Глава двадцатая
Пока Мак шел по грязноватому переулку, носившему громкое название Уоппинг Хай-стрит, он впервые в жизни понял, как должен ощущать себя настоящий король. Из дверей всех таверн, из окон и из дворов домов, даже с крыш люди его приветствовали взмахами рук, выкрикивали его имя, указывая на него своим друзьям. Каждый непременно желал пожать ему руку. Но признание заслуг со стороны мужчин не шло ни в какое сравнение с почти поклонением ему их жен. Ведь мужья не только приносили теперь домой в три или в четыре раза больше денег, но и возвращались с работы почти трезвыми. Женщины обнимали его, целовали ему руки и звали соседок:
– Это Мак Макэш, человек, который сумел совладать с произволом предпринимателей. Идите скорее и познакомьтесь с ним!
Он вышел к берегу и посмотрел на широкую и серую реку. Стоял высокий прилив. Несколько новых кораблей только что бросили якоря. Он начал искать лодочника, чтобы попасть на борт одного из них. Предприниматели обычно сидели в своих тавернах и ждали, пока капитаны сами придут к ним и попросят выделить бригаду для разгрузки. Мак и лидеры его новых банд лично навещали капитанов, экономя их время и гарантируя для себя работу.
Он направился к «Принцу Датскому» и поднялся на палубу. Экипаж уже сошел на берег, оставив на дежурстве только одного пожилого моряка, курившего трубку на баке. Он проводил Мака в каюту капитана. Шкипер сидел за столом и усердно заполнял страницы корабельного журнала, орудуя гусиным пером.
– Добрый день, капитан, – приветствовал его Мак с дружелюбной улыбкой. – Я – Мак Макэш.
– Чего вам надо? – грубовато спросил капитан.
Он даже не пригласил Мака присесть.
Мак не принял грубость близко к сердцу – «морские волки» никогда не бывали особенно вежливыми.
– Вы бы не хотели, чтобы ваше судно разгрузили быстро и эффективно уже завтра? – спросил он по-прежнему любезно.
– Нет.
Мака это удивило. Неужели кто-то успел опередить его?
– Кто же выполнит для вас работу?
– Не ваше собачье дело.
– Вообще-то, это как раз мое дело, но если вы не желаете со мной разговаривать и делиться информацией, придется обратиться к кому-то другому.
– Вот и ищите другого. Всего хорошего.
Мак помрачнел. Ему не хотелось уходить, не выяснив, что происходит.
– Да что с вами такое, капитан? Я вас чем-то обидел?
– Мне нечего вам больше сказать, молодой человек, и буду весьма признателен, если вы покинете борт моего корабля.
Маку его ответ не понравился, но, поскольку добавить к сказанному оказалось нечего, он вернулся в шлюпку.
Капитаны всегда отличались тяжелыми характерами. Вероятно, потому, что так надолго вынуждены были оставлять родные дома, жен и детей.
Он окинул взглядом русло реки. Еще один недавно прибывший корабль – «Джек из Уайтхэвена» – бросил якорь неподалеку от «Принца». Там матросы все еще убирали паруса и связывали канаты в аккуратные бухты, чтобы сложить на палубе. Мак решил сделать следующую попытку с этим судном и попросил лодочника грести к нему.
Капитана он нашел на корме в обществе молодого джентльмена в парике и при шпаге. Он приветствовал их сдержанно, но уважительно, что, как показывал опыт, было наилучшим подходом к таким людям, помогая сразу вызвать доверие с их стороны.
– Капитан! Сэр! Доброго дня вам обоим.
Капитан «Джека» оказался на редкость вежлив.
– И вам доброго дня. Это мистер Тэллоу, сын владельца судна. Какова цель вашего прибытия к нам на борт?
– Не желали бы вы, чтобы трюм вашего корабля уже завтра очистила бригада работающих быстро и на трезвую голову разгрузчиков угля? – вопросом на вопрос отозвался Мак.
– Да! – воскликнул капитан.
– Нет! – одновременно с ним отозвался Тэллоу.
Шкипер не смог скрыть удивления и вопросительно посмотрел на хозяина своего судна. Молодой человек обратился к гостю:
– Вы ведь Макэш, не так ли?
– Да, и, насколько мне известно, капитаны уже начали воспринимать мое имя как гарантию добросовестной работы…
– Мы не нуждаемся в ваших услугах, – оборвал его Тэллоу.
Второй отказ уже несколько взвинтил Мака.
– Позвольте поинтересоваться почему? – спросил он чуть более резко.
– Мы уже много лет сотрудничаем с Гарри Ниппером из «Раскаленной сковородки», и никогда не имели с ним никаких проблем.
– Я бы не стал столь категорично утверждать, что проблем с ним у нас не было, – вставил реплику капитан.
Тэллоу метнул в него злобный взгляд.
– Но ведь несправедливо, что грузчиков принуждают пропивать почти весь свой заработок, верно?
Тэллоу на мгновение растерялся.
– Я не собираюсь вступать в споры с вам подобными. – Спохватился он почти сразу. – Скажу одно: для вас здесь работы нет. Оставьте нас.
Мак упорствовал:
– Но почему вы хотите, чтобы ваш корабль разгружали целых три дня пьяные и ленивые грузчики, тогда как мои ребята все сделают тщательнее и быстрее?
Капитан, явно не испытывавший большого почтения к сыну хозяина, поддержал его:
– Да, мне бы тоже любопытно было бы узнать причину.
– Не смейте подвергать сомнению мои решения, вы оба, – сердито отозвался Тэллоу.
Он отчаянно стремился сохранить чувство собственного достоинства, но по молодости ему это плохо удавалось.
У Мака зародилось подозрение, казавшееся сейчас вполне оправданным.
– Вам кто-то запретил нанимать мою банду?
Выражение лица Тэллоу подсказало: догадка абсолютно верна.
– Как вы скоро обнаружите, никто на реке не даст больше работу вашей бригаде, как и бандам Райли и Чарли Смита, – раздраженно сказал Тэллоу. – Прошел слух, что вы смутьяны и бунтовщики.
Мак осознал, насколько серьезно обстоят дела, и холодок пробежал у него по спине. Он понимал – Леннокс и остальные предприниматели рано или поздно что-то затеют против него, – но никак не ожидал, что их пакостные намерения поддержат судо-владельцы.
Это его сначала несколько озадачило. Ведь прежняя система не приносила хозяевам кораблей особой пользы. Тем не менее, годами имея дело с предпринимателями, они просто в силу консервативности своих взглядов решили взять сторону старых знакомых, наплевав на выгоду и справедливость.
Не было никакого смысла негодовать и демонстрировать свои истинные чувства. Он спокойно обратился к Тэллоу:
– Я крайне сожалею о принятом вами решении. Оно одинаково плохо скажется на интересах как грузчиков, так и судовладельцев. Надеюсь, со временем вы измените свою позицию. А пока – желаю здравствовать!
Тэллоу промолчал. Маку оставалось только вернуться на берег. Им владело смятение. Он обхватил голову руками и уставился на грязную воду Темзы. С какой стати он осмелился предполагать, что сможет справиться со сплоченной группой богатых, беспринципных и безжалостных предпринимателей? Они обладали связями во властных кругах и получали от них поддержку. А кто такой он? Всего лишь бывший шахтер Мак Макэш из Хьюка.
Ему следовало предвидеть последствия своих действий.
Он выпрыгнул из шлюпки на берег и направился к кофейне «Сент-Льюк», ставшей с недавних пор чем-то вроде его штаб-квартиры. К этому моменту существовало уже не менее пяти бригад разгрузчиков угля, работавших по новой системе. А уже вечером в следующую субботу, когда члены старых банд опять получат свои урезанные чуть ли не в десять раз заработки, многие из них окажутся готовы к переменам и к более выгодной работе с новичками. Однако бойкот со стороны судовладельцев пагубно скажется на их перспективах.
Кофейня располагалась рядом с церковью Святого Луки. В ней подавали не только кофе, но и пиво, и более крепкие напитки. В меню входила простая еда. Причем здесь посетители могли поесть и выпить сидя, тогда как в тавернах было принято стоять.
Внутри он застал Кору, доедавшую бутерброд с маслом. Хотя время давно уже миновало даже обеденное, она только сейчас завтракала: часто ночью ей вообще не удавалось поспать. Мак заказал себе порцию тушеной баранины и малую кружку пива, а потом сел рядом с ней. Она тут же заметила его дурное настроение и спросила:
– Что случилось?
Он рассказал ей о своих проблемах. Пока делился с Корой подробностями, невольно любовался ее нежным лицом. Она оделась для продолжения своей работы в то же оранжевое платье, в котором он впервые встретил ее, спрыснув себя пахучими духами. Она выглядела, как икона Девы Марии, а пахла, как наложница из гарема какого-нибудь султана. Неудивительно, подумал он, что пьяницы с набитыми золотыми монетами кошельками без опаски следовали за ней в самые темные закоулки.
Три из последних шести ночей он провел с ней. Она хотела купить ему на свои деньги новое пальто. Он хотел, чтобы она бросила тот образ жизни, который вела до сих пор. Кора стала для него первой настоящей возлюбленной.
Он как раз заканчивал свою историю, когда вошли Дермот и Чарли. В глубине души он надеялся, что им повезло больше, чем ему самому, но выражения их лиц развеяли все иллюзии. Черная физиономия Чарли несла на себе печать уныния, а Дермот заявил на своем ирландском говорке:
– Судовладельцы сговорились против нас. На всей реке ни один капитан не желает давать нам работу.
– Будь они прокляты! – воскликнул Мак.
Стало очевидно, что бойкот оказывался действенным и у них возникли крупные неприятности.
Ему пришлось пережить и подавить в себе краткий приступ праведного гнева. Все, чего он добивался, это права тяжко трудиться и заработать достаточно, чтобы купить свободу для своей сестры, но ему постоянно вставляли палки в колеса люди, у которых и так денег куры не клевали.
– Нам конец, Мак, – сказал Дермот.
Но его покорная готовность сдаться рассердила Мака больше, чем сам по себе бойкот.
– Конец? – презрительно переспросил он. – Ты мужчина или жалкая тряпка?
– А что мы сможем предпринять? – спросил Дермот. – Если капитаны перестанут нанимать наши банды, люди вынуждены будут вернуться к прежней системе. Им надо на что-то жить.
Почти не задумываясь, Мак подал идею:
– Мы можем организовать забастовку.
Двое его товарищей промолчали.
– Забастовку? – повторила слово Кора.
Мак выдал первое, что пришло ему в голову, но затем, после недолгих размышлений, понял, что только в этом заключался единственный реальный выход из положения.
– Все разгрузчики угля хотят перемен, насколько мне известно, – сказал он. – Мы попытаемся уговорить их прекратить работать на своих предпринимателей. И тогда судовладельцам придется поневоле нанимать новые банды.
Дермот не скрывал скептицизма.
– А если хозяева судов по-прежнему станут отказываться предоставлять работу нам?
Его пессимизм сильно действовал Маку на нервы. Почему люди всегда ждут от будущего только чего-то для них неблагоприятного?
– В таком случае уголь вообще перестанут доставлять на берег.
– А на какие шиши станут жить грузчики?
– Они могут себе позволить несколько дней не трудиться. Им не впервой. Вспомни, как часто случается, что углевозы не прибывают в гавань, и тогда без работы остаются все.
– Это, положим, верно. Но продержаться долго нам не удастся.
Маку уже хотелось кричать от злости.
– Хозяева кораблей и власти тоже долго не протянут. Лондон постоянно нуждается в поступлении угля!
Дермот все еще боролся со своими сомнениями. И Кора вмешалась очень своевременно:
– А что еще ты можешь предложить, Дермот?
Дермот морщил лоб в задумчивости, но теперь недолго, а затем его лицо прояснилось.
– Мне ненавистна мысль о возвращении к старой системе. Я готов попытаться, и пусть все катится к черту!
– Вот и отлично! – Мак почувствовал облегчение.
– Я однажды участвовал в стачке, – по-прежнему угрюмо заявил Чарли. – От забастовок особенно сильно страдают жены рабочих.
– Когда это ты бастовал? – спросил Мак.
У него самого не было никакого личного опыта. Информацию о стачках он черпал исключительно из газет.
– Три года назад в Тайнсайде. Я вкалывал тогда на угольной шахте.
– Я вообще впервые слышу, что ты когда-то был шахтером. – Ни Маку, как и никому другому в Хьюке, никогда в голову не приходило, что шахтеры тоже способны забастовать. – Чем же все закончилось?
– Владельцу шахты пришлось уступить нашим требованиям, – признался Чарли.
– Ну, вот видишь! – с триумфом воскликнул Мак.
Но снова вмешалась Кора, только гораздо более взволнованным тоном:
– Не забывай, Мак, что здесь тебе придется иметь дело не с северными землевладельцами. Тебе будут противостоять хозяева лондонских таверн – подонки, каких свет не видывал. Они запросто наймут негодяя, который проникнет к тебе ночью и спящему перережет глотку.
Мак заглянул ей в глаза и понял, что она искренне опасается за его жизнь.
– Я приму меры предосторожности, – попытался успокоить он ее.
Она скептически усмехнулась, но промолчала.
– Но нам еще только предстоит убедить людей пойти на стачку, – заметил Дермот.
– Здесь ты совершенно прав, – сказал Мак рассудительно. – Какой смысл обсуждать вопрос вчетвером, словно мы обладаем полномочиями принимать решение за всех? Мы созовем общее собрание. Который теперь час?
Они бросили взгляды в окна. Наступал вечер.
– Должно быть, около шести, – высказала предположение Кора.
Мак продолжал:
– Банды, у которых есть на сегодня работа, закончат с наступлением темноты. Вы вдвоем пройдете по всем окрестным тавернам и сообщите о собрании.
Оба кивнули в ответ. А Чарли сказал:
– Мы не сможем собраться здесь. Слишком тесно. А банд насчитывается не меньше пятидесяти.
– При «Веселом Морячке» есть просторный двор, – вспомнил Дермот. – И хозяин не входит в число предпринимателей.
– Прекрасное место, – согласился Мак. – Скажите парням, чтобы явились туда через час после полного заката солнца.
– Придут наверняка не все, – сказал Чарли.
– Но большинство явятся.
– Соберем как можно больше народа, – снова кивнул Дермот.
Они с Чарли сразу же вышли на улицу.
Мак посмотрел на Кору.
– Ты не устраиваешь себе выходной этой ночью? – с надеждой спросил он.
Она покачала головой.
– Мне осталось только дождаться своей сообщницы.
Мака всегда тревожило, что подлинной воровкой была Пег, а наказание могла понести прежде всего Кора.
– Как бы мне хотелось найти для этой девочки занятие, чтобы она могла бросить воровство, – сказал он.
– Зачем?
Ее вопрос всерьез озадачил его.
– Но это же очевидно…
– Что для тебя очевидно?
– Будет лучше, если из нее вырастет честная женщина.
– В каком смысле лучше?
Мак отчетливо услышал злые нотки в вопросах Коры, но прекратить разговор уже не мог.
– Она занимается слишком опасными делами. Кончится тем, что ее тоже вздернут в Тайберне.
– Значит, по-твоему, ей будет лучше скрести полы в кухне какого-нибудь богатого дома, чтобы ее избивала повариха и насиловал хозяин?
– Не думаю, что каждую служанку при кухне непременно насилуют…
– Любую хорошенькую – непременно. И чем я стану зарабатывать без нее?
– Ты могла бы найти себе другое занятие очень легко. Ты умна, красива…
– Но я вовсе не хочу искать себе другое занятие, Мак. Я хочу продолжать прежнее.
– Почему?
– Мне оно нравится. Люблю нарядно одеваться, пить джин, флиртовать с мужчинами. Я помогаю красть у тупых мужланов, имеющих больше денег, чем они заслуживают. Это приятно волнует, дается легко, а мои заработки в десять раз превышают жалованье какой-нибудь портнихи, продавщицы или официантки в кофейне.
Мака ее слова повергли в шок. Он всегда предполагал, что она участвует в воровстве по необходимости. Открытое заявление, что ей нравилось воровать, противоречило всем его представлениям о ней.
– Даже не знаю, что тебе сказать в ответ на это.
– Ты и сам вроде бы умный мужчина, Мак, но ни черта не понимаешь в этой жизни.
Прибыла Пег. Она была бледна, еще сильнее отощала и казалась смертельно уставшей. Впрочем, как всегда.
– Ты хотя бы успела позавтракать? – спросил Мак.
– Нет, – сказала она и села. – Но начала бы со стаканчика джина.
Мак подал знак официантке.
– Принесите тарелку овсяной каши со сливками, пожалуйста.
Пег скорчила гримасу, но как только подали еду, с жадностью накинулась на нее.
Пока она ела, в зал вошел Каспар Гордонсон. Мака его появление чрезвычайно обрадовало. Он сам собирался вскоре отправиться на Флит-стрит, чтобы обсудить бойкот со стороны судовладельцев и идею общей забастовки. И он быстро описал события дня, а вечно неряшливый юрист потягивал бренди.
По мере того как Мак приводил все новые подробности, на лице Гордонсона отображалась нескрываемая тревога. Когда молодой человек закончил, Гордонсон заговорил своим обычным тонким, но звучным голосом:
– Вам следует понимать, что наш правящий класс перепуган. Не только королевский двор и правительство. Страх испытывают все представители так называемой элиты: герцоги и графы, олдермены и судьи, купцы и землевладельцы. Все разговоры о гражданских свободах заставляют их нервничать. А голодные бунты в прошлом и позапрошлом годах отчетливо показали им, на что способен доведенный до крайности народ.
– Вот и прекрасно! – воскликнул Мак. – В таком случае они выполнят наши требования.
– Совсем необязательно. Среди них возникнут панические предчувствия, что, если они уступят вам однажды, вы захотите получить еще больше. На самом деле они только и мечтают найти удобный предлог, чтобы отдать приказ войскам стрелять по людям.
Мак заметил, что за внешне невозмутимым анализом ситуации Гордонсон прячет глубокую обеспокоенность.
– А им такой предлог в самом деле необходим?
– Да, безусловно. И препятствует их безнаказанности прежде всего Джон Уилкс. Он стал для них настоящей занозой в заднице, не дающей поступать необдуманно. Он ведь обвиняет правительство в деспотизме. И если войска бросят против ни в чем не повинных людей, то еще многие тысячи колеблющихся скажут себе: «Вот оно как! Значит, Уилкс целиком и полностью прав. Нашей страной руководят настоящие тираны». А ведь многочисленные лавочники, ремесленники, булочники и прочие мелкие торговцы участвуют в голосовании на выборах.
– Так какой же предлог нужен правительству?
– Они хотели бы спровоцировать вас. Заставить открыто выступить и перепугать тех, кто еще колеблется, прибегнув к насилию и жестокости. Тогда народ станет больше желать мира и порядка, перестав даже думать о свободе слова и прочих либеральных ценностях. Войска пустят в ход оружие, но вызовут уже не гневные марши протеста, а коллективный вздох облегчения среди обывателей. Никто не посмеет осудить насилие в ответ на насилие. Всеобщего возмущения правящему классу можно будет больше не опасаться.
Мак был заинтригован и испуган одновременно. Он никогда не рассматривал политику в таком ракурсе. Он мог участвовать в обсуждениях сложных теорий, почерпнутых из книг, сам становился беззащитной жертвой несправедливых законов, но это стало чем-то новым, остановкой на полпути между первым и вторым. Он вступал в зону, где противоборствующие силы сталкивались и сражались друг с другом, а правильно или неверно избранная тактика могла повлиять на исход противостояния. Вот она, осознал он, политика в ее реальном виде, со всеми ее подлинными угрозами.
Гордонсон лишился всякой завораживающей прежде ауры: он выглядел откровенно встревоженным и таким же беззащитным, как и сам Мак.
– Я втянул вас в опасную ситуацию, – сказал он, – и если вы погибнете, ваша смерть тяжким грузом ляжет на мою совесть.
Его страх начал постепенно передаваться Маку. Четыре месяца назад я был простым шахтером, размышлял он, а ныне превратился во врага правительства, в человека, которого они охотно убили бы. Сам ли я напросился на это? Но ведь на нем теперь лежала огромная ответственность. Как Гордонсон чувствовал себя в ответе за него самого, он обязан был позаботиться о разгрузчиках угля. Он не смог сбежать и спрятаться, покрыв себя позором, ославившись как последний трус. Он поставил людей в трудное положение, и теперь видел свой долг в том, чтобы вывести их из него.
– Что же, по вашему мнению, нам следует делать? – спросил он у Гордонсона.
– Если ваши парни согласятся бастовать, вашей задачей станет держать их под контролем. Вам необходимо будет предотвращать попытки поджога кораблей, расправ со штрейкбрехерами, осад и блокады таверн, принадлежащих предпринимателям. Как вы сами понимаете, вы не пастырь стада овечек. Вы стали лидером мужчин, которые молоды, сильны и озлоблены, и, начав бастовать, способны спалить весь Лондон.
– Мне кажется, я справлюсь с ролью лидера, – сказал Мак. – Они прислушиваются ко мне и относятся с уважением.
– Более того, они вас чуть ли не боготворят, – заметил Гордонсон. – И этим только подвергают еще большей опасности. Вы подлинный вожак, и правительство может подавить забастовку, осудив и повесив вас. С того момента, когда грузчики выскажутся за стачку, вы окажетесь в смертельно рискованной ситуации.
Мак уже жалел, что вообще употребил слово «забастовка».
– Как мне поступить? – спросил он.
– Покиньте место своего постоянного проживания и переберитесь в другое. Держите новый адрес в секрете от всех, кроме нескольких самых верных и преданных друзей.
– Переезжай ко мне, – предложила Кора.
Мак даже сумел улыбнуться. Хотя бы одна проблема имела простое решение.
Гордонсон продолжал:
– Не появляйтесь на улицах в дневное время. Приходите на митинги и сразу исчезайте. Превратитесь в призрак.
Звучит несколько странно, подумал Мак, но страх заставил его принять советы всерьез.
– Хорошо. Усвоил.
Кора поднялась, чтобы уйти. К изумлению Мака, Пег обвила его руками и крепко обняла.
– Будь осторожен, шотландский король Джок, – сказала она. – Не напорись на нож.
Мак все еще не переставал удивляться, как они тревожились за него, и был сейчас до глубины души тронут. А ведь он был знаком с этими людьми всего три месяца – совсем короткий срок.
Кора поцеловала его в губы и вышла наружу, уже соблазнительно покачивая бедрами при каждом шаге. Пег последовала за ней.
Вскоре Мак и Гордонсон тоже направились в сторону «Веселого морячка». Сгустилась тьма, но на Уоппинг-Хай-стрит царило оживление, свечи мерцали в дверях таверн, в окнах домов, в переносных фонарях прохожих. Наступил отлив, дно реки обнажилось вдоль берегов, и оттуда доносился бивший в нос гнилостный запах.
Мак с изумлением увидел, что двор таверны до отказа забит народом. В Лондоне насчитывалось не менее восьмисот разгрузчиков угля, и по меньшей мере половина из них пришла на собрание. Кто-то наспех соорудил из досок грубое подобие трибуны на приподнятой платформе, разместив для освещения по углам четыре ярко пылавших факела.
Мак протиснулся сквозь толпу. Все узнавали его. Каждому хотелось переброситься с ним словом или похлопать по плечу. Новость о его прибытии распространилась быстро, и раздались приветственные возгласы. К моменту, когда он добрался до платформы, они перешли почти в рев. Он поднялся на трибуну и оглядел людей. Сотни чумазых от угольной пыли лиц ответили ему взглядами, отчетливо различимыми при свете факелов. Ему пришлось не без труда сдержать навернувшиеся слезы – настолько благодарен он был им за доверие и поддержку. Говорить он пока не мог. Слишком неумолчный стоял шум. Он поднял руку, призывая к тишине, но ничего не добился. Кто-то продолжал выкрикивать его имя, некоторые скандировали:
– Уилкс – это свобода!
Звучали и другие лозунги.
Но постепенно над всеми остальными начал доминировать один, пока все не стали повторять только одно слово:
– Бастуем! Бастуем! Бастуем!
Мак стоял, смотрел на них и думал: что же я наделал?
