Глава пятнадцатая
Бренди помогло унять боль ран Мака тем вечером, но наутро он проснулся в подлинной агонии. У него ныла каждая часть тела, которую он мог распознать, от распухших больших пальцев ног, поврежденных при сильных ударах, наносившихся им Прису по лодыжкам, до макушки на голове, боль в которой, казалось, уже никогда не пройдет. Лицо, отраженное в крупном осколке зеркала, использовавшемся им обычно для бритья, покрывали синяки и порезы, слишком еще свежие, чтобы к ним прикасаться пальцами, не говоря уж о бритве.
Но он все равно пребывал в приподнятом настроении. Каждое свидание с Лиззи Хэллим ободряло его и стимулировало. Ее неутолимая страсть к приключениям, отвага и решительность вызывали ощущение, что в жизни нет ничего невозможного. На какой еще дерзкий поступок она окажется способна в следующий раз? Когда он узнал Лиззи в фигуре, сидевшей на краю кровати, ему с трудом удалось подавить в себе горячее стремление обнять ее. Преодолеть соблазн помогла мысль, что подобные действия с его стороны могут положить конец их и без того очень странной дружбе. Одно дело, когда все правила нарушала она сама. В конце концов, она была знатной леди. И могла играть со щенком дворняжки сколько угодно, но стоило щенку укусить ее, как он тут же оказался бы выброшенным за шкирку на улицу.
Она сообщила ему о своем намерении выйти замуж за Джея Джеймиссона, и ему пришлось прикусить язык, хотя хотелось сказать, что она совершает большую глупость. Не его ума это дело, и он, конечно же, не хотел обидеть ее.
Бриджет, жена Дермота, приготовила на завтрак соленую овсяную кашу, и Мак съел ее вместе с детьми. Бриджет было лет тридцать. Когда-то она, судя по всему, обладала очень привлекательной внешностью, но теперь выглядела просто до крайности вымотанной. Покончив с едой, Мак и Дермот отправились на поиски работы.
– Принесите домой хотя бы немного денег, – выкрикнула им вслед напутствие Бриджет.
Но день сложился для них неудачно. Они обошли все лондонские продуктовые рынки, предлагая свои услуги в качестве грузчиков, чтобы переносить корзины с рыбой и окровавленные коровьи туши, перекатывать бочки с вином – то есть таскать на себе все, в чем нуждался каждый день этот огромный и вечно голодный город. Но желающих было слишком много, и работы на всех не хватало. В полдень они бросили поиски там и перебрались в Вест-Энд, чтобы попытать счастья в кофейнях. Ближе к вечеру оба настолько вымотались, будто действительно тяжело трудились весь день, но ничего за это не получили.
Когда они вышли на Стрэнд, маленькая фигурка выскочила из-за угла, как спасавшийся бегством заяц, и врезалась прямиком в Дермота. Это была девочка лет тринадцати, оборванная, тощая и перепуганная. Дермот издал звук проколотого воздушного шарика. Малышка вскрикнула от страха, споткнулась и чуть не упала, с трудом сохранив равновесие.
За ней по пятам бежал крепкий с виду молодой мужчина в дорогой, но растрепанной одежде. Ему всего лишь дюйма не хватило, чтобы схватить ее, когда она отшатнулась от Дермота. Ей все же удалось увернуться, вильнуть в сторону и продолжить свой бег. Потом она поскользнулась, растянулась на тротуаре, и преследователь настиг ее.
Она завопила от ужаса. Мужчина был вне себя от ярости. Поднял хлипкое тельце и ударил девочку в висок, снова опрокинув ее навзничь, а затем ткнул во впалую грудь обутой в ботинок ногой.
Мак уже привык к сценам насилия на улицах Лондона. Мужчины, женщины и дети постоянно вступали в жестокие драки между собой, избивая друг друга кулаками, царапаясь или кусаясь, причем обычно злобы им добавлял дешевый джин, продававшийся на каждом углу. Но он никогда не видел прежде, чтобы взрослый и сильный мужчина так безжалостно избивал совсем еще ребенка. Казалось, он был готов убить ее. Мак по-прежнему страдал от боли после схватки с Валлийской Горой, и именно сейчас ему меньше всего хотелось снова ввязываться в потасовку, но и стоять в стороне, просто наблюдая за происходящим, он тоже не мог. Как только мужчина занес руку для нового удара, Мак ухватил его сзади и оттащил назад.
Молодой человек развернулся. Он был на несколько дюймов выше Мака. Он нацелился кулаками Маку в грудь и мощным толчком отбросил от себя, заставив попятиться. Потом мужчина снова сосредоточился на девочке. Она отчаянно пыталась подняться на ноги. Он же нанес ей хлесткую пощечину, от которой бедное дитя в очередной раз повалилось на тротуар.
В Маке взыграл гнев. Он сгреб мужчину одной рукой за воротник, а другой за пояс бриджей и легко поднял в воздух. Тот заорал от удивления и злости, начав активно извиваться и пробовать вырваться, но Мак держал его крепко, причем практически вниз головой.
Дермот изумленно смотрел, насколько легко расправляется Мак с незнакомцем.
– Ну и силища же у тебя, Мак, чтоб мне провалиться! – восхищенно сказал он.
– Убери от меня свои вонючие руки! – завопил мужчина.
Мак усадил его на тротуар, но не ослаблял цепкой хватки за кисть руки.
– Уберу, если оставишь ребенка в покое.
Дермот помог девочке подняться, хотя на всякий случай не отпускал пока от себя, обняв бережно, но не давая сбежать.
– Она треклятая воровка, а не ребенок! – продолжал агрессивно орать мужчина.
Только еще раз увидев перед собой перекошенное и раскрасневшееся лицо Мака, он решил больше не рисковать вступать с ним в драку.
– И это вся ее вина? – спросил Мак. – А ты молотил ее так, что я подумал, уж не убила ли она нашего короля, благослови его господь.
– Какое тебе вообще дело до нее? – Мужчина постепенно успокаивался и стал дышать ровнее.
Мак отпустил его.
– Что бы она ни натворила, мне кажется, ты уже достаточно наказал ее.
Незнакомец всмотрелся в него.
– Ты, я вижу, совсем недавно сошел с корабля, – сказал он. – Парень ты крепкий, но и ты в Лондоне долго не протянешь, если станешь доверять таким, как эта маленькая стерва.
Он сплюнул себе под ноги и пошел прочь.
– Спасибо, Джок. Ты мне жизнь спас, – сказала девочка.
Люди в Лондоне понимали, что Мак шотландец, стоило ему заговорить. Он даже не догадывался о своем акценте, пока не оказался в Лондоне. В Хьюке у всех было одинаковое произношение. Даже Джеймиссоны изъяснялись на чуть сглаженном, но шотландском диалекте. Здесь это становилось чем-то вроде особой приметы.
Мак пригляделся к девочке. Ее темные волосы были пострижены неровно. На миловидном личике уже начали проступать синяки от избиения. Но вот глаза поражали до странности всезнающим выражением, как у взрослой женщины. Она тоже смотрела на него, явно пытаясь понять, что ему от нее нужно.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Вот здесь сильно болит. – Она приложила руку к ребрам. – Жаль, ты не прикончил этого козла, будь он проклят!
– В чем ты провинилась перед ним?
– Попыталась втихую обокрасть его, пока он трахал Кору, но он заметил.
Мак кивнул. Он слышал истории о том, что у многих проституток имелись сообщницы, грабившие клиентов.
– Хочешь чего-нибудь выпить?
– Я бы сейчас расцеловала задницу хоть папе римскому за стакан джина.
Маку еще не доводилось слышать столь затейливых речей ни от кого, не говоря уже о несовершеннолетней девочке. Он даже растерялся на мгновение, не зная, какое чувство овладело им сильнее: шок или удивление, смешанное с любопытством.
На противоположной стороне улицы располагался «Медведь» – таверна, где Мак одолел Громилу Бермондси, получив от карлика-зазывалы фунт. Они пересекли мостовую и зашли внутрь. Мак купил три кружки пива, чтобы выпить его, пристроившись в темном углу.
Девочка расправилась со своим напитком в несколько глотков и изрекла:
– Ты добрый малый, Джок.
– Меня зовут Мак, а это – Дермот.
– Я – Пегги. Но все кличут Торопыгой Пег.
– Должно быть, потому, что ты пьешь так быстро?
Она ухмыльнулась.
– В этом городе, если станешь медлить, кто-нибудь обязательно успеет опорожнить твою кружку до тебя. А сам-то откуда будешь, Джок?
– Из деревни Хьюк. Это в пятидесяти милях от Эдинбурга.
– А Эдинбург… Это где?
– В Шотландии.
– Значит, в чертовой глухомани, очень далеко отсюда?
– Я добирался в Лондон на корабле вдоль берега целую неделю.
Долгая выдалась ему тогда неделька. Мак нервничал, оказавшись в море. После пятнадцати лет работы в шахте от океанского простора голова шла кругом, а ему приходилось взбираться на мачты и вязать узлы в любую погоду. Нет, никогда он не станет моряком.
– Но мне говорили, что почтовой каретой на дорогу сюда уходит тринадцать дней, – добавил он.
– Зачем же ты уехал?
– Чтобы стать свободным. Я сбежал. Шахтеры в Шотландии – рабы своих хозяев.
– То есть как черные на Ямайках?
– Кажется, ты больше знаешь о Ямайке, чем о Шотландии.
Ей не понравилась критическая интонация в его словах.
– А с чего мне знать о ней больше?
– Хотя бы потому, что Шотландия ближе, вот и все.
– Уж это даже я знала.
Девочка наивно врала, как сразу понял Мак. Она оставалась все еще ребенком, несмотря на напускную браваду. Что-то шевельнулось у него в душе.
– Ты в порядке, Пег? – донесся запыхавшийся женский голос.
Мак поднял взгляд и увидел перед собой молодую женщину в платье апельсинового оттенка.
– А, привет, Кора, – отозвалась Пег. – Меня спас красавец принц. Познакомься с Джоком. Хотя на самом деле он просто шотландец по фамилии Макнок или что-то в этом роде.
Кора улыбнулась Маку и сказала:
– Спасибо, что выручили Пег. Надеюсь, эти синяки вы получили не в драке из-за нее?
Мак помотал головой:
– Нет. Это со мной сделала другая скотина.
– Позвольте мне угостить вас джином.
Мак хотел отказаться, всегда предпочитая пиво, но вмешался Дермот:
– Очень мило с вашей стороны. Благодарю.
Мак наблюдал за женщиной, когда она направилась к стойке бара. Ей было на вид лет двадцать. Почти ангельское лицо и густая копна огненно-рыжих волос. Ему показалась крайне неприятной сама мысль, что столь молодая и красивая особа, как она, вынуждена заниматься проституцией.
– Значит, это она так растрепала того мерзавца, который погнался за тобой?
– Она хитрая. Ей обычно даже не приходится отдаваться мужчинам, – объяснила со знанием дела Пег. – Она просто бросает их где-нибудь в темном переулке со спущенными штанами и стоячим членом.
– А ты успеваешь скрыться с кошельком, – подытожил Дермот.
– Кто, я? Не надо грязи. Я – фрейлина при дворе королевы Шарлотты.
Кора уселась рядом с Маком. От нее густо пахло терпкими духами с преобладанием запахов сандала и корицы.
– Чем ты занимаешься в Лондоне, Джок?
Он не сводил с нее глаз. Девушка оказалась действительно на редкость хороша собой.
– Ищу работу.
– Нашел что-нибудь?
– Пока не очень получается.
Она покачала головой.
– Зима в этом году выдалась отвратительная. Холодно, как в могиле, а цены на хлеб подскочили до небес. Слишком много здесь развелось таких, как ты.
– Вот почему моему папаше пришлось два года назад стать вором, – вставила реплику Пегги. – Только у него для этого ловкости не хватило.
Мак с неохотой отвел взгляд от Коры и посмотрел на Пег.
– Что же с ним случилось?
– Сплясал танец с галстуком шерифа на шее.
– То есть как?
– Она хочет сказать, что его повесили, – объяснил Дермот.
– О, прости за глупый вопрос. Мне очень жаль, – сказал Мак.
– Не смей меня жалеть, шотландская деревенщина. Меня от тебя тошнит, – окрысилась на него Пег.
Девочка оказалась крепким орешком.
– Хорошо, хорошо, я больше не стану жалеть тебя, – умиротворяюще промямлил Мак.
Снова заговорила Кора:
– Если вам нужна работа, я знаю кое-кого, кому требуются крепкие парни на разгрузку угля с кораблей. Там так тяжко, что только молодые мужчины справляются, и нанимать предпочитают приезжих, чтобы поменьше жаловались.
– Я возьмусь за что угодно, – сказал Мак, сразу же вспомнив об Эстер.
– Бригадами угольных грузчиков командуют владельцы таверн в Уоппинге. Я знакома с одним из них. С Сидни Ленноксом из заведения под названием «Солнце».
– Он хороший человек?
Кора и Пег дружно рассмеялись.
А Кора выдала:
– Он лживый, вороватый, уродливый, вонючий, как свинья, и вечно пьяный. Но они все такие, так что тут ничего не поделаешь.
– Вы отведете нас в это его «Солнце»?
– Отведу. Но учтите. Вы сами напросились, – ответила Кора.
* * *
Теплый туман от потных тел и угольной пыли заполнял душный трюм в деревянном корпусе судна. Мак стоял на вершине горы угля, орудовал широкой лопатой, кидая с ее помощью груды крупных черных кусков антрацита и работая в размеренном ритме. Труд оказался действительно адски тяжелым, и он обильно потел, но при этом чувствовал себя отменно. Он был молод и силен, зарабатывал приличные деньги, но не стал при этом ничьим рабом.
Его бригада – в просторечии именуемая бандой – состояла из шестнадцати человек, тоже склонившихся над своими лопатами, постанывая от усталости, потея, но порой отпуская шутки. Большинство его новых товарищей были мускулистыми молодыми бывшими фермерами из Ирландии – для подобной работы не годились изнеженные уроженцы крупных городов. Дермоту едва исполнилось тридцать, а он оказался самым старым в банде.
Маку начало казаться, что вся его жизнь неизбежно оказывалась связанной с углем. Но ведь и целый мир держался исключительно на угле. Не прерывая взмахов лопатой, он размышлял, куда направят, например, вот этот уголь, думал обо всех лондонских гостиных, которые он обогреет, о тысячах кухонных очагов, о печах в булочных и на пивоварнях, где ждут топлива. Этот город испытывал такой громадный аппетит к углю, что его невозможно было раз и навсегда удовлетворить.
Субботний день заканчивался, и бригада почти опорожнила трюм корабля – «Черного лебедя», приписанного к порту в Ньюкасле. Мак не без удовольствия подсчитывал, сколько ему заплатят нынче вечером. На этой неделе они разгрузили уже второй большой углевоз, а банде причитались 16 пенсов – пенни на нос – за каждую единицу выполненной работы, равнявшуюся двадцати полным мешкам угля. Сильный молодой мужчина с большой лопатой мог заполнить мешок за две минуты. По его подсчетам, они заработали по шесть фунтов, никак не меньше.
Однако следовало принимать во внимание неизбежные вычеты. Сидни Леннокс (его именовали то посредником, то предпринимателем) присылал в трюм пиво и джин в больших количествах для своих трудяг. Им требовалось много пить, чтобы восстановить в организме баланс жидкости – с потом они теряли ее галлонами. Но хитрюга Леннокс давал больше спиртного, чем было необходимо, и мужчины выпивали все, причем многие особенно налегали на джин. В результате к концу дня обычно непременно случалось какое-то неприятное происшествие, влекшее за собой убытки. Да и за выпивку приходилось расплачиваться. А потому Мак не мог с точностью высчитать, сколько получит, когда встанет в очередь к кассе в таверне «Солнце» этим вечером. Но даже если половину списать на вычеты, что явно стало бы чрезмерной суммой, остаток вдвое должен был превысить то жалованье, которое шахтеры клали себе в карман по истечении целой шестидневной рабочей недели.
С таким заработком он сможет послать за Эстер уже совсем скоро. Тогда и он сам, и сестра-близняшка освободятся от рабства. Он внутренне ликовал, обдумывая радужную перспективу.
Первое письмо он отправил Эстер, как только обосновался у Дермота, и она прислала ответ. В долине только и разговоров было что о его побеге, писала сестра. Группа молодых забойщиков даже попыталась отправить петицию в английский парламент с протестом против рабского труда в шахтах. А Энни вышла замуж за Джимми Ли. Мак не без сожаления узнал об этом. Никогда больше не кататься им вдвоем с Энни среди зарослей вереска. Но Джимми Ли был хорошим человеком. А петиция, возможно, положит начало хоть каким-то переменам. Хотелось надеяться, что дети Джимми и Энни уже станут свободными людьми.
Последние мешки с углем оказались заполненными и перенесенными на баржу, которая доставит их на берег к большому складу. Мак распрямил нывшую от боли спину и положил лопату на плечо. На верхней палубе холодный ветер ударил в него мощным порывом. Он поспешил надеть рубашку и все тот же плащ с мехом, который отдала ему не так давно Лиззи Хэллим. Разгрузчики угля тоже перебрались на берег, переведя дух на мешках с углем и направившись потом в таверну за своими честно заработанными деньгами.
«Солнце» было угрюмым и неуютным заведением, куда заглядывали в основном матросы и портовые грузчики. Даже земляной пол покрывал еще и слой грязи, замызганные столы и скамьи расшатались, а от камина в зал попадало больше дыма, чем тепла. Хозяин таверны Сидни Леннокс обожал азартные игры, и потому здесь всегда происходило какое-нибудь соревнование, когда делались ставки, но предпочтение отдавалось картам и метанию костей, хотя проводились и более мудреные состязания с размеченной доской, которые требовали точного подсчета набранных очков. Единственной настоящей достопримечательностью забегаловки, приносившей ей отчасти добрую репутацию, была Черная Мэри, повариха-африканка, умевшая готовить из морских моллюсков и самых дешевых кусков говядины такие аппетитные и лакомые блюда, что завсегдатаи их просто обожали.
Мак и Дермот в этот вечер прибыли в «Солнце» первыми. Хотя внутри за стойкой бара уже восседала Пег, скрестив под собой ноги и покуривая виргинский табак, набитый в глиняную трубку. А все потому, что она практически постоянно жила в «Солнце», где спала прямо на полу в углу бара. Леннокс ведь был не только мелким предпринимателем, но и барыгой, кому Пег часто сбывала краденое. Заметив Мака, она сплюнула в огонь очага, широко улыбнулась и шутливо спросила:
– Как прошел день, Джок? Снова наш герой спас попавшую в беду девственницу?
– Не сегодня, – с усмешкой ответил он.
Черная Мэри просунула свое белозубое лицо в проем кухонной двери.
– Как насчет супа из бычьих хвостов, парни? – У нее был акцент, вывезенный из Нидерландов, поскольку ходили слухи, что прежде она была рабыней голландского капитана дальнего плавания.
– Мне не больше двух полных ведер, пожалуйста, – отозвался Мак.
Она расплылась в улыбке.
– Видать, сильно проголодались. Тяжело пришлось поработать, а?
– Да так, немного размялись, чтобы нагулять аппетит, – ответил ей Дермот.
У Мака не было при себе денег, чтобы расплатиться за ужин, но Леннокс открыл для всех разгрузчиков угля кредит в счет их заработков. Но после сегодняшнего вечера, решил Мак, он станет за все платить сразу же и наличными. Не хотелось влезать даже в минимальные долги.
Он сел рядом с Пег.
– Как продвигается твой бизнес? – спросил таким же шутливым тоном.
Но она восприняла вопрос вполне серьезно.
– Мы с Корой нынче днем обчистили старого богатого гуляку, и можем позволить себе вечером отдохнуть.
Маку до сих пор казалось странной его дружба с воровкой, хотя он знал, что толкало ее на столь позорное занятие. Для нее просто не существовало альтернативы. Иначе пришлось бы голодать. И все равно что-то внутри его – какие-то рудименты материнского воспитания – заставляло относиться к кражам неодобрительно.
Пег была низкорослой и хрупкой, с костлявым тельцем, но ее лицо украшали большие голубые глаза, делая отчасти привлекательной. Держала она себя с нагловатой дерзостью прошедшей огонь и воду преступницы, и люди относились к ней соответственно. Мак подозревал, что маска грубости и напускной силы характера служила ей только для маскировки и защиты, под которой крылась, скорее всего, напуганная маленькая девочка, о которой в этом жестоком мире никто не заботился.
Черная Мэри принесла ему тарелку супа, где сверху плавали еще и устрицы, краюху хлеба и кружку темного пива. Он с волчьей жадностью набросился на еду.
Постепенно в таверне стали появляться остальные разгрузчики угля. Но Леннокс пока не показывался, что было необычно. Как правило, он все время торчал тут, играя с посетителями в карты или в кости. Маку не терпелось его увидеть. Его одолевало любопытство, правильно ли он посчитал свой заработок на этой неделе и какой окажется сумма. Но он уже догадывался, что Леннокс специально заставляет своих рабочих ждать жалованья подольше, чтобы они успели основательно потратиться в его баре.
Примерно через час в зал вошла Кора. Выглядела она, как всегда, вызывающе красивой в пестром платье с отделкой черной каймой. Мужчины дружным хором приветствовали ее, но, к удивлению Мака, она ни на кого не обратила внимания, а направилась прямо к нему и пристроилась на соседний стул.
– Как я слышал, у тебя выдался удачный денек, – сказал он.
– Легкая добыча, – кивнула она. – В таком возрасте мужчине уже пора бы научиться быть немного осторожнее.
– Тебе лучше преподать мне несколько уроков, рассказать, как ты это проделываешь, чтобы я не стал жертвой одной из твоих подружек.
Она окинула его кокетливым взглядом.
– Тебе никогда не придется платить девушкам за секс, Мак. Это я знаю наверняка.
– Все равно расскажи. Мне интересно.
– Простейший способ – подобрать богатого с виду пьяницу, завести с ним амуры, заманить в темный проулок, а потом сбежать с его денежками.
– Вы так и поступили сегодня?
– Нет, вышло даже смешнее. Мы нашли пустующий дом и подкупили смотрителя. Я разыграла из себя скучающую домохозяйку. Пег выступала в роли моей прислуги. Мы затащили старика в дом, сделав вид, что он принадлежит мне. Я заставила его раздеться и лечь в постель, а затем в спальню ворвалась Пег с криком о неожиданном возвращении моего мужа.
Пег расхохоталась.
– Престарелый дуралей! Видел бы ты его лицо! Он так перепугался, что спрятался в пустом гардеробе.
– А мы тихо скрылись с его бумажником, часами и всей одеждой.
– Он, наверное, до сих пор еще сидит в том гардеробе и боится носа оттуда высунуть, – добавила Пег, и обе залились громким смехом.
Стали приходить жены грузчиков. Многие несли на руках младенцев, а детишки постарше цеплялись за их юбки. Некоторые выглядели молодыми и привлекательными, но остальные казались усталыми, изголодавшимися и часто битыми супругами вечно пьяных мужей. Мак понимал: они явились сюда в надежде забрать хотя бы часть денег, прежде чем мужчины спустят все на выпивку, азартные игры или на проституток, норовивших еще и обокрасть похотливых любителей клубнички. Пришла и Бриджет Райли со своими пятью детьми, сев тоже поблизости от Дермота и Мака.
Наконец, ближе к полуночи, показался и Леннокс.
Он принес кожаный мешок, наполненный монетами, и вооружился двумя пистолетами для того, очевидно, чтобы защититься от попыток ограбления. Разгрузчики угля, многие из которых успели вдрызг напиться, встретили его радостными возгласами, как встречают героя-победителя, и Мак на мгновение ощутил презрение к новым товарищам по работе: с какой стати заранее показывать благодарность за то, что по праву им причиталось?
Леннокс был вечно чем-то недовольным мужчиной лет тридцати, в сапогах, доходивших до коленей, и в приличной вельветовой жилетке, но без рубашки под ней. У него тоже развилась отменная мускулатура от постоянной необходимости перетаскивать бочки с пивом, вином и прочими алкогольными напитками. Рот его неизменно кривился в злобной гримасе. И от него исходил не совсем обычный запах чего-то сладкого, но подпорченного, как от гнилых фруктов. Мак заметил, как Пег невольно поежилась, когда он прошел мимо. Она явно опасалась этого человека.
Леннокс выбрал стол в углу и положил мешок с пистолетами на скамью рядом с ним. Мужчины и женщины сразу же окружили его плотной толпой, тесня и толкая друг друга, словно могло случиться так, что у Леннокса деньги закончатся раньше, чем очередь дойдет до них. Мак держался у всех за спинами. Он считал ниже своего достоинства так отчаянно бороться за честно заработанную плату.
Он услышал грубый голос Леннокса, перекрывший легкий гул разговоров в зале таверны.
– Каждый грузчик заработал на этой неделе фунт и одиннадцать пенсов, не считая вычетов на напитки из бара.
Мак сначала решил, что ослышался. Они опорожнили за неделю трюмы двух больших углевозов, им должны были засчитать полторы тысячи условных единиц разгрузки, есть тридцать тысяч мешков, наполненных углем, и на каждого работника приходилось не менее шести фунтов. Как же заработок мог уменьшиться всего лишь до фунта и нескольких пенсов?
Среди толпы грузчиков пронесся стон разочарования, но никто не посмел оспорить названную цифру. Как только Леннокс принялся отсчитывать плату каждому, Мак вмешался:
– Минуточку! Каким образом вы насчитали такую мизерную сумму?
Леннокс поднял голову и злобно оскалился.
– Вы разгрузили одну тысячу четыреста сорок пять единиц, что дает члену бригады шесть фунтов и пять пенсов грязными. Вычтем отсюда по пятнадцати шиллингов в день за напитки…
– Что? – перебил его Мак. – Пятнадцать шиллингов в день?
Но ведь это составляло три четверти их ежедневного заработка!
Дермот Райли пробормотал в поддержку слов Мака:
– Но ведь это настоящий грабеж, не иначе.
Он произнес это совсем тихо, но вызвал одобрительные реплики у некоторых мужчин и женщин.
– Мои комиссионные составляют шестнадцать пенсов с человека за каждое разгруженное судно, – продолжал Леннокс. – Еще шестнадцать пенсов причитаются капитану корабля. Шесть пенсов в день стоит аренда лопаты…
– Какая еще аренда лопаты? – буквально взорвался Мак.
– Ты здесь новенький и пока не знаешь всех наших правил, Макэш, – процедил сквозь зубы Леннокс. – А потому тебе лучше заткнуться и позволить мне дальше заниматься своим делом. В противном случае никто больше ничего не получит.
Мак готов был выйти из себя от возмущения, но здравый смысл подсказал ему, что Леннокс не с сегодняшнего вечера ввел эту систему. Она явно укоренилась давно, и грузчикам приходилось мириться с ней. Пег потянула его за рукав и шепнула:
– Не поднимай скандала, Мак. Леннокс непременно потом отыграется на тебе. Он уж точно найдет способ, как это сделать.
Мак пожал плечами и замолчал. Но его протест вызвал отклик среди остальных, и теперь на повышенных тонах заговорил Дермот Райли:
– Лично я не выпивал спиртного на пятнадцать шиллингов в день, – громогласно заявил он.
– Разумеется, не выпивал, – замолвила за мужа словечко миссис Райли.
– И я тоже, – сказал другой грузчик. – Кому такое под силу? Нормальному человеку брюхо разорвет от такого количества пива!
Леннокс окончательно озлобился, но ответил:
– Столько спиртного я ежедневно отправлял для вас в трюм. По-вашему, мне не под силу высчитать, сколько грузчик выпивает за день?
– Похоже, вы единственный владелец бара в Лондоне, кто не справляется с такой простой задачей! – не удержался от замечания Мак.
Окружавшие его мужчины разразились смехом.
Леннокс пришел в бешенство от издевательского намека Мака и вызванного им смеха грузчиков. Бросив на Мака исполненный ярости взгляд, он сказал:
– Наша система заключается в том, что вы платите за спиртное по пятнадцать шиллингов, и не имеет значения, выпиваете вы его или нет.
Мак подошел к столу вплотную.
– Коли на то пошло, у меня тоже есть своя система, – резко бросил он. – Мой принцип состоит в том, чтобы не платить за напитки, которых я не заказывал и не употреблял. Быть может, вы ошибаетесь в подсчетах, но только не я сам, и могу точно вам сказать, сколько задолжал.
– Как и я, – неожиданно встрял еще один мужчина. Это был Чарли Смит, родившийся в Англии негр с отчетливым выговором выходца из Ньюкасла. – Я выпил восемьдесят три маленьких кружечки пива, какое вы здесь у себя продаете по четыре пенса за пинту. За неделю это стоит двадцать семь шиллингов и восемь пенсов, а вовсе не пятнадцать шиллингов в день.
Леннокс огрызнулся:
– А тебе вообще повезло, что ты получаешь хоть какие-то деньги, черномазый. Тебе положено ходить в цепях, как всякому рабу.
Лицо Чарли на глазах помрачнело.
– Я английский гражданин, добрый христианин, и я лучше вас, потому что честен, – сказал он с плохо сдерживаемым возмущением.
Дермот Райли тоже не унимался:
– Вот и я в точности знаю, сколько выпил.
Леннокс больше даже не пытался контролировать себя.
– Если не прекратите нести вздор, не получите ни пенни. Вы все, – пригрозил он.
Маку пришло в голову, что действительно нужно снять чрезмерное напряжение. Он попытался придумать какую-то умиротворяющую фразу. Но потом его взгляд упал на Бриджет Райли и ее голодных детей. А потому озлобление одержало в нем верх над стремлением восстановить спокойствие. Он обратился к Ленноксу:
– Вы не встанете из-за этого стола, пока не заплатите всем по справедливости.
Леннокс искоса посмотрел на свои пистолеты.
Мгновенным движением руки Мак смахнул оружие со скамьи на пол.
– И не сбежите, держа меня на мушке, треклятый ворюга! – воскликнул он.
Леннокс выглядел, как загнанный в угол пес. Мак подумал, что зашел слишком далеко. Вероятно, ему стоило просто покинуть таверну, чтобы позже добиться компромисса, не оскорбительного ни для кого. Но теперь было слишком поздно. Он вынудил Леннокса сдаться. Хозяин сам напоил разгрузчиков угля допьяна, и они в таком состоянии могли убить его, если бы он с ними не рассчитался немедленно.
Леннокс откинулся на спинку стула, прищурился, с ненавистью посмотрел на Мака и сказал:
– Ты очень пожалеешь о том, что натворил, Макэш. Богом клянусь, горько пожалеешь.
Мак попытался говорить немного мягче:
– Бросьте, Леннокс. Вас просят только заплатить своим рабочим то, что им положено.
Леннокс против воли вынужден был подчиниться столь откровенному давлению. Со злорадной ухмылкой, но почернев лицом от унижения, он принялся отсчитывать деньги. Первым он расплатился с Чарли Смитом, потом с Дермотом Райли, затем с Маком, приняв во внимание их собственные расчеты вычетов за употребленное спиртное.
Мак отошел от стола, исполненный радостного удовлетворения. Он получил три фунта и девять шиллингов. Даже если он половину отложит на нужды Эстер, у него останется вполне достаточно на жизнь.
Другие угольщики тоже приблизительно оценивали стоимость выпитого ими, и Леннокс не спорил ни с кем, если не считать Сэма Поттера – огромных размеров толстяка из Корка, заявившего, что он выпил всего три кварты. Даже среди его товарищей это вызвало оглушительный смех – Сэм прославился способностью выпить очень много. Ему пришлось увеличить свою оценку в три раза.
Среди мужчин и женщин, собравшихся в таверне в тот поздний вечер, постепенно воцарилось почти праздничное настроение, когда они укладывали по карманам заработанные деньги. Сразу несколько грузчиков подошли к Маку и одобрительно похлопали по спине, а Бриджет Райли расцеловала его. Он понимал, что добился невиданного здесь прежде результата, но не без оснований опасался продолжения драмы. Уж слишком легко сдался Леннокс.
Когда последний из рабочих получил жалованье, Мак сам поднял с пола пистолеты Леннокса. Продул полки замков, чтобы очистить от пороха, без которого стрелять оказалось бы невозможно, и положил оружие на стол.
Леннокс взял бесполезные теперь пистолеты, почти опустевший мешок для денег и поднялся. В зале воцарилась тишина. Он направился к двери, которая вела к его личным апартаментам в здании таверны. Все пристально наблюдали за ним с опаской, словно он все еще мог найти способ отобрать выплаченное. У самой двери он повернулся.
– Теперь можете расходиться по домам и радоваться, – сказал он злобно. – Только не возвращайтесь в понедельник. Работы для вас все равно не будет. Вы все уволены.
* * *
В ту ночь Мак почти не спал, охваченный тревогой. Некоторые грузчики легкомысленно считали, что к утру в понедельник Леннокс забудет обиду, но Мак сомневался в этом. Владелец таверны не принадлежал к тому типу людей, которые готовы были легко простить нанесенное им поражение, и он без труда мог нанять шестнадцать других крепких молодых парней, чтобы заполучить новую бригаду.
Мак теперь понимал, что это была целиком и полностью его вина. Разгрузчики угля напоминали стадо быков – сильных, но глуповатых и нуждавшихся в пастухе, чтобы вести их за собой. Они бы никогда не взбунтовались против произвола Леннокса, если бы Мак не настроил их соответствующим образом. И он ощущал отныне свою ответственность за исправление ситуации.
В воскресенье он поднялся с постели очень рано и зашел в другую комнату. Дермот с женой занимали один из матрацев, а пятеро ребятишек теснились вместе в противоположном углу. Мак растолкал Дермота.
– До завтрашнего дня нам нужно найти работу для нашей банды, – сказал он.
Дермот не слишком охотно поднялся. А Бриджет пробормотала из-под одеяла:
– Оденьтесь поаккуратнее, если хотите понравиться предпринимателям.
Дермот надел старый красный жилет, а Маку одолжил синий шелковый шарф, полученный когда-то в подарок на свадьбу. По пути они прихватили с собой Чарли Смита. Чарли работал разгрузчиком угля уже пять лет и завел кое-какие знакомства. Он облачился в свой лучший темно-синий костюм, и втроем они направились в Уоппинг.
Грязные улицы этого прибрежного района были почти пустынны. Колокола сотен лондонских церквей созывали истовых христиан к воскресному молебну, но большинство моряков, портовых грузчиков и складских рабочих предпочитали насладиться днем отдыха и оставались дома. Коричневая вода Темзы лениво плескалась под сваями верфей, а вдоль кромки берега сновали извечные крысы, которых некому было сейчас распугать.
Всю разгрузку угля с судов контролировали предприниматели из числа владельцев таверн. Наша троица первым делом наведалась в «Раскаленную сковородку», располагавшуюся всего в нескольких десятках ярдов от «Солнца». Хозяина они застали за приготовлением ветчины во внутреннем дворе. От аппетитного запаха у Мака слюнки потекли.
– Привет, Гарри. Как ваши дела? – бодро обратился к нему Чарли.
Но Гарри лишь хмуро оглядел их.
– Что вам тут понадобилось, парни, если только не желаете выпить по кружке пива?
– Нужна работа, – ответил Чарли. – У вас есть корабль под разгрузку с завтрашнего дня?
– Есть. Но есть и банда грузчиков тоже. Хотя спасибо за предложение.
Им пришлось удалиться несолоно хлебавши.
– Что с ним такое? Он смотрел на нас так, словно мы больны проказой.
– Перепил вчера джина, – высказал предположение Чарли.
Мак сразу заподозрил, что у отказа могли быть гораздо более зловещие и скверные для него с друзьями причины, но временно решил придержать подобные мысли при себе.
– Давайте пойдем в «Голову короля», – подал идею он.
Несколько разгрузчиков угля пили там пиво и приветствовали Чарли по имени.
– Как у вас с работой, приятели? – спросил Чарли. – Мы подыскиваем себе корабль.
Эту фразу услышал хозяин таверны.
– Вы ведь работаете на Сидни Леннокса из «Солнца»? – поинтересовался он.
– Да, но завтра мы ему не нужны, – ответил Чарли.
– Как и мне, – заявил хозяин.
Когда они вышли на улицу, Чарли предложил:
– Попробуем теперь навестить Бака Делани в «Лебеде». На него работают сразу две или даже три бригады.
«Лебедь» был крупной и популярной таверной с отдельной кофейней, несколькими барами, собственной конюшней и угольным складом. Ее владельца, ирландца по происхождению, они застали в его частной гостиной, откуда открывался вид на внутренний двор. В молодости Делани сам начинал разгрузчиком угля, но ныне даже к завтраку надевал парик и кружевной галстук.
– Позвольте мне вам кое-что разъяснить, мальчики, – сказал он. – Все угольные предприниматели Лондона слышали о том, что произошло вчера в «Солнце». Вас не наймет на работу никто. Сидни Леннокс позаботился об этом.
У Мака сердце оборвалось. Чего-то подобного он и опасался.
– На вашем месте, – продолжал Делани, – я бы подрядился матросом на любой корабль и не появлялся бы в Лондоне пару лет. Когда вернетесь, все уже будет забыто.
– Стало быть, разгрузчиков угля всегда будут безнаказанно грабить хозяева? – сердито спросил Дермот.
Если Делани и задели его слова, вида он не подал.
– Оглянись по сторонам, дружище, – сказал он негромко, обведя рукой комнату, особо указав на серебряный кофейный сервиз и дорогие ковры на полу и по стенам. – Как ты думаешь, имел бы я всю эту роскошь, если бы расплачивался с рабочими по справедливости?
– А что мешает мне пойти к любому капитану и договориться с ним о разгрузке угля? – спросил Мак.
– Все, – кратко ответил Делани, а потом пояснил: – Время от времени здесь появляется грузчик вроде тебя, Макэш. Посмелее остальных. И пытается собрать свою банду, чтобы обойтись без предпринимателей, повышенной платы за спиртное и все такое прочее. Но уж слишком многие хорошо греют руки на нынешней системе, чтобы позволить ее изменить. – Он помотал головой. – Ты не первый без толку протестуешь против нее, и не ты станешь последним.
Мак воспринимал с глубочайшим отвращением цинизм Делани, но понимал, что он говорит чистейшую правду. Он больше не знал, как продолжать разговор, и направился к двери, ощущая унизительность своего полного поражения. Дермот и Чарли последовали за ним.
– Прислушайся к моему совету, Макэш, – обратился к нему на прощание Делани. – Стань таким же, как я сам. Открой для начала небольшую таверну и продавай выпивку грузчикам. Не пытайся помогать им. Помогай только самому себе. Ты сможешь преуспеть. Вижу в тебе деловую жилку. У меня глаз наметанный.
– Стать таким, как вы? – отозвался Мак. – Вы стали богатым на обмане своих же товарищей. Богом клянусь, я бы не хотел уподобиться вам за все золото мира.
Уже переступая порог, он не без удовольствия заметил, как побагровело от злости лицо Делани.
Но чувство удовлетворения оказалось мимолетным и испарилось, стоило Маку закрыть за собой дверь. Он победил в одном споре, но проиграл во всем остальном. Ему и надо было всего лишь побороть свою гордость, принять систему предпринимателей, и у него завтра была бы хоть какая-то работа. А теперь не осталось ничего. Причем он поставил в такое же бедственное и безнадежное положение еще пятнадцать мужчин и их семьи. Перспектива перевезти в Лондон Эстер представлялась теперь, как никогда прежде, далекой, если вообще возможной. Он все испортил. Хотелось отругать самого себя последними словами. Безмозглый дурак – вот самое мягкое определение для него.
Они втроем сели за стойку бара, заказав пива и хлеба на завтрак. Мак уныло вспоминал, как высокомерно отнесся к другим разгрузчикам угля, смотрел на них сверху вниз за их покорное принятие навязанных им условий, называл тупым стадом быков. А сам оказался еще хуже – ослом.
Но затем он подумал о Каспаре Гордонсоне, юристе-радикале, который изначально и заварил всю кашу, разъяснив Маку его юридические права. «Если бы я смог встретиться с Гордонсоном сейчас, – размышлял он, – я бы рассказал ему, чего на самом деле стоят все эти его права и писаные законы».
Закон помогал только тем, кто обладал достаточной властью, чтобы заставить его действовать. Такое складывалось впечатление. Как шахтеры, так и разгрузчики угля оказывались совершенно бесправны в суде. И только наивные люди пытались лезть на стенку. Умные плевать хотели на право и бесправие, а сами заботились о себе. Как Кора, Пег или тот же Бак Делани.
Он поднял свою кружку, но вдруг замер, так и не донеся ее до рта. Ну конечно! Ведь Каспар Гордонсон вернулся в Лондон и жил здесь. Мак имел отличную возможность встретиться с ним. Он мог поведать ему, чего в действительности стоят человеческие права. Или все обернется даже удачнее? И Гордонсон возьмет на себя роль адвоката разгрузчиков угля? Он был признанным юристом и постоянно писал о нарушении прав и свобод в Англии, а потому просто обязан им помочь.
Стоило хотя бы попробовать обратиться к нему.
* * *
Роковое письмо, полученное Маком от Каспара Гордонсона, было отправлено с обратным адресом на Флит-стрит. Флитом именовался вонючий ручей, сбегавший в Темзу у подножия холма, вершину которого венчал собор Святого Павла. Гордонсон обитал в трехэтажном кирпичном доме рядом с крупной таверной.
– Он, должно быть, холостяк, – высказал предположение Дермот.
– С чего ты это взял? – спросил Чарли Смит.
– Окна грязные, порог двери не отмыт тоже. В доме явно не хватает женской руки.
Им открыл слуга-мужчина, нисколько не удивившийся их просьбе о встрече с мистером Гордонсоном. Когда они входили, им навстречу попались два добротно одетых джентльмена, как раз покидавших хозяина, на ходу продолжая горячий спор между собой, в котором фигурировали имена Уильяма Питта, лорда – хранителя печати, и виконта Уэймута, государственного секретаря. Они не прерывали своих дебатов ни на секунду, но один из них с рассеянным видом вежливо поклонился Маку, чем привел того в полнейшее изумление, поскольку такого разряда джентльмены обычно не обращали никакого внимания на представителей рабочего класса.
Мак всегда представлял себе дом юриста местом, заполненным пыльными папками с документами, вместилищем секретов, о которых говорят только шепотом, где самым громким звуком станет размеренный скрип перьев по бумаге. Но жилище Гордонсона больше напоминало типографию. Памфлеты и журналы перевязанными веревками кипами громоздились по всему холлу, в воздухе витали запахи свеженарезанных листов и типографской краски, а стук, доносившийся откуда-то снизу, говорил о том, что в подвале действительно вовсю работал печатный станок.
Слуга зашел в комнату, куда вела дверь из холла. Мак растерянно подумал, что лишь понапрасну теряет время. Мудрецы, писавшие длинные статьи для журналов, не станут пачкать рук, якшаясь с простыми работягами. Гордонсон мог интересоваться гражданскими свободами и правами только лишь с теоретической точки зрения. Но Мак был готов пойти на все, использовать любую возможность. Он заставил бригаду грузчиков взбунтоваться, а теперь они остались без работы. От него требовались самые решительные действия.
Изнутри донесся громкий и пронзительный голос.
– Макэш? Никогда не слышал о нем! Кто он такой? Не знаешь? Так спроси. Впрочем, ладно, не надо ничего…
Секундой позже лысеющий мужчина без парика показался в дверном проеме и сквозь очки оглядел троих разгрузчиков угля.
– Я никого из вас не знаю, – сказал он. – Что вам от меня понадобилось?
Начало могло показаться обескураживающим, но Мака не так легко было выбить из колеи и он собрался с духом для надлежащего ответа:
– Недавно вы дали мне очень плохой совет, но несмотря на это я пришел к вам за еще одним.
Воцарилось молчание, и Мак подумал, что его реплика прозвучала оскорбительно, вот только Гордонсон почти сразу от души рассмеялся. Вполне дружелюбным тоном он спросил:
– Но все-таки, кто вы такой?
– Малакай Макэш, более известный как просто Мак. Я был бы пожизненно шахтером-угольщиком в Хьюке поблизости от Эдинбурга, если бы вы не прислали мне письмо и не объяснили, что я в действительности совершенно свободный человек.
Лицо Гордонсона просияло, когда он понял, кто именно явился к нему.
– Вы тот самый свободолюбивый шахтер! Дайте пожать вашу руку, друг мой.
После чего Мак представил ему Дермота и Чарли.
– Заходите ко мне вы все. Хотите по бокалу вина?
Они прошли в неприбранный кабинет, обстановку которого составляли письменный стол и книжные полки вдоль всех стен. На полу здесь тоже лежали кипы только что отпечатанной литературы, а стол был занят гранками, занимавшими всю его поверхность. Толстый и очень старый пес разлегся на запятнанном коврике у камина. Ощущался легкий гнилостный запах, который мог исходить от коврика, от пса или и от того и от другого одновременно. Мак убрал открытую книгу с сиденья кресла и пристроился в нем.
– Я не хочу сейчас вина, спасибо.
Он стремился сохранять полную ясность ума.
– Тогда чашечку кофе? Вино действует усыпляюще, а кофе бодрит. – Не дожидаясь ответа, хозяин отдал распоряжение слуге: – Подайте кофе для всех, пожалуйста.
Затем вновь обратился к Маку:
– Так, а теперь рассказывайте, чем оказался плох мой совет.
Мак поведал ему историю своего бегства из Хьюка. Дермот и Чарли с величайшим вниманием слушали. Прежде они ничего не знали о подробностях прошлого своего товарища. Гордонсон раскурил трубку, выпустил облако табачного дыма, время от времени возмущенно покачивая головой. Кофе принесли, когда Мак уже завершал свое повествование.
– Мне давно знакома семейка Джеймиссонов. Это алчные, бессердечные, жестокие люди, – с чувством подвел итог Гордонсон. – Чем же вы занялись, оказавшись в Лондоне?
– Я подрядился разгружать уголь.
Мак детально сообщил юристу о случившемся накануне в таверне «Солнце».
– Поборы за невыпитое спиртное с разгрузчиков угля не первый год служат предметом скандальных разбирательств. Позорная практика!
Мак кивнул.
– Да, мне уже сказали, что я далеко не первый, кто протестует против этого.
– Что правда, то правда. На самом деле парламент принял проект закона, запрещающего подобные поборы, еще десять лет назад.
Мак не сдержал изумления.
– Тогда почему же они продолжаются?
– Закон так и не вступил в силу.
– Что помешало?
– Опасения правительства сорвать доставку угля. Лондон не может жить без угля. Здесь ничего не происходит без него. Не выпекается хлеб, не варится пиво, не работают стеклодувы, не выплавляется сталь, не изготавливаются подковы для лошадей, ни даже простые гвозди…
– Понятно, – нетерпеливо перебил его Мак. – Едва ли мне следует удивляться, что закон не приносит никакой пользы простым людям, как мы с моими друзьями.
– А вот здесь вы заблуждаетесь. – Гордонсон взял тон педанта. – Сам по себе закон не принимает никаких практических решений. У него нет возможности срабатывать автоматически. Закон подобен оружию или инструменту. Он работает в пользу тех, кто берет его в свои руки и применяет.
– То есть богачи.
– Увы, как правило, так и есть, – признал Гордонсон. – Но он может сработать и в ваших руках.
– Каким же образом? – с живейшим любопытством спросил Мак.
– Предположим, вы разработаете альтернативную систему создания бригад для разгрузки угля с кораблей.
На такой ответ Мак в глубине души и надеялся.
– Это не составило бы особого труда, – сказал он. – Сами грузчики могли бы выбрать одного из своих на роль предпринимателя, который вел бы дела с капитанами. А деньги делились бы справедливо между членами банды сразу по поступлении.
– И я уверен, что сами грузчики предпочтут работать по новой системе, свободно распоряжаясь всем своим честным заработком.
– Конечно. – Мак с трудом подавлял все возраставшее в нем возбуждение. – И станут платить за пиво, когда выпьют его, как поступают все нормальные люди.
Да, но выступит ли Гордонсон лично в поддержку грузчиков? При этом условии многое действительно стало бы возможным.
В разговор вмешался Чарли Смит с самым мрачным выражением на лице:
– Такие попытки уже предпринимались. Ничего не вышло.
Мак помнил, что Чарли трудился на разгрузке угля много лет, и потому спросил:
– Почему ничего не вышло?
– Понимаете, предприниматели дают взятки капитанам судов, чтобы те не прибегали к услугам независимых бригад. Затем возникают свары и драки между бандами, и наказание за беспорядки всегда несут новые банды, потому что в мировые судьи избирают либо самих предпринимателей, либо их дружков… Короче, кончается все тем, что разгрузчикам угля приходится возвращаться к прежним обычаям.
– Дураки несчастные, – вырвалось у Мака.
Чарли его слова задели.
– Да, дураки. Но если бы они были умными, то не стали бы всего лишь разгружать уголь.
Мак понял, что перегнул палку, снова проявил высокомерие, но его нестерпимо злила ситуация, когда люди сами становились для себя наихудшими из врагов.
– Им нужно всего лишь чуть больше решимости и солидарности, – сказал он.
– Тут все гораздо сложнее, – вмешался Гордонсон. – Вопрос еще и политический. Помню последние разбирательства по поводу протестов разгрузчиков угля. Они потерпели поражение, потому что не имели лидера. Предприниматели дружно выступили против них, а их позицию не отстаивал никто, обладавший хоть каким-то авторитетом.
– Что же изменится на этот раз? – спросил Мак. – В чем разница ситуаций?
– В Джоне Уилксе.
Уилкс был прославленным борцом за гражданские свободы, но находился в изгнании.
– Что он сможет сделать для нас, сидя в Париже?
– А он уже не в Париже. Уилкс вернулся.
Это оказалось для Мака сюрпризом.
– Каковы его планы?
– Он выдвигается кандидатом в члены парламента.
Маку не составило труда представить себе, какую бучу это вызовет в политических кругах Лондона.
– Я по-прежнему не понимаю, как это поможет нам.
– Уилкс встанет на сторону грузчиков, а правительство поддержит предпринимателей. Участие в подобных дебатах, где правда слишком явно за рабочими, и закон тоже в их пользу, принесет самому Уилксу огромную пользу в избирательной кампании.
– Откуда вы знаете, что Уилкс пойдет на это?
– Я – одно из его доверенных лиц в предвыборном штабе.
Гордонсон обладал значительно бо́льшими полномочиями, чем представлял себе Мак. Здесь им сопутствовала удача.
Скептицизм Чарли Смита не развеялся, и он сказал:
– Стало быть, вы хотите использовать беды разгрузчиков угля, чтобы добиться своих политических целей.
– Справедливо замечено, – спокойно согласился с ним Гордонсон и положил трубку на стол. – Но спросите: почему я являюсь сторонником Уилкса? И позвольте объяснить. Вы пришли сегодня ко мне, чтобы пожаловаться на несправедливость. Подобное происходит часто, даже слишком часто. Простые мужчины и женщины жестоко эксплуатируются для обогащения алчных мерзавцев, будь то Джордж Джеймиссон или Сидни Леннокс. Это наносит ущерб нашей экономике, потому что скверные дельцы подрывают бизнес честных. В любом случае подобная практика порочна, независимо от того, полезна она или вредна для экономики в целом. Я люблю свою страну и ненавижу тех, кто вгоняет в нищету, ставит на грань голода народ, разрушая наше общее благосостояние. Вот почему я посвятил свою жизнь борьбе за справедливость. – Он улыбнулся и снова взялся за трубку. – Надеюсь, я не был чрезмерно велеречив.
– Вовсе нет, – ответил Мак. – Я очень рад, что вы на нашей стороне.
