Лиззи Хэллим и ее мать катили по Лондону на север в наемном экипаже. Лиззи сияла от волнения и радости. Им предстояло встретиться с Джеем и вместе осмотреть дом.

– Сэр Джордж, несомненно, изменил свое отношение к нам в лучшую сторону, – вещала леди Хэллим. – Привез нас в Лондон, планирует устроить пышную свадьбу, а теперь даже готов оплатить аренду дома в столице, где ты поселишься с мужем.

– Думаю, это леди Джеймиссон уговорила его сменить гнев на милость, – вставила реплику Лиззи. – Но пока только в мелочах. Он по-прежнему не желает отдавать Джею в собственность сахарную плантацию на Барбадосе.

– И все-таки Алисия очень умная женщина, – сказала леди Хэллим. – Согласись, удивительно, как она сумела умиротворить его даже после той совершенно ужасной ссоры в день рождения Джея.

– Возможно, сэр Джордж принадлежит к тому типу людей, кто быстро забывают о ссорах.

– Прежде за ним такой черты характера не замечалось, если только ему это не было выгодно. Остается только догадываться о его мотивах на сей раз. Ему ничего от тебя не требуется, как считаешь? – Лиззи рассмеялась.

– А что я могу ему дать? Вероятно, он просто хочет, чтобы его сын был счастлив.

– Уверена, ты так или иначе будешь с ним счастлива. Кстати, вот мы и приехали.

Экипаж остановился на Чепел-стрит – тихой улице с двумя рядами элегантных домов в Холборне, – не столь фешенебельном районе, как Мэйфер или Вестминстер, но и менее дорогом. Лиззи вышла из кареты и посмотрела на дом номер двенадцать. Он сразу пришелся ей по душе. Четыре этажа плюс подвал. Окна высокие и изящные. Однако в двух окнах оказались выбиты стекла, и цифра 45 была неряшливо выведена на покрытой черной глянцевой краской входной двери. Лиззи не успела отпустить своего комментария по этому поводу, как подъехал другой экипаж и из него проворно выпрыгнул Джей.

Он надел ярко-синий костюм с позолоченными пуговицами и синий галстук, очень подходивший к его светлой шевелюре. Джей поцеловал Лиззи в губы. Поцелуй вышел сдержанным, поскольку они находились в общественном месте, но ей он понравился, позволяя позже рассчитывать на большее. Джей помог своей матери спуститься по ступенькам кареты, а потом постучал в дверь дома.

– Владелец – коммерсант, занимающийся импортом бренди и на целый год уехавший во Францию, – пояснил он, пока они ждали.

Пожилой смотритель дома открыл им дверь.

– Кто выбил стекла? – сразу же потребовал ответа Джей.

– Шляпники, вот кто, – ответил мужчина, когда они входили внутрь.

Лиззи читала в газетах, что изготовители шляп устроили забастовку совместно с портными и точильщиками.

– Не представляю, каким надо быть отъявленным идиотом, чтобы думать, будто можно чего-то добиться, круша стекла в окнах домов респектабельных людей, – заметил Джей.

– Почему они бастуют? – спросила Лиззи.

Ответил смотритель:

– Добиваются повышения жалованья, мисс, и их трудно винить за это, если четырехпенсовая буханка хлеба стоит нынче восемь пенсов и фартинг. Как иначе им прокормить свои семьи?

– Малевать цифру 45 на каждой двери в Лондоне – не способ улучшить свою жизнь, – резко возразил Джей. – Будьте любезны, покажите нам дом.

Лиззи заинтересовало значение именно этой цифры, но в данный момент ее внимание было сосредоточено на доме. Она в легком возбуждении прошлась по комнатам, отдергивая портьеры и открывая окна. Меблировка была новой и дорогой. Гостиная представляла собой обширное светлое помещение с тремя большими окнами с каждой стороны. В воздухе витал чуть заметный запах плесени, свойственный необитаемым домам, но требовалась лишь тщательная уборка, немного краски и запас постельного белья, чтобы сделать свою жизнь здесь вполне комфортабельной.

Лиззи и Джей далеко опередили своих матерей и старого управляющего. Добравшись до верхнего этажа, они оказались наедине друг с другом. Вошли в одну из нескольких крохотных спален, предназначавшихся для прислуги. Лиззи тут же обвила шею Джея и поспешила поцеловать его. В их распоряжении было чуть больше минуты. Она взяла его за руки и приложила ладони к своей груди. Он принялся нежно поглаживать ее.

– Ласкай меня грубее, – прошептала она в паузе между поцелуями.

Ей хотелось продолжать ощущать на себе его прикосновения, когда они разомкнут объятия. Соски набрякли, и он мог нащупать их кончиками пальцев даже сквозь плотную ткань платья.

– Ущипни их, – попросила она, и когда он это сделал, она испытала одновременно и боль и наслаждение, тихо охнув.

На лестнице раздались приближавшиеся шаги, и они отстранились друг от друга, тяжело дыша.

Лиззи повернулась и выглянула в маленькое окошко мансарды, восстанавливая дыхание. Внизу располагался удлиненной формы сад позади дома. Смотритель показывал двум мамашам все четыре небольших спальни.

– В чем значение числа 45? – спросила она.

– Все пошло от этого изменника Джона Уилкса, – ответил Джей. – Он прежде издавал в Лондоне журнал под названием «Северный британец», и правительство обвинило его в злостной клевете в сорок пятом номере издания, где он дошел до того, что почти прямо назвал короля лжецом. Ему тогда пришлось бежать в Париж, но теперь он вернулся, чтобы сеять новую смуту среди невежественного простонародья.

– Правда ли, что хлеб стал слишком дорог для людей?

– Нехватка зерна ощущается по всей Европе, вот почему хлеб неизбежно подорожал. А рост безработицы вызван бойкотом, наложенным американцами на товары из Британии.

Она повернулась к Джею лицом.

– Мне кажется, подобные объяснения могут служить очень слабым утешением для шляпников и портных.

Он нахмурился. Ему, по всей видимости, не нравились ее симпатии к недовольным бунтовщикам.

– Не уверен, что ты в полной мере осознаешь всю опасность своих рассуждений о гражданских свободах, – сказал он.

– Я же, напротив, вполне уверена в правильности своей точки зрения.

– К примеру, производители рома в Бостоне настаивают на своей свободе покупать нужную им сахарную патоку там, где им удобно. Но закон четко обязывает их приобретать ее только на британских плантациях. Как раз на таких, как наша, между прочим. Дай им свободу, и они станут приобретать патоку дешевле. У тех же французов. И тогда мы не сможем себе позволить жить в таком доме.

– Понятно.

Это нисколько не оправдывает создавшегося положения, подумала Лиззи, но решила не высказывать своей мысли вслух.

– Любой сброд может пожелать свободы. От шахтеров в Шотландии до негров на Барбадосе. Но только богу было угодно предоставить людям, подобным мне, власть над толпой рядовых обывателей.

И в его утверждении заключалась значительная доля истины.

– Но неужели ты никогда не задумывался о причинах? – спросила она.

– Какие причины ты имеешь в виду?

– Почему бог дал именно тебе власть над шахтерами и неграми на плантации?

Он раздраженно помотал головой, и она поняла, что снова переступила границу дозволенного.

– Не думаю, что женщины способны разбираться в такого рода вопросах, – заявил он. Она взяла его за руку.

– Я влюбилась в этот дом, Джей, – призналась она в попытке успокоить его. Она действительно продолжала ощущать легкую боль в сосках, оставленную его пальцами. Ей пришлось понизить голос почти до шепота: – Мне не терпится скорее переехать сюда с тобой, чтобы каждую ночь спать вместе.

– Я тоже, – отозвался он с улыбкой.

В комнату к ним вошли леди Хэллим и леди Джеймиссон. Взгляд матери Лиззи сразу же уперся в грудь дочери, и она поняла, что соски ее грудей слишком откровенно натянули ткань платья. Мама, разумеется, догадалась о происходящем здесь минуту назад. Она неодобрительно насупилась. Для Лиззи это не имело никакого значения. Она скоро станет замужней женщиной.

– Что скажешь, Лиззи? Тебе нравится дом? – поинтересовалась Алисия.

– Я его просто обожаю.

– Тогда он окажется в твоем распоряжении.

Лиззи просияла, а Джей незаметно пожал ее руку.

Мать Лиззи сказала:

– Сэр Джордж настолько добр, что я даже не знаю, как выразить ему нашу благодарность.

– Благодарите мою маму, – усмехнулся Джей. – Только она в состоянии заставить отца вести себя столь достойно.

Алисия бросила на него взгляд, в котором сквозил упрек, но Лиззи заметила, что на самом деле слова сына не вызывали у нее сколько-нибудь искренних возражений. Они с Джеем были крепко привязаны друг к другу – в этом не приходилось сомневаться. Почувствовав укол ревности, Лиззи пришлось мысленно назвать себя дурочкой. Разве мог Джей не вызывать в ком-то симпатий?

Они покинули комнату. Смотритель дожидался в коридоре. Джей обратился к нему:

– Я встречусь с поверенным в делах владельца дома уже завтра, и мы составим текст договора аренды.

– Очень хорошо, сэр.

Когда они спускались по лестнице, Лиззи кое о чем внезапно вспомнила.

– О, я просто должна показать тебе это! – сказала она Джею.

Рекламную листовку она подобрала на улице и специально сохранила для него, а сейчас достала из кармана и дала прочитать. Текст гласил:

«Под вывеской “Пеликана”

близ Шадвелла!

Вниманию джентльменов и любителей состязаний

Большой спортивный день!

Бешеный бык будет пущен по кругу посреди фейерверка, преследуемый собаками

Сражение между двумя бойцовыми петухами из Вестминстера и такой же парой из Ист-Чипа.

Приз – пять фунтов.

Традиционная схватка на дубинках между семью женщинами

И

Впервые состоится поединок за двадцать фунтов призовых!

Рес Прис, Валлийская Гора

Против

Мака Макэша, Шахтера-Убийцы

В ближайшую субботу. Начало ровно в три часа пополудни».

– Как думаешь? – нетерпеливо спросила Лиззи. – Это ведь непременно должен быть Малакай Макэш из Хьюка, верно?

– Стало быть, вот в кого он превратился, – хмыкнул Джей. – Дерется на публике за деньги. По-моему, ему гораздо лучше было трудиться на шахте моего отца.

– А я никогда еще не бывала на призовых поединках, – сказала Лиззи с огорчением.

Джей рассмеялся.

– С какой стати тебе на них бывать? Там вовсе не место для леди.

– Как и в угольной шахте, но ты все же позволил мне спуститься в нее.

– Да уж, позволил. И ты чуть не погибла при взрыве газа.

– А я-то надеялась, ты воспользуешься шансом устроить для меня новое увлекательное приключение!

Мать услышала последнюю фразу и встрепенулась.

– О чем это вы? Какое еще приключение?

– Я хочу, чтобы Джей взял меня с собой посмотреть призовой бой, – ответила Лиззи.

– Не смеши меня, – презрительно отмахнулась леди Хэллим.

Лиззи пережила глубокое разочарование. Отвага и дерзость Джея теперь куда-то улетучились. Но она не позволит этому нарушить свои планы. Если он не возьмет ее с собой, она отправится туда одна.

Лиззи поправила под шляпой парик и посмотрела в зеркало. На нее смотрел молодой человек. Ее обычный секрет заключался в применении тонкого слоя сажи, наложенного на щеки и меняющего оттенок кожи. То же самое она проделала на подбородке и чуть ниже, на верхней губе, придав себе вид юноши, но уже начавшего бриться.

С телом обстояло намного проще. Тяжелый и плотный жилет совершенно сглаживал ее груди, а полы пальто скрывали округлые женские формы сзади. Высокие сапоги для верховой езды заканчивались выше колен и делали ее лодыжки неотличимыми от мужских. Парик и чисто мужская треуголка довершали иллюзорный образ.

Она открыла дверь своей спальни. Вместе с матерью они нашли временное пристанище в небольшом флигеле на территории, окружавшей особняк сэра Джорджа на Гровнор-сквер. Мама как раз улеглась вздремнуть после обеда. Лиззи прислушалась, не раздадутся ли поблизости шаги кого-то из многочисленной прислуги сэра Джорджа, но в домике стояла полная тишина. Она легкой поступью сбежала вниз по лестнице и выскользнула через калитку в переулок, протянувшийся вдоль задней стены особняка.

Стоял холодный, но солнечный день, предвещавший скорый конец зимы. Выйдя на улицу, она напомнила себе, что должна имитировать походку мужчины, удлинив шаг, размахивая руками и добавив немного развязной непринужденности, словно весь тротуар принадлежал ей одной, и никому не было дозволено вставать у нее на пути.

Конечно же, она не смогла бы выдержать такую походку до самого Шадвелла, находившегося в противоположном, восточном конце города. И подала знак носильщикам паланкина, не забыв поднять руку резким командным жестом, а не махать просительно ладонью, как поступали в таких случаях дамы. Когда носильщики остановились и опустили паланкин на мостовую, она прочистила горло и смачно сплюнула в сточную канаву, произнеся по возможности басовитее:

– Доставьте меня срочно в таверну «Пеликан». И поосторожнее на перекрестках.

Ее отнесли в самую отдаленную восточную часть Лондона, где ей когда-либо приходилось бывать прежде. Улицы постепенно становились у́же, дома меньше и грязнее. Вскоре она оказалась в прибрежной полосе среди отсыревших навеки трущоб, замусоренных берегов реки, покосившихся верфей, небрежно сколоченных сараев для лодок, хранилищ древесины за высокими заборами и странного вида других складских помещений с цепями вместо замков на дверях. Высадили ее перед большой, располагавшейся на берегу таверной с грубо выполненным изображением пеликана на деревянной вывеске. Двор перед ней заполняла густая и шумная толпа возбужденных людей. Она различала работяг в тяжелых башмаках и с шарфами, обмотанными вокруг горла, своего рода джентльменов в непременных жилетах, женщин из низов общества, носивших шали и сабо. Несколько представительниц прекрасного пола щедро размалевали лица пудрой и помадой, выставив бюсты в глубоких вырезах платьев. Лиззи поняла, что это обычные проститутки. Женщин, кого ее мама смогла бы отнести к классу «достойных», не попадалось вообще.

Лиззи заплатила за вход и локтями проложила себе дорогу в самый центр суетливой и крикливой толпы. В нос шибанул мощный запах потных, давно немытых тел. Лиззи внезапно тоже ощутила себя возбужденной и даже порочной. В разгаре была схватка между женщинами, изображавшими гладиаторов. Три уже выбыли из битвы. Одна из них сидела на скамье, обхватив руками голову, другая пыталась остановить кровотечение из пораненной ноги, а третья вообще лежала недвижимо на спине, явно лишившись сознания и не приходя пока в себя, несмотря на старания подруг растолкать ее. Оставшиеся четыре «гладиатора» кружились в обнесенном веревкой ринге, нападая друг на друга и нанося удары деревянными дубинками длиной примерно в три фута. Все они были до пояса обнажены, босы, прикрываясь лишь сильно изорванными юбками. Их лица и тела покрывали неисчислимые свежие синяки и старые шрамы. Толпа зрителей насчитывала не менее ста человек. Они криками и возгласами подбадривали своих фавориток, а несколько мужчин еще продолжали делать ставки на исход сражения. Причем женщины размахивали дубинками изо всех сил, нанося по временам друг другу поистине сокрушительные удары. И каждый раз, когда одной из них удавалось изловчиться и точно попасть в намеченную цель, мужчины издавали одобрительный вой. Лиззи наблюдала за ними с каким-то извращенным увлечением. Вскоре еще одну женщину так огрели по голове, что она рухнула как подкошенная, тоже лишившись чувств. Вид ее полуобнаженного тела, валявшегося на грязной земле, вызвал у Лиззи приступ тошноты, и она отвела взгляд в сторону.

Она зашла внутрь таверны, постучала кулачком по стойке и обратилась к бармену:

– Плесни-ка мне пинту эля покрепче, приятель.

Как же восхитительна была для нее сама по себе возможность общаться с окружающими подобным наглым тоном! Сделай она это в женском платье, любой мужчина сурово отчитал бы ее – от бармена в таверне до носильщиков паланкина. Но всего лишь пара бриджей служила своеобразной лицензией на вызывающее поведение.

Бар насквозь провонял застоявшимся табачным дымом и разлитым по стойке пивом. Лиззи пристроилась в углу и потягивала эль, сама уже не понимая, зачем притащилась сюда. Здесь царили насилие и жестокость, а она затеяла совсем небезопасную игру. Как поступят с ней эти грубые и невежественные люди, если распознают в ней знатную леди, переодевшуюся мужчиной?

Потом осознала, что ее привело в столь злачное место ненасытное любопытство, граничившее со страстью. С самого детства она неудержимо тянулась ко всему запретному. «Там нельзя появляться настоящей леди». Подобная фраза действовала на нее как красная тряпка на быка. Она не могла побороть искушения обязательно заглянуть за дверь с табличкой «Вход строго запрещен». Любопытство было такой же частью ее натуры, как чувственная сексуальность, и подавить его оказывалось так же трудно, как удержаться от поцелуев с Джеем.

Но все же главной причиной стал Макэш. Он всегда интересовал Лиззи. Даже еще совсем маленьким мальчишкой он отличался от всех независимостью мышления, непослушанием, стремлением поставить под сомнение все, что ему рассказывали или внушали. По мере взросления эти черты характера в нем только развились, как теперь ясно виделось ей. Он бросил вызов самим Джеймиссонам, сумел сбежать из Шотландии – а это удавалось мало кому из шахтеров – и благополучно добрался до Лондона. Здесь он стал профессиональным призовым бойцом. Что же, интересно, будет с ним дальше?

Сэр Джордж поступил мудро, дав ему уйти, думала она. Как утверждал Джей, самим богом было предначертано, чтобы одни люди становились хозяевами других, но Макэш никогда с этим не согласился бы. Оставшись в шахтерской деревне, он годами причинял бы неприятности и сеял смуту. Был в Макэше некий магнетизм, заставлявший шахтеров признавать его лидером: гордая манера нести свое мощное тело, уверенный наклон головы, пристальный взгляд пронзительных зеленых глаз. Она испытала его привлекательность на себе. Потому и оказалась сейчас здесь.

Одна из размалеванных женщин села рядом с Лиззи и кокетливо улыбнулась. Вопреки всем стараниям наложить на себя густой слой косметики, выглядела она уже потрепанной, старой и усталой. Каким это станет комплиментом ее мастерству маскировки, подумала Лиззи, если даже шлюха предложит ей себя! Но прожженную проститутку ее уловки не ввели в заблуждение.

– Я знаю, кто ты, – сказала она.

Женщины неизменно отличались более обостренной проницательностью, чем мужчины, отметила про себя Лиззи.

– Только не говорите никому об этом, – попросила она.

– Можешь позабавиться со мной как мужчина всего за шиллинг, – отреагировала шлюха.

Лиззи не сразу поняла, что имелось в виду.

– Я откалывала такие номера и раньше с подобными тебе шалуньями, – продолжала проститутка. – С богатенькими девчонками, которые любят играть в постели роль мужиков. У меня дома есть толстая свеча как раз нужного размера. Поняла, о чем я?

Только теперь до Лиззи дошло, к чему она клонит.

– Нет, спасибо, – ответила она с улыбкой. – Я сюда пришла вовсе не за этим. – Она сунула руку в карман за монетой. – Но вот вам шиллинг, чтобы вы сохранили мой секрет.

– Да благословит вас господь, леди, – проститутка схватила монету и отошла от Лиззи.

Поистине много нового можно узнать, сменив внешность, отметила про себя Лиззи. Она даже не догадывалась, что профессионалка могла держать особую свечу для женщин, предпочитавших в сексе становиться «мужчинами». О таких вещах ни одна светская дама никогда не услышала бы, если бы не решилась сбежать из респектабельного общества и попытаться познать реальный мир, лежавший за роскошными портьерами на окнах ее особняка.

Шумный общий вопль пронесся из двора таверны, и Лиззи поняла, что сражение на дубинках выявило победительницу – только одна из женщин-гладиаторов осталась на ногах. Она вышла наружу, неся свою кружку с элем по-мужски, согнув вытянутую руку в локте перед собой и положив большой палец крючком на ободок.

Женщины-бойцы либо сами с трудом разбредались подальше от ринга, либо их уносили, и началась подготовка к главному событию дня. Лиззи сразу разглядела Макэша. В том, что это был все-таки он, не оставалось никаких сомнений. Слишком уж знакомыми оказались его выразительные зеленые глаза. Его больше не покрывал слой угольной пыли, и она с удивлением поняла: на самом деле у него очень светлого оттенка волосы. Он стоял рядом с рингом, разговаривая с каким-то другим мужчиной. В сторону Лиззи Мак бросил несколько взглядов, но не узнал ее под маскировкой и в мужском наряде. Выглядел он исполненным мрачной решимости.

Его противник Рес Прис полностью оправдывал прозвище Валлийская Гора. Более рослого и крупного мужчины Лиззи не встречала никогда. Он был по меньшей мере на фут выше Мака, массивный, краснолицый, с орлиным клювом носа, уже сломанным не один раз. С лица не сходило зловещее выражение, и Лиззи оставалось только поражаться мужеству или чистейшему безумию любого, кто сознательно вышел бы на ринг против столь свирепого зверя. Ей стало страшно за Макэша. Она с дрожью осознала, что сегодня его могут изуродовать или даже убить. Не хотелось стать свидетельницей ужасающей сцены. Возникло желание немедленно уйти, но она не могла заставить себя сдвинуться с места.

Схватка вот-вот должна была начаться, когда приятель Мака вступил в разгоряченный спор с секундантами Приса. Они беседовали на повышенных тонах, Лиззи поняла, что свара возникла из-за башмаков Приса. Помощник Мака, говоривший с густым ирландским акцентом, настаивал на бое босиком. Толпа начала медленно, но дружно хлопать в ладоши, выражая свое нетерпение. Лиззи надеялась, что поединок вообще отменят, но ее ожидало разочарование. Прис скинул башмаки.

А затем совершенно неожиданно они сошлись в схватке. Лиззи не слышала и не видела какого-либо сигнала к ее началу. Двое мужчин просто внезапно набросились друг на друга, как два диких кота, нанося удары руками и ногами, бодаясь в полнейшем исступлении и двигаясь так быстро, что со стороны почти невозможно было различить отдельные движения каждого из них. Толпа ревела, и Лиззи сама себе поразилась, услышав собственные крики. Ей пришлось ладонью прикрыть себе рот.

Изначальный лихорадочный темп продлился всего несколько секунд. Не хватило бы никакого запаса энергии поддерживать его дольше. Бойцы разделились и принялись кружить по рингу, держа сжатые кулаки перед лицами, а тела защищая предплечьями. У Мака уже распухла губа, а из носа Приса показалась струйка крови. Лиззи от напряжения кусала себе ногти.

Прис первым вновь атаковал Мака, но тот на сей раз успел отскочить, уклонился, чтобы сразу же рвануться вперед и нанести Прису только один, но очень крепкий удар в висок. Лиззи вздрогнула, услышав звук: словно кувалдой громыхнули по каменной глыбе. Зрители взревели от удовольствия. Прис, казалось, немного растерялся. Удар оказался действительно сокрушительной мощи, и, как поняла Лиззи, валлиец не ожидал от Мака такой силы, повергнутый в изумление. У нее начала зарождаться надежда. Вдруг Мак все-таки сможет одолеть эту громадину?

Танцующими прыжками Мак отодвинулся на безопасную дистанцию. Прис встряхнулся по-собачьи, а потом низко склонил голову и ринулся на противника, отчаянно молотя кулаками. Мак подныривал, уходил в сторону, успевая наносить Прису удары по лодыжкам своими босыми, но от этого не менее тяжелыми ступнями. Однако лишь за счет напора Прису удалось загнать его в угол и пару раз точно попасть в цель тоже с невероятной силой. Но затем Маку снова выпал шанс нанести мощный удар в незащищенный висок, заставивший Приса умерить свой пыл и приостановиться.

Они опять принялись кружить по рингу. Лиззи услышала крик ирландца:

– Добивай его, Мак! Вали его! Не давай ему времени очухаться!

Ей стал ясен смысл совета. После каждого, казалось бы, решающего удара Мак отступал ненадолго и давал сопернику возможность прийти в себя. Прис не позволял себе подобного благородства, готовый бить вновь и вновь, пока Мак не пресекал его активности своими встречными действиями.

Прошло не менее десяти ужасающих для Лиззи минут, когда раздался гонг и бойцы получили право на кратковременный отдых. Лиззи почувствовала такую благодарность за это, словно сама сражалась на ринге. Обоим боксерам дали выпить пива, усадив на низкие стульчики по противоположным углам. Один из секундантов воспользовался обычной швейной иглой с ниткой и принялся зашивать Прису разорванное ухо. Лиззи поморщилась и отвернулась.

Она попыталась отвлечься от повреждений, нанесенных столь прекрасному телу Мака, и воспринимать бой как обычное соревнование, проанализировать его ход. Мак обладал превосходной подвижностью и более сильным ударом, но в нем отсутствовала бездумная жестокость дикаря, ему не хватало инстинкта убийцы, заставлявшего одного человека просто уничтожить другого. И еще – ему недоставало подлинной озлобленности.

Когда бой возобновился, оба стали двигаться заметно медленнее, но схватка продолжалась в том же ключе: Прис преследовал пританцовывавшего Мака, прижимал к канату, сближался, наносил два или три крепких удара, но затем ему приходилось брать паузу, пропустив невероятный по силе хук с правой от Мака.

Вскоре один из глаз Приса совершенно заплыл. Он прихрамывал от постоянных пинков по ногам. Но и у Мака шла изо рта кровь, как и из глубокой ссадины над бровью. Бой замедлился, но стал от этого только еще более жестоким. Лишившись энергии для того, чтобы ловко уклоняться, оба мужчины покорно и с безмолвной мукой терпели удары противника. Сколько же времени им потребуется, чтобы один не выдержал попыток другого превратить себя в отбивную, в кусок окровавленного мяса? Лиззи сама не понимала, почему ее так беспокоит урон, наносимый телу Мака, но затем решила, что испытывала бы аналогичные чувства в отношении любого знакомого ей человека.

Завершился второй раунд, и боксерам дали новую передышку. Ирландец встал на колени рядом со стульчиком Мака и что-то горячо внушал ему, подкрепляя слова бурной жестикуляцией. Лиззи понимала: он снова убеждает Мака пойти на самые решительные, убийственные для оппонента действия немедленно. Даже ей было ясно, что если бой сведется к примитивному испытанию на мощь и выносливость, валлиец победит просто за счет своей огромной массы и привычки держаться до конца, закалки, полученной в многочисленных предыдущих боях. Разве до самого Мака это не доходило?

Поединок возобновился. Наблюдая, как они молотят друг друга, Лиззи вспомнила шестилетнего Малакая Макэша играющим на лужайке перед особняком Хай Глен. Тогда она сама была его противницей, вырвала клок волос и заставила заплакать. При этом воспоминании слезы навернулись ей на глаза. Как же печально видеть, кем стал тот милый маленький мальчик!

Между тем на ринге происходили важные события. Мак ударил Приса один, второй, третий раз, затем угодил ребром ступни в бедро, вынудив потерять равновесие и пошатнуться. Лиззи охватила отчаянная надежда, что на этот раз Прис окончательно рухнет и схватка закончится. Но затем Мак, по своему обыкновению, отступил, тоже дожидаясь падения противника. Громкие крики помощника и рев жаждавшей крови толпы понукали его покончить с Присом, но он словно ничего не слышал.

Лиззи, к своему ужасу, видела, как Прис в очередной раз оправился. Причем ему это удалось теперь гораздо быстрее и неожиданнее. Он совершенно внезапно нанес Маку невероятный по силе удар в нижнюю часть живота. Мак невольно перегнулся вперед и задохнулся, а Прис затем боднул его, вложив в движение всю мощь мускулатуры своей широченной спины. Их головы столкнулись с тошнотворным треском. Толпа на мгновение совершенно замолкла.

Мак качнулся и начал падать, когда Прис нанес ему еще один удар в висок. Колени Мака подкосились, и он плашмя повалился на землю. Прис ногой снова ударил его, уже распростертого на ринге, прямо в голову. Мак даже не пошевелился. Лиззи услышала свой крик:

– Не смей больше притрагиваться к нему!

Но Прис продолжал бить Мака по голове вновь и вновь, пока даже его собственные секунданты не выскочили на ринг и не оттащили валлийца в сторону.

Прис выглядел недоумевающим и даже как будто растерянным, откровенно не понимая, почему те же самые люди, которые только что гнали его вперед, хотели крови противника, теперь останавливали его. Но затем в мозгах валлийца что-то постепенно прояснилось, и он поднял руки вверх жестом победителя, похожий на пса, который сумел угодить своему хозяину.

Лиззи всерьез опасалась, что он убил Мака. Она протиснулась сквозь толпу и вышла на ринг. Секундант Мака склонился над его недвижимым телом. Лиззи присоединилась к нему, охваченная невероятным страхом. Глаза Мака оставались закрытыми, но она заметила, как он дышит.

– Слава богу, он жив! – воскликнула она.

Ирландец окинул ее беглым взглядом, но промолчал. Лиззи молилась, чтобы Мак не пострадал от неизлечимых травм. За последние полчаса он получил столько тяжелых ударов в голову, сколько большинство мужчин не получают на протяжении всей жизни. Ее ужасала мысль, что он придет в сознание, но превратится в пускающего пузыри идиота.

Он открыл глаза.

– Как вы себя чувствуете? – поспешила спросить Лиззи.

Но Мак не ответил, и его веки снова смежились.

Ирландец пристально посмотрел на нее и спросил:

– А вы кто такой? Хорист? Юноша-сопрано?

И Лиззи поняла, что напрочь забыла о необходимости говорить «мужским» голосом.

– Я его друг, – сказала она. – Давайте занесем его внутрь. Ему нельзя продолжать валяться в этой грязи.

После секундного колебания мужчина кивнул:

– Верно.

Он ухватил Мака под руки, а двое из числа зрителей взялись за ноги и подняли Мака с земли.

Лиззи первой вошла в помещение таверны. Своим самым грубым и наглым «мужским» голосом выкрикнула:

– Хозяин! Покажите мне вашу самую лучшую комнату. И побыстрее!

Из-за стойки бара показалась женщина.

– А платить-то кто будет? – спросила она настороженно.

Лиззи вручила ей золотой соверен.

– Проходите сюда, – сказала женщина.

Она провела их вверх по лестнице в спальню, окна которой выходили во двор. Комната выглядела чистой. Кровать под балдахином аккуратно застелили одеялом из грубой выделки шерсти. Мужчины уложили на нее Мака. Лиззи отдала женщине новые распоряжения:

– Растопите очаг и принесите нам французского бренди. У вас по соседству есть врач, который сможет обработать и перевязать раны этого человека?

– Я пошлю за доктором Сэмьюелсом.

Лиззи присела на край кровати. Лицо Мака превратилось в кровавое и сплошь распухшее месиво. Она расстегнула рубашку и увидела, что грудь тоже покрыта синяками и ссадинами.

Помощники удалились. Остался только ирландец, который счел нужным представиться:

– Меня зовут Дермот Райли. Мак снимает угол в моей квартире.

– А я – Элизабет Хэллим, – отозвалась она. – Знаю его еще с самого детства.

Лиззи решила даже не пытаться объяснить, почему облачилась по-мужски, предоставив Райли думать все, что ему взбредет в голову.

– Не думаю, что его раны опасны для жизни, – сказал он.

– Все равно нам нужно их промыть. Попросите принести сюда в тазу горячей воды, пожалуйста.

– Хорошо. – Он вышел из комнаты, оставив ее наедине с лежавшим без сознания Маком.

У нее оказалось достаточно времени, чтобы рассмотреть его неподвижное тело. Дышал он едва заметно. Нерешительным жестом она положила ладонь ему на грудь. Кожа отдавала теплом, а плоть под ней ощущалась жесткой и неподатливой. Она нажала чуть сильнее и почувствовала биение его сердца, сильное и размеренное.

Ей понравилось прикосновение к нему. Другую руку она пристроила на собственной груди, чтобы по-настоящему оценить разницу между мягкостью своего тела и твердостью его мускулатуры. Прикоснулась к его соску, маленькому и неожиданно нежному, а затем дотронулась до своего, гораздо более крупного и дальше выступавшего из груди.

Он открыл глаза.

Лиззи мгновенно отдернула руку, чувствуя стыд за себя. «Какого черта я творю?» – подумала она.

Мак смотрел на нее невидящим взором.

– Где я? И кто вы такой?

– Вы участвовали в призовом поединке, – напомнила она. – И потерпели поражение.

Несколько секунд он пристально смотрел на нее, а потом криво усмехнулся.

– Лиззи Хэллим, снова переодетая в мужчину, – произнес он совершенно нормальным голосом.

– Хвала господу, с вами все в порядке!

Он снова окинул ее взглядом, но уже с совершенно иным выражением.

– Очень… Очень мило с вашей стороны проявлять заботу обо мне.

Лиззи смутилась.

– Сама никак не пойму, зачем это делаю, – сказала она резко. – Вы единственный шахтер, который не желает знать своего места.

Затем ее смятение только усилилось, потому что из глаз буквально хлынули слезы.

– Тяжело смотреть, как из твоего друга делают отбивную котлету. – И ее слова прозвучали с интонацией, которой она и не хотела бы допустить, но это оказалось свыше ее сил.

Он внимательно наблюдал, как она рыдает, а потом с искренним недоумением спросил:

– Лиззи Хэллим, смогу ли я когда-нибудь научиться понимать вас?