6. Фильтры, политические группировки, племена

Перед выборами 2004 года Артур Миллер, сценарист и преданный либерал, изумлялся: «Как это опросы показывают равные шансы, когда я не знаю ни одного человека, собирающегося голосовать за Буша?»

Разумеется, с тех пор стены между политическими группировками выросли еще выше, звукоизоляция в камерах, где эхом отражаются наши собственные голоса, стала толще. Прежде даже, чем мы оказались в непроницаемых информационных пузырях френд-ленты Facebook и поисковика Google, мы жили в общинах, все более отдалявшихся друг от друга в вопросах политики, культуры и образа жизни. Добавьте к этому яростно партийные новостные СМИ вроде Fox News, Breitbart и Drudge, и вас уже не удивит наступивший «эффект Расёмон»: общая для противоборствующих партий территория стремительно сужается, и сама идея консенсуса уходит в прошлое.

Опрос аналитического центра Pew в 2016 году показал, что 45 процентов республиканцев видят в политике демократов угрозу национальному благосостоянию, а 41 процент демократов точно так же относится к политике республиканцев. Враждебность не ограничивается сферой политических разногласий, она давно сделалась личной. Семьдесят процентов демократов, заполняя анкету, назвали республиканцев более ограниченными, чем американцы в целом; со своей стороны, 47 процентов республиканцев сочли демократов более аморальными, чем средний американец, а 46 процентов – более ленивыми. Такое взаимное недоверие раздувают в американцах российские тролли, которые пытаются подорвать американскую демократию, усугубляя с помощью фейковых новостей и фейковых аккаунтов в соцсетях общий разброд. Раздувает его и президент Трамп своими подстрекательскими твитами, рассчитанными на то, чтобы «своим» польстить, а «чужаков» вывести из себя. Поразительно и показательно – старинный девиз E pluribus unum («Из множества – единство») на памятных монетах президента Трампа заменен его личным лозунгом «Сделайте Америку снова великой».

Эти разделения наметились в США лишь пару десятилетий тому назад, судя по книге журналиста и писателя Билла Бишопа. В 1950-е, 1960-е и 1970-е годы, пишет Бишоп, общество, казалось, все более политически сплачивалось и намечалось «также экономическое сближение разных слоев», по мере того как благополучие Калифорнии стало распространяться по всему югу. Но около 1980 года произошло нечто неожиданное, пишет Бишоп: люди стали перестраивать свою жизнь «в соответствии со своими ценностями, вкусами и убеждениями». Отчасти это стало ответом на социальное и культурное неравенство, отдаленное последствие 1960-х годов: выпускники университетов отправлялись в большие города, в сельской местности наступил экономический застой.

«Мы утратили доверие к традиционным институтам, – рассуждает Бишоп, – а не слишком устойчивые связи на рабочем месте оказались недостаточны для утоления потребности чему-то принадлежать». Наступила реакция: люди обретали чувство принадлежности, подбирая социальный клуб, приход, прочие организации и даже соседство по принципу сходства взглядов. Интернет придал этой динамике скорость света, новостные сайты обслуживают конкретные идеологии, «доски объявлений» также распределяются по интересам, соцсети охотно сортируют людей по группам единомышленников. На рубеже тысячелетий, подытоживает Бишоп, водораздел проходил не столько по политическим убеждениям, сколько по вкусам и ценностям, но «когда партии стали отождествляться с образом жизни и этим образом жизни одно сообщество стало отличаться от другого, разделение на демократов и республиканцев охватило все сферы жизни». «Все сферы жизни», то есть не только отношение к бесплатному здравоохранению, избирательным правам или глобальному потеплению, но и выбор магазинов, еды, фильмов. Опрос центра Pew в 2017 году показал, что американцы расходятся даже во взглядах на университетское образование: 72 процента демократов и независимых, но склоняющихся к демократам избирателей ожидают от университетов позитивного эффекта для всей страны, в то время как большинство республиканцев и их сторонников (58 процентов) оценивают институты высшего образования негативно.

Количество избирателей «между партиями» – независимых или тех, кто отдавал предпочтение то одной, то другой, – неуклонно убывало, или, по крайней мере, убывало внимание к ним со стороны многих политиков. В книге «Вторая гражданская война» (The Second Civil War) ветеран политической журналистики Рональд Браунштейн рассказывает о том, как политические консультанты Джорджа Буша, проанализировав данные предвыборной кампании-2000, решили в 2004 году «играть на своем поле» и сосредоточить все усилия на том, чтобы обеспечить максимальную явку республиканцев – предвестие стратегии «играть на своих», которую столь решительно осуществляет Трамп. Один из советников Буша пояснил Браунштейну: «Нам не нужно 55 процентов голосов. Нам требуется президент, который по максимуму узаконит то, во что мы верим, располагая пятьюдесятью процентами плюс один голос от всех избирателей и в конгрессе». В 2016 году Хиллари Клинтон практически списала со счетов представителей белого рабочего класса (тех самых, чьими голосами располагал некогда ее муж Билл) и сосредоточилась на том, чтобы максимально мобилизовать свою «базу».

Идеологизация с каждым годом нарастала: опрос Pew 2014 года обнаружил, что за двадцать лет (с 1994 года) увеличилось число демократов, дающих «единообразные либеральные ответы» на политические вопросы (по таким проблемам, как иммиграция, окружающая среда, роль правительства), и число республиканцев, дающих столь же однозначные «консервативные ответы». Причем, подчеркивается в выводах центра, в обеих партиях члены с наиболее системными взглядами обладают «непропорциональным их численности влиянием на политический процесс»: именно они непременно являются на выборы, делают взносы, общаются со своими представителями в конгрессе. А дальше произошла перекройка избирательных участков, которая сыграла на руку республиканцам, поскольку они после успеха Обамы в 2008 году приложили скоординированные усилия к тому, чтобы получить контроль над местными властями в штатах, где менялись или уточнялись округа на выборах в конгресс. Новые, зачастую весьма странно нарезанные округа (тут еще и компьютерные программы постарались) обеспечили республиканцам существенное преимущество, дополнительные места в конгрессе и возможность сохранить уже имеющиеся. Обнаружившийся у новых избирательных округов «крен вправо», в свою очередь, побудил многих уже избранных конгрессменов из страха перед критикой однопартийцев отказаться от компромисса с демократами, когда они попали в Вашингтон.

Многие сверхлояльные члены партии превратились в подобие обезумевших фанатов, бьющихся за свою команду НБА или НФЛ: это часть их личности, их идентичности, родная команда ни в чем не может быть не права. Может быть, конкретное решение кому-то не придется по душе или конкретный кандидат ненавистен – так фанаты винят тренера за неудачный матч или возмущаются перекупленным новичком (толку никакого, а платят больше, чем своим!). Но разве что Страшный суд заставит их отказаться от лояльности своей команде и забыть искренние пожелания горя и злосчастья всем ее противникам.

Эти тенденции ясно проявляются в поляризации голосов на каждом заседании конгресса: к 2014 году, согласно отчету Pew, республиканцы и демократы на Капитолийском холме оказались «дальше друг от друга, чем в какой-либо прежний момент истории». Выяснилось также, что поляризация асимметрична: расхождение между партиями главным образом объясняется заметным сдвигом республиканцев вправо.

А источник этой асимметрии – взрывной рост правых СМИ. Еще в 1990-е Раш Лимбо доказал, что с помощью разнузданных инвектив и публичных эффектов – обоим приемам Дональд Трамп научился у него – можно завоевать общенациональную аудиторию, и на протяжении десятилетий его преданные болванчики дословно повторяли все, что слышали из уст гуру, даже явные нелепости. Однажды Лимбо провозгласил: «Четыре угла обмана – правительство, университеты, наука и СМИ». Он также утверждал, что «ученые носят белые лабораторные халаты, и это придает им официальный вид, но на самом деле они мошенники, скупленные леваками».

За тридцать лет с тех пор, как Федеральное агентство связи перестало применять Доктрину справедливости (которая требовала, чтобы телерадиостанции уделяли определенную долю эфирного времени актуальным проблемам и предоставляли слово противоборствующим сторонам), и за двадцать лет с тех пор, как Роберт Эйлс и Руперт Мердок основали Fox News, правые СМИ разрослись в сложную, далеко простирающуюся сеть, которая неустанно твердит слушателям свои основные доктрины (зловредность иммигрантов, недостоверность мейнстримных СМИ, изъяны центральной власти и т. д.). Breitbart News, которые Стив Бэннон называет «платформой альт-райтов», и Sinclair Broadcast Group, через местные новостные каналы охватывающая, по оценкам, до 38 процентов американских домохозяйств, заодно с бесчисленными интернет-сайтами существенно расширили вселенную правых СМИ. Синклер, вполне по-оруэлловски, даже принудил ведущих местных новостных программ зачитать письменное предостережение насчет «фальшивых новостей», выдержанное в духе риторики президента Трампа, направленной против настоящей журналистики.

Многие подобного рода источники даже не прилагают усилий для проверки информации, а вместо этого сплетают нечто, названное одним из ведущих ток-шоу «основанным на истине контентом», в предвзятый и пристрастный нарратив, который подкрепляет уже имеющиеся у аудитории убеждения или же раздувает ее наиболее мучительный страх.

Консервативный радиоведущий Чарли Сайкс сознается, что за последние годы консервативные СМИ образовали «пузырь альтернативной реальности», который «губит наш иммунитет к фейковым новостям и отдает власть самым худшим, самым оголтелым из крайне правых».

Проведенное в Гарварде в 2017 году исследование более чем 1,25 миллиона историй (появившихся в Интернете с 1 апреля 2015 до ноябрьских выборов) показало, что сторонники Трампа главным образом полагались на это «закрытое информационное сообщество», которое использует «соцсети как основной канал для распространения узкопартийных взглядов» и подкрепляет общее мировоззрение пользователей, в то же время настраивая их против мейнстримной журналистики, которая могла бы опровергнуть их мнения. В результате формируется среда, где президент может ссылаться на никогда не имевший места теракт в Швеции, а советник президента упоминать столь же вымышленную «резню в Боулинг-Грине».

По мере того как политическая деятельность и республиканцев, и демократов все более пропитывается духом «племени», кандидаты еще усерднее стараются закрепить за собой «своего» избирателя. Значительная часть республиканского электората теперь реагирует мгновенно, инстинктивно, как только затрагивается вопрос об огнестрельном оружии, Obamacare или глобальном потеплении. Наплевать на статистику, заключения экспертов, скрупулезные исследования университетских и государственных комиссий, наплевать порой и на собственные интересы – большинство упертых сторонников Трампа отбрасывают подобные аргументы как доводы не заслуживающих доверия либералов или вовсе интриги «глубинного государства». Для таких приверженцев лояльность партии и племени значит куда больше, чем факты, этика и приличия: посмотрите на республиканцев, поддержавших кандидатуру избиравшегося в Сенат Роя Мура, хотя того и обвиняли в развратном поведении по отношению к несовершеннолетним девочкам. И такие же поклонники Трампа обрушились на Джона Маккейна, подлинного героя войны, и дошли в своей злобе до утверждения, что Бог покарал его раком за сопротивление Трампу.

Журналист Эндрю Салливан писал: «Давние и сложные деления по идеологическому и географическому принципу на партии, классы, религии и расы мутировали во что-то более глубокое, более четко разграниченное, а потом и гораздо более опасное»: это уже не политическое разделение, но распад страны на «два племени, приблизительно равных по политической силе, которые сражаются не только ради блага своей стороны, но и желая спровоцировать другую сторону, сделать ее предметом осуждения и уничтожить».

Множество теорий выдвигалось для объяснения, почему люди поспешно принимают ту информацию, которая подкрепляет уже сложившееся у них мнение, отвергая ту, которая ставит это мнение под вопрос: первые впечатления наиболее цепкие; примитивный инстинкт побуждает нас отстаивать свою позицию; на вызов мы реагируем в первую очередь эмоционально, а не интеллектуально и не желаем тщательно исследовать факты.

Групповая динамика лишь обостряет эти тенденции, как показал писатель и правовед Касс Санстейн в книге «Дойдя до крайности» (Going to Extremes). В изолированные сообщества информация проникает ограниченно (и, как правило, только та, которая подкрепляет уже сложившееся мировоззрение), кроме того, включается желание одобрения, и если лидер такого сообщества «не поощряет разногласия и готов предложить однозначные выводы, скорее всего, группа как целое сдвинется в сторону этих выводов».

Стоит огородить группу психологическими стенами, продолжает Санстейн, и «информация и взгляды, исходящие из-за стены, дискредитируются, и тем самым ничто не препятствует процессу поляризации, в котором члены группы общаются только друг с другом». Группы единомышленников могут даже превратиться в рассадники экстремистских движений. «Террористами не рождаются, а становятся, – напоминает Санстейн, – террористические сети зачастую действуют именно таким образом: вот почему они способны подвигнуть обычных, в общем-то, людей на акты насилия».

В конце 2016 года Чарли Сайкс решил уйти из своего популярного радиошоу. Политика сделалась «бинарным и племенным миром», сказал он, где избиратели «снисходительно относятся к эксцентричному поведению, нечестности, грубости и жестокости, потому что другая сторона заведомо хуже». Самому Сайксу слушатели не пожелали простить критику Трампа и попытки опровергнуть безумные теории о заговорах с участием Хиллари Клинтон и Барака Обамы. Слушатели уже привыкли отвергать мейнстримные источники информации, да и очевидные факты тоже.

«В новой медиакультуре правых, – пишет Сайкс в книге 2017 года «Как правые сошли с ума», – негативная информация попросту не может распространяться, любые промахи и скандалы удается замолчать, проигнорировать или переиначить: создаются контрнарративы. Трамп доказал, что кандидат может оказаться неуязвимым для всех разоблачений, критики и проверки фактов, что обрушат на него мейнстримные СМИ».

Давно миновали времена докабельного телевидения, когда большинство слушали новости по одному из трех центральных каналов и вся страна смотрела одни и те же телешоу: «Все в семье» и «Шоу Мэри Тайлер Мун». Очередной фильм «Звездных войн» и Суперкубок оставались среди немногочисленных общенародных событий, собирающих аудиторию из самых разных демографических слоев.

Но сейчас медиасреда полностью фрагментировалась и предлагает новости для целевой и даже нишевой аудитории, от краснее красного до синее синего. Facebook, Twitter, YouTube и множество сайтов используют алгоритмы, позволяющие подгонять предлагаемую пользователю информацию под его вкусы с учетом тех данных, что эти сети и сайты ранее собрали о нас.

«Персонализированный Google, – поясняет в книге «Что прячет от нас Интернет» интернет-активист Эли Паризер, – на запрос «стволовые клетки» может выдавать диаметрально противоположные результаты в зависимости от того, кто вводит запрос: ученый, поддерживающий исследования стволовых клеток, или активист, выступающий против. Запрос «доказательство изменения климата» может принести разные результаты активисту-экологу и топ-менеджеру нефтяной компании. В ходе опросов выясняется, что подавляющее большинство людей считают поисковые механизмы беспристрастными. Но, может быть, дело в том, что они все больше потворствуют нашим вкусам. Монитор вашего компьютера быстро превращается в «зеркало-шпиона»: оно отражает ваши интересы, и при этом наблюдающие за вами алгоритмы фиксируют, на что именно вы кликаете».

Поскольку соцсети выдают нам информацию, подтверждающую наше мировоззрение – «бесконечная я-петля», в терминологии Паризера, – наши контентные ниши все время сужаются, и, соответственно, уменьшаются сады мысли, и растут ограды вокруг них. Вот главным образом почему либералы и консерваторы, демократы и республиканцы все реже приходят к соглашению относительно фактов, почему почти исчезло единое чувство реальности. Здесь можно увидеть и причину того, почему элиты Нью-Йорка и Вашингтона, в том числе сторонников Клинтон и значительную часть прессы, победа Трампа на выборах-2016 застала врасплох.

«Если мы передадим управление миром алгоритмам, – предупреждал Паризер в речи 2011 года, – если они станут за нас решать, что нам следует видеть, а что нет, надо настроить их так, чтобы они не подбирали нам информацию по вкусу, но показывали нам и неприятные, бросающие нам вызов, важные иные точки зрения».