила сцену в церкви всего несколько месяцев назад. Они стояли бок о бок, и Эстер велела Маку заткнуть пасть, рассмешив Лиззи. Теперь Эстер была мертва, а Маку тоже грозил смертный приговор…
Воспоминание о Маке вернуло Лиззи к реальности.
– Суд был назначен на сегодня, – сказала она.
– Господи всемогущий! – воскликнул Йорк. – Я и не знал, что так скоро. Теперь мне уже поздно появляться там?
– Вероятно, не поздно, если отправитесь сейчас же.
– Конечно. Далеко мне идти?
– Пешком пятнадцать минут. За пять минут вас доставят в паланкине. Я присоединюсь к вам.
– Пожалуйста, не надо, – взмолилась мать.
Лиззи отозвалась нарочито грубоватым тоном:
– Даже не пытайся помешать мне, мамочка. Я собираюсь выступить лично с обращением о сохранении Маку жизни. Мы убили его сестру, так, быть может, удастся спасти хотя бы его самого.
– В таком случае я тоже отправлюсь с вами, – сказала леди Хэллим.
* * *
Двор перед зданием суда оказался переполнен. Лиззи совершенно растерялась, но ни мать, ни мистер Йорк не могли ничем ей помочь. Она протискивалась сквозь толпу, разыскивая Мака или Гордонсона. Потом приблизилась к невысокой ограде, окружавшей двор для подсудимых и адвокатов, и сквозь прутья решетки увидела наконец и Мака и Каспара Гордонсона. Когда она их окликнула, Гордонсона выпустили к ней через калитку.
Одновременно с другой стороны появились сэр Джордж и Джей.
Джей неодобрительным тоном спросил:
– Зачем ты пришла сюда, Лиззи?
Она не обратила на него никакого внимания и обратилась к Гордонсону:
– Это преподобный мистер Йорк из нашей деревни в Шотландии. Он приехал, чтобы подать прошение о сохранении жизни Маку.
Сэр Джордж грозно помахал пальцем перед носом Йорка.
– Если в вас осталась хоть капля здравого смысла, вы немедленно измените свои намерения и вернетесь в Шотландию.
Но Лиззи продолжила:
– Я тоже собираюсь обратиться к суду с просьбой оставить его в живых.
– Спасибо! – пылко поблагодарил ее Гордонсон. – Это лучшее, что вы сможете для него сделать.
– Я пыталась остановить ее, сэр Джордж, – промямлила леди Хэллим.
Джей побагровел от злости и схватил Лиззи за руку, до боли сжав ее.
– Как ты смеешь унижать меня подобным образом? – процедил он сквозь зубы. – Я категорически запрещаю тебе вмешиваться в это дело и давать показания в суде!
– Вы предпринимаете попытку запугивания свидетельницы? – издевательски спросил Гордонсон.
Джей несколько сник и отпустил руку Лиззи. Какой-то посторонний юрист с кипой бумаг протиснулся мимо их маленькой группы.
– Нам обязательно вести эту дискуссию здесь, на глазах у всех? – спросил Джей.
– Да, – ответил Гордонсон. – Мы не можем покинуть территорию Дворца правосудия.
– Какого дьявола ты подразумевала под сказанным тобой, девочка моя? – повернулся сэр Джордж к Лиззи.
Его самоуверенный и снисходительный тон окончательно вывел Лиззи из себя.
– Вы чертовски хорошо знаете, что я имею в виду, мать вашу так, – сказала она.
Употребленное светской с виду леди грубое ругательство поразило не только троих окружавших ее мужчин. Многие из стоявших поблизости с изумлением посмотрели на нее. Но ей не было никакого дела до чужой реакции на свои слова. – Вы спланировали этот бунт, чтобы заманить Макэша в ловушку. И я не собираюсь спокойно оставаться в стороне и наблюдать, как вы обрекаете его на виселицу.
Сэр Джордж густо покраснел.
– Не забывай, что ты моя сноха и…
– Заткнитесь, Джордж, – перебила его она. – Я не позволю собой манипулировать и не поддамся на ваши угрозы.
Его как громом поразило. Еще никто и никогда не смел приказывать ему заткнуться.
Пришлось попытаться взять ее в оборот Джею.
– Ты не можешь пойти против собственного мужа, – сердито заявил он. – Это прямое нарушение супружеской лояльности!
– Лояльности? – презрительно повторила она. – Не тебе преподавать мне уроки лояльности. Не ты ли клялся мне, что вы не станете добывать уголь на моих землях? А потом тут же приступили к делу и построили шахту! Ты предал меня уже в день нашей свадьбы!
Ее собеседники затихли, и какое-то время Лиззи могла слышать, как за стеной очень громким голосом дает показания свидетель по очередному разбирательству.
– В таком случае ты все знаешь и о несчастном случае, надо полагать, – сказал Джей.
Она глубоко вдохнула.
– Мне будет лучше сразу заявить вам, что отныне мы с Джеем станем жить отдельно друг от друга. Наш брак останется лишь оформленной на бумаге формальностью. Я вернусь к себе домой в Шотландию, и чтобы ноги никого из Джеймиссонов на моей земле больше не было! Вы там теперь нежеланные гости. А что касается моего выступления в защиту Макэша, я не позволю вам повесить своего друга. И на этом вы оба можете поцеловать меня в задницу!
Сэр Джордж все еще пребывал в состоянии глубочайшего потрясения, чтобы вымолвить хоть слово. Многие годы никто не разговаривал с ним в таком тоне. Он полностью побагровел, глаза буквально вылезли из орбит, рот открывался, но не издавал ни звука.
Каспар Гордонсон обратился к Джею:
– Могу я внести свое предложение в качестве частичного выхода из создавшегося положения?
Джей окинул его исполненным враждебности взглядом, но все же согласился:
– Да, вносите свое предложение, если в нем есть хоть какой-то толк.
– Мы могли бы уговорить миссис Джеймиссон не давать показаний, но на одном непременном условии.
– На каком же?
– Вы сами, Джей, выступите с прошением о сохранении Маку жизни.
– Совершенно исключено, – отрезал Джей.
Но Гордонсон невозмутимо продолжал:
– Оно станет не менее эффективным, чем выступление в суде вашей жены, но избавит семью от крайне неловкой ситуации, когда законная супруга дает показания против собственного мужа в ходе публичного судебного процесса. – В его глазах блеснули лукавые искры. – Вы же будете выглядеть человеком не только благородным, но и великодушным. Припомните, что Мак много лет на славу проработал забойщиком в шахте Джеймиссонов, и по этой причине семья желает для него снисхождения.
Сердце Лиззи исполнилось новой надежды. Прошение, исходящее от Джея, то есть офицера, непосредственно подавившего бунт, стало бы значительно более действенным, чем ее собственное.
Она легко читала сомнение и колебание в выражении лица Джея, который погрузился в задумчивость, взвешивая все за и против, оценивая возможные последствия каждого из вариантов. После долгой паузы он выдавил из себя:
– Наверное, мне все же придется пойти на это.
Но Лиззи не успела еще даже обрадоваться его решению, как вмешался сэр Джордж:
– Есть и другое условие, на котором, как я уверен, будет настаивать Джей.
У Лиззи возникло дурное предчувствие. Она заранее знала, что ей сейчас навяжут.
Сэр Джордж в упор посмотрел на нее.
– Ты должна забыть нагороженную тобой чепуху по поводу жизни порознь. Ты останешься истинной спутницей жизни моего сына, его женой во всех отношениях.
– Нет! – воскликнула она. – Он предал меня! Как я смогу теперь доверять ему? Я не согласна.
– Что ж, значит, Джей не вступится за Макэша, спасая его от виселицы.
Гордонсон счел нужным снова обратиться к Лиззи:
– Должен заметить, что прошение, исходящее от Джея, будет намного более эффективным вашего, поскольку он сам и является обвинителем.
Лиззи пришла в полное замешательство. Это было до крайности несправедливо принуждать ее делать выбор между жизнью Мака и своей собственной. Как она могла принять решение по столь сложному вопросу? Ее словно разрывали на части, тянули в противоположные стороны, причиняя невыносимую боль.
Все они сейчас пристально смотрели на нее: Джей, сэр Джордж, Гордонсон, ее мать и Йорк. Она знала, что должна уступить, но нечто, таившееся в глубине ее души, не позволяло принять их условие.
– Нет, – упрямо ответила она. – Я не променяю свою жизнь на жизнь Мака. Никакого торга здесь быть не может.
– Прошу вас, подумайте над этим как следует, – попросил Гордонсон.
Но затем неожиданно самый веский аргумент выдвинула матушка Лиззи:
– Тебе придется остаться его женой.
Лиззи вскинула на нее взгляд. Разумеется, ее мать неизменно старалась заставить дочь совершать поступки в соответствии с собственными понятиями о благовоспитанности. Но сейчас в глазах леди Хэллим стояли слезы.
– Почему? В чем причина?
Мать разрыдалась.
– Ты должна будешь продолжать быть верной супругой Джея, – повторила она.
– Но все-таки – почему?
– Потому что родишь от него ребенка.
Лиззи изумленно уставилась на нее.
– Что? О чем речь?
– Ты беременна, – пояснила мать.
– Откуда ты об этом знаешь?
Сквозь всхлипы матушка сказала:
– У тебя заметно округлилась талия, увеличилась грудь, а от пищи тебя часто тошнит. Ты замужем уже больше двух месяцев. И ничего необычного не происходит. Этого следовало ожидать.
– О мой бог!
Лиззи ощутила, что почва уходит у нее из-под ног, весь мир вокруг нее переворачивается. Ребенок! Возможно ли? Она мысленно вернулась назад и только теперь поняла, что у нее прекратились месячные почти сразу после свадьбы. Значит, так и есть. Ловушкой для нее стало собственное тело. Джей станет отцом младенца. А мать вовремя сообразила, что только это обстоятельство может заставить дочь передумать.
Лиззи посмотрела на мужа. На его лице она увидела странное выражение: смесь злости с мольбой.
– Почему ты мне лгал? – спросила она.
– Я не хотел, но был вынужден, – ответил Джей.
Она почувствовала глубокую горечь. Прежняя любовь уже никогда не вернется, понимала она отчетливо. Но этот человек останется ее мужем.
– Хорошо, – сказала она. – Я принимаю поставленное вами условие.
– Тогда можно считать, что мы сумели достигнуть договоренности, – удовлетворенно подвел итог Каспар Гордонсон.
Но вот только для Лиззи его слова прозвучали приговором к пожизненному заключению.
* * *
– Внимание! Внимание! Внимание! – выкрикнул судебный глашатай. – Королевский суд строжайшим образом приказывает, чтобы публика, принадлежащая ко всем общественным сословиям, хранила полное молчание под страхом суровой кары, пока будут оглашаться меры наказания для осужденных, большинство из которых подлежат повешению.
Судья надел черную шапочку и встал.
Мак содрогнулся от отвращения. В тот день рассмотрели девятнадцать дел, и двенадцать человек признали виновными. На него нахлынула волна страха. Лиззи принудила Джея подать прошение о его помиловании, а это означало, что он избежит смерти. Но что, если судья пренебрежет обращением даже такого влиятельного человека, как Джей? Что, если попросту произойдет бюрократическая ошибка?
Лиззи находилась в самой дальней части зала суда. Мак сумел встретиться с ней взглядом. Она выглядела очень бледной и сильно потрясенной. У него не было возможности поговорить с ней. Она постаралась ободряюще улыбнуться ему, но и ее улыбка скорее напоминала гримасу страха.
Судья оглядел двенадцать осужденных, выстроенных в ряд перед ним, и начал свою речь на специфическом судебном жаргоне.
– Закон гласит, что вы отныне не обладаете правом покинуть это место по своему произволу и вернуться туда, где обитали прежде. Отсюда вас препроводят к месту свершения казней, где вас повесят за шею и оставят в таком положении, пока смерть не придет к вам! Да сжалится господь над вашими грешными душами!
Наступила зловещая пауза. Кора держала Мака за руку, и он почувствовал, как ее ногти впились в его ладонь, поскольку она переживала тот же ужасающий страх, что и он сам. У остальных приговоренных шансов на помилование не оставалось никаких. Когда им объявили меру наказания, они начали громко выкрикивать ругательства и проклятия, кто-то зарыдал, и лишь один стал вслух молиться.
– Однако Пег Нэпп помилована, и ее рекомендовано выслать из страны, – монотонно продолжал судья. – Кора Хиггинс помилована, и ее рекомендовано выслать из страны. Малакай Макэш помилован, и его рекомендовано выслать из страны. Для всех прочих наказание в виде повешения оставлено в силе.
Мак положил руки на плечи Коре и Пег. Теперь они втроем стояли, почти обнявшись. Их жизни были спасены.
Подошел Каспар Гордонсон и тоже обнял их. После чего взял Мака за руку и с печальным выражением на лице сказал:
– У меня для вас есть крайне прискорбная и даже ужасная новость.
Мака опять охватил панический озноб. Неужели решение о его оправдании успели снова пересмотреть?
– На одной из шахт Джеймиссонов случился крупный обвал, – продолжал Гордонсон. У Мака заныло сердце. Он уже догадывался, в чем суть сообщения, которое он сейчас услышит. – Двадцать человек погибли.
– А Эстер?
– Мне очень жаль, Мак. Ваша сестра оказалась в числе погибших.
– Значит, она умерла?
Ему трудно было поверить в несчастье с сестрой. Казалось, в этот день жизнь и смерть раздавались людям, как карты из какой-то немыслимой колоды судьбы. Эстер мертва? Как же он станет обходиться без своей второй половинки, которой всегда была Эстер с самого момента их рождения?
– Я должен был разрешить ей бежать вместе со мной, – сказал он, с трудом сдерживая слезы. – И зачем только я оставил ее там?
Пег смотрела на Мака широко открытыми глазами исполненным сочувствия взглядом. Кора тоже взяла его за руку.
– Одна жизнь спасена, другая жизнь утрачена, – философски заметила она.
Мак больше не мог сдерживаться. Он закрыл лицо ладонями и горько заплакал.
