4. Исчезновение истины

«Сюрреальный» и «хаос» – эти слова то и дело возникают в статьях журналистов, пытающихся описать повседневную жизнь Америки второго десятилетия нового тысячелетия, в эпоху, когда в среднем 19 детей погибают ежедневно в перестрелках, когда президент выясняет с северокорейским диктатором Ким Чен Ыном, кому «слабо» нажать на ядерную кнопку, а тем временем искусственный интеллект сочиняет стихи и прозу и все труднее отличить заголовки The Onion и CNN.

Слетевшее с катушек правление Трампа – своего рода кульминация искаженной реальности, но дезориентация нарастала с 1960-х, уже тогда возник разрыв между известными истинами и тем, что утверждали политики, между здравым смыслом и тем, «как мир устроен»; общество начало фрагментироваться, и официальный нарратив, продвигаемый правительством, истеблишментом, элитами, начал разваливаться, а новостные циклы – ускоряться. В 1961 году Филип Рот писал об американской реальности: «Она ошеломляет, она приводит в ярость, от нее становится дурно». От чтения газет, сокрушался он, «человеком овладевает изумление и оторопь: возможно ли это? Происходит ли на самом деле? А далее следуют дурнота и отчаяние. Подставы и скандалы, безумие и предательство, идиотизм, ложь, ханжество и весь этот шум…».

Словам Рота о том, что реальность превосходит воображение писателей, порождая таких персонажей, как Ричард Никсон и Рой Кон, – любой романист обзавидуется, спустя полвека с лишним вторят сатирики и создатели шпионских триллеров эпохи Трампа. А другое наблюдение Рота – писателям становится все труднее находить художественное выражение для сбивающего с толку мира – помогает понять, почему журналистика, особенно та, которую Том Вулф назвал «новой», уже в 1960-е годы успешно соперничает с прозой в передаче живой жизни и ее сути. Об этом свидетельствует антология Esquire с замечательным названием «Улыбка в пору апокалипсиса»: в нее вошли ставшие классическими публикации таких авторов, как Норман Мейлер, Майкл Герр и Гэй Тализ.

Политики всегда были склонны искажать реальность, но телевидение, а затем Интернет предоставили им новые платформы для кривды. Когда стратег республиканцев Ли Этуотер в 1980-е годы заявлял: «Реальность – это восприятие», он всего лишь откровенно формулировал то понимание человеческой природы, которое было не чуждо и Гомеру, обессмертившему Одиссея – хитроумного обманщика, опытного в притворстве и мошенничестве. Но хладнокровное использование этой формулы для продвижения республиканцев, в том числе при создании бессовестной политической антирекламы с Вилли Хортоном во время избирательной кампании-1988, заразило и мейнстримную американскую политику опасной разновидностью маккиавелизма, стремящегося к победе любой ценой и использующего в своих целях СМИ.

Спустя без малого три десятилетия Трамп назначит на роль Вилли Хортона иммигрантов и, переведя назад стрелки часов, сменит тонкие намеки на откровенную расистскую риторику Джорджа Уоллеса. В то же время он инстинктивно понимает, что новый, определяемый Интернетом ландшафт и распространяющееся среди широкого электората непонимание подлинных проблем позволяют с небывалой легкостью подыгрывать страхам и агрессии избирателей, представляя им вирусные, западающие в память нарративы подмененной реальности. Трамп также удвоил усилия по дискредитации журналистики, объявив ее «фейком», а репортеров – «врагами народа» (это ужасающее выражение некогда применяли Сталин и Ленин).

Дело не только в том, что Трамп лжет бесстыдно, почти автоматически, но и в том, что из сотен и сотен нагроможденных друг на друга неправд складываются фальшивые нарративы, подпитывающие общий страх. Так, Америка изображается страной, где царит преступность, в то время как уровень преступности достиг исторического минимума – более чем вдвое ниже пика, пройденного в 1991 году. Страну затопили волны опасных иммигрантов – на самом деле исследования показывают, что иммигранты совершают насильственные преступления реже, чем уроженцы США. Эти иммигранты – обуза, нужно фильтровать их намного тщательнее (на самом деле 31 из 78 американцев, награжденных в XXI веке Нобелевской премией, – иммигрант; иммигранты первого и второго поколений участвовали, по оценкам, в создании 60 процентов самых успешных высокотехнологичных компаний США стоимостью почти четыре триллиона долларов). Одним словом, Трамп изображает неслыханные бедствия: народ нуждается в спасителе.

Задолго до вторжения в политику Трамп научился применять ложь как инструмент бизнеса. Он заявлял, что построенный им небоскреб Трамп-Тауэр насчитывает 68 этажей, когда на самом деле их всего 58. Он также выдавал себя за пиарщиков Джона Бэррона или Джона Миллера, то есть создал куклу-петрушку, чьими устами восхвалял собственные достижения. Он лгал, раздувая свое значение, вел бизнес под фальшивым флагом и подыгрывал ожиданиям публики. Ничего личного, важна только сделка.

За спиной у него многолетний опыт застройщика и звезды реалити-шоу, опыт бесстыдной и безудержной саморекламы (отели Трампа, мужская мода от Трампа, минеральные воды Трампа, университет Трампа, стейки Трампа, водка Трампа, коллекция произведений искусства Трампа). Как большинство успешных рекламщиков – и успешных пропагандистов, – он убедился, что регулярное повторение легко запоминающихся примитивных лозунгов способствует проникновению его товара и его имени в умы потенциальных клиентов. За десятилетия до того, как он принялся раздавать после своих выступлений кепки «MAGA», Трамп сделался экспертом по части «псевдособытий», как историк Дэниел Бурстин назвал мероприятия, «запланированные, организованные или возбужденные» главным образом «с непосредственной целью прозвучать в СМИ или же вызвать подражание».

Написанная Бурстином в 1962 году книга «Имидж» (на нее откликнулись бесчисленные авторы от французских теоретиков Бодрийяра и Ги Дебора до социальных критиков Нила Постмана и Дугласа Рашкоффа) предсказала реалити-шоу за десятилетия до того, как в наши гостиные вторглись Кардашьяны, Осборны или какие-нибудь отчаянные домохозяйки. Более того: Бурстин предвидел и появление кого-то очень похожего на Дональда Трампа: знаменитости, известной, по описанию Бурстина, «своей известностью» (и даже ведущего шоу «Ученик знаменитости»).

Рассказ Бурстина о Барнуме, импресарио и руководителе цирка XIX века, основателе нью-йоркской кунсткамеры, которую он заполнил подделками вроде русалки (позднее выяснилось, что это чучело обезьяны с пришитым к нему рыбьим хвостом), покажется современному читателю пугающе узнаваемым: самопровозглашенный «князь идиотов», чье «великое открытие состояло не в том, как легко провести публику, но в том, с каким наслаждением публика позволяет себя провести», лишь бы ее при этом развлекали.

По мере того как идеалы вытесняются имиджем, пишет Бурстин, идея истины подменяется идеей «правдоподобия». Теперь уже мало кого интересует, является ли некое утверждение фактом, требуется одно: «Чтобы в него было удобно верить». И когда мерилом вместо истины сделалось правдоподобие, «социально вознаграждаемым искусством» стало искусство «придавать видимость истины»: неудивительно, что новыми владыками вселенной в начале 1960-х годов считались Безумцы с Мэдисон-авеню.

Бодрийяр продолжил эту аргументацию: в современной медиацентричной культуре люди научились предпочитать «гиперреальность», то есть симулякры и рукотворную реальность вроде Диснейленда, скучной повседневной «пустыне реального».

Писатели и режиссеры – Хорхе Луис Борхес, Уильям Гибсон, Станислав Лем, Филип Дик, Федерико Феллини – бились над теми же проблемами и создавали сюжеты, в которых границы между реальностью и вымыслом, действительностью и воображением, человеческим и постчеловеческим пересекаются, размываются и даже рушатся. В рассказе «Тлён, Укбар, Орбис Терциус» Борхес описывает тайное общество астрономов, инженеров, метафизиков, поэтов, химиков, моралистов, художников и геометров, которые изобрели планету Тлён: они разрабатывали географию этой планеты, ее архитектуру и философию. А потом элементы Тлёна стали проникать в реальный мир: то какое-нибудь изделие, то сохранившееся описание, а примерно в 1942 году процесс ускорился – рассказчик замечает, что учение Тлёна распространилось столь широко, что история, которую он учил в детстве, теперь стирается и заменяется «вымышленным прошлым».

Борхес проводит очевидную параллель между способностью вымысла, вроде Тлёна, проникать в сознание людей, и способностью смертоносных, замешанных на лжи идеологий заражать целые народы: и Тлён, и политическая идеология предлагают людям, истосковавшимся по смыслу, внутренне непротиворечивые нарративы.

«Почти сразу же реальность стала уступать в разных пунктах. Правда, она жаждала уступить. Десять лет тому назад достаточно было любого симметричного построения с видимостью порядка – диалектического материализма, антисемитизма, нацизма, – чтобы заворожить людей. Как же не поддаться обаянию Тлёна, подробной и очевидной картине упорядоченной планеты? Бесполезно возражать, что ведь реальность тоже упорядочена. Да, возможно, но упорядочена-то она согласно законам божественным – даю перевод: законам бесчеловечным, которые нам никогда не постигнуть. Тлён – даже если это лабиринт, зато лабиринт, придуманный людьми, лабиринт, созданный для того, чтобы в нем разбирались люди».

Те же темы мы встречаем в романах Томаса Пинчона – они кажутся еще более насущными в мире, перегруженном информацией. Охваченные своего рода духовным головокружением, персонажи Пинчона задают вопрос, уж не правы ли параноики – может быть, все точки непонятного нам узора соединяются злобным заговором, тайным умыслом. Или же правы нигилисты – этот шум не несет никакого сигнала, сплошь хаос и случайность. «Паранойя утешительна – фанатична, если угодно, – писал Пинчон, – пускай, однако есть ведь и антипаранойя, когда ничто ни с чем не связано – немногие из нас способны терпеть такое подолгу».

В документальном фильме 2016 года «Гипернормализация» британский режиссер Адам Кертис создал экспрессионистскую, подчиненную ритму монтажа медитацию о жизни в эпоху постправды. Название фильма (намекающее также и на зависимость от Бодрийяра) позаимствовано у антрополога Алексея Юрчака, обозначившего этим термином последние годы Советского Союза, когда люди вполне понимали абсурдность той пропаганды, что правительство десятилетиями скармливало народу, и вместе с тем не могли вообразить какой-либо альтернативы. В «Гипернормализации», вышедшей незадолго до президентских выборов-2016 на платформе BBC iPlayer, Кертис за кадром поясняет, что и на Западе люди перестали верить в те истории, которые политики много лет им рассказывают, и что Трамп понял: «на таком фоне легко играть с реальностью» и в процессе этой игры «еще более подрывать и ослаблять прежние формы власти».

Некоторые союзники Трампа из крайне правых также хотят переформатировать реальность на своих условиях. Обращаясь к образам фильма «Матрица», герой которого выбирает между красной таблеткой (символизирующей знания и суровые истины реальности) и синей таблеткой (сонные видения и отрицание реальности), представители альтернативных правых и некоторых групп, отстаивающих права мужчин, заговорили о «красной таблетке для нормальных», то есть о том, чтобы обратить основную часть населения в свою веру. Иными словами, они стремятся навязать миру свою вывернутую наизнанку альтернативную реальность, в которой белые подвергаются гонениям, основная угроза исходит от мультикультурализма и женщины угнетают мужчин.

Элис Марвик и Ребекка Льюис, авторы исследования, посвященного дезинформации в Сети, утверждают: «Как только группа получает красную таблетку по какой-то проблеме, она обычно проявляет готовность принять и другие экстремистские идеи. Интернет-культуры, державшиеся более-менее вне политики, начинают закипать расовым гневом. Некоторые сообщества любителей научной фантастики, фанфиков и компьютерных игр, приняв достаточно рутинный антифеминизм, начинают заигрывать уже и с идеями белого национализма. «Ироническое» использование нацистской символики и человеконенавистнических эпитетов превращается во вполне серьезный антисемитизм».

Одна из тактик альт-райтов, направленных на распространение своих идей в Интернете, заключается, по мнению Марвик и Льюис, в том, что сначала они смягчают самые экстремистские высказывания и предлагают широкой аудитории то, что та готова принять. Для некоторых групп молодых людей, пишут эти авторы, «дистанция между отказом от политкорректности до обвинения во всех бедах женщин, иммигрантов или мусульман на удивление коротка».

Многие мемы мизогинов и адептов белого превосходства в сочетании с изобилием фейковых новостей наподобие «Пиццагейта» появляются или впервые привлекают пользователей на сайтах вроде 4chan и Reddit, а оттуда, накопив достаточно энергии, проникают в Facebook и Twitter, где могут привлечь уже более широкую аудиторию мейнстрима. Рени Диреста, изучающая функционирование теорий заговора в Сети, называет Reddit испытательной площадкой для различных злоумышленников, включая иностранные правительства, в том числе российское, где мемы и фейки опробуются с целью понять, насколько они окажутся влиятельны.

Весной 2016 года Диреста предупреждала, что алгоритмы социальных сетей, сообщающих читателям популярные и находящиеся в тренде, а не точные или важные новости, способствуют продвижению теории заговора. Подобного рода маргинальный контент может повлиять также на отношение широкой аудитории к таким предметам публичного обсуждения, как прививки, муниципальное зонирование и фторирование воды. Отчасти эта проблема проистекает из «асимметрии страстей» в социальных сетях: большинство не станет часами писать посты в защиту очевидного, рассуждает Диреста, в то время как «страстные правдоискатели и экстремисты производят огромное количество контента в стремлении «пробудить спящих».

Поисковые системы, добавляет она, способствуют тому, что одна теория заговора соединяется с другой до такой степени, что «мы давно миновали эпоху информационных пузырей и живем в отгороженных друг от друга сообществах, каждое с собственной реальностью и особым набором фактов». И теперь, завершает свою мысль Диреста, «интернет уже не просто отражает реальность: он ее формирует».