Раннее солнце золотило белоснежные колонны храма Венеры, стоящего на невысоком холме в Иерусалиме. У подножия холма в окружении перепуганных чиновников и невозмутимых военных в задумчивости стояла пожилая женщина в пурпурном одеянии.

– Окончательно ли решение ваше, великая августа? – склонился перед высокой гостьей в почтительном поклоне патриарх Иерусалимский Макарий. Вся многочисленная свита напряглась в ожидании последнего слова Елены.

– Мы с вами вчера заслушали более двадцати человек. У меня не осталось сомнений. Здесь, на этом холме свершился крестный подвиг Спасителя нашего. Об этом свидетельствуют даже иудейские священники. Нет никаких сомнений: именно чтобы воспрепятствовать поклонению христиан, император Адриан и поставил этот храм. Может быть, под ним находится что-нибудь, что я ищу.

Да, я приказываю снести это. И обломки убрать. Холм должен быть чистым для будущего строительства нового храма. Когда дойдут до земли, пусть будут аккуратны. На три локтя, я думаю, землю надо будет вынуть и просеять. Вдруг найдем что-нибудь того времени.

Слова Елены не успели затихнуть, а утреннюю тишину уже разорвали гортанные команды. Из-за холма, по хорошо продуманному кем-то из местных чиновников сценарию, дружно потянулась толпа строителей, кто с инструментами, кто без. Нарочито дружный звон первых ударов кирок о камни храма вызвал легкую одобрительную улыбку августы. Эта улыбка была встречена восторженными возгласами окружающей свиты.

– Шумно здесь стало, великая августа, а у меня есть для вас новости чрезвычайно интересные, – негромко сказал Елене архиепископ. – Не будете возражать, если я приглашу вас на скромную трапезу к себе?

– Нас отнесут или нужно на колеснице ехать? Признаюсь вам, что ехать мне совсем не хочется. Столько дней была в пути, еще не отошла я от дальней дороги.

– Это близко, ехать не придется.

– Тогда с удовольствием.

Елена вроде бы больше ничего не сказала, но носилки для нее и архиепископа появились как будто из-под земли. Уже через полчаса августа и священник сидели за легко накрытым столом в тени огромной смоковницы во дворе дома архиепископа. Симпатичная аккуратная девушка ловко и незаметно прислуживала за столом. Головная повязка поддерживала ее густые длинные волосы.

– Не исключено, что нам не придется ждать, пока это языческое капище снесут, великая августа, – продолжил разговор Макарий. – Ночью был у меня один нежданный гость. Он из евреев, но христианин. Прослышал он про цель визита вашего. И сказал, что может указать одного человека, иудея, который, по-видимому, знает, где спрятаны реликвии, имеющие отношение к Спасителю.

– Боюсь поверить в то, что вы говорите. Где сейчас этот ваш гость, и когда он сможет указать нам на того самого человека?

– Мой ночной гость просил его не выдавать, ему ведь еще жить здесь. И я, простите меня великодушно, пообещал, что его имени не разглашу. Но человека, нужного нам, он указал. Вот здесь, – и архиепископ показал маленький свиток, – подробно описано, как найти его дом. Зовут этого человека Симха. Посему прошу вашего приказания послать легионеров взять этого Симху и сюда доставить.

– Приказываю.

Когда Симха был доставлен в дом архиепископа, Макарий уже подробно рассказал Елене все, о чем ему поведал его ночной гость. История выглядела удивительно, но весьма правдоподобно. Прапрадед Симхи, пастух Елиазар, обосновавшийся лет триста назад в деревушке под Иерусалимом, был однажды замечен соседями в очень плохом поступке. Через пару недель после той самой казни он опоздал домой к началу шабата. Опоздал намного, часа на три. При этом пришел он домой с овцой, которую днем потерял.

Елиазару грозило тяжелое наказание, может быть, даже смерть. Дело дошло до синедриона. И там ему удалось доказать, что он не виноват. Елиазар под присягой поведал, что некий римский сотник взял его в плен тогда, накануне шабата, и потом отпустил. На допросах пастух, кроме всего, показал, что Сотник спрятал в тот вечер в какой-то пещере разные предметы, что нашел на месте недавней казни. И в этой пещере Сотник нашел его пропавшую овцу, а потом она сама шла за ними.

Римского сотника в ту ночь соседи действительно видели у дома пастуха Елиазара. Синедрион обратился к прокуратору Пилату с просьбой разрешить допросить римского сотника, но получил ответ, что тот был отправлен в Кесарию и пропал в пути. В результате пастуха помиловали.

История эта стала известна многим. И однажды соседи предложили пастуху показать им ту самую пещеру. Но он наотрез отказался. Чтобы соседи не обижались, пастух рассказал, что ему после суда синедриона было откровение свыше. Ему-де во сне точно было обозначено, кому именно он или его потомки должны рассказать правду. А вот если они расскажут кому-либо другому, то весь их род будет наказан. Соседи знали пастуха как человека простого и без фантазий. Поэтому его твердость была признана всеми как знак правдивости, и больше к нему никто не приставал.

Сейчас же праправнук того пастуха, сутулый худощавый человек с грустными глазами стоял перед соправительницей Еленой, матерью императора, и архиепископом Макарием. Симха стоял перед ними, низко наклонив голову с редкими седыми волосами, уже не менее двух часов – именно столько его уговаривали показать ту самую пещеру.

Потомок пастуха и сам такой же простой пастух, он не знал ни государственной латыни, ни даже общепринятого греческого языка. Приглашенный переводчик, постоянно работающий с архиепископом, был из иудеев, он хорошо знал латинский и старался переводить изо всех сил. Толмач дополнительно к переводу успевал и от себя лично уговаривать Симху, объясняя ему, что лучше не гневить августу. Но все безрезультатно. Пастух сначала пытался неуклюже соврать, что ни о какой пещере не знает. Но потом быстро выдал себя, сказав, что просто не может, не имеет права им об этой пещере рассказать. После этого разговор закончился. На все дальнейшие расспросы он отвечал одно и то же – я не могу, не имею права вам этого сказать.

Терпение Елены имело предел.

– Вы мне показывали ваш двор и сад, пока мы ждали этого человека, – обратилась она к Макарию. – Я правильно поняла, что в углу двора под деревянной крышкой есть старый высохший колодец?

– Да, великая августа.

– Этот человек не хочет нам рассказать то, что знает. То, что он обязан нам рассказать. Так опустите его в этот старый колодец и не давайте ему ничего – ни еды, ни питья. Пусть остается там до тех пор, пока не надумает рассказать. Или у вас появится повод засыпать этот старый колодец. Переведите ему, и пусть сделают то, что я сказала.

Симха молча выслушал перевод, потом безропотно дал солдатам подвязать себя толстой веревкой под мышками и опустить на дно старого колодца.

Утром следующего дня Елена опять приняла приглашение позавтракать у Макария. Им прислуживала та же девушка, что и вчера, так же ловко и незаметно. Только сегодня она выглядела гораздо бледнее.

После трапезы августа и архиепископ подошли к колодцу. Сидящий на дне иудей что-то заунывно бубнил себе под нос, почти не останавливаясь.

Елена попросила перевести ей то, что он говорит. Макарий подозвал переводчика, тот прислушался и сказал, что Симха молится. Он просит Всевышнего дать ему силы выдержать и не сделать того, что он сам же делать запретил. Он просит силы, чтобы выстоять и не сделать подлости. Чтобы его милые девочки не были наказаны Всевышним за его слабость.

Елена задумалась. Она не любила видеть пытки и страдания людей. Мужество и вера этого простого человека, пастуха, внушили ей уважение. С другой стороны, она не просто чувствовала – нет, она была уверена, что должна найти то, что ищет. И тогда у нее появилась неожиданная мысль.

– Переведите ему: я вижу, что он не просто упрямится. Я понимаю, он честный человек. Он пытается поступить в согласии с тем, что ему завещали его старшие и что им было открыто свыше.

Но спросите его, а так ли точно уверен он, что знает, кому он должен открыться. Может быть, он чего-то не понимает? Может, это именно мне он и должен открыться?

Переводчик несколько минут говорил с Симхой, потом повернулся к Елене.

– Он говорит, что, когда его вчера позвали, он тоже сначала подумал так. Он не знал, кто его зовет, и решил, что, наверное, он встретит того, кому должен открыться. Дело в том, что у Симхи нет сыновей, только дочери. Женился он поздно, и больше у него детей не будет. А внуки еще только в планах. Здоровье у него так себе, поэтому он думает, что до взрослого внука не доживет. Так что некому Симхе передавать секрет. Вот он и думал, что время пришло. А получается, ему пришло время умирать.

– Он понимает, что к нему больше никто никогда не придет? Или он расскажет об этой пещере нам, или унесет эту тайну с собой. Он это понимает?

– Он это понимает.

– Тогда вот что я ему предлагаю, прежде чем он окончательно решится умереть. Пусть он хотя бы расскажет нам, кого он ждал. Может быть, это все же я? Ну а если я не смогу ему это доказать – он мне не покажет пещеру и, значит, на то Божья воля.

Переводчик опять долго говорил с Симхой, тот о чем-то переспрашивал, вздыхал. Наконец по тону его ответа Елена поняла – он согласен. Слабым голосом он что-то стал быстро говорить переводчику. Тот перевел:

– Он говорит, что откровение передавали в их роде из уст в уста, от отца к сыну, так что не все в нем понятно. Может быть, он неточно помнит, а может быть, ему передали что-то не совсем точно. Но ни о какой женщине точно вообще не было намека. Примерно сказано было так, что факел должен быть, когда придут искать пещеру. Вроде как спрашивать о пещере должен будет муж радостный и с факелом.

Елена и архиепископ Макарий обрадованно переглянулись.

– Достаньте его из колодца и поставьте перед нами, – распорядилась Елена. Когда Симха на подкашивающихся ногах, поддерживаемый с боков двумя легионерами предстал перед августой и патриархом, она приказала переводчику:

– Спроси у него, знает ли он лично кого-нибудь из своего племени, кто хорошо понимает греческий язык? Но только такой человек нужен, чтобы этот Симха ему полностью доверял.

Толмач перевел. Симха в ответ задал какой-то вопрос.

– Что он говорит? – поинтересовалась Елена.

– Он спрашивает, не будет ли плохо потом этому человеку, если Симха все равно не покажет пещеру?

– Переведи, что этот человек, если все честно будет переводить, сделает богоугодное дело и при этом получит большую награду. Это не зависит от того, будет Симха показывать после этого пещеру или не будет.

– Он говорит, что тогда искать далеко не нужно. Его дочь младшая работает в доме у архиепископа, за столом прислуживает. Она свободно владеет греческим. Симха говорит, что сейчас видит ее. Вон она, бледненькая, там, вдалеке стоит, за смоковницей, сюда смотрит. Плачет, наверное.

– Пусть она подойдет сюда.

Бледная заплаканная девушка увидела обращенный к ней жест архиепископа и быстро подошла ближе.

Елена внимательно посмотрела на девушку. Та потупилась.

– Ты будешь переводить отцу кое-что с греческого. Поняла?

– Поняла.

– Ты знаешь мое имя?

– Да.

– Переведи ему, что значит по-гречески мое имя.

– Папа, ты знаешь, ее зовут Елена, это имя по-гречески значит «факел».

– Теперь переведи ему, что значит имя того, у кого ты служишь.

– Папа, ты знаешь, что моего хозяина зовут Макарий. Это имя по-гречески значит «радостный».

Симха слушал дочь с широко открытыми глазами. К этому времени он уже мог стоять самостоятельно, и легионеры перестали его поддерживать. Но теперь его опять зашатало. Он уже успел попрощаться с жизнью и был готов встретить мучительную смерть. Оказалось, что он чуть не совершил огромную ошибку. Все только из-за того, что не смог узнать предначертанную свыше встречу.

По указанию Елены Симху подвели к столу, усадили и дали утолить голод и жажду. Через несколько минут он сам встал из-за стола и дал понять, что готов отправляться к месту расположения пещеры.

Симху усадили на передние носилки. Он объяснил носильщикам через дочь, куда нужно идти, и процессия быстро двинулась в сторону того самого храма Венеры. Сопровождавшие августу легионеры разделились, половина сопровождала основную группу, вторая пошла в опережение, чтобы оцепить место предстоящих раскопок.

Бригада строителей с мотыгами и кирками, что разрушала храм, легко открыла указанный иудеем вход в засыпанную пещеру. К тому времени у подножия холма, за узкой полоской оцепления, собралось много людей, просто прохожих и тех, кто старался следовать всюду за Еленой, боясь пропустить что-нибудь важное.

По команде Елены легионеры зажгли факелы и направились в глубь пещеры. В считаные минуты они извлекли на белый свет реликвии, о которых последователи христианства могли только мечтать. Главное, что сразу сняло все сомнения, – это разломанная вдоль табличка – титулус. Надпись «Иисус Назорей, Царь Иудейский» была всем христианам известна, ее продиктовал тогда сам прокуратор Пилат. Знал прокуратор, что заденет этим первосвященников, назвав Его не преступником, но царем. Знал, но сделал.

Еще на полотнище, расстеленном на земле перед Еленой и Макарием, оказались три потемневших от времени креста, копье, несколько ржавых гвоздей, засохший терновый венец. Из пещеры извлекли даже остатки губки, с помощью которой, возможно, Его напоили уксусом.

– Как мы узнаем, какой крест истинный? – тихо спросила Елена Макария.

В этот момент от толпы собравшихся отделилась небольшая процессия. Несколько человек, судя по всему родственников, несли на носилках неподвижную женщину.

Макарий узнал ее, это была его прихожанка, пораженная смертельным недугом. Она пыталась увидеть святыни, и родственники рискнули поднести ее поближе. Но пройти еще ближе им не позволяли легионеры. Патриарх указал Елене на носилки взглядом. Та внимательно посмотрела на неподвижную больную, повернулась к Макарию и повелительно кивнула.

Процессию пропустили ближе, заставили поставить носилки на землю и вернуться за оцепление. Когда к болящей поднесли второй по счету крест и стали его осторожно опускать к ней, женщина вдруг радостно вскрикнула и прижалась к кресту давно не подчинявшимся ей телом.

Толпа заволновалась, загудела. Легионеры, заходившие в пещеру, быстро присоединились к основному оцеплению. Затем, по громко отданной команде, солдаты оцепления выставили копья перед собой и, мерно продвигаясь коротким шагом, легко оттеснили толпу на безопасное расстояние.

Крест поднесли к Елене. Слезы тихо катились из-под ее полузакрытых глаз. Она медленно провела рукой по верхней части центрального столба, где сохранились царапины от шипов тернового венца. Потом августа благоговейно прикоснулась к правой перекладине креста губами, в месте, где когда-то была рука Спасителя.

Кто-то из легионеров в этот момент оступился, тяжелый крест качнулся. Его подхватили все, включая Елену. Когда крест выровняли и приподняли, в руках августы неожиданным образом остался лежать большой обломок, отпавший от перекладины. Гвоздь тогда прошел здесь вдоль волокон, глубоко расколов дерево, а дальше годы сделали свое дело. Часть Святого Креста сама собой осталась в руках Елены.

Сомнений не было – эту святыню и принесет она сыну, императору Константину, для главного собора его будущей новой столицы.

Потом Елена распорядилась поднести ей остальные реликвии. Она хотела сразу решить, что возьмет не для Константина, а в Рим. По ее мнению, нелюбимый Константином Рим, наравне с Иерусалимом и будущей новой столицей, также заслуживал право обладания святыми реликвиями.

Когда Елене поднесли копье, она притронулась к наконечнику, и тут ей больно сжало сердце. Тогда Елена решила, что копье она с собой не возьмет, а оставит здесь. Другие реликвии себя явно никак не проявили. После недолгих раздумий Елена решила забрать с собой основную часть таблички – титулуса, все найденные в пещере гвозди, терновый венец и губку.

Сам же Крест, его основную часть, Макарий стал слезно просить оставить в Иерусалиме, обещая хранить в серебряном ковчеге и беречь как зеницу ока. Августа, справедливо считая, что архиепископ сыграл важнейшую роль в обретении святых реликвий, согласилась уважить его просьбу.

Назавтра, отбывая из Иерусалима, Елена приказала остальные два креста вернуть в пещеру и засыпать. Храм Венеры снести до конца как можно скорее и, самое главное, незамедлительно приступить к закладке фундамента нового храма.