На Шейлоке были широкие брюки, длинный черный балахон и красная шляпа-треуголка. Актер выглядел ужасающе уродливым с огромным носом, наплывом двойного подбородка и искривленным ртом, застывшим в гнусной гримасе. Он вышел на сцену нарочито медленной походкой – само воплощение зла. С неистовым рыком в голосе сказал:

– Три тысячи дукатов.

Трепет испуга пробежал среди зрителей.

Мак смотрел на него совершенно завороженным взглядом. Даже в партере, где он стоял рядом с Дермотом Райли, толпа замерла в молчании. Шейлок продолжал выговаривать каждое слово хрипло и грубо, издавая нечто среднее между хрюканьем и собачьим лаем. Его глаза ярко сверкали из-под кустистых бровей.

– Три тысячи дукатов на три месяца, и Антонио у меня в руках…

Дермот прошептал Маку на ухо:

– На самом деле это Чарльз Маклин – ирландец. Он убил человека, предстал перед судом, но сумел доказать, что был спровоцирован, и его признали невиновным.

Мак едва слышал его. Он, разумеется, знал и раньше о существовании театров, пьес, спектаклей, но представить себе не мог, как это выглядит в действительности: жара в зрительном зале, копоть от масляных ламп, фантастические костюмы, загримированные лица, а главное, все эти эмоции. Гнев, страстная любовь, зависть и ненависть изображались актерами так натурально, что сердце Мака билось учащенно, словно действие происходило в реальной жизни.

Когда Шейлок узнал, что его дочь сбежала от него, он выскочил на сцену уже без шляпы с развевавшимися длинными волосами, заламывая руки в превосходной имитации горестного жеста, и выкрикнул с интонацией человека, переживавшего адские муки:

– Вы знали обо всем!

Потом он метнулся к рампе с возгласом:

– Если вы считаете меня псом, так берегитесь моих клыков!

И заставил всю аудиторию невольно отшатнуться от сцены.

Уже на выходе из театра Мак спросил у Дермота:

– Значит, вот они какие, эти евреи?

Он ни разу в жизни не встречал еще еврея, хотя все библейские персонажи имели еврейское происхождение, и в Священном Писании их изображали совершенно иначе.

– Я знаком с евреями, но среди них мне не попадались люди, похожие на Шейлока, слава богу, – ответил Дермот. – Хотя ростовщиков все и вправду ненавидят. С ними хорошо иметь дело, когда тебе требуется одолжить денег, а вот при выплате ссуды начинают возникать проблемы.

В Лондоне насчитывалось не так уж много евреев, но в нем обитало множество других иноземцев. Часто встречались темнокожие азиатские моряки, которых, не разбирая национальностей, называли индусами, гугеноты из Франции, тысячи совсем черных африканцев с густыми курчавыми волосами, а уж ирландцев, соотечественников Дермота, просто было несметное количество. Для Мака в этом состояла часть притягательности огромного города. В Шотландии все походили друг на друга.

Он полюбил Лондон. Просыпаясь по утрам, каждый раз испытывал радостное чувство, вспоминая, где находится. Столица полнилась для него необычными видами и занимательными сюрпризами. Здесь он сталкивался с самыми странными людьми, приобретал новый опыт, приобщался к неизведанному. Ему нравился манящий запах кофе, исходивший из многочисленных кофеен, хотя он не мог себе позволить выпить в одной из них даже чашку ароматного напитка. Он с удовольствием разглядывал роскошную палитру цветов в одежде мужчин и женщин – ярко-желтых, пурпурных, изумрудно-зеленых, алых, небесно-голубых. Он слышал мычание перепуганных стад коров, которых гнали по узким улочкам на скотобойни. Ему приходилось постоянно уклоняться от стаек полуголых детей, промышлявших попрошайничеством и воровством. Он видел то проституток, то епископов, посещал бои быков и аукционы. Впервые отведал бананов, имбиря и красного вина. Все это было восхитительно. Но самое лучшее для него заключалось в свободе ходить куда угодно и делать то, что заблагорассудится.

Разумеется, ему приходилось зарабатывать себе на жизнь. А это оказалось нелегко. Лондон переполняли целые семьи голодающих, сбежавших сюда из отдаленных уголков страны, где с пропитанием стало совсем плохо после двух подряд неурожайных лет. В городе, кроме того, скопились тысячи бывших ткачей, выделывавших шелк вручную, но оставленных не у дел после открытия современных текстильных фабрик на севере, как объяснил ему Дермот. На каждое рабочее место приходилось не менее пяти человек, отчаянно желавших занять его. Тем, кому не везло, приходилось просить милостыню, красть, заниматься проституцией или умирать с голода.

Дермот и сам был прежде кустарным ткачом. С женой и пятью детьми он занимал две комнаты в районе Спайталфилдс. Чтобы свести концы с концами, семье пришлось сдать внаем бывшее помещение мастерской Дермота, и теперь Мак спал в ней на полу рядом с огромной, но навсегда замершей громадой ткацкого станка, ставшей монументом превратностям жизни в большом городе.

Мак и Дермот искали работу вместе. Им иногда удавалось наняться официантами в одну из кофеен, но продержаться там они могли не более нескольких дней: Мак был слишком крупным и неуклюжим, чтобы носить подносы и аккуратно разливать напитки по маленьким чашечкам, а Дермота губила гордыня и чрезмерная обидчивость, а потому он рано или поздно ввязывался в ссору с кем-нибудь из клиентов. Однажды Мака взяли лакеем в один из больших домов Клеркнвелла, но уж на следующее утро он уволился после того, как хозяин и хозяйка попытались приказать ему лечь вместе с ними в одну постель. Сегодня им досталась временная работа грузчиков и пришлось таскать огромные корзины с рыбой на прибрежном речном рынке в Биллингсгейте. Под конец дня Маку очень не хотелось впустую растрачивать деньги на билеты в театр, но Дермот уговорил его, поклявшись, что приятель не пожалеет о таком расходе. И Дермот оказался прав. Стоило заплатить вдвое дороже, чтобы насладиться таким чудом. Хотя Мак не мог не тревожиться, постоянно высчитывая, долго ли придется копить деньги на проезд для Эстер.

Направившись к востоку от театра и двигаясь в сторону Спайталфилдса, они миновали Ковент-Гарден, где почти из каждой двери их заманивали к себе шлюхи. Мак уже провел в Лондоне почти месяц и начал привыкать к тому, что ему предлагали платный секс буквально на каждом углу. Женщины попадались на любой вкус. Молодые и пожилые, уродливые и красивые, некоторые одевались как леди, другие ходили в обносках. Ни одной из них не удалось соблазнить Мака, хотя он часто по ночам с тоской вспоминал свою любвеобильную кузину Энни.

На Стрэнде располагался «Медведь» – дешевая таверна с покрытыми известкой стенами, где имелась кофейная комната, и несколько стоек баров окружали внутренний двор. Духота театра возбудила в них жажду, и они заглянули в заведение, чтобы промочить горло. Здесь тоже было жарковато и слишком накурено. Они заказали себе по кварте эля.

– Давай взглянем, что происходит на заднем дворе, – предложил Дермот.

В «Медведе» происходили состязания, которые с некоторой натяжкой можно было назвать спортивными. Мак уже бывал здесь прежде и знал, что за обычными помещениями таверны устраивались собачьи бои, травля медведей, сражения на мечах между женщинами, изображавшими гладиаторов, и прочие грубые развлечения. Когда же организованных мероприятий не намечалось, хозяин швырял в небольшой пруд кошку и спускал на нее четырех псов, что вызывало у полупьяной публики взрывы смеха.

Этим вечером оборудовали подобие боксерского ринга, подсвеченного несколькими масляными лампами. Карлик в шелковом костюме и пряжками на ботинках подначивал собравшихся поглазеть клиентов:

– Целый фунт достанется любому, кто сможет сбить с ног Громилу Бермондси! Давайте же, друзья мои! Неужели среди вас не найдется ни одного смельчака?

И он три раза кувыркнулся через голову.

– Как мне кажется, ты вполне сможешь завалить его, – обратился Дермот к Маку.

Громила Бермондси был покрытым шрамами мужчиной, одетым только в бриджи, но с тяжелыми башмаками на ногах. Он был побрит налысо. На лице и на голове виднелись отметины, оставшиеся от многих предыдущих схваток. Обладая высоким ростом и мощным телосложением, он производил впечатление человека туповатого и медлительного.

– Наверное, действительно смогу, – отозвался Мак.

Дермотом овладел нешуточный энтузиазм. Он ухватил карлика за руку и сказал:

– Эй, коротышка, я нашел для тебя бойца.

– У нас появился желающий принять участие в состязании! – заорал карлик, на что толпа ответила пьяными криками и хлопками в ладоши.

Фунт был большими деньгами. Многим приходилось вкалывать целую неделю, чтобы заработать столько. И Мак не совладал с соблазном.

– Хорошо, я буду драться, – сказал он.

Толпа снова восторженно взревела.

– Не спускай глаз с его башмаков, – предупредил Дермот. – Он наверняка подложил в подошвы железные пластины.

Мак кивнул и скинул пальто.

Дермот продолжал:

– Будь готов к тому, что он кинется на тебя, как только ты ступишь на ринг. Никакого сигнала к началу боя здесь подавать не принято, имей в виду.

Это был знакомый трюк, применявшийся в поединках между горняками в шахте. Самый простой способ одержать победу состоял в том, чтобы начать, пока оппонент еще не до конца готов. Один из противников предлагал: «Пойдем биться в туннеле. Там больше места», и наносил первый удар в спину, когда его соперник только еще делал шаг через сточную канаву.

Ринг представлял собой круг, окруженный веревкой, натянутой примерно на высоте пояса между вбитыми в земляной пол колышками. Мак приблизился к нему, ни на секунду не забывая о предостережении Дермота. Стоило ему поднять ногу, чтобы переступить через веревку, как Громила Бермондси ринулся на него.

Мак оказался готов к подлому приему и чуть подался назад, получив лишь скользящий удар по лицу огромным кулаком Громилы. Зрители охнули.

Мак взялся за дело, не раздумывая, как живая машина. Он быстро вышел на ринг и мимоходом ударил Громилу в лодыжку под веревкой, заставив его споткнуться. Из толпы донеслись одобрительные возгласы, а Мак услышал крик Дермота:

– Убей его, дружище!

Прежде чем противник успел вернуть себе равновесие, Мак нанес ему два удара по каждому из висков, а затем еще один апперкот в челюсть, вложив в него всю мощь своих мускулистых плеч. Ноги Громилы подогнулись, он закатил глаза, попятился и всей своей тяжестью рухнул на спину.

Зрители просто зашлись от восторга.

Поединок завершился.

Мак смотрел на распростертого человека, но видел перед собой всего лишь тушу, неподвижную и больше ни на что не годную. Ему даже стало немного жаль его. Не стоило связываться. Чувствуя себя не самым лучшим образом, он отвернулся от побежденного Громилы.

Между тем Дермот держал карлика, обхватив обеими руками.

– Эта мелкая сволочь пыталась сбежать, – объяснил он. – Хотел оставить тебя без призовых денег. Гони деньги, длинноногий! С тебя причитается ровно фунт стерлингов.

Свободной рукой зазывала достал из кармана рубашки золотой соверен. Скривившись, передал монету Маку.

Мак взял ее с ощущением, что обокрал кого-то.

Дермот отпустил гнома.

Рядом с Маком возникла фигура мужчины с грубоватым лицом, но одетого в очень дорогой костюм.

– Отлично сработано, – сказал он. – Вам часто доводилось драться на ринге прежде?

– Не на ринге. Но порой случалось с кем-нибудь сойтись один на один в шахте.

– Я почему-то так и решил, что вы из шахтеров будете. А теперь послушайте. В эту субботу я устраиваю призовые бои в «Пеликане». Это район Шедвелла. Если хотите получить возможность заработать двадцать фунтов за несколько минут, я поставлю вас в пару к Ресу Прису по прозвищу Валлийская Гора.

– Целых двадцать фунтов! – воскликнул Дермот.

– Вам, конечно, не удастся вырубить его так же быстро, как вы справились с этим деревянным чурбаном, но у вас хорошие шансы одержать победу.

Мак снова взглянул на Громилу, валявшегося жалкой грудой плоти и еще не пришедшего до конца в сознание.

– Нет, – ответил он.

– Какого дьявола ты отказываешься от такого выгодного предложения? – изумленно спросил Дермот.

Организатор боев пожал плечами.

– Что ж, если вы не нуждаетесь в деньгах…

А Мак вовремя вспомнил о своей сестре Эстер, все еще носившей тяжеленные корзины с углем по лестнице в Хьюке пятнадцать часов в день, тщетно дожидаясь письма, которое освободит ее от пожизненного рабства. Двадцати фунтов будет достаточно, чтобы оплатить ей проезд до Лондона, и он мог получить нужную сумму уже в субботу вечером.

– Хотя, если подумать, то почему бы и не согласиться, – изменил он первоначальное импульсивное решение.

Дермот похлопал его по спине.

– Вот теперь я вижу перед собой настоящего героя, – сказал он.