Вторая встреча сэра Уинстона Черчилля с двенадцатью молодыми людьми была для него уже более прогнозируема. Он заранее вычислил время в своем прошлом, в которое, скорее всего, будет отнесена новая встреча. Было бы логично, чтобы это оказалось время его службы в Индии, в Бангалоре, на самом юге полуострова.

Черчилль хорошо помнил этот этап в своей жизни, в своем развитии. Четвертый гусарский полк Ее Величества стоял в стороне от событий. Тихая гарнизонная жизнь тяготила молодой ум Уинстона, уже успевший привыкнуть к постоянной работе. Долгие часы вынужденного безделья он решил посвятить самообразованию. Надо признаться, что чтение до этого времени вовсе не было его страстью. Читал он раньше только по необходимости и только для того, чтобы не просто успевать, а быть одним из лучших в учебных заведениях. Здесь же, в провинциальном захолустье, он открыл для себя «необязательную» литературу. Именно здесь он впервые серьезно погрузился в историю, в мир великих людей прошлого.

На самом деле эта тема его давно возбуждала. Потомок великого военачальника герцога де Марльборо, Уинстон Черчилль не собирался вести жизнь рядового обывателя. К началу своей военной карьеры он уже отчетливо понимал, что хочет стать великим человеком. Размышления над судьбой Наполеона (бюст которого, кстати, долгие годы будет украшать письменный стол будущего премьера) натолкнули Черчилля тогда, в Бангалоре, на вывод исключительной важности.

Впечатление было такое, что великие люди становились действительно великими при стечении двух обстоятельств. Одно обстоятельство – это их собственная сила, правильно и полностью используемые исключительные качества, дарованные от рождения. А второе заключалось в том, куда, в каком направлении они свою исключительную силу прилагали.

Пока великие люди действовали в каком-то правильном направлении – они стремительно поднимались все выше и выше. Правда, потом большинство из них отклонялись от какого-то верного курса, и вскоре после этого они переставали быть великими.

Тогда, в Бангалоре, молодой Уинстон поставил перед собой один принципиальный вопрос. И нашел на него, судя по всему, верный ответ. Сегодня же он хотел, чтобы эти ребята пришли сами и к этому вопросу, и к тому самому правильному, как он считал до сих пор, ответу.

Итак, сейчас он оказался на открытой просторной веранде в окружении группы уже немного знакомых ему молодых людей. Веранда была ему весьма памятна. Младший лейтенант Черчилль занимал в то время удивительно просторный дом, стоявший посреди великолепного сада. Мягкий местный климат был благоприятен цветоводству, и в этом прекрасном саду росло не менее семидесяти видов роз. Их чудесное благоухание говорило сейчас о том, что жара спадает и наступает вечер.

Этому «интернационалу», как отметил про себя Черчилль, пошла бы красивая парадная красно-золотая форма гусар полка королевы. Но сейчас ребята были в спортивных костюмах. Черчилль вспомнил, что это может обозначать вечер субботы или воскресенья. Обычно именно здесь – на веранде его дома – отдыхали вечерами молодые офицеры полка после спортивных состязаний. По выходным они часто играли в поло против индийских князей и, как правило, выигрывали, несмотря на серьезное сопротивление противников.

Черчилль заметил, что ребята как-то внимательно оглядываются по сторонам. «Наверное, обстановка для них не очень привычная. Может быть, не бывали они в таких садах», – подумал он. Ему было нелегко догадаться, что ребята немного расстроились, не увидев зеркал и стекол вокруг себя. Им хотелось бы увидеть себя вновь в своем старом облике.

– Ну что, молодые люди, – начал Черчилль встречу. – Насколько плодотворно прошло время с нашей беседы? Что надумали? Давайте, делитесь своими мыслями со мной смелее. У нас, наверное, нет лишнего времени, чтобы раскланиваться и расшаркиваться друг с другом. Так что вперед. Кто у нас сегодня первым назначен?

– Моя очередь, – поднял руку стройный юноша.

– Вы, если не секрет, откуда-то из юго-восточной Азии?

– В общем, почти так. Я Малаец.

– Приступайте, смелее.

– Хорошо, сэр. Я расскажу все по порядку. События после нашей встречи развивались постепенно. Сначала мы решили обдумать эту нашу первую встречу каждый по отдельности. А потом мы несколько раз посовещались вместе.

– Спорили?

– Еще как, сэр. Но в итоге мы кое о чем договорились.

– Отлично.

– Не совсем, сэр. Мы поняли, что на самом деле поиск смысла жизни для каждого из нас был поиском цели. Цели, ради которой стоит жить и работать. Не временной, а настоящей, большой цели. Такой, чтобы на всю жизнь.

У каждого из нас в нашей прошлой жизни, по нашему мнению, такая цель была. И была практически одна и та же. Нам хотелось прожить свою инвалидную жизнь достойно и при этом хоть что-нибудь сделать полезного для других.

И вот теперь мы ищем что-то такое, чтобы опять было понятно раз и навсегда, на всю жизнь.

Нет, мы не говорим о целях очевидных. Конечно, каждый из нас хочет обязательно создать семью, иметь детей, свой кров и прочее, как и все люди. Но кроме этого, как нам кажется, у каждого должна быть еще какая-то большая, настоящая цель. Мы же не просто животные, у которых тоже есть цель: свить гнездо, найти себе пару и так далее.

Такой в результате получается у нас общий вывод. Настоящая цель жизни должна для человека быть вроде как горизонт, она должна выходить за время, отпущенное для жизни. До последней минуты должна быть у человека цель. Тогда и жизнь до последней минуты будет иметь смысл.

– Ну и хорошо.

– Но ведь какой-то парадокс у нас выходит, сэр. Если действительно цель такая, то значит, что ее вообще достигнуть при жизни нельзя. И еще. Как вообще человек может поставить себе такую цель – непонятно.

Юноша опустил глаза и замолчал.

Черчилль внутренне порадовался. «Однако, действительно, надо признать, что ребята эти более чем толковые. Если так дальше пойдет, мы быстро с ними всю мою дорожку пройдем. А дальше? Ужасно интересно, чему они меня научат». Вслух же он сказал:

– Ну что, молодые люди, я очень рад этому вашему выводу. Кстати, юноша, – обратился он к Малайцу, – а сами вы какого вероисповедания будете?

– Я – мусульманин.

– Я так и полагал. Тогда вам, по идее, должно быть проще многих сделать следующий шаг и сказать нам всем, кто ставит эту цель человеку.

Малаец заметно покраснел, но не стушевался, а с достоинством ответил Черчиллю:

– Знаете, сэр, на самом деле я, конечно, высказывал всем мое мнение. Я считаю, что это не человек определяет себе такую цель. Только Создатель может такую цель поставить.

– И что же остальные ваши товарищи, они вас не поддержали?

Слово взял Еврей:

– Некоторые из нас, сэр, включая меня, высказали серьезное сомнение. Неужели Создатель ставит каждому конкретному человеку из нескольких миллиардов, живущих сейчас на земле, его цель? Каждому его собственную? Лично мне трудно в это поверить. Знаете, есть у нас такое выражение «не царское это дело». Так мы и не достигли единства мнений в этом вопросе. Хотя спорили мы очень много. Иногда даже очень сердито спорили. В общем, поняли мы, что не переспорим друг друга. Не найдем мы общего мнения.

– А вы все-таки попробуйте, – без улыбки, вполне серьезно произнес Черчилль. – Попробуйте не заставлять одних принять мнение других. Возьмите и попробуйте сначала еще раз сформулировать то, с чем вы все согласны. Потом то, в чем вы разошлись во мнениях. После этого попробуйте найти ответ, который вы все примете. И это, скорее всего, окажется правильный ответ.

– Сэр, а можно вас попросить, чтобы мы сейчас вместе с вами это попробовали сделать, – вежливо, но с явным оттенком сомнения предложил Малаец.

– Ну, давайте попробуем, – улыбнулся Черчилль в ответ. – Итак, сначала формулируйте, с чем вы все согласны.

– Ну, это легко. Значит, мы сначала договорились: чтобы у жизни был смысл, у нее должна быть цель.

– Отлично.

– Потом мы договорились, что настоящая цель, похоже, выходит за пределы жизни человека. Или, по крайней мере, длится всю его жизнь.

– Прекрасно. Теперь излагайте две точки зрения, которые, как вам кажется, нельзя свести вместе.

– Я утверждаю, что такие цели, выходящие за рамки жизни человеческой, может ставить только Всевышний. И вы слышали другое мнение, что не будет Бог ставить цель каждому конкретному человеку.

– Ну и? – улыбнулся Черчилль.

Возникла общая пауза. Тут Малаец вскочил с места и хлопнул себя по лбу:

– Есть общий вариант! Ну, мы и чудаки! Конечно же, Создатель не ставит цель каждому по отдельности! Он ее наверняка давно поставил раз и навсегда. Только нам всем, всему Человечеству!

Мысль подхватил Еврей, тоже вскочив со своего места:

– Правильно. А каждый человек уже может почувствовать цель для себя. Или не почувствовать. Вот она, истина, где! Смысл в том, чтобы ставить себе цель и жить в согласии с замыслом Создателя!

Остальные ребята тоже поднялись со своих мест, каждый стал пытаться сказать свое слово, выразить свое понимание найденной мысли.

Вокруг вдруг начало быстро темнеть. «На сегодня все», – понял Черчилль и громко произнес прощальные слова в стремительно темнеющее пространство веранды:

– До следующей встречи, ребята. Вы не останавливайтесь, думайте дальше.

Слово «дальше» отразилось уже от стен его собственной спальни с окнами на Кенсингтон-парк. Черчилль огляделся. Здесь тоже был вечер. Рукопись бывшего его советника по-прежнему лежала на кроватном столике. Она была открыта все на той же странице, где шла речь о судьбе Священного копья при императоре Константине и матери его Елене. Но стоило Черчиллю бросить взгляд на эти строчки, как новое видение, новый сон тихо, но уверенно стал захватывать его сознание.