Глава восемнадцатая
Джей и Лиззи перебрались в дом на Чепел-стрит через день после свадьбы. Там им довелось впервые поужинать вдвоем, когда за столом больше никто не сидел, а окружали их только слуги. Опять-таки впервые они поднялись наверх, держась за руки, вместе разделись и улеглись в собственную супружескую постель. Впервые они и проснулись рядом в доме, находившемся в их полном распоряжении.
Отныне они спали нагишом. Прошлой ночью Лиззи удалось убедить Джея избавиться от ночных сорочек. И теперь она прижалась к нему, лаская его тело, возбуждая его, а закончила тем, что сама села на него верхом.
Этим она изрядно удивила Джея, что читалось в выражении его лица.
– Тебя что-то смутило? – спросила она.
Он не ответил, а начал двигаться внутри ее.
Когда все закончилось, она снова задала ему вопрос:
– Я тебя шокировала, верно?
После паузы он признался:
– Да, шокировала.
– Чем же?
– Это… Это ненормально, если женщина оказывается сверху.
– Лично я понятия не имею, что считается нормальным или ненормальным. Я ведь прежде никогда не ложилась в постель с мужчинами.
– Хотелось бы надеяться!
– Да, но откуда ты знаешь, что нормально?
– Не твоего ума дело.
Он, видимо, соблазнил нескольких белошвеек и продавщиц, которые приходили от него в восторг и позволяли ему брать всю инициативу на себя. Лиззи не обладала никаким опытом вообще, зато хорошо знала, чего хочет добиться, и считала, что имеет право взять от секса свое. Она не собиралась менять свои манеры в угоду мужу. Ей такая поза принесла слишком сильное наслаждение. Джею тоже, несмотря на воображаемый шок, – она сразу поняла это по тому, как он стонал, занимаясь любовью на сей раз, и удовольствие слишком отчетливо читалось на его лице потом.
Она поднялась с постели и по-прежнему обнаженная подошла к окну. Снаружи было холодно, но солнечно. Звон колоколов церквей приглушили, потому что в этот день обычно проводились казни: одного или нескольких преступников должны повесить нынче утром. Почти половине рабочего люда Лондона разрешалось взять неофициальный выходной. Многие непременно отправятся на Тайберн – большую площадь на северо-западной окраине столицы, где стояли виселицы. Любителей поглазеть на такое зрелище всегда находилось предостаточно. Причем это был как раз тот случай, когда мог в любой момент вспыхнуть бунт, а потому полк Джея продержат в полной боеготовности. Но у самого Джея еще оставался день увольнительной.
Лиззи повернулась к нему и попросила:
– Отвези меня посмотреть на повешение.
Он окинул жену неодобрительным взглядом.
– Какое странное и грубое желание!
– Только не говори мне, что там не место для настоящей леди.
– Я бы не посмел, – сказал он уже с улыбкой.
– Я знаю, что туда собираются посмотреть на казни и мужчины и женщины, богатые и бедные – все равно.
– Но почему ты хочешь побывать там?
Хороший вопрос. Она испытывала по этому поводу смешанные чувства. Конечно, стыдно превращать смерть в развлечение, и она заранее предвидела, что будет испытывать потом отвращение к самой себе. Но опять-таки любопытство перевешивало любые другие эмоции.
– Я хочу понять, что при этом происходит, – ответила она. – Как ведут себя приговоренные? Плачут они, или молятся, или же просто трясутся от безумного страха? И за публикой тоже интересно понаблюдать. Как люди реагируют, видя конец чужой жизни?
Ей всегда было это свойственно. С самого раннего детства. Когда ей исполнилось всего лет девять или десять, она впервые увидела, как убили оленя, а затем буквально завороженная следила за каждым движением егеря, разделывавшего тушу и вынимавшего внутренности. Ее особенно заинтересовал тот факт, что у оленя было несколько желудков. Лиззи настояла, чтобы ей позволили дотронуться до плоти, пощупать ее. Она была теплой и скользкой. Животное оказалось к тому же беременной самкой, и егерь показал ей крошечный зародыш под прозрачной пленкой в утробе. Ничто не вызвало в ней тогда отторжения или отвращения – слишком уж было занятно.
Она прекрасно понимала, почему народ толпами сходился, чтобы присутствовать при казнях, как принимала и доводы тех, у кого вызывала тошноту даже мысль о наблюдении за смертью людей. Но сама помимо воли принадлежала к группе любителей новых ощущений.
Джей предложил:
– Давай, быть может, снимем комнату с видом на виселицы? Так поступают многие, насколько мне известно.
Но Лиззи поняла, что это нарушит полноту восприятия.
– О нет! Я хочу находиться среди толпы! – возразила она.
– Женщины, принадлежащие к нашему общественному классу, не позволяют себе подобных вольностей.
– Тогда я переоденусь в мужчину.
Он все еще смотрел на нее с сомнением.
– Джей, не надо гримасничать! Ты с превеликим удовольствием водил меня в шахту переодетой в мужское платье.
– С замужними дамами все обстоит несколько иначе.
– Если ты заявишь мне, что со всякими приключениями покончено, поскольку мы поженились, я просто сбегу от тебя в море на ближайшем корабле.
– Только без вздорных заявлений, пожалуйста!
Она улыбнулась ему и запрыгнула в постель.
– А ты перестань строить из себя старого ворчуна. – Она подпрыгивала на кровати. – Давай отправимся посмотреть на казнь.
Джей не сдержал смеха.
– Хорошо, я согласен, – сказал он.
– Браво!
Лиззи наспех справилась со всеми своими ежедневными обязанностями. Она дала указания кухарке, что купить и приготовить на ужин, объяснила горничным, в каких комнатах им следует прибраться, уведомила конюха, что сегодня не собирается выезжать верхом, приняла приглашение для них двоих отужинать с капитаном Мальборо и его супругой в следующую среду, отложила встречу с модисткой и приняла доставленные из мастерской двенадцать обитых медью сундуков, предназначенных для путешествия в Виргинию.
После чего взялась за маскировку под мужчину.
* * *
Улица, известная под названием Тайберн-стрит, или Оксфорд-стрит, кишела разношерстной толпой. Виселицы были установлены в самом ее конце на краю Гайд-парка. Дома, из окон которых открывался вид на эшафот, уже почти целиком заняли состоятельные зеваки, арендовавшие комнаты на весь день. Люди встали плечом к плечу, взобравшись на окружавшую парк стену. Лоточники с трудом пробирались сквозь толпу, продавая горячие сосиски и джин в розлив, как и листы с текстами, которые, как они заявляли, представляли собой предсмертные речи приговоренных.
Мак тоже протискивался через толпу, держа за руку Кору. У него не было никакого желания глазеть, как будут убивать людей, но Кора настояла на том, чтобы они пришли сюда. А Маку просто хотелось проводить все свое свободное время с Корой. Ему нравилось сжимать ее руку, целовать в губы при каждом удобном случае, невзначай соприкасаться с ней телами. Он любил даже смотреть на нее. Ему нравилось ее наплевательское отношение ко всему в жизни («Пусть все катится к черту!»), ее грубоватая речь и чуть порочное выражение ее глаз. И потому он все же пошел с ней на церемонию повешения.
В тот день должны были казнить бывшую подругу Коры. Ее звали Долли Макарони, она содержала бордель, но преступления-ми, которые ей вменили, были подделка документа и мошенничество.
– Что именно она подделала? – спросил Мак, пока они пробивались ближе к эшафоту.
– Банковский чек. Она изменила в нем сумму с одиннадцати фунтов на восемьдесят.
– А откуда у нее взялся чек на одиннадцать фунтов?
– Ей выписал его лорд Масси. Она утверждает, что он задолжал ей гораздо больше.
– Но в таком случае ее должны были приговорить к высылке из страны, а не к повешению.
– Мошенников почти всегда приговаривают к казни.
Они оказались настолько близко к эшафоту, насколько это вообще было возможно. Примерно в двадцати футах. Виселицы представляли собой незамысловато сколоченную деревянную конструкцию – три столба с перекрещивающимися балками для устойчивости и общей верхней перекладиной. С нее свисали пять веревок с заранее завязанными петлями. Тюремный капеллан стоял поблизости вместе с несколькими официального вида мужчинами, которые, судя по всему, были полицейскими в штатском. Вооруженные мушкетами солдаты сдерживали толпу, не позволяя подходить слишком близко.
Постепенно до Мака стал доноситься громкий шум, звук которого приближался с противоположного конца Тайберн-стрит.
– Что там за суматоха? – спросил он у Коры.
– Их уже везут.
Впереди следовал верхом взвод офицеров конной полиции, возглавляемый человеком, в котором узнавался главный городской судебный исполнитель. Далее двигались пешие констебли, вооруженные дубинками. Затем показалась крытая двуколка – высокая телега на четырех колесах с впряженными в нее двумя битюгами. Замыкал шествие отряд традиционных копьеносцев, державших свои копья остриями вверх.
Внутри телеги на чем-то, что издали казалось гробами, сидели пять человек, связанных по рукам и ногам. Трое мужчин, подросток лет пятнадцати и женщина.
– Это Долли, – сказала Кора и расплакалась.
Мак со смесью любопытства и странным трепетом разглядывал пятерых, кому суждено было умереть. Один из мужчин выглядел совершенно пьяным. Двое других озирались по сторонам с дерзким и вызывающим видом. Долли в голос молилась, а мальчик рыдал.
Телегу подогнали под эшафот. Пьяница принялся приветственно махать руками своим дружкам, довольно-таки зловещей внешности типам, сумевшим пристроиться в первом ряду. Они отозвались на приветствия шутками и порой совершенно неуместными репликами:
– Как мило со стороны шерифа пригласить тебя на этот праздничек!
Или:
– Надеемся, ты наконец научишься танцевать как следует!
И еще:
– Примерь, твоего ли размера этот галстук!
Долли громко взывала к богу, умоляя о прощении грехов. Мальчик сквозь рыдания издал возглас:
– Мамочка, спаси меня! Спаси меня, пожалуйста!
Двоих трезвых мужчин тоже приветствовала группа, пробившаяся в первый ряд толпы. Очень скоро Мак различил в их речи ирландский акцент. Один из приговоренных выкрикнул:
– Только не позволяйте отдать меня в руки треклятых хирургов, ребята!
Товарищи отозвались ответными криками, выражая ему свою поддержку.
– О чем это они? – спросил Мак у Коры.
– Он, должно быть, убийца. А трупы повешенных убийц обычно забирают себе члены хирургического общества. Они потом потрошат их и изучают внутренности человека.
Мака передернуло.
Палач взобрался на телегу. Поочередно он накидывал петли на шеи всем пятерым и затягивал потуже. Никто не пытался сопротивляться, протестовать или сбежать. Никакое бегство было невозможно сквозь строй охраны, но Мак подумал, что он все равно пошел бы на риск.
Священник – лысый человек в запятнанной рясе – тоже влез на телегу и побеседовал с каждым из приговоренных, посвятив пьяному лишь несколько секунд, минут пять увещевал двух других, но уделил больше внимания Долли и подростку.
Маку приходилось слышать истории, как иногда во время казней случались неожиданные происшествия, и надеялся на нечто подобное в этот раз. Веревки могли порваться. Иногда толпа неожиданно брала эшафот штурмом и освобождала смертников. Палач обрезал веревку еще до того, как приговоренный умирал. Его ужасала мысль, что эти пять человеческих существ через несколько минут расстанутся с жизнями.
Святой отец закончил свою миссию. Палач завязал пятерым приговоренным глаза полосками черной ткани и спустился на землю, оставив на телеге только обреченных на смерть. Пьяница оказался не способен держаться на ногах. Он споткнулся и упал. Петля сразу же начала душить его. Долли продолжала все громче возносить молитву господу.
Палач плетью наотмашь хлестнул по крупам лошадей.
* * *
Лиззи услышала собственный вскрик:
– Нет!
Телега дернулась и пришла в движение.
Палач еще раз хлестнул битюгов, и они затрусили рысцой. Телега выкатилась из-под ног приговоренных, и один за другим они повисли на веревках. Первым оказался пьяница, уже полумертвый. Затем двое ирландцев, подросток, а последней стала женщина, чья молитва оборвалась на полуслове.
Лиззи во все глаза смотрела на пять тел, болтавшихся в петлях, и ее переполняла презрительная ненависть к самой себе и к окружавшей ее толпе.
Не все приговоренные были уже мертвы. Повезло подростку, чья шея, видимо, переломилась мгновенно, как произошло и с двумя ирландцами, но пьяный все еще шевелился, а женщина, с глаз которой сползла повязка, в ужасе смотрела перед собой, выпучив глаза и медленно задыхаясь.
Лиззи спрятала лицо, уткнувшись им в плечо Джея.
Ей бы очень хотелось немедленно уйти отсюда, но она усилием воли заставила себя оставаться на прежнем месте. Ей хотелось увидеть все это, и теперь нужно было выдержать зрелище до самого конца.
Она снова открыла глаза.
Пьяница скончался, но лицо женщины продолжало кривиться в агонии. Самые равнодушные зеваки умолкли, парализованные творившимся перед ними устрашающим действом. Прошло несколько минут.
Наконец и веки Долли сомкнулись.
Судебный исполнитель поднялся, чтобы обрезать веревки, и именно в этот момент неожиданно началась буча.
Группа ирландцев рванулась вперед, пытаясь смять охрану и пробиться к эшафоту. Констебли отбивались. К ним присоединились копьеносцы, целясь остриями своего оружия в ирландцев, нанося им колющие удары. Разразилось кровопролитие.
– Именно этого я и опасался, – сказал Джей. – Они хотят забрать тела своих товарищей, чтобы избавить от медицинских опытов над ними. Давай выбираться отсюда как можно скорее.
Многим из тех, кто стоял поблизости, пришла в голову та же мысль, однако из задних рядов люди напирали, стремясь, наоборот, прорваться к эшафоту и посмотреть, что там стряслось. И когда два потока столкнулись, началась заурядная кулачная драка. Джей отчаянно пытался проложить для них с Лиззи путь. Она держалась за ним вплотную. На них буквально навалилась толпа стремившихся вперед. Кругом стояли крик и неумолчный гвалт. Их снова прижали назад ближе к эшафоту. А на него уже успели проникнуть большой группой ирландцы. Часть из них вступила в схватку с охраной, пока другие стремились завладеть телами мертвых друзей.
Без всякой видимой причины драка, происходившая вокруг Лиззи и Джея, внезапно временно унялась. Она повернулась и увидела свободное пространство между двумя громадными и ужасающе сильными с виду мужчинами.
– Джей, сюда! – выкрикнула она и метнулась в образовавшийся проем.
Затем оглянулась, желая удостовериться, что Джей последовал ее примеру. Вот только узкая щель уже закрылась, тела сомкнулись. Джей сделал шаг вперед, чтобы тоже прорваться, но один из двух громил угрожающе занес над ним кулак. Джей отшатнулся и попятился, на мгновение лишившись отваги. Это секундное колебание дорого обошлось ему. Он оказался напрочь отрезан толпой от Лиззи. Она могла видеть его светлую голову, возвышавшуюся над остальными, и предприняла попытку вернуться к нему, но людская стена стала уже для нее непреодолимым препятствием.
– Джей! – выкрикнула она. – Джей!
Он что-то кричал в ответ, а между тем движение толпы разводило их все дальше друг от друга. Его несло в сторону Тайберн-стрит, а ее людское море увлекало в противоположную сторону, к парку. Еще мгновение, и он совсем исчез из поля ее зрения.
Лиззи теперь приходилось рассчитывать только на себя. Она сжала зубы и повернулась спиной к эшафоту. Перед ней по-прежнему плотной стеной колыхалась непроходимая толпа людей. Она попыталась протиснуться между низкорослым мужчиной и матроной с необъятных размеров бюстом.
– Только посмейте распустить руки, молодой человек! – заорала на нее женщина.
Но Лиззи проявила незаурядное упорство и все же пролезла чуть дальше. Потом повторила такой же прием еще раз. Наступила на ногу какому-то мужчине и получила в ответ сильный удар локтем под ребра. Задохнулась от боли и продолжила настойчиво пробиваться к своей цели.
Вдруг она заметила знакомое лицо, узнав Мака Макэша. Он тоже изо всех сил сражался, чтобы преодолеть сопротивление толпы и выбраться из создавшегося хаоса.
– Мак! – обрадованно завопила она. С ним была та же рыжеволосая женщина, с которой он появлялся прежде на Гровнор-сквер.
– Сюда! – отчаянно окликала его Лиззи. – Помогите мне!
Он тоже заметил и узнал ее. Но потом какой-то рослый мужчина нанес ей ненамеренный удар прямо в глаз, и на какое-то время она почти перестала что-либо видеть. Когда же зрение вернулось в норму, Мак и его спутница куда-то пропали.
Лиззи еще больше помрачнела, продолжая проталкиваться через толпу. Дюйм за дюймом ей удавалось пробираться все дальше от свалки возле эшафота. С каждым новым шагом двигаться становилось все легче. Через пять минут она уже освободилась от напиравших со всех сторон людей и обнаружила достаточно широкие проходы между ними. Наконец ей удалось добраться до углового здания и свернуть в проулок всего в два или три фута шириной.
Она прислонилась к стене дома, восстанавливая размеренное дыхание. Проулок оказался грязным и провонявшим человеческими испражнениями. У нее болели ребра от полученных ударов. Осторожно прикоснулась к лицу и почувствовала, как сильно опух один из глаз.
Оставалось только надеяться, что с Джеем не случилось никакого несчастья. Она развернулась, чтобы взглядом поискать его, и вздрогнула, увидев в проулке двух мужчин, пристально разглядывавших ее.
Один из них был уже немолод, оброс щетиной и отрастил себе толстое брюхо. Второй выглядел юнцом лет восемнадцати. Что-то в выражении на их лицах сразу же напугало Лиззи, но она не успела двинуться с места, как оба набросились на нее. Они схватили ее за руки и швырнули на мостовую. Сорвали шляпу и парик с головы, стащили с ног ботинки с серебряными пряжками, с невероятным проворством обшарили карманы, отобрав кошелек, часы на цепочке и носовой платок.
Старший из двоих сунул добычу в мешок, еще раз оглядел Лиззи и сказал:
– А пальтишко-то очень добротное. Почти новое.
Оба опять склонились над ней и принялись стаскивать пальто и жилет, подобранный под цвет ему. Она пыталась отбиваться, но в результате на ней всего лишь оказалась разорванной еще и рубашка. Одежда тоже попала в мешок к остальным вещам. Но главное – она с ужасом поняла, что теперь стали видны ее груди. Лиззи поспешно попробовала прикрыться, но было слишком поздно.
– Эй, да это же девица! – воскликнул юнец.
Лиззи успела подняться на ноги, но он схватил ее и не позволил сделать ни шага.
Толстяк тоже удивленно уставился на нее.
– И не просто девица, а еще и хорошенькая, что б мне провалиться! – сказал он и облизнулся. – Я снасильничаю ее, – решительно заявил он.
Охваченная ужасом, Лиззи начала яростно отбрыкиваться, но избавиться от крепкой хватки юнца ей никак не удавалось.
Тот выглянул из-за угла проулка и бросил взгляд на улицу, где продолжала бушевать толпа.
– Как, прям здесь? – спросил он.
– Сюда никто даже не догадается заглянуть, молодой дурачок. – Он грубой ладонью погладил себе промежность. – Стащи с нее бриджи, и давай полюбуемся, что там под ними.
Паренек швырнул ее на камни, всей тяжестью уселся сверху и начал снимать бриджи, а старший с нетерпением ждал. Страх переполнил Лиззи, и она закричала во весь голос, но на улице стоял такой шум, что едва ли кто-то мог услышать ее зов о помощи.
А затем словно ниоткуда возникла фигура Мака Макэша.
Перед ней мелькнули его лицо и воздетый вверх кулак, который сразу обрушился в висок старшего из двух негодяев. Тот пошатнулся, но устоял. Мак нанес ему второй удар, и у пожилого мужчины закатились глаза. После третьего удара он распластался на камнях и уже не двигался.
Юнец соскочил с Лиззи и попытался сбежать, но теперь уже она сама ухитрилась поставить ему подножку и повалить. Он тоже растянулся на мостовой во весь рост. Мак сгреб его за шкирку, швырнул в стену дома, после чего нанес такой ошеломляющей мощи удар в челюсть, что мальчишка без сознания рухнул поверх своего опытного партнера и наставника в преступных делах.
Лиззи снова поднялась на ноги.
– Слава богу, что послал вас сюда! – с жаром сказала она. Слезы облегчения навернулись ей на глаза. Она обхватила его за шею. – Вы спасли меня! Спасибо! Спасибо!
Он обнял ее по-настоящему, крепко прижав к себе.
– Вы мне тоже однажды спасли жизнь, когда вытащили полумертвого из реки.
Лиззи вцепилась в него, стараясь унять дрожь. Она ощутила его ладонь, которой он нежно поглаживал ей волосы. В одних бриджах и в разорванной рубашке, когда ей не мешали нижние юбки, она чувствовала сейчас все его тело в тесном контакте со своим. Насколько же он отличался от ее мужа! Джей был высоким, стройным и гибким. Мак – коренастым, крепко сбитым и, как казалось, сложенным из сплошных твердокаменных мышц.
Он чуть отстранился и посмотрел на нее. Его зеленые глаза просто завораживали. На их фоне остальное его лицо выглядело не столь четко обрисованным и выразительным.
– Вы спасли меня, а я спас вас, – сказал он со сдержанной, но искренней улыбкой. – Я ваш ангел-хранитель, а вы мой.
Она начала понемногу успокаиваться. Вспомнила, что рубашка разорвана и грудь почти не прикрыта.
– Будь я ангелом, мне не стоило бы сейчас так обниматься с вами. – Она сделала движение, чтобы разомкнуть кольцо его рук.
Он еще раз на мгновение осенил ее своим магическим взглядом, затем снова сдержанно улыбнулся и кивнул, словно соглашаясь с ней. После чего отвернулся.
Склонившись, он отобрал мешок у совершенно обмякшего и валявшегося недвижимо старшего из грабителей. Достал сначала жилет, который она сразу же надела и застегнула на все пуговицы, прикрыв обнаженную грудь. И как только почувствовала себя снова в безопасности, начала тревожиться за Джея.
– Мне необходимо разыскать своего мужа, – сказала она, пока Мак помогал ей влезать в рукава пальто. – Вы поможете мне?
– Конечно.
Он подал ей парик и шляпу, кошелек, часы и носовой платок.
– А как же ваша рыжеволосая подружка? – спросила Лиззи.
– Вы о Коре? Я убедился, что ей ничто не угрожает, прежде чем побежать вслед за вами.
– Вот как? – Без всякой на то причины Лиззи почувствовала приступ острого раздражения. – Вы с Корой – любовники? – задала она затем вопрос с грубоватой прямотой.
Мак улыбнулся.
– Да, – ответил он. – С позапрошлого вечера.
– Значит, со дня моего замужества.
– Мы восхитительно проводим время вместе. А вы? Тоже наслаждаетесь жизнью?
Резкая реплика так и рвалась у нее с языка, но затем, не в силах совладать с собой, она рассмеялась.
– Спасибо еще раз, что спасли меня, – сказала она и мимолетно поцеловала в губы.
– Я готов повторить все снова за такой поцелуй.
Она усмехнулась и повернула голову, чтобы посмотреть в сторону улицы.
Прямо напротив входа в проулок стоял Джей и наблюдал за ними.
Ее охватило чувство глубочайшей вины. Видел ли он, как она поцеловала Мака? Судя по сердитой гримасе на лице, он все видел.
– О, Джей! – воскликнула она. – Слава богу, ты не пострадал!
– А что произошло здесь? – поинтересовался он.
– Эти двое подонков ограбили меня.
– Я же говорил, нам не следовало приходить сюда. – Он крепко взял ее за руку и вывел из проулка.
– Но Макэш расправился с ними и выручил меня из большой беды, – объяснила она.
– Это еще не повод целовать его, – сквозь зубы процедил ее муж.
